Проективная генограмма: шаг второй — кого вы пропустили или исключили?

Я прошу участников тренинга на несколько секунд закрыть глаза, расслабиться и отвлечься от их семейного дерева. Если я ра­ботаю с клиентами, которые оказываются слишком напряженны­ми, я стараюсь научить их приемам релаксационного дыхания.

Затем я прошу их открыть глаза, посмотреть на генограмму све­жим взглядом и ответить на вопрос: «Кого из тех, кто должен быть включен в генограмму, вы забыли нарисовать?» Кто-то может сра­зу же захихикать, могут раздастся такие ответы, как: «Мою мачеху». Наверное, махеча — тот человек, которого пропускают чаще всего. Обычно это означает, что она эмоционально исключается из поня­тия «моя семья», которое существует у клиента в настоящее время. И опять мы пытаемся разобраться: «Что это значит для вас или какие чувства это вызывает?» Обычно составитель генограммы выража­ет сожаление о том, что отец женился на этой женщине, и желание, чтобы она никогда не появлялась в его жизни. В этот момент клиент может импульсивно высказать то, что являлось причиной его чувств в прошлом и является причиной его чувств в настоящем. Тем не ме­нее, клиент может отказаться от дальнейшего исследования.

Случай № 3 (часть В)

После того как еще несколько человек рассказа­ли, кого они пропустили при составлении генограммы (к своему удивлению или огорчению), и попытались по­нять значение этих пропусков, Лизетт добровольно при­зналась: «А у меня их сразу трое... Из-за того, что мой папа

подолгу не бывал дома, а мама была слишком занята рабо­той и своими делами, я редко встречалась с родственника­ми отца. Они жили вдалеке от тех военных баз, на которых жили мы. Я их едва знаю, для меня это просто еще двое взрослых в семье, которые никогда не проявляли ко мне особого интереса...; и еще есть вторая жена моего отца (это первое упоминание о ее существовании), на которой он женился почти сразу после того, как ушел в отставку. Я не включила никого из этих троих».

Когда я мягко поинтересовалась, не хочет ли она про­должить разговор об этом, Лизетт откликнулась: «Конечно!»

^ V6Q11

И тут ее как будто прорвало. Она вся дрожала, ког­да рассказывала: «Отца уволили с высоким званием, хорошим пособием и престижным статусом, когда мне было 16 лет. Я думала, что наконец буду видеть его каж­дый день, и, может быть, у нас будет настоящая семья, и мама тоже будет больше времени проводить дома. Как я ошибалась! Через несколько месяцев стало ясно, что мои родители не могут жить вместе. Они так долго жили отдельно и изменялись каждый по-своему. Мои надеж­ды угасли, когда через три месяца после отставки отец ушел из дома, а еще через несколько недель стал жить с Джуди. Я была раздавлена. Отец даже не подал на раз­вод. И мне он солгал, сказав, что встретил ее недавно. Представьте себе, он читал мне лекции о нравственнос­ти и о том, что я не должна ставить его в неловкое поло­жение. Какое ханжество! Какие двойные стандарты!»

Л изетт спросила, можем ли мы «понять ее ярость и по­чувствовать, какой ад ей пришлось пережить». Все закива­ли. Лизетт решила, что она должна добавить в свою геног-рамму родственников со стороны отца и Джуди, так как они, несомненно, оказали большое влияние на ее жизнь. Она сказала: «У меня голова идет кругом, так много все­го всколыхнулось, но я убеждена, что настала пора разо­браться с этой мешаниной». Она спросила, может ли она подумать об этом до утра и прийти на второй день рабо­ты мастер-класса, чтобы обсудить, что ей делать с этими чувствами из ее прошлой жизни. Так и было решено.

Иногда кто-нибудь из участников группы вдруг объяв­ляет: «Я пропустил родственников жены», — и объясняет: «Вы

просили нарисовать мою семью, а они — часть семьи моей суп­руги». Но очень скоро становится очевидно, что остальные при­сутствующие включили родственников своих супругов и что, если их не нарисовать, получится, что у детей есть только одна пара прародителей.

Если родственники супруга/супруги изображены, то часто это означает, что эти люди вызывают у составителя генограммы сим­патию и уважение, между ними существуют прочные положитель­ные связи. Случается, однако, что такое включение свидетельству­ет о поглощенности отрицательным взаимодействием, вызываю­щим напряжение и стресс. При этом обычно всплывают давние чувства неприятия, отрицания, враждебности и отчужденности, которым раньше не уделялось внимания или это внимание было недостаточным. Иногда оказывается, что человек, составивший такую генограмму, совершенно не был принят в семью своего суп­руга, и к нему многие годы относились, как к постороннему или совершившему нежелательное вторжение в их тесный круг.

Работа с прошлым опытом может потребовать от клиента со­вершить путешествие по родным местам (Bowen, М., 1978), чтобы воссоединить семью или провести встречу расширенного соста­ва семьи, или, если человек, составивший генограмму, проходит курс терапии, может потребоваться терапевтический сеанс для не­скольких поколений семьи (Framo, J. L., 1992).

Если при составлении генограммы человек пропускает быв­шего супруга, с которым у него были общие дети, то здесь опять возникает ситуация, когда у детей есть только один родитель. По­ловина биологического наследия ребенка как бы уничтожается. Когда это обнаруживается, то во многих случаях будет полезным, чтобы человек, составивший генограмму, вернулся и завершил ра-

боту с последствиями травмы, вызванной разводом, чтобы у детей была связь с обоими родителями и они могли воспользоваться тем, что может им дать каждый родитель, не опасаясь, что за это их бу­дут считать вероломными предателями, что они могут обидеть или причинить боль кому-то из родителей (Kaslow, F. W, 1995; Kaslow, F. W, & Schwartz, L. L., 1987) или что они станут жертвами какой-то формы возмездия. Если с момента болезненного расставания прошло два года или больше, то весьма полезной может оказаться специально разработанная церемония развода, которая помогает разведенным супругам с благодарностью признать все положи­тельное, что было в их супружеской жизни, преодолеть обиду, зло­бу и разочарование и в конце концов привести отношения бывших супругов к более гармоничному финалу (Kaslow, F. W, 1993а).

Периодически кто-нибудь из участников тренинга заявляет: «Я забыл брата (или сестру)». Это особенно удивительно, если принять во внимание, что на этапе первого шага нашей работы ведущий тренинга давал комментарии тех случаев, когда сиблинг изображается первым. К моменту только что сделанного заявления эти родственники (братья и сестры) уже неоднократно «присутс­твовали» в аудитории. Это делает такой пропуск еще более вырази­тельным отражением внутренней реальности («По крайней мере, какая-то часть меня хочет, чтобы этого сиблинга вообще никогда не существовало»).

А другой участник группы вдруг добавляет: «Я уже и забыл, как сильно ненавидел (или боялся) этого дьявола (возможно выраже­ние и покрепче) за то, что он отравлял мою жизнь и всегда устраи­вал мне всякие неприятности, ломал мои игрушки, отбивал моих друзей, угрожал мне, толкался, пихался и тому подобное». После того как этот рассказ о детских несчастьях завершен, ведущий тре-

нинга задает вопрос о том, как не обозначивший своего сиблинга клиент смотрит на все это сейчас, с позиции взрослого человека, и не хочет ли он рассказать своему сиблингу, что он чувствовал тогда, в детстве, не хочет ли он изменить их взаимоотношения в настоящем. Если ответ хотя бы на один из этих вопросов поло­жительный, то исследуются моменты, о которых шла речь выше.

Дидактическая презентация влияний и привязанностей между поколениями (Bowen, M., 1978; Boszormenyi-Nagy, I., & Spark, G., 1984) переплетается или следует за глубоким, очень волнующим опытом работы с проективными генограммами. Мы переходим с экспериментального уровня на теоретический и с личного на профессиональный, постоянно помня о том, что участники при­шли на курс интенсивного тренинга, а не на групповую терапию. Однако я являюсь сторонницей идеи, что овладение теориями и методиками лучше всего происходит в процессе их применения на практике (Kaslow, F. W., 1984) — на тренингах, в терапии и в бо­лее широком опыте жизни.