 |
Глава I. Книга Э. Диллона «Граф Лев Толстой. Новый портрет».
|
|
|
|
1. Личность Э. Диллона.
В начале 90-х годов XIX века в иностранной почте Л. Н. Толстого появилось новое имя: Эмилий Диллон[19]. Новый корреспондент Л. Толстого был личностью незаурядной. О нем впоследствии напишут как о самом выдающемся английском журналисте. Имя его войдет во многие справочные издания[20].
Эмилий Диллон (в России он называл себя Эмилием Михайловичем) родился в Дублине 9 марта 1854 года. Его родители хотели видеть сына католическим священником и дали ему классическое образование. У мальчика рано обнаружились явные лингвистические способности, которые не раз выручали его в жизни. Диллон учился в Англии, а затем - в лучших французских и немецких университетах. Внешне он мало чем отличался от своих сверстников, вместе с которыми в College de France слушал лекции Ж. Ренана[21], а в Тюбингенском и Лейпцигском университетах занимался философией и сравнительной филологией. Круг интересов молодого человека был довольно широк. Он изучал литературу, древние, классические, современные европейские и восточные языки (общее число их - 26), историю философии и религии, делал первые шаги в области сравнительного языкознания. Биографы Диллона не раз потом отмечали, что завидная слава английского корреспондента покоится на его широкой эрудиции.
В Россию Диллон впервые приехал в 1877 г. по частному приглашению. В тот период Диллон изучал в Лувене язык, историю происхождения и фазисы развития «Авесты», её нравственно – философский аспект. Через год доктор Лувенского университета Эмилий Диллон вернулся в Россию и был зачислен вольнослушателем на факультет восточных языков Санкт- Петербургского университета. Диллон успешно сдал экзамен, заканчивал магистерскую диссертацию, готовился к преподаванию санскрита, он развил активную публицистическую деятельность.
|
|
|
В 1880 году Диллон опубликовал большую рецензию на первые два выпуска «Всеобщей истории литературы» под редакцией В. Ф. Корша, где подробно проанализировал ошибки русских и немецких ученых о литературах древнего Востока[22]. Диллон выступил в защиту русского химика Д. И. Менделеева, которого 11 ноября 1880 года забаллотировали на выборах в Российскую Императорскую Академию Наук[23].
Диллон считал, что именно эти два обстоятельства повинны в том, что в мае 1881 г. двери Санкт- Петербургского университета вдруг неожиданно закрылись для него. Он только вскользь упомянул о студенческих волнениях, об интересе полиции к его университетским знакомым. Ноне учел, что приближалось 1 марта 1881 г. Поскольку факультет восточных языков был ещё и в далеком Харькове, то некий выход был найден.
В Харьковском университете он в 1883 г. защитил магистерскую диссертацию по сравнительному языкознанию; а в 1884 г. - докторскую.
В совете Харьковского университета Диллон был избран в экстраординарные профессора, но не был утвержден министерством и только исполнял обязанности профессора по временно вакантной кафедре сравнительного языкознания с августа 1884 года по январь 1887 года. К этому времени вступил в силу Указ 1884 года, лишавший университеты самостоятельности, и Диллон вынужден был подать прошение об отставке. Так закончилась его педагогическая деятельность и началось яркая карьера журналиста.
Россию Диллон позднее назвал своей второй родиной. В этом не было преувеличения. Именно в России он сложился как ученый, переводчик, журналист. Его статьи, печатавшиеся в июле 1887 – феврале 1888 гг. в газете «Одесские новости», заметили в Англии. Вскоре Диллон получил предложение от ведущей лондонской газеты «Daily Telegraph» стать её специальным корреспондентом в Санкт – Петербурге.
|
|
|
В конце 80-х годов он прочно обосновался в любимом им городе. С этого времени он находился в центре всех важнейших политических, культурных, общественно-исторических событий в жизни России. Среди его новых русских знакомых были известные писатели, художники, композиторы, политические деятели. Его добрыми друзьями, имена которых нам не раз встретятся в его письмах к Л. Толстому, стали В. С. Соловьев и Н. С. Лесков.
* * *
Главным, поворотным моментом своей жизни Диллон с полным основанием считал свою встречу с Л. Толстым в декабре 1890 г., к которой он тщательно готовился. Ему было в то время 35 лет, и он уже был известен в европейской журналистике.
Этой личной встрече предшествовало заочное общение. Как пишет сам Диллон, «задолго до этого я прочел практически всю литературную продукцию, которую Л. Толстой публиковал, и многие из его запрещенных произведений, которые циркулировали в рукописях и в машинописных текстах, и я досконально их прочитывал с глубоким наслаждением. «Война и мир», «Анна Каренина» и зарисовки его детства и юности доставили мне особенное удовольствие и впечатлили меня настолько, что я пристально изучал их, уже задумываясь о будущем эссе о жизни и работе Л. Толстого < …> »[24].
Знакомясь с новыми произведениями Л. Толстого, Диллон заметил перемену в мировоззрении писателя и внимательно следил за развитием его творчества. Особый интерес вызвали у него повесть «Крейцерова соната» и давнее письмо Толстого к А. А. Фету о смерти брата Николая. Прочитав его, Диллон впервые осознал, что здесь, в России, рядом с ним – тот художник и мыслитель, о встрече с которым он мечтал долгие годы.
Из воспоминаний Диллона мы узнаем, что он решил написать Л. Толстому, поблагодарить его за то впечатление, которое произвели на него сочинения великого мастера. Его ранние письма не сохранились, но переписка 1890-1892 годов довольно полно представлена в архиве Государственного музея Л. Н. Толстого в Москве[25]. Она обрамляет две разные и по-своему примечательные встречи Диллона с Л. Толстым в декабре 1890 и январе 1892 года. Переписка отражает шероховатости, а подчас и резкое расхождение взглядов яснополянского мыслителя и его нового заочного собеседника.
|
|
|
Также Диллон просил у автора разрешения издать некоторые его произведения у себя на родине. С согласия Л. Толстого в переводе Диллона в течение 1890-1891 годов вышли повести «Крейцерова соната», «Ходите в свете, пока есть свет», «Семейное счастье», комедия «Плоды просвещения», а также текст «К картине Ге (Тайная вечеря)», написанный Л. Толстым в 1886 году для заграничного издания альбома произведений Н. Н. Ге, так и не увидевшим света.
Общение Диллона и Л. Толстого выходит за рамки сугубо профессиональных отношений писателя и переводчика: находясь в поиске ответов на «проклятые вопросы», Диллон попытался разрешить их, прибегнув к опыту русского мыслителя. Диллона интересовало мировосприятие Л. Толстого, его попытка создать новую религию.
В своей книге воспоминаний Диллон пишет: «Я проходил заключительную и наиболее мучительную стадию духовной эволюции, которая длилась уже годы и во время которая я сознательно стремился… оставить окно моей души открытым к проблеску истины»[26]. Находясь в поиске смысла человеческого существования, Диллон осознал, что «был одинок в мире и это сознание одиночества было мучительно для него»[27]. «Соприкоснуться с человеком, которые прошел подобное тяжелое испытание, как то, через которое проходил я и который вышел из него освобожденным от этих постоянных сомнений, которые сводили меня с ума, было бы, конечно, большой удачей. И Л. Толстой, как я был убежден, был именно этим человеком. Подобно Данте, он побывал «там внизу» и был бы способен посочувствовать мне и всем тем, кто тонул и пытался выплыть из пучины отчаяния. Он, создатель глубоко нравственного течения в защиту правды, справедливости и милосердия, наверняка смог бы утешить меня и поддержать близкое ему неутолимое и страстное желание добра, правды и красоты, даже хотя он, возможно, и не был в силах спасти то нетвердое общество, членами которого были мы оба, но которое не может быть спасено»[28]. Диллон мечтал о том, чтобы «встретиться с Л. Толстым и с его помощью рассеять свою душевную тревогу». «Говорили, что он обладает секретом, изгоняющим всех привидений и устанавливающим высшим покой разума. Конечно, те истории, что рассказывали мне о его аскетической и святой жизни, которую он вел после своего обращения, и о том покое, что снизошел на него с тех пор, наполняли меня страстным желанием попасть в зону его благотворного влияния. Пилигримы со всего мира стекались в Ясную Поляну и обретали там утешение в его наставлениях»[29]. Однако, как пишет в своей книге Диллон, личная встреча с Л. Толстым и разговоры о религии во многом охладили английского журналиста. Если духовный опыт Л. Толстого не совсем разочаровал Диллона, то, по крайней мере, показался ему неубедительным: Диллон во многом не принял взгляды Л. Толстого.
|
|
|
Однако, английский журналист живо интересовался тем, какой отклик находят толстовские идеи в обществе, был знаком со многими последователями Л. Толстого.
Часто бывая в разных странах Европы, английский журналист видел необходимость в создании документированной биографии Л. Толстого за границей. Влияние Л. Толстого с каждым годом росло, а читателю, не владеющему русским языком, негде было найти достоверные сведения о нем. Именно потому Диллон настойчиво просил молодых друзей и помощников Л. Толстого познакомить его со всеми ценными материалами, которыми они располагали.
И. И. Горбунов - Посадов не сомневался в искренности Диллона. Он откликнулся сразу же, переадресовав 12 апреля 1890 года М. Л. Толстой вопросы Диллона: «< …> нельзя ли достать на время – просить у Софьи Андреевны, у которой вероятно есть возможно более полные биографические сведения о Льве Н[иколаевиче]. Это необходимо для одного английского корреспондента, который хочет писать серьёзное жизнеописание Л[ьва] Н[иколаевича] – обзор его деятельности»[30].
Во время своего первого визита в Ясную Поляну 13 - 15 декабря 1890 года Диллон пытался убедить Л. Толстого в том, что читателю, далекому от России и её коренных проблем, жизнеописания известных мастеров помогут понять русскую культуру. Однако Л. Толстой не вполне разделял его точку зрения. После отъезда Диллона Л. Толстой сделал важную запись в Дневнике: «…Диллон. Нынче только уехал. Мне было тяжело отчасти потому, что я чувствовал, что я для него матерьял для писания. Но умный и как будто с возникнувшим религиозным интересом»[31].
«Разночтения» писателя и его собеседника происходили от того, что они по-разному смотрели на одну и ту же проблему. Молодой журналист хотел знать о Л. Толстом как можно больше, его интересовало все связанное с личностью великого художника. Для Диллона весь мир в данном случае сосредоточился на Л. Толстом, вращался вокруг Л. Толстого, и корреспондент ничего не хотел упустить из вида. Сам Л. Толстой считал, что время для написания биографии ещё не пришло. Безусловно, нельзя сказать, что Л. Толстой не шел навстречу журналисту: Л. Толстой даже показал Диллону свой Дневник, разрешил прочитать его. Конечно, это убедительный жест доверия к человеку. Диллон, безусловно, был счастлив такой уникальной возможности - познакомится с Дневником великого мыслителя. Л. Толстой просил Диллона не использовать материалы из Дневника. И здесь отметим безусловную честность журналиста: он сказал, что будет считаться с мнением Л. Толстого относительно подходящего момента для публикации биографии и, если потребуется, совсем откажется от этого намерения.
|
|
|
В главе «Мое первое посещение Ясной Поляны» отражен этот разговор писателя и журналиста:
«…Я не уверен, - продолжал граф, - что сейчас пришло время для написания такой биографии. Я даже убежден в обратном. Многие материалы – я имею в виду важные материалы – ещё не могут быть использованы.
- Но ведь это главным образом, точнее, целиком, будет зависеть от вас? – возразил я.
- Нет, не только. Я не могу сейчас объяснить всего, так что вы просто должны с этим примириться.
- Но я понял, что у вас есть дневники? – настаивал я.
- Да, есть.
- Могу ли я взглянуть на них?
- Я покажу вам дневник, - отвечал он, - но я не хочу, чтобы вы использовали его. С другой стороны, я готов ответить на любые конкретные вопросы относительно интересующих вас фактов»[32].
И после встречи, в письмах, Диллон продолжал убеждать Л. Толстого в необходимости строго документированной, подобной биографии живого классика. Диллон писал Л. Толстому 23 января 1891 года: «… Мне хорошо известен Ваш взгляд на вопрос о жизнеописании… Что меня касается, то я желаю только одно: рассказать жизнь как она была, не сообщая ни одного ненужного факта и особенно ни одного мнимого факта. Само собою разумеется, ни одной строчки не напечатаю, не показав Вам заранее; причем вычеркну без возражения все, что Вам покажется нежелательным. … Потому что считаю своим долгом ничего не писать о жизни живущего мыслителя без его позволения, и, если это возможно, его критического пересмотра»[33].
Вскоре обстоятельства изменились, общение Диллона и Толстого прекратилось, журналисту пришлось уехать из России, так что проект биографии так долгое время и оставался проектом.
Диллон сдержал слово и при жизни Толстого нигде ни разу не обмолвился ни о посещении Ясной Поляны, ни о чтении Дневника.
Книгу о Л. Толстом Диллон написал лишь в конце жизни. «Новый портрет» Л. Толстого появился в 1934 году в Лондоне, уже после смерти Диллона …
|
|
|
