Неизвестно кому принадлежащее»

(к вопросу о праве на человеческий труп)

Гражданское право — право не только индивидуалистов, по и циников. Так обычно кажется неискушенным читателям, когда они слышат из уст цивилиста что-нибудь насчет того, что животные для гражданского права — это не более, как разновидность вещей. «Я когда говорил, „что угодно", про Дружка-то и не думал, — объясняет Мишка, герой рассказа II. Носова «Дружок», —я говорил про вещи. Л Дружок ведь не вещь, он живой». С каким возмущением, порою, восприни­маются вкладчиками объяснения юристов о том, что внесен­ные ими в банк деньги перестают быть их деньгами: «Верните наши деньги!» —вот неизменный лозунг обманутых вкладчи­ков. Поэтому мы легко можем себе вообразить, какая буря негодования может стать следствием постановки нижеследу­ющего вопроса: кто является собственником такой специ­фической вещи (но, все-таки, вещи — никуда уж от этого не деться), как человеческое тело (труп) и его останки!

Предвосхитим упрек, который наверняка будет задан борцами против цинизма: обсуждение данного вопроса ли­шено какой бы то ни было практической пользы. Даже ес­ли бы это было так, данное обстоятельство не отменяет его научного интереса. Кроме того, в действительности этот во­прос имеет довольно ощутимое жизненное значение. На ка­ком, к примеру, основании, и кто может требовать выдачи тела покойника из анатомического театра больницы? кто и почему именно он вправе решить вопрос о способе и месте погребения покойника, совершаемых для этого обрядах и церемониях, памятнике на могиле? вопрос о кремации тела? о распоряжении телом в целом и его отдельными частями (органами), например, передать тело для научных иссле­дований, а органы — для использования в качестве транс­плантатов? Наконец, вопрос об абсолютном праве (в нашем случае — праве собственности) неразрывно связан с вопро­сом о бремени собственности: кто обязан к содержанию и погребению тела покойника? — делу нелегкому, не особенно вдохновляющему, требующему известного профессионализ­ма (по крайней мере — в области санитарии и экологии), а по нынешним временам — еще и довольно затратному?

К числу вещей не могут быть отнесены тела живых лю­дей, как целиком, так и по частям, включая искусственно созданные (пломбы, протезы и т. п.). Связано это с тем, что те­ла живых людей являют собой материальную (телесную) обо­лочку субстанции, способной к социально значимым действи­ям и в силу этого третируемой гражданским правом как свой субъект. Тело, телесная неприкосновенность, жизнь и здоро­вье рассматриваются гражданским правом как условия суще­ствования и социальной активности субъекта гражданского права. Однако, человеческие трупы (в том числе прах кре­мированных тел, заключенный в урны), части, отделенные от человеческого тела (пуповина, плацента, волосы, ногти, зубы, кожа, аппендикс, иные внутренние органы, кровь, лим­фа и т. п.), а также выделения из тела человека, надлежащим образом обособленные, являются материальными предметами, имеющими социальную ценность как положительного, так и отрицательного содержания[32], т.е. вещами, принадлежность которых вполне может и должна быть оформлена вещными правами, в том числе правом собственности.

Действующее законодательство прямо не разрешает во­проса о субъекте права собственности на человеческие тела и их останки; поэтому ответ на него придется получать исходя исключительно из косвенных данных о лицах, имеющих юри­дически защищенную возможность фактического господства над этими объектами. Сферы проявления такого господства мы перечислили выше; здесь выясним, кому они принадле­жат.

Кто вправе решить вопрос о способе и месте погребения покойника (в том числе вопрос о кремации тела), совершае­мых для этого обрядах и церемониях, памятнике на могиле? Согласно п. 3 ст. 5 Федерального закона от 12 января 1996 г. № 8-ФЗ «О погребении и похоронном деле»[33] в случае отсут­ствия волеизъявления умершего по указанным вопросам пра­но на разрешение перечисленных действий имеют «...супруг, близкие родственники (дети, родители, усыновленные, усы­новители, родные братья и родные сестры[34], внуки[35], дедуш­ка, бабушка[36]), иные родственники, либо законный представи­тель умершего, а при отсутствии таковых — иные лица, взяв­шие на себя обязанность осуществить погребение умершего». Судя по заключительной фразе о том, что право родствен­ников и законных представителей устраняется правом иных лиц, согласных возложить на себя бремя собственности тела (останков) только в случае отсутствия родственников и за­конных представителей, можно предположить, что по тому же принципу сформулирован и весь, содержащийся в норме, перечень — по принципу очередности (как в наследственном нраве).

Право определения судьбы человеческого тела после смерти (останков) принадлежит, в первую очередь, бывшему супругу ныне покойного гражданина; при отсутствии (без­вестном отсутствии или недееспособности) бывшего супру­га, во вторую очередь — его родным (не усыновленным!) де­тям, при отсутствии (безвестном отсутствии или недееспо­собности) детей, т. е. в третью очередь — биологическим родителям (не усыновителям!) покойного и т.д. Всего, та­ким образом получается десять очередей. В принципе, та­кое толкование логично. При иной интерпретации облада­телями права общей собственности на тело (останки) сле­довало; бы признать сразу всех перечисленных лиц, круг которых слишком широк, вследствие чего осуществление принадлежащего им права может оказаться затруднитель­ным[37]. Очевидно, что такое промедление не отвечало бы публичным интересам, в частности — эколого-санитарным соображениям и, видимо, было бы несовместимым с рели­гиозными обычаями. С другой стороны, столь мелкое дроб­ление на 10 очередей тоже может вызвать ряд неудобств в отношениях между живыми родственниками умершего. Так, например, совершенно очевидно, что при наличии жи­вых родителей или совершеннолетних детей покойного, пе­режившему супругу будет весьма проблематично осуществ­лять свое право одному, без учета их мнения. Нельзя ли каким-либо образом сократить число очередей, объединив перечисленных лиц в несколько групп? Пока запомним от­меченное обстоятельство и возникший в связи с ним вопрос и перейдем к рассмотрению следующей части нашей про­блемы.

Точно таким же образом (см. п. 1 и 3 ст. 5 Закона о похо­ронном деле) определяется и круг лиц, имеющих право (в от­сутствии волеизъявления умершего) решать вопросы об ана томическом вскрытии тела и изъятии из него органов и тка­ней. Затем, именно перечисленные лица являются субъектами 'apanmuu, предусмотренных ст. 8-10 Закона, в том числе — субъектами права требования выдачи тела из анатомическо­го театра не более, чем через двое суток после установления причины смерти и субъектами прав, связанных с оказанием услуг по погребению — несением возложенного законом бреме­ни собственности. Исключение составляют правоотношения по поводу тел (останков) лиц, погибших в результате приве­дения в исполнение исключительной меры наказания и в ходе пресечения террористических акций. Тела таких лиц не вы­даются никому из перечисленных выше субъектов, меры к их захоронению принимают компетентные государственные ор­ганы, а о месте их захоронения не сообщается (ст. 14 и 14.1 Закона о похоронном деле).

Несколько иначе решен вопрос о порядке дачи согла-. сия на изъятие из тела умершего органов и тканей Законом РФ от 22 декабря 1992 г. № 4180-1 «О трансплантации орга­нов и (или) тканей человека»[38]. Именно: ст. 8 данного зако­на устанавливает презумпцию согласия на изъятие органов и (или) тканей у трупа; данная презумпция может быть опровергнута только заявлением учреждению здравоохра­нения о том, что при жизни данное лицо, либо его близ­кие родственники или законный представитель заявили о своем несогласии на изъятие его органов и (или) тканей по­сле смерти для трансплантации. Ясно, что такое заявление должно быть сделано не позднее, чем состоится изъятие. Видно, что в этой норме круг лиц, имеющих право согласия на изъятие органов и тканей, определен несколько уже, чем в Законе о погребении: в нем отсутствуют «иные (не отно­сящиеся к числу близких) родственники[39]», а также «иные лица, взявшие на себя обязанность погребения». Затем, нор­ма сформулирована таким образом, что дает основание от­нести слова «при жизни» не только к лицу, о теле которого идет речь, но и к его близким родственникам и законному представителю — получается, что и эти последние должны заявить о своем несогласии на изъятие органов и тканей из тела родственника (представляемого) еще при его жизни, а после смерти такое заявление уже не имеет никакого значе­ния. Думается, что в данном случае буквальное толкование не соответствует смыслу нормы, ибо в таком случае было бы логично допустить изъятие органов и тканей у всякого вообще трупа. Наконец, в конце нормы имеется уточнение: речь идет об органов и (или) тканей для трансплантации; но тогда возникает вопрос — а как быть с изъятием органов и тканей для других целей (например, с изъятием мозга для его научного изучения)?

Указанные неясности, а также — более позднее время принятия Закона о погребении, заставляют полагать, что вопрос о круге лиц, имеющих право давать согласие на изъ­ятие органов и тканей у трупа, должен решаться на основа­нии норм Закона о погребении, а не Закона о транспланта­ции. Последний может применяться лишь в части, не про­тиворечащей первому. Так, безусловно не подлежат приме­нению правила о презумпции согласия на изъятие органов и тканей, о круге лиц, имеющих право давать такое согласие, времени, в течение которого может быть выражено несо­гласие, и целях, ради которых будет производиться предпо­лагаемое изъятие. Подлежат же применению такие нормы Закона о трансплантации, которые дополняют Закон о по­гребении, например, правила ст. 10, устанавливающие необ­ходимость разрешения главного врача на изъятие органов и тканей, а в некоторых случаях — и судмедэксперта.

Затем, Основами законодательства Российской Феде­рации об охране здоровья граждан от 22 июля 1993 го­да № 5487-I[40] несколько иначе определен круг лиц, имею щих право решать вопрос об анатомическом вскрытии тела умершего, и порядок решения этого вопроса. Именно: ч. 1 и 3 ст. 48 Основ установлена презумпция анатомического вскрытия, которая.может быть опровергнута мотивирован­ным письменным заявлением членов семьи, близких род­ственников или законного представителя умершего, ли­бо волеизъявлением самого умершего, высказанным (в том числе и устно —?) при его жизни, но и такое опровержение допустимо не всегда, а (1) только при отсутствии подозре­ния на насильственную смерть, и (2) если иное не преду­смотрено законодательством РФ (вроде бы, пока иных обя­зательных случаев анатомического вскрытия пока не преду­смотрено). Для нашего вопроса особенный интерес пред­ставляет использование ранее еще не встречавшегося нам понятия о членах семьи; судя по всему, им должны охваты­ваться переживший супруг, а также ближайшие родствен­ники (первой степени) — родители и дети. Опять мы не встречаем здесь «иных родственников» и «иных лиц»; в этой части, несомненно должны применяться нормы За­кона о погребении как нормы более позднего акта. Зато ч. 4 и 5 ст. 48 Основ за указанными выше лицами при­знается (1) право требования выдачи им заключения ме­дицинской экспертизы о причине смерти и диагнозе забо­левания; (2) право приглашения для участия в анатомиче­ском вскрытии специалиста соответствующего профиля и (3) право требования проведения независимой медицинской экспертизы по вопросу о причине смерти — права, не извест­ные Закону о погребении.

Вопрос о том, кто вправе давать согласие на использова­ние тела в качестве объекта научных исследований (экспе­риментов), законодательством не разрешен. Однако, по ана­логии с рассмотренными выше нормами, а также — правила­ми ст. 43 Основ законодательства об охране здоровья граж­дан (об условиях применения не разрешенных препаратов, ме­тодик лечения и диагностики, а также условиях проведения биомедицинских экспериментов) можно заключить, что пере­дача тела (его частей) умершего для научных исследований допускается либо в соответствии с положительно выражен ным письменным прижизненным волеизъявлением гражда нина, либо с письменного согласия членов его семьи, близкие родственников или законного представителя.

Других способов фактического господства над челове ческим телом (останками) действующему законодательству неизвестно, однако, не исключено появление таковых в бу дущем[41]. Вопрос о содержании отношений фактического гос подства над урной с человеческим прахом, законодательством не регламентируется, из чего можно заключить, что никаких ограничений в этом направлении им не устанавливается: пе реживший супруг, к примеру, может ее и захоронить, подобие телу, а можно и держать ее у себя дома. Наконец, не состав ляет предмета законодательной регламентации деятельность связанная с обретением, использованием и передачей так на зываемых святых мощей; судя по всему, единственным есте ственным пределом ее свободы является их религиозное (бого служебное) назначение. Видно, что отношения фактическое господства включают как отношения, связанные с определе-нием как фактической, так и юридической судьбы человечен ского тела и его составляющих; первые отношения обознача­ются как отношения фактического владения, вторые обнима­ются понятием распоряжения. Вопрос о пользовании челове­ческим трупом в законодательстве не обсуждается, причиной чего является сложившаяся обычная практика в этой обла сти[42]. Законодательство не только определяет круг субъек­тов, которым принадлежат данные возможности, но и юри­дически защищает (гарантирует) таковые от посягательств любых иных лиц, возлагая на таковых бремя, связанное с ис­полнением публичной обязанности по захоронению тела с со­блюдением санитарно-экологических норм, т. е. признает пра­во (при необходимости — общей) собственности на человече­ское тело в порядке очередности, за, (во-первых), членами его семьи — пережившим супругом и ближайшими кровными родственниками (родителями и детьми), либо (во-вторых) — за усыновителями и усыновленными, либо (в-третьих) — за иными близкими кровными родственниками (родными бра­тьями и родные сестрами, внуками и внучками, дедушками и бабушками), либо (в-четвертых) за законным представителем или, наконец, (в-пятых) за иными, установленными законом, лицами.