В. В. Абраменкова Детская святость

Попытка постижения исторического и духовного смысла детской святости в русской культуре зас­тавляет выйти за рамки агиографии в сферу куль­туры в широком смысле слова. Отношение к ре­бенку и детству в историческом контексте претер­пело существенные изменения: это путь от ребенка-раба, которого можно было продать, к ребенку как цели патриархального брака; от ре­бенка — «маленького взрослого» к самостоятель­ной личности, ценной в себе. Духовный смысл дет­ской святости — в особом избранничестве. В житиях святых много имен детей и отроков, прославленных Церковью и почитаемых народом. Можно сказать, что русская православная тради­ция связана с особым чином святости, не при-

влекшим еще внимание исследователей — чином детской святости. Его составляют почитаемые, церковно канонизированные дети: младенцы до

7 лет и отроки до 15-18 лет. Среди них есть кня­зья, бояре, крестьяне, монахи, юродивые. Особое религиозное благоговение питалось в народе к

³ Савенков Ю. «Маленькие императоры» диктуют правила // Известия. 2001. 15 авг.

⁴ См.: Комсомольская правда. 2003. 22 июля.

дело! Отстань! Балбес ты этакий!» ни в одной стране мира так неразговарц-вают с детьми. Это сленг надзирателей по отношению к заключенным. Аме­риканское исследование, длившееся сорок лет, установило, что дети, у которых в детстве были нежные любящие родители, и в 40 лет были счаст­ливы в супружестве, внимательны к своей семье, преуспевали в бизнесе А люди, которым недоставало родительской любви, навсегда вынесли из дет­ства комплекс недолюбленных и недовольных собой⁵.

Педагоги утверждают: вырастая, люди воспроизводят модели поведения которые видели в собственном детстве. К людям они будут относиться так, как относились друг к другу их близкие. А к себе самим — так, как относились к ним взрослые. Проблема в том, что многие из нас сегодня относятся к своим детям как к атрибуту. К необходимой и потому незаметной части быта.

Прежняя система социализации детей — государственная, казенная, полная штампов — рухнула. Но взамен не возникло ничего. Единственный институт, выполняющий эту роль, — школа. Но у школы нет сил и средств на заполнение вакуума. Семья по большей части занята заботой о пропита­нии. К услугам тех, кто этим не обременен, масса способов спастись от труд­ностей общения с ребенком: компьютер и видеомагнитофон, игровые приставки и дискотеки, ролики и спортивные салоны⁶.

Нынешние дети знают, кажется, очень много. Они знают наизусть все бое­вики и триллеры. Они собирают бутылки по вокзалам и продают наркотики. Они изучают по три языка и ездят на каникулы в Швейцарию. Они спят в кол­лекторах теплотрассы и болеют сифилисом. Они только не знают родительской любви и заботы. Социологи установили, что ею обделены дети не только из бедных семей, но из вполне благополучных и состоятельных, если родители поглощены исключительно бизнесом и карьерой. Дети растут сами по себе.

У аборигенов Австралии, которые ничем подобным не заняты, воспита­ние строится иначе: физические наказания детей до девяти лет считаются

детям, погибшим насильственной, мученической смертью, — царевич Димитрий, отрок Гавриил Слуцкий, младенец Иоанн Углический, убитый работником отца, Василий Мангазейский, также погибший от рук мучителя и убийцы. Но почему, за какие заслуги перед Церковью и государством детские имена оказались в святцах? В различных слоях и сословиях дореволюцион­ного общества присутствовало уважительное отношение к детской жизни. Оно выражалось не только в религиозных представлениях о ребен­ке как воплощении ангельской чистоты, просто­ты и целомудрия, но и в признании автономно­сти детской субкультуры и пространства детс­ких игр, где бы ни жил ребенок — в дворянском особняке или в самой бедной крестьянской избе. Скажем, в русском доме самое высокое, «небес­ное» место — полати (дощатый настил над печ-

кой) — было предназначено детям, детские иг­рушки любовно мастерились, бережно сохраня­лись, передавались из поколения в поколение. Однако феномен детской святости и народного почитания часто расходился с реальными факта­ми истории детства. С одной стороны, «Дети — Божия благодать», с другой — пренебрежение к ребенку. Сама этимология русского слова «ребе­нок» восходит к слову «рабъ», а «отрокъ» — это «не имеющий права говорить». Особое отношение к ребенку в российской духовной традиции как «наследнику Царствия Бо­жия» парадоксально не соответствовало низкому статусу ребенка в российской семье и общему от­ношению к детству, которое характеризуется, с точки зрения человека нашего времени, завышен­ными требованиями, излишней суровостью воспи­тания и детским бесправием. Вплоть до XIX в. в

⁵ Молей В. Отцы и деньги // Украинский деловой еженедельник. 2002. № 46.

⁶ Батенева Т. День защиты детей. От кого? // Известия. 1999. 1 июня.

недопустимыми. Ударить ребенка (даже нечаянно) — значит совершить не­простительный поступок. Все знают, что мать должна быть первой защит­ницей своих детей так долго, как это только возможно. Она должна прихо­дить к ним на помощь в ссорах и драках со сверстниками, заступаться за них, если кто-то из взрослых, пусть даже самый близкий родственник, ругает их или пытается наказать, должна оберегать их от дурной молвы и т.п.

 

Особое уважение к детям существовало у архаических народов и существуют во многих современных странах

российском законодательстве отсутствовали ста­тьи, защищающие права и интересы детей. На представления о детской святости на Руси оказала влияние не только дохристианская, сла­вянская традиция,но и древневизантийская аги­ография. Ее особенность в том, что все святые дети в византийской традиции — это мученики за

веру, за Христа. Первыми мучениками по сути оказались четырнадцать тысяч вифлеемских младенцев, убитых по приказу царя Ирода. По­зднее детьми-мучениками стали и юные житель­ницы Древнего Рима — Вера, Надежда и Любовь,

особо почитаемые и сегодня святые девочки 12, 10 и 9 лет, принявшие мученический венец. Подобно тому как с детских портретов XVIII в. на нас смотрят маленькие старички и старушки в бо­гатых одеждах и с атрибутами княжеской власти, на страницах житийной литературы образы де­тей-святых также оказываются лишены соб­ственно детских черт. Великие дети несут хрис­тианский идеал подвижничества, кротости, без­винных страданий, образ уничиженного Христа. Ребенок, отличающийся редкой понятливостью и бойкостью ума, вдруг все это утрачивает, стано­вится «дурачком» подобно Иоанну Устюжскому, в 12 лет прославившемуся как «Христа ради юро­дивый». Этот возраст — момент особого избран­ничества, который отделяет жизнь обычного ре­бенка от жизни святого. Именно в 12 лет христи­анские мученицы Вера и Акилина приняли мученический венец, а русский отрок Артемий Веркольский — страшную смерть от удара мол­нии. Как пишет автор жития: «в 12 лет спустился на него тот венец святости, который другие под-

Р17

Общественное мнение оказывало сильное давление на мать, заставляя ее быть «доброй» со своими детьми. Ни одна женщина-аборигенка не отважи­валась ругать и наказывать детей так, как это делают европейские женщи­ны. Такое обращение с детьми здесь считалось бесчеловечным. Мать, кото­рая кричала на своего ребенка, шлепала его или давала ему подзатыльники подвергалась осуждению. Напротив, грубость детей по отношению к мате­ри часто никак не пресекались взрослыми. Мужчины-аборигены били сво­их жен, если те плохо следили за детьми или были к ним слишком строги. Аборигены считали, что маленьким детям вредно кричать и плакать подол­гу, что детям следует давать все, что бы они ни попросили, если только это не связано с нарушением табу и не опасно для самих детей.

Австралийские матери почти никогда не расставались со своими младен­цами. Повсюду носили их за собой и кормили грудью гораздо дольше, чем это принято в Европе. Не только родители и близкие родственники бывали обычно ласковы и внимательны к детям, но, как правило, и все взрослые члены коллектива. У матери маленького ребенка всегда было много добро­вольных помощников, готовых взять его на время, чтобы понянчить или поиграть с ним, понести его на руках при перекочевке группы. Если ребе­нок требовал какую-то вещь, которой нет у его родителей, но которая есть у кого-то другого на стоянке, мать могла обратиться к владельцу со словами: «Дай скорее, видишь: ребенок кричит», зная, что в такой просьбе никто не откажет. У аборигенов считалось почти невозможным отказать ребенку в чем-то, чего он действительно хочет.

Однако чрезмерно заботливое и внимательное отношение к детям уди­вительным образом сочеталось с крайне низким статусом, какой занимали дети в возрасте до 5—6 лет в некоторых австралийских племенах. Жизнь взрослых здесь ценилась значительно выше, чем жизнь детей. До 6—7 лет детьми полностью распоряжались родители и близкие родственники.

вижники приобретали целой длинной жизнью не­устанного труда».

Все совпадения,связанные с двенадцатилетним рубежом в жизни святых детей, вряд ли можно назвать случайными, однако сама природа этой мистической цифры остается загадкой. Число «12» выступает в соответствии с космогоничес­кой моделью мира — Вселенной, мировым дере­вом, годом — в мифопоэтических системах древ­нейших культур и в христианской традиции: 12 праздников в году, 12 Апостолов Христа и 12 тыс. праведников, помноженных на 12 колен Израиле-вых в Апокалипсисе Иоанна Богослова. В различных культурах до сего времени существу­ет обряд инициации. Этот особый экзамен на взрослость для подростков сопровождается фи­зическими и психологическими потрясениями: часто производятся болезненные операции по изменению внешности человека (наносятся тату­ировки, надрезы кожи), меняется имя, подросток уходит из родительского дома, другими становят­ся его занятия. Нижняя возрастная граница тако-

го испытания во многих традиционных культу­рах — около 12 лет. В муках инициации происхо­дит рождение новой личности. Сдав этот трудный экзамен на взрослость, мальчик «превращается» в мужчину и может вступать в брак. Интересно, что и в России брачный возраст, а также возраст монашества устанавливался с 12 лет. А в Англии в XVIII—XIX вв. с 12 лет человек мог предстать перед судом, ему могли вынести приговор: каз­нить вместе со взрослыми. Вероятно, мы можем говорить о двенадцатилет­нем возрасте как важнейшей точке духовного взросления личности, неподвластного психологи­ческим измерениям, переживаемого особо остро теми, кто способен различить в потоке противо­речивых внутренних импульсов голос духовного призвания. В этот период у детей обостряются религиозные чувства, которые они выражают в молитвах и служении Богу. Сокращено 'и адаптировано по источнику: Абра-менкова В.В. Детская святость// Педология. 2001. № 1 (5).

Смерть ребенка воспринималась как несчастье только родителями. Похо­ронный обряд, как и число участвующих в нем, сводился к минимуму или вовсе отсутствовал. В отличие от убийства взрослого, убийство ребенка не считалось преступлением. Если мать (или отец) убивала ребенка, окружаю­щие возмущались, но никаких наказаний не предпринимали. Этнографы зафиксировали случай, когда мужчина хотел убить своего двухлетнего сына только потому, что жена умерла, а ему не хотелось возиться с ребенком⁷.

Австралийские обычаи допускают, чтобы люди в трудных условиях поки­дали больных и слабых, особенно если это глубокие старики или дети. Снис­ходительно относясь к капризам и ша­лостям детей, стараясь не подавлять, а по возможности удовлетворять их же­лания, аборигены в то же время не со­здавали для них искусственно смягчен­ных, щадящих условий, не стремились оградить от неудобств и лишений, а иногда даже способствовали тому, что­бы дети с ранних лет познакомились с физической болью и психическими испытаниями.

Многие этнографы, работавшие сре­ди аборигенов, сообщают об инфанти-циде, который наблюдался не только в кризисные периоды (во время голо­да или засухи, чаще всего в зонах пустынь), но и во вполне благополучные времена. Новорожденных младенцев иногда убивали, если у матери уже был один грудной ребенок: в условиях полубродячего образа жизни охотников и собирателей выходить почти одновременно двоих младенцев было прак­тически невозможно. Убивали также одного из близнецов по тем же сооб­ражениям или обоих — по причинам, связанным с суеверным страхом пе­ред этим сравнительно редким явлением. Часто убивали детей, родивших­ся с какой-либо патологией; в некоторых племенах — детей незамужних женщин, а иногда также детей женщин, умерших во время родов.

Некоторые матери убили здоровых младенцев потому, что это были де­вочки, а не мальчики; потому, что ребенок причинил слишком сильную боль при появлении на свет; потому, что маленькие дети очень грязные и с ними много возни; потому что растить ребенка казалось слишком обременитель­ным. Нежеланному ребенку просто зажимали нос пальцами. Одна абориген­ка спокойно задушила двоих младенцев, но третьего ребенка ее уговорили оставить. Она к нему привязалась, потом родила и благополучно вырастила еще шестерых. И все в племени считали ее образцовой матерью, потому что она старалась, чтобы дети всегда были сыты и хорошо следила за ними⁸.

В других племенах, напротив, считалось почетным иметь много детей. Дети повышали статус родителей, а многодетные семьи окружались осо­бым почетом. Этнографы считают, что широкое распространение инфан-тицид получил только в тех группах аборигенов, культура которых сильно

Артемова О.Ю. Дети в обществе аборигенов Австралии // Этнография детства. Традиционные ме-_g ^тоды воспитания детей у народов Австралии, Океании и Индонезии. М., 1992. С. 18-19. Артемова О.Ю. Указ. соч. С. 20.

деградировала под воздействием контактов с европейцами. В обычных же условиях не только родители и близкие родственники бывали обычно лас­ковы и внимательны к детям, но, как правило, и все взрослые члены кол­лектива.

Многое из того, что аборигены позволяли делать детям, казалось евро­пейским наблюдателям недопустимым, и у некоторых из них складывалось впечатление, что аборигены позволяли детям чуть ли не все что угодно. Но у аборигенов были свои представления о том, что «нормально», а что «пло­хо» в поведении детей, и о том, что должен знать и уметь ребенок в опреде­ленном возрасте.

Если дети четырех-пяти лет вполне натуралистично играли «в мужа и жену», взрослые не придавали этому значения, но если «в мужа и жену» иг­рали мальчики и девочки, которые приходились друг другу «зятем» и «те­щей», то родители непременно стремились внушить им, что это совершен­но недопустимо. Если возмущенного тона и выражения страха, стыда, пре­зрения на лице оказывалось недостаточно (хотя обычно все это действовало хорошо), то могли принять и более суровые меры. А мальчикам и девочкам семи-восьми лет матери и отцы говорили, что им уже не следует слишком близко подходить, прикасаться друг к другу и вообще лучше побольше иг­рать с детьми своего пола. Так обычно они и делали⁹.

ПОДРОСТКОВАЯ КУЛЬТУРА

Необходимо различать подростковое общество и подростковую культу­ру. Общество подростков — это структурная организация подгрупп в соци­альной системе подростков. Подростковая культура — это совокупность способов жизни подростков. Термин «подростковое общество» относится к взаимоотношениям подростков внутри их социальной системы; под «культурой» подразумеваются способы их мышления, поведения и образ жизни.

Общество подростков не является единой, всеобъемлющей, монолитной структурой, включающей в себя всех молодых людей. Известно множество подростковых обществ, различающихся по возрасту, полу, материальной обеспеченности, национальному составу участников.

Общества подростков можно разделить на формальные (в основном школьные) и неформальные (внешкольные) группы. Большинство школь­ных групп формируются учащимися одной параллели (курса), т.е. состоят из ровесников.

Многие сообщества существуют, как правило, очень недолго, всего не­сколько лет, нигде не зарегистрированы, у них нет устава и формальных органов власти, поэтому их именуют неформальными. Примером служат компании по месту жительства.

Другие зарегистрированы, созданы при участии взрослых людей ради вы­полнения какой-то важной общественной цели, имеют устав и вписаны в структуру каких-нибудь учреждений или организаций. Их называют фор-

⁹ Артемова О.Ю. Указ. соч. С. 34-36.

мольными обществами. Например, школьный класс или комсомольская организация, клубы болельщиков или спортивные клубы, спортивные сек­ции, театральные и предметные кружки. Большинство подростковых объе­динений имеют в основном местный характер.

К формальным подростковым обществам относятся в основном группы учащихся одного класса или школы. В таких обществах связи между свер­стниками определяются тем, посещают ли подростки школу (и если посе­щают — то какую). Закончив школу, они остаются патриотами местной школы или класса. Местный (школьный, классный) патриотизм особенно

сильно проявляется и развивается в межшкольных и межклассных сорев­нованиях (олимпиадах), на которых подростки активно «болеют» за своих. У двух школьных друзей может быть много общего — в том числе религия, профессия и образование отцов, инте­ресный для обоих досуг, школьные оцен­ки и прочее, но гораздо чаще их объеди­няет именно один и тот же класс.

Формальная структура школы, чле­ном которой является ученик, включает в себя администрацию школы, препо­давателей, учебные предметы, класс­ные комнаты, оценки и правила. Уча­щиеся заботятся о достижении интел­лектуальных целей, получении знаний, достижениях и о том, чтобы попасть в список лучших учеников. В этой систе­ме учащиеся старших классов стоят выше новичков, а хорошие ученики — выше «двоечников».

Хотя в системе неформальных или товарищеских отношений отличники могут пользоваться низким авторите­том. Их обзывают «батанами», «зануда­ми», «очкариками», «книжными червя­ми», зубрилами. Причина кроется в том, что в неформальные сообщества входят в основном хорошисты и троечники, которые не сделали карьеры в формальной структуре школы. Их не награждают грамотами и они не полу­чают признания учителей и администрации. Таким образом, в двух системах — формальной и неформальной — разные критерии оценки людей и разные люди пользуются признанием.

Подростковая культура. Некоторые взрослые считают, что у подростков существует своя собственная культура, а другие думают, что подростковая культура — отражение культуры взрослых. На самом деле правы и те и другие. Подростки создают культуру со своим собственным языком, модой и, что самое главное, со своей системой ценностей, которая может отличаться от ценностей взрослых. Она пользуется одобрением среди ровесников, но не взрослых.

Субкультура подростков — совокупность особенностей поведения, форм общения, способов деятельности самих подростков. Согласно А. Тарасову, атрибуты молодежно-подростковой субкультуры — субъязык (жаргон), сис­тема опознавательных знаков («фенечки», одежда, прическа), понятная только «своим» музыка, исключительно «свои» танцы, непонятные «чужим» развле­чения, специфическая, оппозиционная «официальной взрослой культуре» философия (идеология), сверхценность «своих» групп (объединений), соб­ственная этика, не говоря уже о таких вещах, как обряды инициации¹⁰. Автор полагает, что предпочтение частью молодежи того или иного места для про­ведения досуга не может служить осно­ванием для изобретения субкультуры. Иначе получается, что те, кто ходит в театры, — это «субкультура» (видимо, «субкультура театралов»); на выстав­ки — тоже «субкультура» («вернисажники»). По расчетам А.Н. Тарасова, в нынешней России существует до 80 различных молодежных и юношеско-подростковых субкультур.

⇐ Предыдущая26272829303132333435Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: