Суд отказал бывшим заложникам... » (о компенсации морального вреда)

Широкий общественный резонанс получило известие о том, что «Тверской суд Москвы отказал в удовлетворении исков трех пострадавших в результате теракта на Дубровке к столичному правительству» («Известия». 2003, 23 января). Разделяя скорбь по невинно убиенным, соболезнуя и состра­дая их родным и близким, мы не должны, однако, утратить бесстрастия и объективности гражданско-правового мышле­ния и попытаться выяснить, насколько правомерно поступил суд.

Как известно, «отказные» иски имели своим предметом компенсацию морального вреда, причиненного гибелью залож­ников их родным и близким (они в данном случае и высту­пили истцами), а также — морального вреда, понесенного са­мими бывшими заложниками при их нахождении в плену у террористов. Основанием для предъявления обоих типов ис­ков стала норма п. 1 ст. 17 Федерального закона от 25 июля 1998 г. № 130-ФЗ «О борьбе с терроризмом», где поста­новлено, что «возмещение вреда, причиненного в результа­те террористической акции, производится за счет средств бюджета субъекта РФ, на территории которого соверше­на эта террористическая акция, с последующим взысканием сумм этого возмещения с причинителя вреда в порядке, уста­новленном гражданско-процессуальным законодательством». Захват, как известно, произошел в Москве; вот почему «коз­лом отпущения» попытались сделать именно город Москву — субъект федерации. Если же подобные иски захотят вчинить иностранные граждане, то им придется иметь дело с Россий­ской Федерацией в целом: согласно п. 3 той же статьи «воз­мещение вреда, причиненного иностранным гражданам в ре зультате террористической акции, совершенной на террито­рии РФ, производится за счет средств федерального бюдже­та с последующим взысканием сумм этого возмещения с при­чинителя вреда».

Прежде всего, обращает на себя внимание, что подобные нормы идут вразрез с общим принципом гражданского пра­ва, согласно которому ответственность за последствия проти­воправных действий несет лицо, совершившее эти действия — лицо, причинившее вред (п. 1 ст. 1064 ГК). Однако, абз. 2 п. 1 указанной статьи Кодекса допускает возможность возложе­ния обязанности по возмещению вреда на лицо, не являюще­еся его причинителем; такое возложение может быть сдела­но законом или договором. Таким образом, рассматриваемые нормы ст. 17 Закона о борьбе с терроризмом соответству­ют нормам ГК и, стало быть, подлежат применению [21] (см. абз. 2 п. 2 ст. З ГК).

О чем говорится в анализируемых нормах Закона? О воз­мещении вреда. Возмещением называются действия, направ­ленные на замену утраченного (израсходованного, недостаю­щего, потерянного) имущества и выражающиеся в передаче (предоставлении) потерпевшему имущества того же рода, ка­чества и стоимости (натуральное возмещение), либо в упла­те денежной суммы в размере, соответствующем стоимости утраченного имущества (денежное возмещение) (см. ст. 393, 1082 ГК). Предметом возмещения являются убытки — вред (ущерб), который может быть выражен в деньгах (ст. 15, 393, 1064). Предметом возмещения может быть только имуще­ственный вред.

Иски же были предъявлены отнюдь не о возмещении иму­щественного, а о компенсации морального вреда. О различии возмещения и компенсации говорится, в частности, в абз. 3 п. 1 ст. 1064 ГК. Компенсацией называются действия, име­ющие целью уравновесить имущественную, либо неимуще­ственную потерю (утрату, умаление) посредством уплаты по­терпевшему денег в такой сумме или передачи (предоставле­ния) ему какого-либо иного имущества такого рода, качества и стоимости, которые позволят потерпевшему пренебречь поне­сенной, потерей[22]. Предметом компенсации может быть вред (ущерб), но не убытки; причем, компенсации подлежит не только имущественный, но и неимущественный вред.

Сравнивая возмещение с компенсацией нельзя не заметить принципиального различия их функций. Возмещение возвра­щает потерпевшего в первоначальное положение, а компенса­ция — отвлекает его от переживаний, связанных с утратой. Положительные эмоций и имущественная выгода компенса­ции не устраняют, а лишь уравновешивают отрицательные эмоции и имущественную невыгоду потери. Очевидно, таким образом, что анализируемые нормы Закона о борьбе с терро­ризмом просто не распространяются на предъявленные иски: они говорят только о возмещении имущественного вреда, но нс. о компенсации морального. Моральный вред, причиненный террористическими актами, компенсируется по общим прави­лам — лицами, причинившими его, т. е. террористами.

К сожаленью, смерть большинства из террористов, за­держание и далеко не'блестящее имущественное положение оставшихся в живых, наконец, практическая невозможность исполнения судебных актов о взыскании с них, делает предъ­явление исков к террористам занятием бесполезным. Не ис­ключено, что именно благодаря этому обстоятельству и воз­никло стремление потерпевших и их адвоката прочитать ст. 17 Закона о борьбе с терроризмом расширительно, представив дело так, будто бы она распространяется не только на иму­щественный, но и моральный вред. Увы, к сожаленью для по­страдавших, это не так; моральный вред, который стал след­ствием именно террористического акта, безусловно, потер­певшим никто не компенсирует. Это надо принять и с этим надо смириться.

Но на ситуацию следовало бы взглянуть и с несколько иной точки зрения. А всякий ли моральный вред был при­чинен именно самим террористическим актом! Открывая наши рассуждения по настоящему вопросу мы подчеркнули, что часть исков предъявлена родственниками и близкими по­гибших заложников. Весь вопрос в том, от чего они погиб­ли: убили ли их террористы, или их смерть стала следстви­ем «газовой атаки», примененной при штурме? В последнем случае налицо все основания возложить ответственность за гибель заложников, — причем, как в части морального, так и имущественного вреда, — на Российскую Федерацию в лице федеральных органов исполнительной власти [23]. Ведь именно ее должностные лица отдали распоряжение об использовании газа; они должны были знать (не могли не знать) о возможных последствиях его применения, в частности — о том, что вдыха­ние этого газа может повлечь отравление и даже смерть; отдав распоряжение, несмотря на эти знания, должностные лица, тем самым, сознательно допускали возможность наступления вредоносных последствий не только для правонарушителей (террористов), но и для ни в чем не виноватых законопослуш­ных граждан (т. е. имело место виновное, и, более того, умыш­ленное, причинение вреда). Налицо основания для примене­ния в части возмещения имущественного вреда — ст. 1069, в части компенсации морального — ст. 151 и 1099 ГК[24].

Итак, физические и нравственные страдания, причинен­ные отравлением и (или) смертью заложников, последовав­шими в результате применения федеральными войсками при штурме отравляющего вещества (газа), а в более широком плане — в результате вообще всей проведенной контр террори­стической операции, — несомненно, должны быть компенси­рованы Российской Федерацией из средств федерального бюд­жета.

В качестве возражения можно услышать, что мировая практика подобных операций почти не обходится без жертв; что операция по освобождению «заложников «Норд-Оста» в сравнении с многими другими подобными мероприятиями во­обще может быть названа относительно успешной; что, нако­нец, применение газа явилось результатом крайней необходи мости (ст. 10Q7 ГК). Все это так. Но! Борьба с терроризмом должна сводиться к борьбе с террористами и их организаци­ями, но никак не с невинными законопослушными граждана­ми. Понятно, что у всякого общественно-полезного мероприя­тия (тем более — такого опасного и сложного, как контртерро­ристическая операция) имеются вредные издержки, на кото­рые приходится идти, чтобы мероприятие принесло успех. Но)то не значит, что данные издержки должны оставаться без компенсации. Статья 1067 ГК устанавливает, что вред, хотя бы и причиненный в состоянии крайней необходимости, все-таки, по общему правилу, подлежит возмещению[25]; на фоне ст. 1099 и 1100 ГК мы полагали бы возможным прибегнуть к се аналогическому распространению и на случаи компенсации морального вреда.