 |
А когда нет никаких мыслей, за чем нам наблюдать?
|
|
|
|
Вопросы о медитации
Возможно, это не только моя проблема, подозреваю, что это так, а проблема всех визуально ориентированных людей. По крайней мере для меня она крайне актуальна. При описании процесса медитации приводятся некоторые метафоры, как есть метафора с волнами, которые успокаиваются, и так далее, и так далее. Для меня очень сложно в процессе непосредственно созерцания не визуализировать предмет этой метафоры. Возможно, это такой характер мышления, потому что у меня совершенно автоматически возникает вот именно образ океана с волнами или снега, падающего в воду, и так далее, и так далее, зависит от инструкции. Есть ли какой-то традиционный или, может быть, не совсем традиционный совет на эту тему?
Мы можем принять это всё на путь, сделать это всё частью медитации и рассматривать возникновение волн в нашей визуализации или падающие на поверхность озера снежинки как, опять же, когнитивный акт, в котором мы усматриваем его относительную природу, а именно возникновение образов, их восприятие и отсутствие чего-либо иного, чем это.
А когда нет никаких мыслей, за чем нам наблюдать?
Ум наш никогда не останавливается, наши друзья снаружи производят какие-то ремонтно-строительные работы, глаза наши всегда что-то да видят, мы всегда что-то слышим, всё время имеем какие-то тактильные ощущения: контакт с одеждой или с сиденьем и так далее. Думаем ли мы в данный момент какую-то конкретную мысль или нет, природа нашего ума в каждый момент одинакова, идентична. И очень важно в этом контексте распознать непрерывность этого континуума, потока ментальной деятельности.
А вот в перерывах между занятиями намного сложнее же удерживать все эти три аспекта – внимание, памятование и бдительность. Есть ли как-нибудь способ?
|
|
|
Основным фокусом, основной точкой приложения этих практик, этих факторов являются наши действия тела и речи. В тексте «Бодхисаттва-чарья-аватара», написанном Шантидевой, две главы посвящены фактически высоконравственному, или этически безупречному, поведению. Первая глава именуется, как я это перевожу, «Заботливое отношение», или «Внимательное отношение». Перевод названия этой главы этимологически можно объяснить так, что: «Я забочусь, ибо мне не безразлично, каковы последствия моих действий, как они отражаются на мне самом и на других живых существах, поэтому я внимательно отношусь к действиям своих тела, речи и ума. И поэтому я буду воздерживаться от негативных моделей поведения».
Затем следующая за ней глава разбирает, излагает как раз эти факторы памятования и бдительности. И затем, избрав такое этически безупречное и высоконравственное поведение, признав его должным, необходимым, мы затем учимся ему следовать в быту, удерживая его с помощью как раз вот этого фактора памятования. Памятование означает, что мы воздерживаемся от всяких безнравственных, или этически недостойных, поступков, то есть мы действуем нравственно. И затем эта бдительность – ментальный фактор, который следит за тем, выполняем ли мы всё должным образом или же мы сошли с пути и делаем что-то недолжное. При этом рекомендация Шантидевы, известная и неоднократно повторяющаяся в тексте, состоит в том, что, если мы заметим, что что-то у нас не так с мотивацией, что-то не так с этикой, мы должны оставаться недвижимы, как полено или как бревно, не делая ничего. Итак, мы развиваем эти два фактора: бдительность и памятование в работе с нашими телом и речью, в работе с нашей этикой, безупречно нравственным поведением. Добившись успехов, развив их в должной мере, нам потом будет легче и мы сможем применить их в отношении и к нашему уму.
|
|
|
Итак, если вы сталкиваетесь со сложностями в поддержании бдительности и памятования в период между сессиями медитации, то есть в быту, в повседневной жизни, – применительно к вашему уму, то есть ум у вас ускользает от бдительности и памятования, – то хотя бы попытайтесь применять их в полной мере, развивая их по отношению к вашим телу и речи, что легче. Если же мы способны в какой-то мере применять их по отношению к нашему уму, в нашей ментальной деятельности, мы неспособны, может быть, применять их в полной мере в таких сложных, продвинутых вопросах, как наблюдение постоянное за природой своего ума, то давайте хотя бы попробуем применять их в полной мере по отношению к этике наших мыслей, то есть не допускать недостойных мыслей, безнравственных мыслей и так далее.
Атиша очень метко записал эту мысль, выразил эту мысль в своей «Гирлянде драгоценностей бодхисаттвы», сказав:
В присутствии других да смогу я постоянно проверять свою речь. Оставаясь один, да буду я постоянно проверять свой ум.
Если вот в самом сознании присутствует какая-то последовательность рассуждений, мыслей, она достаточно легко отлавливается и исчезает сама собой, но если просто какой-то звук или изображение, что-то видимое глазами или какой-то звук, который не порождает цепочку рассуждений, то как бы я не оказывал никакой активности сознания… И что делать?
Итак, действительно, это отлично, например, в видео (визуальном) или аудиовосприятии, нежели в ментальном восприятии, или в ментальном когнитивном акте, одна из разновидностей которого – это думание мысли. Думая мысль, у нас есть череда каких-то моментов её, мы можем следовать за ней или не следовать, мы можем пресекать её насильственно или мы можем просто начать исследовать природу этой мысли, и она погаснет как бы, исчезнет сама собой.
Итак, в случае с видением или слышанием нет такой явной череды моментов, как в думании мысли, в концептуальном мыслетворчестве. Однако здесь мы исследуем то, как объект возникает и как он воспринимается. Череда, тем не менее, восприятия будет длиться какое-то время до тех пор, пока мы слышим этот звук или смотрим на этот объект, и прекратится в какой-то момент, когда наше внимание переключится. Итак, не уделяя особое внимание самому воспринимаемому объекту, то есть свету, форме или сущности какого-то звука, природе какого-то звука, мы воспринимаем, мы изучаем, уделяем внимание тому, как он возникает, как он присутствует в поле нашего внимания, в поле нашего восприятия, и как он нами воспринимается, или познаётся.
|
|
|
На это я не видел прямых указаний в текстах, но мне кажется, что именно на это они указывают или это можно из них вывести, что здесь можно провести такое двухчленное деление, как в медитации на пустотности. Итак, это деление, может быть, известное вам, на собственно медитативную погружённость, на медитативную абсорбцию, когда мы вовлечены целиком в медитацию и пребываем на объекте единонаправленно, и тем, что именуется пост медитативным состоянием. Это то, что правильнее называть «последующее обретение»: это то, что мы обретаем, то, что мы выносим из медитации, но это присутствует и вне, и в медитации, естественно. Но это та часть из медитации, которую мы выносим и имеем в постмедитативный период.
Мне кажется этот термин несколько ошибочным, неверным переводом – «постмедитативное состояние»/«обретение», – поскольку это также медитация в терминах объяснения гелугпа. Мы говорим, что мы здесь медитируем на абсолютной истине и полностью вовлечены в неё в этот период, а когда мы выходим из этой медитации, мы медитируем на истине относительной, функционируя в быту. Это нельзя назвать «немедитацией» или «постмедитацией», поскольку это тоже медитация, только на ином. Итак, так или иначе, деление на два этих аспекта, или на две этих составляющих, части: первая – это абсорбция, собственно медитативное погружение, когда мы полностью сфокусированы на объекте, и затем то понимание, которое мы извлекаем из этой медитации и выносим в свой повседневный опыт, который уже не является вот этой медитационной сессией. Итак, мы не говорим о периоде времени, говоря о первом и о втором. Мы говорим о состоянии ума: в каком состоянии наш ум, вот это – одно его состояние, а это – его другое состояние. Это определённое состояние ума, реализация, постижение, и когда оно доводится до совершенства, это то, что называется «еше» или «джняна».
|
|
|
Итак, это разделение делается не только в отношении медитации на пустотности, на абсолютной истине. В медитации, в медитативном погружении в этом случае, в случае с абсолютной истиной, или пустотностью, мы медитируем на отсутствии какого бы то ни было истинного самобытия, это наш единственный объект фокусировки. И то понимание, которое мы извлекаем из этого в последующем времени, то есть последующее понимание есть то, что, тем не менее, хоть не существует такой вещи, как истинное самобытие, тем не менее, все феномены проявляются и функционируют. Аналогичным образом, если мы фокусируемся на относительной природе ума, здесь мы концентрируемся на относительной природе ума, а не на абсолютной, не на пустотности. То есть на возникновении образа данного, возникновении когнитивных объектов в восприятии и познавании их. И последующим постижением, или последующим пониманием, которое мы выносим, выходя из медитационной сессии, функционируя в миру, есть понимание, что контент наших мыслей, содержание наших мыслей, когнитивные объекты, тем не менее, возникают, являются и воспринимаются.
Итак, в полном погружении в сессии медитации мы фокусируемся на относительной природе нашего ума, на возникновении и познавании объектов когнитивных и на том, что это, всё что есть, что нет «я» и ума какого-то, отдельного от этого. А в пост период, то есть после этого, в последующем достижении, в последующем обретении мы медитируем, мы фокусируемся на явлениях.
То есть вещи являются, объекты являются невзирая на, то что они пусты. Субъект воспринимающий пуст от истинного самобытия. И невзирая на то, что всё это лишь ментальная активность, лишь возникновение и восприятие, нет никакого «я» и ума, отличного от этого, тем не менее, все они проявляются, возникают, воспринимаются.
Именно поэтому Панчен-лама говорит, что с точки зрения других традиций, вы сначала понимаете, что функционирует ум таким образом, что объекты возникают, воспринимаются, нет ничего, кроме этого, – ни «я», ни ума, отличного от этого. Затем в пост-период, последующий период, следующий за этим постижением, вы наблюдаете за объектами, за тем, как они появляются, тем не менее, подумать, что вы просветлённые, вы достигли просветления. Но это ещё не вся работа, которую необходимо проделать: это лишь постижение относительной, условной природы ума, и вы ещё не затрагивали медитацию на его абсолютной, или глубинной природе, на его пустотности.
|
|
|
Итак, мы можем фокусироваться на различных видимостях, возникающих в нашем уме: мы прогуливаемся, видим одно, слышим другое, мы можем фокусироваться на этом в быту. Но Лама Цонкапа ясно указывает на то, что простое понимание того, что всё, что мы воспринимаем, – это лишь видимости нашего ума, – само по себе не освободит вас от омрачённых эмоций, от клеш, это недостаточно для этого. Таким же образом ум ваш создаёт и видимость истинного самобытия, а понять, что созданное вашим умом видимость истинного самобытия – это всего лишь видимость истинного самобытия, ни к чему вас не приведёт, это не решит проблемы.
|
|
|
