 |
Быть учителем - это счастье. 7 глава
|
|
|
|
Если будет война, надежды на нашу победу возлагали на Сталина. Я понимал, что Сталин был главным и самым сильным человеком в стране.
А жизнь шла своим чередом. Я вступал в подростковый возраст. И случилось то,что должно было случиться.
Однажды вечером после кинофильма с группой девчат пошли в парк. Среди них была Дина Котина. Да, та самая, которую я знал по житью-бытью в селе Тарханове. Да и в Ветошкине мы встречались, не раз ватагой купались в Пьяне, валялись на горячем песке на естественном пляже у 2-го переката. Здесь было песчаное дно, полого уходящее под воду. Не было глубины, вода была теплой. Кажется, здесь я спас одного мальчика лет семи. Почему-то он оказался один, а я случайно проходил мимо. Заметил, что паренек часто окунается в воду с головой, глаза вылезли из орбит, а ручонки старались ухватиться за короткие волосы на голове и таким образом вытащить самого себя. Я подошел к нему, обхватил туловище и вытащил на берег. Паренек до того был растерян, что не сказал даже «спасибо».
Она училась в сельхозтехникуме и из невзрачного «цыплёнка», какой я её помнил, оформилась в довольно симпатичную девушку. Рыжеватая, небольшое белое личико, тонкие губы, какие-то особенные обвораживающие глаза; говорила медленно, как - будто обдумывала каждое слово, складывалось впечатление, что она процеживает их. Гуляли по парку, о чем-то говорили, вспоминали игры в Тарханове, прятки в зарослях репейника. Я проводил ее до дома. Следующим вечером мы опять встретились в прежней компании, в которой была и Дина. Так продолжалось почти каждый вечер, провожал её просто из «джентльменства». При расставании мы не жали друг другу руки и, тем более, о поцелуях не могло быть и речи. Никаких чувств! Просто коротал время.Обычно встречались в парке у приметной сосны вблизи церкви. Через много-много лет я пытался найти место наших свиданий, но точно его не определил: изменились мы – изменилась природа.
|
|
|
Началась учеба (я учился в 10-ом классе, ежедневно ходил в Гагино), потом наступили холода и наши встречи стали редкими, одна – две в неделю в выходные дни. Обычно мы заранее обговаривали место и время встречи. Я приходил несколько раньше намеченного времени и ждал… ждал. Какой томительный был процесс ожидания! Вот хрустнула ветка, вот послышались шаги, но… нет, никого нет. Дина обычно приходила без опозданий. Что это были за встречи – нетрудно представить. Какой подъем они вносили в мою душу! Однажды, придя со свидания около полуночи, я решил помыть полы в доме… и помыл их. Мама, наверное, удивлялась: что это вдруг на меня накатило? Наступающие холода не остудили нашу любовь. В укромном уголке парка, что ниже дворца Пашковых, мы нашли небольшую лощину, овражек, над которым росла раскидистая сосна, в ветках которой запутывался ветер. Здесь, у завораживающего своей магией костра, мы наслаждались первобытной тишиной при тихой погоде и ясной луне или разговором ветра в сосновых ветках, закрывающих и открывающих лучи далеких звезд, или стоном могучего ствола дерева, раскачивающегося из стороны в сторону.
Я не был любителем пустых разговоров или пылких объяснений в любовных чувствах; я любил про себя, молчаливым внутренним чувством без всяких аффектаций и средневековых серенад. Любил и… любил. Не помню и признаний Дины. Думал: если приходит на свидания, значит, само собой разумеется, – любит.
О! Какие были свидания! Божественные вечера! Поэзия! Особенно поздним летом!
Вот сидим, я и Дина, на правом берегу реки Пьяны, чуть повыше от второго переката. Конец июля – начало августа; тихий, теплый вечер, ни дуновения ветерка.
|
|
|
Кроваво-багровое блюдце луны зависло на небесном шатре, проложив своим отсветом ровную золотую дорожку на глади воды. Где-то далеко впереди рокочут комбайны (идет жатва), бороздя темноту прожекторами фар. Мир, покой, благоденствие в природе. И мы… вдвоем среди этого блаженства! Только ради этого стоит жить на этой грешной земле!
Какими мы были нравственно чистыми, целомудренными, любили друг друга чувствами, а не телами!
Должно быть, мы были глупыми, наивными, пещерными в понятии современной молодежи, в сознании которых слово «любовь» - это прежде всего секс (у меня это слово вызывает отвращение, ассоциируется с животным инстинктом), постель.
Мы удовлетворялись легкими касаниями, прижиманиями друг к другу, объятиями за талию, пожиманием друг другу рук, испытывая при этом истинное любовное блаженство, словно ток пробегал по телу.
Но… пришла зима холодная. Чтобы встретиться со мной Дине приходилось обманывать родителей, придумывать какие-нибудь мероприятия в техникуме, поэтому встречи были короткими, спешными, нервными.
Ходили утопая в снегу по засыпанным аллеям парка, согревали друг другу руки, целуя холодные губы и щеки.
Приближался 1952 год. В техникуме должен быть Новогодний бал, Дина должна присутствовать на нем. В предыдущую встречу договорились, что она, хотя бы на несколько минут, выйдет ко мне. Да, она пришла. Пришла – ворвалась, как Новый год, вся сияющая, веселая, возбужденная, с кудряшками на лбу и возле ушей! И… в туфлях!
Она даже шубку не надела в рукава, просто набросила ее на плечи, боясь, очевидно, помять платье. Был сильный мороз, ее пробирала нервическая дрожь.
Мы поздравили друг друга с Новым годом (как давно это было - 55 лет назад! И как недавно!), и я её отпустил, проводив взглядом, пока она не скрылась в подъезде.
Мы продолжали встречаться, пока одним мартовским утром не грянул гром и не обрушилось небо.
В понедельник утром, как всегда, я пошел в школу в село Гагино.
Под горой у реки Пьяны встретились с Борисом Шибановым (мир праху его!), соседом Дины. Как обычно, мы поздоровались и, как обычно, молча, изредка перебрасываясь дежурными фразами, мелкими новостями, пошли по узкой зимней дорожке к селу Тяпино, где выходили уже на широкую проезжую дорогу на Гагино. Тогда мы из-за экономии средств перестали квартировать и каждый день, туда и обратно, проходили по 6 километров. Да и что стоило молодым ребятам где пешком, где трусцой, где пробежками преодолеть это расстояние? 50-60 минут мы тратили на этой променад. Дорогой, подышав свежим воздухом, мы отдыхали от школы, чтобы затем дома снова сесть за уроки. Перед Гагино Борис небрежно достает письмо из-за пазухи: «Тебе, вот, Нина прислала письмо», - и дает мне. Я спокойно беру письмо и прячу в карман. Словно чем-то горячим полоснуло меня! Накануне Дина на свидание не пришла. Я ее долго ждал, ходил по хрусткому снегу, схваченному мартовским морозцем, но тщетно: она не пришла. Естественно было подумать, что она извиняется в письме за свой не приход: могли быть какие-то причины. Но почему-то жгла другая мысль: в письме что-то нехорошее, что-то трагичное для меня. Как я ни старался успокоить себя, успокоение не приходило.
|
|
|
На первом же уроке я достал письмо (кажется, в этот день я один сидел за своей партой, и это был урок литературы), вскрыл маленький конвертик с синенькой каемочкой по краям, взглянул на последние строки… и все поплыло у меня перед глазами, стало сумеречно. Когда немного пришел в себя, оглянулся по рядам. Нет, никто не заметил моего состояния.
В буквальном смысле заставил прочитать письмо. Прыгали строчки, буквы. Я смотрел на своих соучеников и не видел их, я слушал учителя и не слышал его. В каком-то полусумеречном состоянии я высидел урок и, никому ничего не говоря, вышел из класса и школы, и побрел домой с почти выключенным сознанием – ноги несли тело автоматически. Это было почти шоковое состояние.
Я не мог понять случившееся. Никаких намеков на разрыв при последней встречи… и вдруг…
Дина писала.
«Виктор, напишу тебе все, о чем я думала эти дни и не только эти. Я тебя, оказывается все это время обманывала, обманываясь сама. Да, к сожалению, это так. Мы с тобой дружили. Но разве это дружба? Нет. Для дружбы нужна взаимная любовь, а я ее в себе не нашла. Сначала я не сознавала этого, но потом все чаще задумывалась. И я, наконец, поняла, что между нами нехорошая какая-то дружба. Только я боялась просто сказать. И вот в результате сделала очень подло. Я это знаю. Но ты может быть, поймешь меня. Это рано или поздно должно было случиться. Я думаю, что и с твоей стороны чувств ко мне нет потому - что мы сошлись как-то не по-настоящему. Но я тебя ни в чем не обвиняю. Виновата я. Прости. Я тебя помню только с хорошей стороны. Ты, может быть, подумаешь, что кто-нибудь о чем-то насплетничал? Нет. Я просто вынуждена признаться.
|
|
|
Теперь, Витя, считай себя свободным и не добивайся встречи для дальнейших объяснений. Я, кажется, ясно написала. Надеюсь, у тебя это письмо не вызовет большого возмущения. Может быть, и ты это же думал.
Только, наверное, жалко вечера, проведенные впустую. Ничего, прогулки по морозу полезны!
Прости меня за всё.
Дина. 7 марта 1952 года
Если написанное в письме было правдой, то поистине непостижима женская душа. Я не замечал никакой фальши, никакого притворства. Позднее до меня дошли слухи, что у нее появился какой-то Павлик. Возможно она разрывалась на два фронта, не зная кому отдать предпочтение. В конце концов, видимо, Павлик победил.
Долго я «болел» Диной. Встреч и объяснений не искал: насильно мил не будешь.
Судьба свела меня с Диной через сорок с лишним лет. Совершенно случайно и на несколько минут. Дина познакомилась в неврологическом отделении областной больницы им. Семашко с нашей сотрудницей. Разговорились. Узнала, что я много лет работаю главным врачом Сергачской больницы. Дина кратко рассказала ей о наших давнишних отношениях и просила передать мне привет.
В одну из ближайших командировок я навестил её. «Узнаю ли? – думал я, - ведь столько лет прошло». Не скрою, волновался; как - будто шел на первое свидание. Войдя в отделение, увидел как от обеденного стола, что стоял в конце холла, поднялась на костылях женщина, пошла вдоль коридора и свернула в палату. Интуитивно понял, что это была Дина: она узнала меня и вышла из-за стола. Вошел в палату. Передо мной стояла Дина, но совсем не та, которую я помнил с юношеских лет. Это была уже Дина Михайловна. Она и ростом стала выше, дородней, средней полноты, величавая (не побоюсь этого слова) посадка головы, солидность во всём, седой окрас волос. Даже и голос не тот, поставлен на повелительный тон (она работала директором сельскохозяйственного плодоовощного кооператива в городе Дзержинске). Мы стояли, смотрели друг на друга и вдруг… в каком-то порыве обнялись, непрошенные слёзы окропили наши лица. Немного успокоившись, сели и ударились в воспоминания, рассказывали друг другу о работе, семьях, детях. Посмотрели фотографии. Я понял, что она счастлива в семейной жизни, муже, детях, работе. Я дал ей прочитать два её письма, приведенные выше. Прочитала, улыбнулась.
|
|
|
Эти письма хранятся у меня до сих пор. Незаметно пролетело время, которым я располагал.
Растроганно простились, теперь, очевидно, навсегда. Пожелали взаимного здоровья, благополучия друг другу, супругам, детям.
Дина прослезилась. Эти слезы я отнёс к воспоминаниям о детстве, отрочестве, о невозвратно ушедшим навеки благоговейным временам нашей искрометной жизни.
В грустной задумчивости пролетело время в дороге до Сергача. Вспомнилось стихотворение, написанное накануне её дня рождения (13 сентября).
Д.М.К.
Ни я, ни вы, никто другой
Предсказать чудес не может,
Но я желал, желал бы всей душой,
Что б этот день был днем погожим.
Я желал, чтоб вся Природа
Ликовала, пела в этот день.
Уплывала дальше непогода,
Уходила с нею тень.
Чтобы ночь была чудесной,
Улыбались звезды в вышине,
Как улыбалась ты улыбкой детской
В тихом, сладком сне.
Чтобы радостью глаза сверкали
И в дни веселья, в дни невзгод,
Чтоб улыбка на устах играла
И сердце чувствовало любовь.
А это- воспоминание о парке, который лечил мои душевные раны, облегчал мою боль.
К парку
Ты один меня, родимый,
Не гонишь – привечаешь.
И, как мать родного сына.
Ласково встречаешь.
Часто здесь порою летнюю
До зари я время проводил.
Ты шумел кустами – ветками
Ласково, приветливо,
Я ж, задумавшись,грустил.
А грустил я о дивчине,
Милой и далекой,
Что навеяла кручину,
О моей черноокой.
Грусть слетела б разом,
Если б вдруг она явилась.
Села б рядом,
Обняла, поцеловала б и застыдилась.
Но нету, милой нет.
Не придет, не обласкает.
А без нее мне тошен свет,
Грусть - тоска съедает.
Так уж, видимо, навеки
Буду я один...
Буду грустным человеком
Угрюм и нелюдим.
В таком настроении приехал в Сергач. Жене о встречи не рассказал. Она знала о былом моем увлечении Диной – ещё подумает Бог знает что. Зачем подавать повод к ненужной ревности? Что было, то быльём поросло. Остались одни приятные воспоминания, а неприятные – стушевались временем.
Однако… однако я сделал большой прыжок во времени вперёд. Перечитываю написанное и всё новые воспоминания всплывают в памяти, не связанные никакой хронологией. Вот одно из них.
Как-то с папой и мамой рано утром (по росе) пошли на сенокос в Сурковский подлесок. Траву разрешили косить в промежутках между кустами. Провизию, лишнюю одежду сложили у одного из кустов, даже ничем не прикрыв. После нескольких ходок мне показалось жарко и я снял недавно сшитые мне и брату хромовые сапоги, сложив их вместе с прочими вещами. Через какое-то время услышал недалеко от нас незнакомые голоса, вскоре стихшие. Заподозрив что-то неладное (жители Сурков пользовались недоброй славой),решил проверить сохранность нашего «имущества». Все оказалось на месте, кроме моих сапог. Сапоги «ушли». Искать похитителей в лесу было, конечно, бесполезным делом. Сказал о краже родителям. Разумеется, меня поругали, я расстроился.
При заточке косы древко соскользнуло и лезвие глубоко разрезало палец до надкостницы, вызвав пронзившую все тело боль,вплоть до потемнения в глазах. Несколько лет ходил с отметиной – рубцом на пальце, постепенно рассосавшимся.
#
Не помню, кто принес нам маленького, величиной с небольшого котенка рыженького лисёнка. Он был забавой в доме. Мы поили его молоком, он нежно благодарно издавал то ли мягкое урчание, то ли мяуканье. Подрос лисенок, стал лисом величиной с дворняжку. Сделали будку, посадили его на цепь. Такая «свобода» ему не понравилась. Рвался с цепи, тонко жалобно тявкал. Жалко его было, но мы боялись спустить его – убежит. Иногда водили его по улице на поводке; такие прогулки ему нравились. Освобождали от поводка, он резвился, куда-то на некоторое время убегал, но вскоре появлялся. А однажды исчез. Искали по всему селу- тщетно. Пропал и пропал. Всего скорее убежал в лес. Мы тосковали по нему, ждали «сказку», что он все-таки появится. Но… увы… Природа взяла свое.
#
Весной 1946 или 1947 года, когда лёд на реке Пьяне уже ослаб, ко второму перекату, где русло реки делилось на два рукава и глубина была меньше, к противоположному от села Ветошкина берегу реки подогнали новенький гусеничный трактор «НАТИ». Трактор нужно было перегнать на другую сторону.
Трактористы, посоветовавшись, решили рискнуть – перегонять по льду. Рискнули… Посредине второго русла лед не выдержал и трактор вместе с трактористом ушел под воду, видна была лишь труба. Тракториста переправили на берег, благо заранее приготовили лодку. На случай «купания» было все припасено: теплая сухая одежда, горячий чай, водка.
Встала задача освобождения трактора из водяного плена.
На следующее утро к берегу подогнали несколько тракторов, привезли троса. Раздетый до гола тракторист опускался в воду, надевал на крюки троса, выныривал, на берегу «лечился». С нескольких попыток утонувший трактор подтянули к берегу, затем – на берег. Тракториста, как героя, качали. На радостях все участвующие в спасении трактора тоже хорошо «прогрелись».
#
Ещё одно воспоминание высветилось в памяти. Маленький эпизодик в моей жизни. Целый день ездили с отцом по бригадам. Кое-где отец помогал проводить текущий ремонт. Задержались допоздна. Я очень проголодался. «Пап, я есть хочу», - заканючил я. «Потерпи немного, приедем в Муратовку, зайдем к знакомым старикам, чем-нибудь покормят». Заехали. Старики (лет под семьдесят) встретили приветливо. Бабушка принесла полкраюхи белого хлеба и крынку молока. Два или три ломтя съел, только за ушами трещало, с парой стаканов прохладного молока. Спасибо старикам, не дали умереть с голода.
#
Кажется, в бухгалтерии МТС работал мужчина лет пятидесяти. Временно он жил вместе с нами. В Ветошкино это было. Видимо, он чем-то болел. Таял на глазах. Почти ничего не ел, с трудом ходил по комнате. Слышал, что дни его сочтены и скоро он должен умереть.
В один из зимних дней он попросил свозить его в ближайший лес: хотел проститься с «белым» светом.
Его тепло одели, усадили в санки, покрыли одеялом и с сопровождающим проводили. Когда его привезли обратно, он казался оживленным. «Ну, тетерь можно спокойно умереть», - сказал с вымученной улыбкой. Ночью он умер. Может быть, у него были какие-то воспоминания, связанные с лесом, которые удерживали его в жизни. Теперь он простился с ними, лесом и жизнь отступила.
А это о том, что здоровье надо беречь смолоду. Однажды в мае месяце после бани, распаренный, в майке покатался на велосипеде. Прохладный (день клонился к вечеру) ветерок приятно обвевал тело. На следующее утро не мог встать с постели – резкая боль разрывала поясницу. Спуститься с постели – проблема. И так в течении 7-10 дней. Постепенно боли исчезли. Но временами после различных провокаций (подъем тяжести, неудачный поворот, после работы на огороде и т.д.) боли возвращались. Как-то при очередном обострении до областной больницы мог доехать только сидя на «корточках» - лицом к сиденью, спиной – к переднему стеклу. Вот что значит: береги здоровье смолоду. И честь тоже.
#
Нравилось лазать по склонам Подгорного леса. В сторону села Гагино кустарник переходил в дикий лес. В своих фантазиях воображал себя путешественником. Местами спуск был почти отвесным, приходилось цепляться за ветви. Не обходилось без обдирания кожи рук, ушибов. Ракушками, «чертовыми пальцами», известковыми камнями были нафаршированы отвесные стены грунта. На спуск (метров 70-80) уходило 30-40 минут. Временами заросли мелкого кустарника были сплошными, в буквальном смысле приходилось продираться сквозь них. И все-таки от такого лазания получал какое-то безумное удовольствие. На обратный подъем не решался. Возвращался берегом Пьяны до дороги на Ветошкино.
#
Любил прогулки по вечернему парку, о чем я уже писал. Однажды решил проверить себя на храбрость – переночевать в Подгорном лесу. Захотелось слышать его ночную жизнь. Оделся потеплее, взял с собой плащ для укрытия.
Нашел местечко подальше от въездной дороги в село, чтобы не слышать сельских звуков. Сначала было темно, но позже выкатилось огромное оранжевое ночное светило.
Вначале лес еще жил своей дневной жизнью: пролетали птички, садились на кусты, тонко попискивали; где-то поблизости слышалось шуршание по земле; здесь я впервые познакомился со светящимися букашками. Я брал их в руки; ползая, они нежно щекотали ладони, но не обжигали.
Для чего природа наградила их таким необычайным свойством? Что бы они находили друг друга в ночной тьме? Или имитация огня отпугивала от них каких-либо червячков? Может быть. Мудра природа.
Постепенно жизнь замолкала. Наконец, установилась мертвая тишина. Этому способствовала безветренная погода.
Постепенно спадала дневная духота (был июль месяц); в лесу она, очевидно, немного задержалась. А луна чем выше поднималась, тем более ярилась. Совершенно округлый ее диск напоминал огромную медную монету, на которой вместо герба появились очертания, похожие на горы, местами темнее или светлее. Интересно знать, что они означают. В то время еще сказкой был полет на Луну, совершившийся в 1960 году американцами.
Во второй половине ночи стало прохладнее, пришлось укрыться плащом. Тишина убаюкивала. Наконец, перед рассветом сон сморил меня.
Проснулся от рева и блеяния проходившего сельского стада коров и овец. Сейчас во всем селе содержат не более полсотни этой живности. Тогда стадо растягивалось на сотни метров. Вот одна живность отделяется от общего косяка и направляется к своему дому, где хозяйка уже ждет свою буренку с ломтем хлеба. Вот другая следует ее примеру. То тут, то там раздаются позывные: «Маш, Маш, Маш», «Мань, Мань, Мань», «Ласка, Ласка, Ласка» и т.д. А сейчас за годы «перестройки», демократии, свободы, становления капиталистических отношений с лица России исчезли тысячи сел и деревень и вряд ли на одного жителя страны приходится по одной животине. Остановлюсь: от ночевки в лесу я перешел к политике, которую (по крайней мере у нас) делают, мягко сказать, не очень умные люди. Хотя в своих интересах они умно награбили миллионы и миллиарды, обобрав свой народ, сделав его нищим.
#
В конце 40-х – начале 50-х годов жителей многих сел потрясло трагическое событие. В те годы убийства людей были редкими явлениями. Помнится, в селе Ройка в один из вечеров убили старушку из-за нескольких десятков рублей, потребовавшимся пьяницам для выпивки.
На этот раз под Сурковским мостом был найден труп девушки – студентки из Сергача, учившейся в Ветошкинском сельхозтехникуме. Рассказывали, что кто-то из жителей Сурков, переходя поздним вечером мост, услышал человеческий стон. Собрав нескольких мужчин, с фонарем обследовали место под мостом и обнаружили в ручье обнаженное тело девушки, кое-как прикрытое травой. Убийцу быстро нашли. Им оказался молодой тракторист лет 27-28. Из-за продуктов, которые несла студентка, злодей совершил убийство. Очевидно, было и изнасилование.
Помню, как вели его два милиционера с наганами в руках к месту суда. Преступник шел между ними со связанными за спиной руками, опустив вниз голову.
Суд состоялся на террасе техникума при сотнях людей, собравшихся не только из Ветошкина, но и из окрестных сел. Вид убийцы был жалкий, но никто не испытывал к нему сожаления.
По закону парности (или подлости) спустя несколько лет в селе Кочунове была убита девушка из Ветошкина Лёля Курышова. После окончания техникума работала в этом селе в МТС. Я знал ее. Память сохранила ее образ.
Выше среднего роста, худощавая, чернявая, неулыбчивая. Не по годам серьезная, с серовато-голубыми глазами; когда навещаю родных и знакомых на Ветошкинском кладбище, всегда останавливаюсь у ее могилы: «Царствие тебе Небесное, Лёля.Видно, судьба твоя такая. Пусть тебе будет Рай на том Свете».
#
Не всегда запасались дровами на всю зиму. Иногда не хватало. Всего скорее из-за денег. В таких случаях приходилось воровать по ночам из леса. Отец, Геннадий и я брали побольше и покрепче санки и шли в лес на Китаву, километров за пять от села. Запомнилась одна поездка. Чуть стемнело – выехали (или, вернее, вышли). Была лунная ночь. Луна поднималась все выше и выше, охватывая все большую площадь призрачным светом. Втроем было не страшно. Приехали к месту рубки.
Лес редкий, хорошо просматривается. Выбрали несколько сухих деревьев. Отец рубил с корня. «Слышишь отец рубит, а я отвожу…». Гулким эхом раздавался по лесу каждый удар топора.
Каждое дерево освобождали от сучьев, разрубали на части так, чтобы задние концы не бороздили по снегу; покрепче увязывали возок. Поехали. Слава Богу, что половина пути шла под уклон, остальная- на небольшой подъем. Дорога была наезженной; где-то в полночь приезжали домой.
Не помню, были ли еще подобные рейды по дрова или нет, но этот запомнился. Летом этой же дорогой с братом Геннадием пришлось прогуляться немного подальше, до Успенского поселка (в народе звали его «вшивым»). Ходили за брагой для похмелки плотника (в Ветошкино, видимо, никто не умел ее делать). Решили попробовать: что за напиток мы несли. Отпили по несколько глотков. Почувствовали что-то сладкое, не очень приятное и не очень неприятное. За дорогу прикладывались несколько раз. Не почувствовали одурманивающего воздействия. Отец посетовал: «Что-то ведро не полное». «Расплескалось», - объяснили.
#
Я уже упоминал, что в селе был конезавод, дворы которого остались еще со времен Пашковых. На его месте еще и сейчас кое-где сохранились их развалины. Ежегодно летом проводились скачки лошадей (называли их «бегами»), приуроченные к какому-то празднику, проще - конные состязания. За селом сверху от конезавода за шоссейной дорогой Гагино – Сергач на ровном поле заранее готовились беговые дорожки, на которых и проводились соревнования. Посмотреть на зрелище приходило из села Ветошкина и окрестных сел тысячи людей. Это был праздник! Ухоженные, игривые кони запрягались в дрожки на резиновых шинах и выпускались на гонки парами. Наездники («шофера») гиканьем (кнутом подгонять не разрешалось, им можно было только крутить в воздухе над спиной лошади) возбуждали своих красавиц с вплетенными в гриву разноцветными лентами. С шуршанием стремительно проносились дрожки – коляски. Каждая пара делала несколько кругов. В итоге отмечалось время пробега дистанции каждой лошадки. Наезднику самой быстрой лошади присуждался приз. Публика криками, свистом подгоняла соревнующихся «троек – птиц». Это было незабываемое зрелище. Ни одно село района не могло похвастаться чем-то подобным. Не помню в каком году (до войны) на Всесоюзных соревнованиях в Москве лошадь «Радуга» завоевала первое место. На территории конезавода ей был поставлен памятник. Это была лошадка средней величины, серой масти с черными яблоками. Красивая была лошадка. Очевидно, после перевода конезавода в село Пьянский Перевоз, памятник «Радуге» был уничтожен; наверное, зря.
В 1949 году я закончил НСШ – семилетку, неполную среднюю школу. Кажется, годом раньше в стране ввели обязательное семилетнее образование. Помню, в нашем классе появились ученики намного старше нас. Сначала мы смотрели на них свысока: большие дяди и тети, а не знают того, что понимали мы. Потом привыкли к ним. Надо сказать, что большинство из них старались учиться прилежно.
Передо мной встал вопрос, где дальше продолжить образование? Решили – в Гагинской средней школе. У меня не оказалось свидетельства о рождении: оно сгорело во время пожара в Шарапово. Родители считали мой год рождения 1934-ый. В ЗАГСе рожденным меня не оказалось ни в 1934, ни в 1933г. Пришел домой, говорю маме: «Нет меня». «А в 1935 году не искали?» «Нет», - говорю, - «не догадались». На другой день я всё-таки нашелся в 1935 году; на год стал моложе. Документы приняли. Так, я вновь оказался в Гагинской школе. У меня сохранилось фото 1952 года, когда мы сфотографировались всем классом после экзамена по литературе.
Из класса, из которого я ушел весной 1945 года, в 1949 году встретил только Гену Соколова.
География всего района была представлена в нашем классе: Алексей, Серафима, Зина Атопшевы – из Покрова; Иван Данилин – Исупово; Павел Гудков – Курбатово; Геннадий Ганин, Шура Волкова, Бушуева Нина, Щербакова Рая, Софья Ломп– Шерстено; я, Мария Ашунина – Ветошкино; Гена Соколов, Ольга и Валя Евграфовы, Николай Салин, Балашова Римма, Гусева Люся, Машковцева Инна – Гагино; Князев Александр – Моисеевка; Шальнова Валя – Муратовка; Коннова Земфира, Смирнова Люся, Нестерова Таня, Кузьмина Анфиса, Кондрашова Рита, Илюхина Маша – Субботино; Комраковы Лида и Георгий – деревня Большие Поляны; не помню из каких сел были Полушкина Нина, Красильникова Люся, Поверинов Володя, Сдобнякова Нина, Рыбакова Люся. Когда я пишу эти строки, в черновике(июль 2000г),мы все уже пенсионеры и нет в живых И.Данилина,
Т. Нестеровой, В. Евграфовой и, может быть, кого-то других. А сегодня на дворе 17 сентября уже 2007 года. Я «перелицовываю» черновик. За это время ушли Иван Гудков, Лида Комракова. Царствие им Небесное!
Класс был дружный, все или почти все мечтали поступать в вузы, поэтому старались учиться. Да и учителя были требовательными и строгими. Плата за обучение (отменили ее, кажется, в 10-ом классе) тоже нас подстегивала, так как мы отнимали у родителей определенную сумму средств, которых никогда не хватало. Помню преподавательницу русского языка и литературы, нашего классного руководителя, Анну Андреевну Кашицину. Гладкая прическа на прямой пробор рыжеватых волос; немного вздернутый маленький носик, на котором сидели очки в коричневой оправе; круглое бледноватое личико, часто с брезгливым выражением губ (войдет в класс, вздернет кверху носик, словно берет пробу воздуха, который после нашей кутерьмы в переменах далеко не был свежим). Позднее мы узнали, что она была больна туберкулезом легких, о чем дирекция, видимо, держала этот факт под секретом. Однажды она вдруг не явилась. Ходили слухи, что ее перевели в другую школу. Мы устроили забастовку с требованиями вернуть нашего классного руководителя, которую мы искренне любили. Примерно через полгода она явилась к нам, чему мы были несказанно рады. Однажды она меня спросила заданный урок по литературе; я был хорошо подготовлен и получил отличную оценку. На следующий день она меня вновь опрашивает (вот уж никак не думал!); я по какой-то причине подготовился хуже и получил «тройку». С милой улыбочкой она выговорила мне: «А учить-то уроки надо каждый день…». Это был хороший урок. Я действительно стал готовиться систематически, независимо от предположения: спросят – не спросят.
|
|
|
