Проективная генограмма: шаг третий — кого бы вы хотели исключить?

Следующая серия вопросов проистекает из основного вопро­са: «Кого бы вы хотели исключить?» Среди изумленных лиц и бес­покойного смеха обычно находятся несколько человек, которые действительно исключают кого-нибудь из своей генограммы. На­именее замкнутые из присутствующих вымарывают их так, как это делают маленькие дети.

У большинства участников тренинга этот вопрос вызывает ра­дость, потому что дает такую возможность, о которой они даже не

помышляли. У других такое предложение вызывает беспокойство, так как затрагивает их самое сокровенное — может быть, такие же­лания, о которых до сих пор никогда не говорилось. Для третьей группы это вообще неприемлемо, и об этом я говорю в инструк­ции: «Если некоторым из вас не захочется никого вычеркивать, то и не надо этого делать». Чаще всего «аннигилируются» противные бывшие супруги или родственники супругов, злые мачехи, кара­ющие отчимы, живущие суррогатные родители и соперничающие сиблинги. Это часто приводит к самоизучению и выявлению нена­вистных или пугающих значимых других.

Случай № 4

На мастер-классе для профессионалов по теме «Лич­ность («Я») семейного терапевта» в одном из северо-вос­точных штатов в 1993 году я демонстрировала использова­ние проективной генограммы по двум основным причи­нам:

а) чтобы помочь присутствующим еще раз исследовать
свои текущие эмоциональные связи и привязанности;

б) познакомить их с дополнительным методом оценки
и оказания помощи семьям.

Во время этого процесса Клайд фыркнул: «Боже мой! Я упустил свою первую жену, Гэйл. Я изобразил своих био­логических детей (основным опекуном которых был имен­но он, и поэтому они жили вместе с ним) и моих приемных детей (которые тоже жили в основном с ним), как будто все они были биологическими отпрысками меня и моей второй жены, Чарлин». Клайд был изумлен тем, что обна-

ружил, а потом добавил: «Я изобразил семью такой, какой хотел бы ее видеть, хотя я прекрасно знаю, что моя бывшая жена и бывший муж Чарлин до сих пор сохраняют закон­ные права. Визиты к ним так разрушительны, что я хотел бы, чтобы они исчезли или, еще лучше, чтобы их вообще никогда не было. Чарлин - прекрасная мать, гораздо луч­ше, чем когда-либо была Гэйл, которая бросила своих де­тей. Она была нерадивой и жестокой. Почему у нее до сих пор должны быть права?»

Его голос вдруг стал взволнованнее и громче. Все со­средоточенно слушали. Я мягко сказала: «Пожалуйста, не рассказывайте больше ничего, если вам неудобно это рассказывать». Он ответил, что хочет продолжить: «Пора уже разобраться в том, что я чувствую на самом деле». Он рассказал, что бывший муж Чарлин был таким же нич­тожным, как и его бывшая жена, и он тоже не заслуживал любви своих детей: алименты он выплачивал нерегулярно, а когда забирал детей к себе на день (он не хотел, чтобы они оставались с ним на ночь), сеял смуту.

Здесь Клайд внезапно остановился, глубоко вздохнул и сказал: «Ага! Так вот почему мне трудно работать с се­мейными парами, переживающими предразводную аго­нию. Несмотря на то что у меня все замечательно во вто­ром браке и за три года, что мы живем вместе, мы все хорошо адаптировались, я до сих пор испытываю ярость и возмущение... Думаю, я действительно чрезмерно отож­дествляю себя с отвергнутым партнером и в вопросе опеки над детьми отдаю предпочтение опеке одного лица перед совместной опекой. Как же я раньше этого не видел? Я да-

же поднимал на смех тех людей, которые говорили мне об этом. Как же так получилось, что это не дошло до меня в моей консультативной практике и при супервизии?»

Конечно, прежде всего я поняла и приняла эту его эмоцио­нальную вспышку и сказала, что обычно человеку нужно от двух до пяти лет, чтобы преодолеть гнев и закрыть для себя проблему развода. Затем, поскольку я твердо верю в понятие готовности, я предположила, что он захотел проработать это сейчас, потому что был готов к этому — с момента его развода прошло уже четыре года, и он, по-видимому, теперь был в состоянии, преодолев гнев, подумать о прощении и о том, почему он когда-то любил свою бывшую жену и, в свете этого, что она могла дать детям. В дальней­шем, если и он, и Чарлин будут удовлетворены результатом этой его работы, возможно, она тоже сможет пересмотреть значимость и ценность своего бывшего мужа для их общих детей. Я осторож­но предложила, чтобы они поговорили со своими бывшими суп­ругами и посмотрели, не могут ли они найти путь для вступления в более продуктивный период жизни в послеразводных/повтор-нобрачных семьях (Ahrons, С. R., & Rodgers, R. Н., 1987; Kaslow, F. W, 1993d).

Таким образом, вопрос «Кого бы вы хотели исключить?» при составлении генограммы часто становится поводом для дискуссий о таких чувствах, как подавленные гнев, стыд, вина, печаль, отвра­щение и унижение, поскольку эти чувства всплывают на поверх­ность по отношению к тем людям, само существование которых приводит в ярость или угнетает.

В группе можно услышать рассказы о родителях супруга, ко­торые делали все, чтобы их сын или дочь не вступили в брак с че-

ловеком, которого они избрали, якобы потому, что он не подходит в виду какого-нибудь специфического отличия, например, этни­ческого, расового, религиозного, или по причине отличного от их семьи социально-экономического происхождения, или потому, что они воспринимали его как «недостаточно хорошего». Потом эти родственники никогда не принимали его радушно в своей чрезмерно собственнической, закрытой семье, которая продолжа­ла считать его и вести себя с ним, как с самозванцем.

Если сценарий был таким и между сыном или дочерью и ро­дителями его или ее супруга происходила постоянная борьба, то желание вычеркнуть таких отвергающих и агрессивно вмеши­вающихся родителей очень велико. Какое это облегчение — иметь возможность говорить об этом, рассказать открыто о своих чувс­твах и борьбе, а потом найти сообща новые способы, чтобы спра­виться с этим, — может быть, переписать историю семьи (O'Hanlon Hudson, P., & Hudson O'Hanlon, W, 1991), сфокусировав внимание на поиске решений (de Shazer, S., 1985). Если такие решения най­ти не удастся, то очень вероятно, что семейные разногласия будут, как минимум, проявляться на всех семейных встречах по празд­никам или другим поводам и будут переноситься на детей, кото­рые будут, пусть и непреднамеренно, втянуты во внутрисемейную борьбу за привязанности.

Случай № 3 (часть Г)

Не в силах сдерживаться, Лизетт выпалила: «Я бы хотела избавиться от Джуди. Она никогда не была мне мачехой, напротив, она лишь довела до конца процесс изоляции моего отца от меня. Я вычеркнула ее, и теперь

ясно вижу, что хочу, чтобы отец хотя бы какое-то вре­мя был только моим. Я едва знаю его. Исходя из того, что вы предлагали другим, я думаю, что я позвоню ему на следующей неделе и попрошу пойти со мной вместе на ланч. Если все пройдет хорошо, я могу предложить ужинать вместе раз в неделю — без нее. Я понимаю те­перь, что никакие отношения с Джуди невозможны до тех пор, пока отец и я наконец не соединимся». Многие из собравшихся закивали, а один сказал: «Так и сделай, Лизетт. Это правильно».

После того как группа мастер-класса или тренинга услышит и увидит взрывоопасную и широко распространенную сущность гнева, который они и некоторые из их коллег питают к тем, кого они должны были бы любить или кого они, по крайней мере, должны были бы воспринимать как людей значимых, я перехожу к более общей теоретической дискуссии о враждебности в семейных отношениях. Это позволяет снизить интенсивность личных реак­ций и удерживает ее в рамках профессионального мастер-класса.

Мы можем перейти к тому, что участникам необходимо знать для того, чтобы работать с кровосмесительными (Kirschner, S., Kirschner, D. A., & Rappaport, R., 1993), агрессивными и жесто­кими семьями. Здесь можно обратить внимание на то, что меж­ду тем, что чувствуем «мы», психотерапевты, и «они», клиенты, граница очень тонка. Универсальность гнева и враждебности выдвигается на первый план, чтобы помочь участникам группы проявлять большую эмпатию по отношению к их вспыльчивым клиентам, не потворствуя при этом деструктивному, разруши­тельному поведению.

В этой части тренинга речь идет о том, в чем проявляется различие между людьми здоровыми (в данном случае, терапев­тами) и дисфункциональными (действующими бессознательно пациентами) (Lewis, J., Beavers, W. R., Gossett, J. Т., & Phillips, V. A., 1976). А именно: здоровый человек направляет гнев в конструктивное русло, высвобождает его через двигательную активность, говорит о нем, чтобы прийти к пониманию его, управлению им и полному освобождению от него. Дисфунк­циональные люди плохо контролируют свою импульсивность, у них иногда происходят вспышки гнева, которые принимают форму насилия по отношению к детям или супругу (Тгеррег, Т. S., & Barrett, M. J., 1989;. Walker, L. Е. А., 1984), суицида, убийс­тва или ухода и прекращения всех контактов.

После теоретического введения я прошу участников мастер-класса вспомнить, прочувствовать и исследовать свои собствен­ные всплески гнева и то, как они с ними обычно справляются. Я побуждаю их к тому, чтобы они попытались проникнуться чувс­твами агрессивного, деструктивного человека, который не в силах направить свой гнев в конструктивное русло и вместо этого дейс­твует злобно-ожесточенно. Большинство участников отмечают, что для них такие люди - самые трудные пациенты, потому что непостижимо, как может отец совершить сексуальное насилие над двухлетним ребенком или мать намеренно ошпарить пятилетнего ребенка в ванне.

Спустя какое-то время (через несколько месяцев) некото­рые участники мастер-класса сообщают мне, что этот шаг в тре­нинге дал им лучшее понимание и способность к эмпатии в ра­боте с агрессивными клиентами и другими антисоциальными членами семей.

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: