Концептсфера – основа национального бытия
Профессор С.В. Кортунов пишет: «История православия как великой мировой религии навсегда отпечаталась в русской душе в качестве уникальных цивилизационных кодов, и по сей день определяющих уникальность российской культуры»[198]. Сегодня лингвистика в состоянии пояснить, что душа народа – это менталитет и национальный характер, а цивилизационные коды – ключевые концепты в их системной организации (концептосфера). Концептосфера – информационная база (А.А. Залевская) народного сознания, доступ к которой должен иметь систему фильтров, потому что не всякая информация полезна человеку. Концептосфера формируется веками и тысячелетиями. Главным источником ее содержания является религия. Религиозные предписания освящены божественной санкцией и потому наиболее авторитетны. Концептосферу можно уподобить инструкции по эксплуатации мира, основанной на нашем мировоззрении (смысле жизни, представлениях об Идеале, должном, приемлемом и запретном и т.п.). Русский менталитет во многом сформирован творениями святых отцов. И.В. Киреевский писал: «Учения св. отцов Православной Церкви перешли в Россию, можно сказать, вместе с первым благовестом христианского колокола. Под их руководством сложился и воспитался коренной русский ум, лежащий в основе русского быта»[199]. Что это означает для наших современников, которые святых отцов не читают, а религиозные предписания сводят к широко понимаемой нравственности? Очевидно то, что происходит перекодировка веками транслируемой концептуальной информации. И если традиционная этическая система была ближе к Истине, в чем не приходится сомневаться, то у нас появляются проблемы там, где мы даже не подозреваем.
? Прав. Иоанн Кронштадтский говорит об обличителях человека: «Это врачи, в нравственном смысле, которые острым словом обрезывают гнилости сердечные и, чрезпробуждение нашего самолюбия, производят в душе, омертвевшей грехом, сознание греха и жизненную реакцию» (Иоанн Кронштадтский, прав. Моя жизнь во Христе. – М., 2008.С. 368. Найдите архаичные элементы языка и подумайте над той ролью слова, о которой говорит о. Иоанн. Какое внутрипадежное значение у словоформы грехом и как вы его понимаете? Можно ли метафоры типа слово лечит, слово убивает и т.п. понимать буквально? В.В. Колесов отмечает: «Не мы живем в языке, как думают многие, а язык живет в нас. Он хранит в нас нечто, что можно было бы назвать интеллектуально-духовными генами, которые переходят из поколения в поколение»[200]. Слово кодирует фрагмент личностной концептуальной зоны. Она представляет собой неповторимую комбинацию смыслов, оценок и ассоциаций, предопределяющих поведение человека. В таком случае слово описывается как концепт. Концептосфера тонко связана с физиологическими особенностями, типом нервной системы человека. При единстве понятийного содержания слова концепт люди переживают по-разному. С.Г. Кара-Мурза вспоминает: «В молодости меня поразил такой случай. Студентами мы были на практике в Орске, жили в заводском общежитии. В первый вечер пошли мы с ребятами в город чего-нибудь купить поесть. В магазине увидели большие банки тушенки с лошадиной головой на этикетке. Тушенка из конины (в Орске довольно много казахов и башкир). Купили, поели с картошкой, понравилось. Заходят в комнату наши милые девочки: «Ребята, нет ли чего-нибудь поесть? Мы не успели». Как же, вот – картошка с тушенкой. Они поели, очень довольны. Один из нас возьми и брякни: «А знаете, из чего тушенка?» – и показывает банку с этикеткой. И одну девочку тут же вырвало. Физиологическая реакция – на образ, на этикетку»[201].
Проводя аналогию с описанной ситуацией, можно сказать: русская этическая концептосфера вызывает «рвотную реакцию» на несправедливость в тех случаях, где западноевропеец ничего не чувствует. У разных осязательных анализаторов различные пороги чувствительности: кончик языка – 2 г/мм2, кончики пальцев – 3, подошва – 250. Слабый стимул, который фиксируют языковые рецепторы, совершенно недоступен подошве. Сильный стимул, который легко выдерживает подошва, для языка будет совершенно непереносим. Этическая реакция русских предопределяется концептом «совесть», содержащего обостренное чувство справедливости. Совесть – уникальный русский лингвокультурный концепт. Дело не в том, что у других народов ее нет. Она у них иная … В.В. Колесов пишет: «Русский философ Владимир Соловьев о совести говорит совсем не то, что говорит о ней, например, немец Кант. У них совершенно разная совесть, и они не могут понять друг друга во многих вопросах»[202]. Знакомый диалог «Да как же тебе не совестно?!» – «А что здесь такого?» в масштабах межгосударственных отношений имеет трагические последствия. Лингвистике здесь отводится немаловажная роль объяснить сторонам, что они разговаривают на разных языках – в прямом и переносном смыслах. Разная совесть, следовательно, всё разное, и прежде всего представления о добре и зле. Академик Ю.Д. Апресян уподобляет концепт «совесть» немецкому аналогу: «Похожий концепт есть в немецком языке (Gewissen), но не в английском или французском: сonscience означает нечто среднее между ‘ совестью’ и ‘ сознательностью ’»[203]. При онтологическом понимании языка различие между «совестью» и «Gewissen» намного значительнее, чем сходство. Рассмотрим фразу из автобиографии немецкого писателя О.М. Графа (1894-1967) «Мы заключенные» («Wir sind Gefangene»): «Das schlechte Gewissen schlug mir». Буквально это означает: «Плохая совесть ударила меня». Русский перевод значительно слабее – « Неспокойная совесть зашевелилась» (http://polyidioms.narod.ru/deutsch/13/). Немецкая совесть на поверхностном уровне сочетаемости слова Gewissen выглядит более чуткой, чем русская, т.к. для выражения концепта «Gewissen» используются более сильные метафоры. Но семантическая валентность слова и его концептуальные корни – онтологически совершенно разные вещи. Глубинная семантика определяет функционирование слова, концепт – социальное поведение человека.
Одно дело – концептуальная жизнь души и другое – концептуальные метафоры сознания. Концепт как душевный комплекс выражается не только в словах, но и в поступках, а несовпадения внешнего и внутреннего, слова и дела не настолько редки, чтобы нам о них забывать. Немцы – как народ, а не только отдельные патологические личности! – оказались абсолютно глухи к запретам их Gewissen, устроив в ХХ в. две мировые бойни. Лозунг победившей в 1933 г. гитлеровской НСДАП (Национал-социалистическая рабочая партия Германии) поражает своей откровенностью: «Вы лучше, потому что вы немцы. Они недочеловеки, потому что не немцы»[204]. Ю.С. Степанов отмечает: «В отличие от понятий в собственном смысле термина…, концепты не только мыслятся, они переживаются. Они – предмет эмоций, симпатий и антипатий, а иногда и столкновений. Концепт – основная ячейка культуры в ментальном мире человека»[205]. Концепт отличается от понятия своей значимостью для языковой личности. У русских есть концепты «Россия» и «семья», а концептов «ковер» и «муравей» нет. Имя концепта (концептор) запускает программу эмоционально-оценочного реагирования, мыслительных и, при необходимости, физических действий. Для психолингвистов концепт – это способ восприятия мира и ориентировки в нем. М.А. Холодная понимает концепт как «познавательную психическую структуру, особенности организации которой обеспечивают возможность отражения действительности в единстве разнокачественных объектов»[206]. В процессе когнитивной деятельности человек подводит под один знак (имя концепта) разные предметы и ситуации. Душа испытывает различные состояния (болит, поет и т.п.), которые с лингвистической точки зрения означают, что ситуация актуализировала в человеке соответствующие ей концепты. Итак, концепт, скорее, само душевное явление, чем его символическое обозначение. В психолингвистическом смысле позволительно сказать, что думает и переживает человек посредством концептов. Слово Россия – просто топоним, а концепт «Россия» – национально и личностно окрашенный сплав смыслов, чувств, ассоциаций, волевых проявлений.
Наличие концепта проверяется самой жизнью, реакцией на конкретные ситуации. Различие понятия и концепта хорошо демонстрирует случай, описанный А. Убогим: «Не забуду стычки с немцами в аэропорту Хургады. Ночь, духота, давка перед окошком паспортного контроля – египетские чиновники работают вяло, как сонные мухи, – и молодые, мордастые немцы, раздраженные тем, что кто-то из русских, пользуясь отсутствием строгой очереди, протиснулся вперед них, что-то залопотали. Стоявшие рядом расслышали: «Шайзе!» – то бишь «Дерьмо!». И толпа напряглась: что-то будет? Вдруг кто-то из наших – спокойный толстяк с уголовным, скорей всего, прошлым (татуировка синела на жирном плече), – обернулся к возмущенным немцам, поднял над толпой указательный палец, слегка им погрозил и негромко сказал всего одно слово: «Сталинград!». Невероятно, но немцы как будто исчезли! Нет, они продолжали стоять рядом с нами в толпе, продолжали пыхтеть и потеть – но они втянули головы в плечи, и по их растерявшимся лицам прокатилась волна совершенно особенного, генного страха: того, что живет в родовой бессознательной памяти целых народов…»[207]. Один и тот же звуковой комплекс может в разных коммуникативных ситуациях актуализировать понятийную и концептуальную структуру слова. В Париже есть площадь, бульвар и станция метро «Сталинград», но немецкие туристы, видя эти надписи, не испытывают беспокойства. Когда говорят о необходимости культурной преемственности, речь собственно идет не столько об уважении к предкам и их культурной традиции, сколько о нашем собственном благополучии. Православие не провозглашается и не отменяется в правительственных кабинетах. Оно онтологично, а не директивно. Оно бытийствует в наших душах и напоминает о себе, даже если мы о нем не знаем. Православие представлено в концептосфере, сформированной евангельскими законами, вошедшими важнейшей составной частью в ключевые русские концепты. Если Конституция, государственные законы, уставные документы, должностные инструкции и т.п. им противоречат, русский человек испытывает психологический дискомфорт. Народ, легализовавший аборты и порнографию, отказавшийся от уважения к старшим и традиций воспитания в большой семье, деградирует и вымирает. Христианские народы Запада тоже вымирают, но не так стремительно и в более комфортных условиях. Американский профессор Дж. Сакс, «спасавший» экономики развивающихся стран в период перехода к рынку, признался: «Мы положили больного (т.е. Россию) на операционный стол, вскрыли ему грудную клетку, но у него оказалась другая анатомия»[208]. К вопросу об анатомии. Академик РАЕН И.А. Гундаров приводит поразившие медиков факты: в 1989-1993 гг. бактериальный фон в России был в норме, а заболеваемость дифтерией повысилась в 25 раз![209] (См. Приложение № 1). Причина – повышенная чувствительность к нравственному насилию и к собственной моральной деградации.
Русские оказались не готовы к той мере греха, которую сами же и породили посредством либеральной модели демократии. Ссылки на опыт стран с солидными парламентскими и демократическими традициями совершено не учитывают русские реалии. Менталитет Запада менее связан с Евангелием, следовательно, западный человек более устойчив к атмосфере греха. В своих «Записные книжках» С. Моэм очень точно подметил разницу между русским и англичанами: «Русский не только постоянно говорит, что он грешен, но, безусловно, чувствует это и страдает от угрызений совести»; «Они (русские – С.П.) более склонны к самоанализу и обладают более острым чувством греховности. Они на самом деле несут эту ношу и каются, и посыпают голову пеплом, стеная и вопия по самым ничтожным поводам, которые оставили бы спокойными наши менее чувствительные души». Сенсорные пороги людей одинаковы, а душевная чувствительность разная. Разница обусловлена содержанием национального менталитета и ключевых понятий культуры – религиозных, философских, этических. Конечно, тождества социально наследуемой через язык информации с информацией генетической нет, но аналогия, безусловно, прослеживается. Стихийно овладевая родным языком, мы входим в права тысячелетнего духовного наследства. В отличие от неподвластной нашему контролю генетической информации, им можно распорядиться по своему усмотрению. При этом необходимо осознавать, насколько болезненна такая трансформация. Ломка древнейших архетипов приводит к потере адаптационных возможностей социоэтнической системы. Трансформация славяно-русской православной концептосферы приводит к деградации и вымиранию. Данная тенденция неуклонно сохраняется весь послеоктябрьский период, а не только в постсоветские годы. В СССР не было заметных следствий греха, потому что был жесткий Уголовный кодекс и мощная оградительная политика партии, ориентированная на бескорыстие, взаимопомощь и другие традиционные русские ценности. Высокий уровень культуры и нравственности – результат не столько мудрого партийного руководства, сколько наследия славянских архетипов и инерционных следствий тысячелетнего православного периода развития России. Это до поры сковывало настоящие запросы советского человека. Общество удерживалось в рамках приличия ежовыми рукавицами Закона. Стоило устранить юридические строгости, моральный кодекс строителя коммунизма потерял актуальность. Скрытые за фасадом бодрых лозунгов и натужного коллективизма всеобщие разобщенность и душевная опустошенность были зримо явлены в 1991 г., когда изнуренной принудительной аскезой стране было подано «это сладкое слово» свобода. Приговоренные советскими идеологами-атеистами к смерти, люди усмотрели в свободе повод к удовлетворению всех своих желаний, вплоть до самых низменных. Сказалось (да и не могло не сказаться) семидесятилетнее засилье богоборческой власти. Если у человека отбирают бессмертие, он с логической необходимостью приходит к мировоззрению, выраженному в призыве времен французской революции «Обогащайтесь!». В русском варианте – это разудало-циничные присловья: «Гуляй, голытьба!», «Живем один раз!», «После нас хоть потоп!». Нравственность, основанная на атеизме, оказалась домом на песке: «И пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и налегли на дом тот; и он упал, и было падение его великое» (Мф. 7:27). Отвечая на вопрос журналиста, «реально ли было предвидеть эти ужасные последствия в самом начале либеральных реформ и предупредить депопуляцию», И.А. Гундаров сказал: «К сожалению, нет, потому что даже наука не предполагала, что существует народ, обладающий столь высокой духовной организацией и реагирующий так драматично на нравственное насилие»[210]. Думается, исходя из данных лингвистики, истории и этнопсихологии, вполне можно было прогнозировать трагические результаты коренной ломки ментальных основ. Новая этика оказалась органически неприемлема в силу ее несовместимости с русским национальным характером, заложенным в праславянскую эпоху и без малого целое тысячелетие формировавшимся в духовно-нравственных координатах Православия. Задания: 1. Перед вами переводы названия романа В. Шукшина. Какого романа и на какой язык: «Дойдох свобода да ви дам»; «Ich kam cuch die Freihcit zu bringen»; «Je vienne vous donner la liberte»; «Chtěl jsem vam dat svobodu». С чем связана неточность переводов? Опишите разницу между свободойи волей, рассматривая их как понятия и концепты. 2. Первая заповедь, данная человечеству еще в раю, – заповедь о посте. По святым отцам, с воздержания чрева начинается борьба человека со своими пороками. С точки зрения этики современные словосочетания постный суп с яйцом, постный торт, постная колбаса и т.п. – это фарисейство. Каким лингвистическим термином можно их объединить? 3. Покажите различное действие одной и той же языковой единицы на примерах коммуникации между людьми с разными концептуальными языками (ребенок – взрослый, мужчина – женщина, люди различных мировоззрений и социальных слоев). 4. «Брак является формой мученичества. <…> Брак – это образ, предваряющий опыт нового творения, в котором eros, очищенный целомудрием и освобожденный от похоти, превращается в самоотверженное участие и деятельную заботу о благополучии другого (то есть в сострадание). Таким же образом самопожертвование дает рождение подлинной общности, свободной от греха и природной необходимости. Брак становится аскезой (askesis), крестным путем в Царство Божье» (Гуроян В. Воплощенная любовь. Очерки православной этики. Изд. 2-е. – М., 2003. С. 151). Все ли слова данного текста вы сумеете объяснить? Как вы понимаете греческие слова?
§ 4. Роль церковно-славянского языка в формировании русского языкового менталитета С появлением «Пятикнижия» пророка Моисея (ок. 1500 лет до Р.Х.) через библейские переводы и саму церковную жизнь в человечестве началась трансляция универсального религиозно-этического смысла, нашедшего окончательную формулировку в двух новозаветных императивах: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя» (Лк. 10:27). Данный смысл рассредоточен по ключевым, аксиологически полярным культурным концептам (Бог, человек, вера, любовь, добро, справедливость – сатана, зло, ненависть, равнодушие) и воплощается в различного рода текстах – Священном Писании, святоотеческой, житийной, богослужебной литературе. Через взаимодействие концептов и текстов информация передается от поколения к поколению в более или менее устойчивой форме. Таким образом, духовная преемственность русского литературного языка восходит к древнееврейскому языку Ветхого Завета. Господь обещал пророку Иеремии: «Но вот завет, который Я заключу с домом Израилевым после тех дней, говорит Господь: вложу закон Мой во внутренность их и на сердцах их напишу его, и буду им Богом, а они будут Моим народом. И уже не будут учить друг друга, брат брата, и говорить: "познайте Господа", ибо все сами будут знать Меня, от малого до большого» (Иер. 31:33). Это пророчество исполнилось на 50-й день после Воскресения Христа: «И, по молитве их, поколебалось место, где они были собраны, и исполнились все Духа Святаго, и говорили слово Божие с дерзновением. У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее» (Деян. 4:31-32). С лингвистической точки зрения речь идет о единстве концептуального содержания языка всех христиан, на каком бы языке они ни говорили. Христианство стало восполнением Ветхого Закона древнего Израиля. После отпадения от Православия католического Рима, вставшего на путь приспособления религиозной жизни к земным условиям, только в православных конфессиолектах[211] различных языков сохраняется правильная интерпретация эйдетического мира и, следовательно, бόльшая возможность воплощения любви к Богу и людям. История русского народа и факты русского языка тому подтверждение. Ни один народ не реализовал евангельские идеалы в той мере, в какой это сделал русский народ-богоносец. Основы русской концептосферы заложил церковнославянский язык богослужебных переводов, Библии, святоотеческой и житийной литературы. В мировоззренческой и этической части словарь современного русского языка сформирован передачей основных концептов по линии последовательно переводимых языков Священного Писания: древнееврейский → древнегреческий → церковно-славянский → русский литературный язык. Бог обещал Аврааму: «И благословятся в семени твоем все народы земли за то, что ты послушался гласа Моего» (Быт. 22:18). Здесь выражена идея всемирного братства (но не равенства!) людей, ведущих свой род от одного предка – Адама. Так понимается это в Православии. Ни о каком национальном избранничестве речи нет. Национальным оно было в ветхозаветное время, когда границы Церкви совпадали с границами еврейского народа. Через древних евреев, хранивших истинную веру, готовилось просвещение всех язычников. Апостол Петр говорит своим соотечественникам-евреям: «Вы сыны пророков и завета, который завещевал Бог отцам вашим, говоря Аврааму: и в семени твоем благословятся все племена земные» (Деян. 3:25).
Духовная биография русского языка еврейский (разговорный язык евреев – арамейский) ¯ древнегреческий ¯ старославянский (литературный язык славян общеславянского периода) ¯ древнеболгарско-церковнославянский (древнерусский) ¯ старорусский (Московская Русь) ¯ современный русский литературный язык (родоначальник А.С. Пушкин) ¯ Современныйрусский литературный язык (кодификация в современных словарях) Старославянский («староцерковнославянский») – это «литературный язык конца праславянской эпохи»[212]. Старославянский язык на основе солунского диалекта «собирает» всех славян. Он существовал в нескольких изводах, которые захирели и исчезли. Сохранился лишь древнеболгарский извод. Это язык, очищенный от моравизмов, с изменившейся грамматикой и лексикой (по греческому образцу и из живой болгарской речи), официальный язык Церкви и болгарского царства, «мощное орудие прививки византийской культуры»[213]. Этот древнеболгарско-церковнославянский язык распался на старосербский, среднеболгарский и старорусский. Первые две ветви засохли: «Русский литературный язык в конечном счете является прямым преемником староцерковнославянского языка, созданного свв. славянскими первоучителями в качестве общего литературного языка для всех славянских племен эпохи конца праславянского единства»[214]. Старославянский язык – единственный в мире, специально созданный для нужд Церкви. Уникальность русской православной культуры в том, что для общения с Богом мы используем особый язык – церковнославянский (местный извод старославянского). В результате просветительской миссии святых равноапостольных Кирилла и Мефодия концептуальный дух старославянского языка преобразил звуковую плоть древнерусского. Протоиерей Георгий (Флоровский) пишет о начальном этапе языка славянского канона: «Это было становление и образование самого «славянского» языка, его внутренняя христианизация и воцерковление, преображение самой стихии славянской мысли и слова, славянского «логоса», самой души народа. «Славянский» язык сложился и окреп именно в христианской школе и под сильным влиянием греческого церковного языка, и это был не только словесный процесс, но именно сложение мысли»[215]. ? Как вы понимаете мысль о. Георгия? Покажите на примере перевода греч. αμαρτια славянским словом грех процесс «воцерковления славянской мысли и слова». Подсказка: подумайте над разницей между языческим и христианским понимаем греха. Русские до сих пор имеют уникальную возможность творить этическую концептосферу современного языка в связи с его древним состоянием, потому что наш литературный язык пронизан старославянизмами с невыхолощенным содержанием. Смыслы, присутствующие в словах святость, праведность, верный, совестливый, благочестие, грех и т.п. не дают русским остановиться на европейском понимании порядочности. Русская совесть требует святости как подлинной, а не демонстрируемой душевной чистоты. В глазах русского безукоризненно честный в денежных расчетах, но говорящий о людях гадости человек выглядит глубоко аморальным. Даже сквозь светский вариант русской этики просвечивают религиозные смыслы. ? «Напрасно я бегу к сионским высотам, / Грех алчный гонится за мною по пятам…»; «В бездействии ночном живей горят во мне / Змеи сердечной угрызенья; / Мечты кипят; в уме, подавленном тоской, / Теснится тяжких дум избыток; / Воспоминание безмолвно предо мной / Свой длинный развивает свиток; / И с отвращением читая жизнь мою, / Я трепещу и проклинаю, / И горько жалуюсь, и горько слезы лью, / Но строк печальных не смываю» («Воспоминание»). Какие концепты описывают выделенные поэтические перифразы? Дайте объяснение последней пушкинской строчке. Русский литературный язык ближе к церковнославянскому языку даже больше, чем связанные с последним прямым родством южнославянские языки (болгарский и сербохорватский). Это делает окончательное обмирщение русского языка крайне сложным. В Европе разница между бытовым и высоким стилем в значительной мере нивелирована. Европейские Библии написаны почти обыденным языком. Если русские по отношению к Ангелу говорят уста, ланиты, то немецкий, итальянский или английский автор употребит нейтральное слово [216]. Взаимоотношение церковнославянского и русского языков аналогично симфонии церковной и гражданской власти. Одухотворяясь посредством церковнославянского, русский литературный язык является спасительной культурной средой обитания для всех русскоговорящих. Бытовой, художественный, научный, деловой язык нельзя отрывать от языка молитвы. Последний, конечно, не должен и сливаться с ними. Перевод богослужебных текстов на русский литературный язык невозможен. Вместе со славянскими словами уходит торжественность и особое состояние сердечного умиления и молитвенности, навсегда закрепленных за церковнославянским языком, уже более тысячи лет употребляющимся в храмовой и домашней молитве без значительных изменений. Ср. начало знаменитого покаянного 50-го псалма царя Давида: «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое. Наипаче омый мя от беззакония моего, и от греха моего очисти мя. Яко беззаконие мое аз знаю и грех мой предо мною есть выну» – «Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих изгладь беззакония мои. Многократно омой меня от беззакония моего, и от греха моего очисти меня, ибо беззакония мои я сознаю, и грех мой всегда предо мною». В церковной жизни выделяют правила двух видов – неизменные догматы (теоретическая часть вероучения: догматы Боговоплощения, Воскресения Христова и т.п.) и исторически изменчивые каноны (практика благочестия: пост, обрядовые предписания и т.п.). Каноны раскрывают содержание догматов. Не признающий воскресения Христа, не постится и в пасхальную ночь остается дома, в то время как Устав предписывает четыредесятницу (40-дневный пост) и ночное пасхальное богослужение. Сакральный язык Священного Писания и богослужения – догмат.Светский литературный язык, раскрывающий его содержание, – канон. Церковные каноны меняются не потому, что они ветшают, а потому, что люди становятся неспособными их исполнять. Языковая норма изменчива, как и всё, что существует во времени. Важно только сохранять концептуальную связь с сакральным языком, содержанию которого изменения национального языка не должны противоречить. «Ересь» светского языка – отступление от евангельских норм, закрепленных в сакральном языке. Например, в старославянском языке у слов, связанных с понятием красоты (добръ, лепъ, благолепьнъ, доброличьнъ и красьнъ), не было антонимов, потому что люди не смели отрицательно оценивать творение Божие[217]. Приобретение словом уродъ значения физического недостатка (цркслав. юродъ ‘неразумный’) – обличение русского народа. ? Можно ли считать оскорблением злообразной жены слова Даниила Заточника: «Видех жену злообразну, приничюще к зерцалу и мажущися румянцем, и рех ей: “Не зри в зерцало, видевше бо нелепоту лица своего, зане болшую печаль приимеши”»? В языке откладывается мировоззрение различных эпох и социальных групп. Кумулятивная (накопительная) функция языка имеет и отрицательную сторону. Чураться (чур меня – вид заклинания, призвание на помощь духа умершего пращура), пусть земля ему будет пухом, разгуляй – всё это реликтовые представления, явно противоречащие православным ценностям. Они духовно безопасны, если не отражают мировоззрение и не мотивируют поведение. ? Проанализируйте слова и выражения с точки зрения происхождения и выявите их мировоззренческое содержание: удаль, дернуло меня, беситься,подноготная, в ногах правды нет, скоморох, кумир, врач, гадать на кофейной гуще, к бабушке не ходи. Сегодня, когда потеря интереса к церковнославянскому языку наблюдается даже в церковной среде, необходимо понять, чем же он дорог. Мы бы выделили два момента: 1) точный характер номинаций и 2) концептуальное содержание единиц, сохраняющееся в русском конфессиолекте посредством его контактов с церковнославянским языком. 1) В то время как современному языку навязывается лукавая эвфемистичность, скрывающая истинный смысл явления, нелицеприятная точность церковнославянского и древнерусского слова соответствует первозданной прямоте славянской души и евангельской бескомпромиссности. Христос сказал апостолу Петру (точнее, злому духу, говорившему устами Петра), пытавшемуся удержать Его от крестной муки: «Отойди от меня, сатана! ты Мне соблазн!» (Мф. 16:23). Когда человек думает о человеческом, а не о Божием, т.е. об ублажении плоти, а не о спасении души, он уподобляется сатане. Слово инославие вместо ереси представляет трагические заблуждения католиков и протестантов как равноспасительные, этнокультурно обусловленные разновидности христианства (См. Приложение № 2). Школьники в подавляющем большинстве не понимают строчки об анафематствовании Мазепы: «Гремит анафема в соборах» («Полтава»). И если бы речь шла только о школьниках! Просьбы родственников Л.Н. Толстого, поддержанные творческой интеллигенцией, снять с писателя церковное отлучение, показывают лишь глубокое непонимание сути Синодального постановления. Анафема воспринимается как символический ритуал, аналогичный строгому выговору с занесением в личное дело. На самом деле отлучение от Церкви означает для человека, если он не покается, вечную погибель. Снять анафему без личного участия отлученного невозможно. 2) Слово всегда воспринимается в контексте. Дискурс как социальный и прагматический контекст задает стратегию понимания текста и отдельных слов. Церковнославянские тексты и православный конфессиолект – хранители православного понимания. Они не дают современному дискурсу размывать традиционные понятия духовно-нравственной, политической, культурной сферы. Даже если определенные слова русского языка уже впитали «нерусское» (неправославное) содержание, конфессиолект заставляет иначе воспринимать названные явления. Например, слово духовность означает высокую степень человеческого совершенства, а не интеллектуальную деятельность или эстетическое переживание. Ренессанс – в духовном плане шаг назад, ибо эпоха Возрождения реанимировала языческие ценности. Идеалы гуманизма приемлемы только тогда, когда человек получает в них свое истинное достоинство. Человек – образ и подобие Божие, т.е. потенциальный бог, бог в перспективе, или, говоря святоотеческим языком, бог по благодати: «Человек – это тварь, которая получила повеление стать богом» (свт. Василий Великий). Господь говорит: «Я сказал: вы – боги, и сыны Всевышнего – все вы» (Пс. 81:6). В романе В. Белова «Кануны» есть эпизод, отражающий православную философию и антропологию. Павел Рогов думает об Игнахе Сопронове – своем враге, пришедшем его убить: «Человека убить… Да разве он человек? Убить… нет … это Бога убить…Уйти» (2-я часть, 19-я глава). Через посредство церковнославянских текстов и своего православного конфессиолекта национальный русский язык продолжает сохранять связь с небесными ценностями. Этой связью надо исключительно дорожить, потому что замены ей просто нет. Ценность культурных артефактов меняется вместе со вкусовыми предпочтениями эпохи. Религиозные догматы и основанное на них поведение, в отличие от эстетических канонов, остаются неизменными. Апостол Иоанн записал в своем пророческом видении: «И увидел я другого Ангела, летящего по средине неба, который имел вечное Евангелие, чтобы благовествовать живущим на земле и всякому племени и колену, и языку и народу» (Откр. 14:6). В языковом плане этим «вечным Евангелием» является православная концептосфера любого национального языка. Наша задача – сохранять и творчески преображать ее в русском языке. Задание: 1. Даниил Заточник пишет: «Девиця бо погубляеть красу свою бляднею, а мужь свое мужество татбою». Разделяете ли вы это мнение? Нельзя ли его скорректировать? Подсказка: слово истасканный – «стать изнуренным, лишиться свежести, сил от невоздержной, развратной жизни» (словарь Д.Н. Ушакова). 2. Можно ли в современной жизни полностью воспроизводить древнерусскую и евангельскую инвективно-обличительную практику? 3. Проанализируйте выполненное А. Вежбицкой толкование концепта «sin» – «грех»: sin (X committed a sin) [грех (X совершил грех)] X did something bad [X сделал что-то плохое] X knew that it was bad to do it [X знал, что плохо делать это] X knew that God wants people not to do things like this [X знал, что Бог не хочет, чтобы люди делали такие вещи, как эта] X did it because X wanted to do it [X сделал это, потому что он хотел сделать это] This is bad [Это плохо]. В этом описании есть нечто, что принципиально расходится с русским пониманием греха. Найдите отличие посредством клишированной сочетаемости слова грех. 4. Христос, искушаемый диаволом в пустыне, говорит ему: «…Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф. 4:4) – немецкий перевод: «…sondern von einem jeden Wort, das durch den Mund Gottes ausgeht (выходящим изо рта Бога)». Укажите элементы, профанирующие немецкий текст. 5. Британская пресса использует метафоры родственных отношений при описании ситуации стран Балтии (Эстонии, Латвии и Литвы), но не России и Грузии. Для них есть негативные метафоры clan (клан) и family (семья) с криминальными смыслами (Будаев Э.В. Постсоветская действительность в метафорах российской и британской прессы. – Н. Тагил, 2007. С. 111). Чем объясняется стиль британских журналистов?
Домашнее задание: 1. Выявите универсальную и специфичную зоны понятия «скромный» в современной русской, американской и иранской культурах: «Наиболее релевантные составляющие образа скромного юноши русской лингвокультуры представляют собой следующее: это молчаливый 19,4%, вежливый 17,6%, спокойный 16,7%, неуверенный 13,9%, стеснительный 10,1%, необщительный 9,3% юноша с высоким интеллектом 13,8% и тихим голосом 7,4%, одетый в неяркую 14% (преимущественно серую 7,4%), опрятную 13% одежду. «Скромница» — это: молчаливая 17,6%, умная 13%, дисциплинированная 13%, ненавязчивая 7,4%, милая 6,5%, симпатичная 6,5%, спокойная 6,5% «серая мышка» 5,5%, одетая не вызывающе 10,1%, неброско 8,3% (преимущественно нейтральный тон 11%) и умеренно, неярко накрашенная 9,2%. Образ скромного иранского юноши представляет собой следующее: это воспитанный (культурный) 6,6%, добрый 5,5%, без зазнайства 6,6% и демонстрации своего превосходства 6,6%, знающий 5,5%, способный 4,4% истыдливый 4,4% спортсмен 8,8%, которым являюсь я сам 13,2%. Типизированная иранская скромница обладает следующими характеристиками: терпеливая 9,9%, верующая (набожная) 6,6%, держащаяся с достоинством 6,6%, стеснительная 5,5%, очень вежливая 6,6%, подходящая для брака 22% особа. Американцами выводится следующий образ «скромника»: polite (вежливый) 4,7%, not boisterous (не шумный) 7%, without arrogance (без высокомерия) 7%, humble (скромный) 7%, conservative (консервативный) 7%, keeps his success in secret (сохраняет свой успех в тайне) 7 %, successful (успешный) 4,7%, with his shirt buttoned up (с застегнутым вором рубашки) 4,7%, conservatively dressed(консервативно одетый) 9,3%. Скромная американская девушка характеризуется следующим образом: shy (застенчивая) 11,6%, not flashy (не показная) 4,7%, repressed(подавленная, сдержанная) 4,7%, chaste (целомудренная) 7%, polite 9,3%, wearing a long skirt (одета в длинную юбку) 4,7%, or conservative dress (или в консервативное платье) 13,9%, keeps most of her body covered (сохраняет большую часть т
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|