Доц. С.И.Голенков
В этом размышлении меня лично интересует один вопрос - как движется мысль самого М. Мамардашвили. Под этим углом зрения я и хотел бы посмотреть данное размышление. Сейчас надо остановиться и суммировать то, что мы уже узнали об акте мышления, как его понимает М. К.. А вывод можно сделать такой: мышление, согласно М. К., есть некий " аппарат", " механизм" прорыва, " выскакивания куда-то". Куда? Туда, " где есть все". Что представляет собою это " все"? " Все, что бывает в философском мышлении". А что в нем бывает? " Истина". Но своеобразная: " Когда подумаю, не могу не знать, что это именно так" (с. 80). Получается следующая цепочка шагов: когда подумаю - акт когито - прорыв в другое измерение, в измерение когито. Совершается этот прорыв в точках интенсивности. Роль этих точек интенсивности состоит в том, что, попадая в них актом мысли, я меняю режим своей жизни. Это точки перевода меня из режима природного существования в режим сознательной жизни. Эмпирически наличие измерения сознательной жизни, считает философ, фиксируется простым вопросом: " Вот у нас в голове какая-то мысль. Откуда она? " М. К. говорит, что это та же самая проблема, которая обсуждается Платоном в учении о припоминании и Декартом в учении о врожденных идеях. Но он не обсуждает здесь вопрос, откуда появляется в нас мысль. Он лишь хочет сказать, что если у нас появляется мысль, то прежде чем она появилась в нас, она должна была уже где-то существовать. Ведь нельзя правильным признать ответ, что мысль появилась " из ничего". Из ничего ничего не может возникнуть. Значит, мысль до нашей головы существует где-то, и это связано как раз с проблемой актуального наличия всего в мысли.
Раскрывая существо этой проблемы, М. К. на основании картезианского тезиса о строении нашего мышления формулирует тот принцип " локального совершенства акта мышления" или " постулат конечности", о котором уже была речь. И на основании этого постулата вводит философский принцип, который гласит, что " в содержании наших действительно выполненных актов познания или мышления есть и работает закон независимости следования во времени" (с. 86). Попробуем понять суть этого закона. На странице 87 философ называет этот закон по-другому " закон молчания и говорения": " Когда акт речи отменяет саму речь, это и есть мышление или философствование". В этой фразе заложено несколько пластов смысла, наложенных один на другой. Первый пласт: если мышление вне времени, а речь - это процесс временной, то мышление независимо от речи, оно совершается в " молчании". Но весь парадокс состоит в том, что явиться мышление может только в речи. В цепочке " я помыслил - я сказал - вы поняли" средний элемент несущественен для бытия мысли. Ибо если вы поняли, то вы уже понимали до того, как я сказал. " Вы понимаете это, - говорит М. К., - потому что уже понимаете. В этом смысле моя речь тавтологична. Я как бы не должен был говорить" (с. 87). Другой аспект смысла этой фразы: мысль держится словом, но не находится в слове, поэтому М. К. говорит, что мысль находится между словами, " в зазоре". Следующий пласт смысла раскрывается в утверждении: чтобы отменить речь, должен состояться акт речи. Отсюда следует - чтобы мыслить, надо говорить. Слова как опоры, по которым " движется" мысль. Но в этом движении она не остается одной и той же для нас, она меняется. Точнее, в словах мысль является нам разными своими гранями. Но именно поэтому М. К. и настаивает на тавтологичности истины, ведь сама для себя мысль всегда остается тождественной.
Еще один смысловой пласт закона независимости акта мышления от следования во времени связан с вопросом: почему надо отменить речь? И почему речь, а не язык? А потому, что речь, как я уже отметил, находится во времени, а мысль вне времени. Мысль находится в сфере когито (т. е. в вечности), " там, где есть все". А отменить речь надо потому, что " язык в смысле говорения (речь) имеет свои законы" (с. 88). Есть законы мысли, и есть законы речи. В процессе говорения мысли эти законы накладываются друг на друга, а в результате мысль довольно часто начинает двигаться по размерностям и ритмам слова. Мысль свободна, это ее природа, что часто подчеркивает вслед за Декартом и Мамардашвили, а потому для ее полета должно быть свободное пространство, которое и создается молчанием. В своей статье " Мысль в культуре" М. К. так пишет об этом пространстве " молчания": " Оно есть как бы пустота, оставленная онтологическим устройством и мира, и мысли для того, чтобы заполниться живым актом, живым напряжением, волевым состоянием (чистой мыслью)" (Указ соч. //Философские науки. 1989. N11. С. 76). Вновь вернемся к сфере когито, " где, есть все". Что это за сфера? М. К. выделяет уровень объектного языка и уровень метаязыка. К уровню метаязыка относятся условия, которые позволяют в мысли присутствовать содержанию, " соответствующему структуре предмета". Сфера когито, таким образом, есть сфера, в которой одновременно находятся оба эти уровня. Собственно чистой мысли соответствует лишь метауровень, то есть уровень условий содержания, которые есть не что иное, как активность сознания. Для того, чтобы легче было понять, что имеет в виду М. К. под условиями содержания или активностью сознания, привлечем его " Кантианские вариации", в которых он определяет понятие формы: " Давайте известную нам оппозицию, парную категорию форма-содержание выразим так: разбив слово " содержать" или " содержание" дефисом, чтобы почувствовать, что такое в действительности форма. Форма - это то, что с о - д е р ж и т. Так же, как хорошо скованный обруч содержит. Форма есть некоторое со-пряжение или напряжение такое, что оно может держать. То, что держится, - то и будет со-держанием" (с. 149-150. Выделено автором - С. Г. ). Сопоставив это рассуждение философа с рассуждениями Четвертого размышления, мы как раз и поймем, что условия содержания - это и есть то, что держит предметную структуру в мысли. Собственно сам акт держания (а это, как мы помним, всегда " живой акт, живое напряжение, волевое состояние" ) и есть чистая мысль. Но как нам явлены сами эти условия содержания (метауровень языка)?
На этот вопрос М. К. отвечает, раскрывая суть картезианского учения о " естественном свете ума", или интуиции разума, о котором уже шла речь. Они задают содержание актуальной бесконечности, другими словами - " поле тавтологий " или " поле эквиваленций" (см. С. 93). Теперь уже можно яснее представить себе понимание Мамардашвили основных моментов нашей сознательной жизни. Прежде всего, им утверждается существование сферы когито (поле естественного света), в которой существуют условия содержания, то есть условия возникновения мыслей в нас. Далее, мы может произвести на свет мысль не всегда, а только в определенных точках интенсивности. Попадая в эту точку, мы как бы выскакиваем в сферу когито, где точно и безошибочно мыслим. Наша способность мыслить есть, в таком случае, некий аппарат или " окно", через которое в нас врывается естественный свет. " Продукты естественного света, - говорит М. К., - должны быть даны нам (в сознании) фактически одновременно и через свои феномены, а не просто через явления. Поскольку феномен - это все то, о чем я могу говорить лишь постфактум, задним числом" (с. 96). Это разделение феноменов и явлений в сознании представляется очень интересным, феномены сознания - это то, что присуще самому сознанию по его природе, а явления - это предметные представления. О первых можно говорить постфактум, то есть после свершения в сознании предметного представления, хотя именно они дают возможность явлению явиться. Постфактум, вероятно, еще и потому, что феномены сознания " оказываются" в нем, открываются в нем благодаря испытанию чего-то собственнолично (см. С. 97). Феномен, как справедливо утверждает М. К., реализацией бесконечного в конечном может быть как раз потому, что в нем открывается собственноличный опыт, множественность его, ставшая полнотой и целостностью. В этом случае образование культуры и есть феномен как воплощение всеобщего, множества в конечном.
Спасибо!
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2025 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|