 |
Нижняя Мезия 16 страница
|
|
|
|
Однако важного разговора стоило ждать не сразу: поначалу полагалось помыться, а банный ритуал начался с натирания маслом и посещения парильни. Здесь, обливаясь потом, господа лишь перекинулись отдельными фразами. Плиний представил своих гостей сенаторам. Все трое были старше Плиния, все уже побывали в консулах, и все (по заверениям Плиния) были друзьями и сторонниками Траяна. Нервы еще не было, но (шепнул Спуринна) он придет обязательно.
Когда господа вышли из парильни, рабы принялись соскребать с распаренных тел масло и обливать горячей водой, Плиний сидел с закрытыми глазами, наслаждаясь процедурой.
Приск вдруг протиснулся к нему, тронул за руку и спросил:
– Кто это?
– О ком ты, мой друг?
Плиний открыл глаза…
– Не верти головой! – прошипел Приск без всякого почтения. – Он стоит прямо за мной, просто посмотри. Средних лет, рыжий, нос мясистый… Этот тип о чем-то разговаривает со Спуринной.
Плиний потянулся, медленно повернул голову. Ни единого неосторожного движения. Все естественно. Оказывается, этот честный человек – вполне искушенный интриган.
– Уже отошел в сторону. Критий, – обратился Плиний к своему номенклатору, – выясни, что за человек этот рыжий тип, с кем пришел, чей клиент. Скажи, Плиний хочет всем устроить подарки к концу дня. Сообщишь господину Осторию.
Критий тут же ринулся выполнять приказание.
Приск подошел к друзьям.
– Скоро закончите? – спросил намеренно громко. – Не пойти ли нам поплавать в бассейне?
А потом шепнул:
– С кем пришел тот рыжий? Тиресий, ты не заметил?
– Кажется, со Спуринной. А в чем дело?
– Это центурион преторианцев.
– Ты не ошибаешься?
– Я бы узнал его в полной темноте.
Теперь рыжий уже крутился возле других старичков, друзей Плиния. Он явно что-то вынюхивал.
|
|
|
Критий вернулся:
– Якобы клиент Спуринны, появился пару дней назад, откуда и кто, неведомо. Его не слишком опасаются: политические доносы хотя и не отменены, но сенаторам ничем не угрожают.
Отрапортовав, Критий тут же исчез.
– Зато нам угрожает этот парень, – произнес одними губами Тиресий.
– Что будем делать?
– Тут есть еще одна маленькая жаркая парильня, – сказал Кука, – и там сейчас почти никого нет, я заметил.
Друзья переглянулись.
– Похоже, нам придется еще раз попариться, – сказал Тиресий.
Друзья подошли с равнодушным видом к рыжему.
Кука хлопнул его по плечу.
– Э, парень, да ты какой грязный! Плохо вымылся. Надобно вернуть тебя в лаконик!
Кука и Тиресий подхватили центуриона под руки и повели. Со стороны все выглядело милой дружеской возней.
Тот попытался сопротивляться, закричал. Кука и Тиресий захохотали. На них никто не обратил внимания – молодые бычки бесятся, и только.
Какого-то ветерана, что сидел в лаконике, бесцеремонно выставили, дверь замкнули медным ковшиком.
– Вы что, спятили… да я… – взвился центурион.
– Кто тебя послал? – перебил Тиресий.
– Вы все трое покойники! – объявил рыжий.
– Еще нет! – Бывший банщик очень грамотно заехал кулаком в скулу центуриону. – Бедняга! Он поскользнулся на мраморном полу.
– Я – центурион преторианцев! – закричал рыжий. – Если вы меня немедленно не выпустите, вас разрежут на куски!
Встать он не успел – Кука вновь его опрокинул. Кому как не Куке было знать все коварство банных полов.
– Никакой это не центурион – вдруг сказал Кука. – Это банный вор, он украл в прошлом месяце мой плащ.
– Да вы что… – Рыжий опешил.
– А у меня – новые башмаки, – кивнул Тиресий. – Все время вертится в раздевалке. Чуть оставишь что без присмотра, он тут как тут.
Центуриона, обалдевшего от жара и от побоев, вытащили в холодный вестибюль.
|
|
|
Был как раз приток народа, многие раздевались.
– Банный вор! – заорал Кука. – Мы поймали банного вора.
И вновь сделал подсечку, опрокидывая центуриона на пол. Из раздевалок устремились полуодетые граждане обоих полов. Кажется, из женской раздевалки примчалось куда больше, чем из мужской. Визг, крики, жертву принялись рвать и топтать. Кука вовремя отскочил в сторону, Тиресий был не так проворен, посему лишился клока волос и обрел три глубоких царапины вдоль спины. Приск же остался в центре маленького тайфуна, он бил и бил, изо всей силы, сладостно и со страстью. В этот миг он жалел об одном: что не обладает силой своего отца, этого римского Геркулеса, который умел убивать одним ударом кулака.
Наблюдая за свалкой, Кука сказал Тиресию:
– Был один случай в термах, когда я работал в Байях. Рабы придушили господина в лаконике и сказали, что патрон потерял сознание от жара и умер.
– А следы удушения? – поинтересовался предсказатель.
– Все было сделано очень аккуратно – душили скрученной простыней, никаких следов.
– Мы бы могли это устроить…
– Вряд ли. Такие фокусы проходят в частных банях, а в общественных термах слишком много народу. Кстати, нам пора убираться – сейчас явится стража – разнимать дерущихся. Эй, Гай! – крикнул товарищу. – Выбирайся! Хватит!
Кука все верно рассчитал: как раз в этот момент несколько здоровяков из обслуги бани кинулись в свалку, раскидали нападавших и извлекли тело рыжего центуриона. Похоже, преторианец был без сознания. Приска отбросили к базису группы Лаокоона, украшавшей вестибюль бани. Друзья подхватили Гая под руки и оттащили в сторону. Приск хотел ринуться вслед за банщиками, на чьих мощных руках повис центурион, но Тиресий удержал его и шепнул:
– Не надо.
Приск всмотрелся. В первый миг ему показалось, что рыжий без сознания. Потом понял: нет, не без сознания – мертв – между ребер чернело небольшое отверстие, кто-то нанес удар в самое сердце.
Приск огляделся, пытаясь определить, кто это сделал. У него самого в этот миг оружия при себе не было. Краем глаза он увидел, как скользнула в женскую раздевалку гибкая фигура, закутанная в льняную ткань. Блеснуло и исчезло тонкое узкое лезвие.
|
|
|
Мевия.
Так вот о ком она говорила ночью! Ну что ж, она тоже имела полное право подвести в этой схватке черту.
* * *
«Совещание» устроили в базилике терм, в одном из ее нефов.
Старый Нерва слушал Плиния внимательно, но при этом опасливо косился на Приска: один глаз у легионера заплыл, губа разбита, на щеке алели следы ногтей. Принцепс явно не питал доверия к посланцу Нижней Мезии, хотя тот раздобыл чистую простыню вместо забрызганной кровью.
Но речь Плиния текла так мягко, так завораживала, что вскоре Нерва начал согласно кивать. Но, услышав слова «усыновить Траяна», вздрогнул всем телом.
– Усыновить Траяна? – переспросил старый принцепс, и лицо его сделалось испуганным и жалким. – Но все же знают, что сталось с Пизоном… и с Гальбой… его усыновившим…
Нерва невольно повел головой, будто ощутил на шее холодное лезвие.
– Траян – отличный полководец, его любят в войсках… Рейнские и данубийские легионы все на его стороне…
Нерва отрицательно покачал головой.
Тогда Спуринна уселся рядом с Нервой, заговорил сильным, хорошо поставленным голосом:
– Траян не даст в обиду… хороший солдат… честный солдат… – долетали до Приска обрывки фраз.
Спуринна много воевал во времена Веспасиана, и в его устах слова «хороший солдат» значили многое.
Нерва явно колебался. Он верил Траяну, но наместник Верхней Германии был слишком далеко, а префект преторианцев – очень даже близко.
– Тебе нужна защита, принцепс, – сказал дородный краснолицый человек лет пятидесяти. – Только Траян может тебя защитить. Ты должен сделать его не просто наследником, а соправителем.
– Кто этот толстый? – спросил Кука у Приска.
– Луций Лициний Сура, [145] Плиний говорит, близкий друг Траяна. Один из самых близких…
– Не люблю я близких друзей, – пробормотал Кука. – Они, как кукушки, выживают друзей обычных.
И неожиданно подался вперед:
– Тебе нужен настоящий массаж, принцепс. Все эти лентяи вокруг тебя лишь водят руками, вместо того чтобы хорошенько размять каждую косточку. Доверься мне, я вдохну в тебя новую жизнь!
|
|
|
– Так ты…
– Неважно, кто я, главное, что руки у меня золотые!
Последующие полчаса Кука занимался старым принцепсом лично – разминал пальцами, рубил и пилил ребрами ладоней, раздавливал вялые мышцы кулаками и под конец похлопывал подушечками пальцев.
Если в начале процедуры Нерва стонал от боли, то в конце – от удовольствия. Порой Кука что-то приговаривал, но, что именно, никто расслышать не мог.
– Сура! – обратился Нерва к толстяку сразу же после процедуры. – Тебе, кажется, придется поехать к Траяну. Но только так, чтобы Касперий ничего не пронюхал.
Кука подмигнул Приску – мол, дело слажено.
* * *
– Что ты ему сказал? – спросил Приск, когда друзья покинули термы.
– Что на самом деле мы присланы по приказанию самого Траяна, но это тайна, никто кроме самого Нервы об этом знать не должен. Даже Плиний, даже Лициний Сура.
– И он поверил?
– Когда я разминаю спину, мне никто не может противиться! – заявил Кука.
Отъезд Адриана
Осень 850 года от основания Рима [146]
Эск
По возвращении из Рима Валенс и его «славная восьмерка» стали ожидать со дня на день гонца – с известием, что Нерва сделал все, как надо, и Траян усыновлен. Но день проходил за днем, миновало лето, наступила осень, а нужной вести так и не было.
Правда, пришло сообщение, что Спуринна по распоряжению принцепса почтен триумфальной статуей за давние победы над племенем Бруктеров. [147] Заодно статую поставили и его рано умершему сыну, который никак себя проявить не успел, – вещь для Рима невероятная. Подобное сообщение можно было трактовать как знак, что дело Траяна пока что не умерло.
Адриан нервничал, не находил себе места. Кажется, он и сам был уже не рад, что не отправился в Рим лично, а послал мальчишек, которые испортили все дело.
Но вот однажды в лагерь въехал запыленный письмоносец, уставший настолько, что даже копье со знаком бенефициария не мог держать прямо. По лагерю пошли гулять слухи. Нерва умер? Что за известие? Кому теперь вновь будут присягать легионы?
Слухи, однако, перебродили и стихли, легат лишь усилил посты и отправил двойную стражу в бург у реки. Значит, события важные, сообразили легионеры. Но не смерть принцепса, иначе бы новость тут же стала известной в лагере.
Потом легат Наталис вызвал к себе трибуна-латиклавия Элия Адриана, и они вдвоем заперлись в претории.
И, наконец, разнеслось: Император Цезарь Нерва Август усыновил Марка Ульпия Траяна.
На другой же день рано поутру возле домика военного трибуна забегали слуги – выносили увязанные в узлы вещи, сундуки, в деревянные ящики укладывали закутанные в тряпки статуи. Адриан уезжал.
|
|
|
– А мы? Мы тоже поедем с ним? – спрашивал у друзей Квинт.
Ему не отвечали. Кука и Тиресий переглядывались. Они уже полагали, что отправятся с Адрианом вместе в Германию, поближе к Траяну.
Но суета длилась и длилась, а за подопечными Валенса никто не посылал. Вечером после завершения всех дел Кука не выдержал, стал выспрашивать Валенса, нет ли приказа об их переводе, а если есть, то в какой легион.
– Что, собрались в Германию ехать за наградами? – насмешливо спросил Валенс.
Все молчали. Кука кивнул.
– Никого из вас не переводят, – объявил Валенс. – А вы уж и рот разинули. Идем, Адриан вас всех зовет на прощальный обед.
Стол был накрыт роскошный. Но дом уже как будто умер. Статуи упакованы, ткани сняты, только мозаичный пол и обеденные ложа оставлены были для прощальной трапезы в столовой.
Блюда подавали отменные, никогда прежде никто из «славной восьмерки» не пробовал ничего подобного. Даже в доме у Плиния – там царила показная скромность, каша с медом да жареная свинина. Адриан же устроил настоящее пиршество – одно блюдо сменялось другим, легионеры не просто наелись, а обожрались и теперь с тоской смотрели на новые яства, от которых не в силах были отломить ни кусочка. Один Адриан был ненасытен.
– Грибы… не хотите отведать грибочков? – Военный трибун клал в рот очередной кусок и подмигивал гостям. – Такие в Риме на вес золота.
В ответ легионеры лишь грустно кривились.
– Считаете, что я вас всех обманул? – зло прищурившись, спросил Адриан.
Приск пожал плечами, а Кука выпалил:
– Почему мы не переводимся вместе с тобой?
– А ты как думаешь?! – Адриан вдруг махнул рукой, и серебряное блюдо с грибами слетело со стола. Тиресий вовремя успел отшатнуться, иначе металлический диск вонзился бы ему в грудь. – Вы, мои наивные друзья, воображаете, что Траян зовет меня в Германию, чтобы наградить? – Адриан расхохотался, ненатурально, зло. – Как бы не так! Траян в ярости, что я растратил кучу денег. А он не любит, когда кидают сестерции на ветер. Вот и прислал разносное письмо, требует, чтобы я ехал служить в Германию, поближе к дядюшке, под строгий контроль.
– А как же усыновление? Все эти расходы… – спросил изумленно Приск.
– Луций Лициний Сура взял на себя эту честь – то есть посредничество между Нервой и Траяном. Я, как и планировалось, в этом деле не фигурирую. – Адриан помолчал, стиснув зубы. – Дядя меня всегда недолюбливал. Мы разные. Он – солдат, а я… Кто я? – повернулся он к Приску.
– Художник… Или философ…
– Во-во! А Траян ценит только солдат и толковых администраторов. – Адриан выпятил изувеченный подбородок. – Вот что он видит. Вот что греет ему душу – военные шрамы. Впрочем, этот – не военный, а полученный на охоте.
– Но если Траян недоволен, не нужно было устраивать такой пир… – заметил Малыш. – Нам бы вполне хватило скромного обеда. Мы бы и так…
– Я все равно истратил кучу денег, так что несколько золотых не спасут моей репутации. Ешь! – Он пододвинул блюдо с фаршированными финиками в сторону Малыша. – Я же вижу, ты голоден!
– Зачем же мы тогда все… зачем ты хлопотал за Траяна! – воскликнул в недоумении Кука.
– Чтобы Траян стал императором. Он не любит меня. Это точно. Но не может меня оттолкнуть. Теперь у меня есть двадцать лет… Ты ведь сказал двадцать лет, Тиресий? – повернулся Адриан к предсказателю. Тот кивнул. – Вот видите. У меня есть двадцать лет, чтобы обаять дядюшку и доказать, что я – в первую очередь, хороший солдат. Не просто хороший, а очень хороший. И вы мне в этом поможете. Неважно, любит меня Траян или терпеть не может, все равно он сделает меня наследником. – Адриан смял в лепешку серебряный бокал, брызнули вверх остатки вина.
Легионеры переглянулись. Впрочем, не все. Квинт уже заснул за столом и сладко посапывал, по-детски положив ладонь под щеку.
– Из Рима пишут: Нерва болеет и долго не протянет, – продолжал Адриан. – Речь идет, скорее всего, о нескольких месяцах. Траян станет императором – тут уже никаких сомнений нет.
– Касперий Элиан не устроит какую-нибудь гадость? – спросил Приск.
– Не устроит. Префект претория мертв. Траян вызвал его к себе посовещаться по важным вопросам, совещаться не стал, тут же казнил – чтобы ни у кого не появилось больше желания навязывать свою волю принцепсу.
– И что теперь? – кажется, это Молчун подал голос.
– Я вас ненадолго покину. Но через год, максимум через два, вернусь. Начнется подготовка к большой войне.
Тиресий молча кивнул, подтверждая прогноз военного трибуна. И прежде легионеры говорили о войне с Децебалом, но никогда так уверенно, как Адриан.
– Вот видите, наш предсказатель со мной согласен! – рассмеялся Адриан.
– Разве с Децебалом нельзя договориться? – спросил Приск.
– А кто-то хочет договариваться? Казна пуста, долгов по налогам – сотни миллионов. Траян, придя к власти, вновь должен раздать войскам донативы. То есть взять еще несколько сотен миллионов у банкиров. А чем расплачиваться? Значит – война. Большая война с большой добычей. Есть два места, где можно добыть эти денежки. Парфия и Дакия. Да, Траян может пойти на Восток, но это будет ошибкой. Мы там увязнем, как увязает в песке пустыни горожанин, что решил поохотиться на львов. А вот Дакию мы можем раздербанить…
– Что? – переспросил Кука.
– Сожрать. Как говаривал Катон Старший: «Карфаген должен быть разрушен! »
– Ты – философ, и ты любишь войну? – с вызовом спросил Приск.
– Нет, не люблю. В отличие от Траяна. Но ты слышал, что болтал Мурена. Золота у Децебала столько, сколько чеканит Рим за двадцать или тридцать лет. Понимаете, о чем я? Тиресий напророчил мне двадцать лет ожидания и двадцать лет принципата. Значит, этих денежек хватит и мне, и Траяну. Сам-то я не особенно рвусь наверх. Пока. Пусть Траян воюет – он это умеет делать лучше всех… – Военный трибун обвел гостей долгим взглядом. Глаза его налились кровью, на лбу выступили капли пота. – А-а-а… вы же сейчас думаете, чего этот парень так разоткровенничался? – Адриан прищурился. – Да все очень просто, милые мои… Мы с вами вроде как заговорщики. И заговор наш будет длиться двадцать лет. Я – ваш патрон, вы – мои клиенты. Двадцать лет каждый из вас будет служить мне, пока не исполнится предсказание. А я буду следить, чтобы вы служили мне хорошо.
Зенон обошел всех легионеров и поставил перед каждым корзиночку с угощением, которую можно было взять с собой.
– Так мы не поедем с тобой? – спросил Квинт, просыпаясь.
* * *
Когда легионеры вернулись в казарму и вынули из корзинок куски курицы, завернутые в льняные салфетки, на дне у каждого нашелся кошелек с золотыми монетами. Всем досталось поровну – по десять золотых, то есть по тысяче сестерциев.
– Надеюсь, они не поддельные! – засмеялся Приск.
И осекся.
В казарму вошел Зенон и поставил перед Приском деревянный ящик.
– Лично тебе от Адриана, – сообщил вольноотпущенник и удалился.
Приск открыл ящик. Внутри стояли, плотно прижавшись друг другу, глиняные горшочки с разноцветными порошками.
Краски Адриана!
* * *
На другой день рано утром Адриан и его слуги тронулись в путь. Военный трибун ехал в первой повозке, устланной волчьими шкурами. Проезжая мимо восьмерки из пятьдесят девятой центурии, он выглянул, окинул молодняк внимательным взглядом.
Они салютовали ему, он поднял руку в ответ.
Часть V
ТРАЯН
Усадьба Корнелия
Весна 851 года от основания Рима [148]
Эск
Новости из Рима приходили в лагерь довольно странные. Нерва, как и ожидали многие, скончался зимой, Адриан лично доставил дяде в Колонию Агриппины [149] известие, что тот отныне – властелин Рима. Но новый император не поспешил в столицу, а остался в Германии, инспектируя рейнские легионы, потом двинулся в Паннонию.
В Рим отправились его доверенные люди.
* * *
Хотя долгожданное пополнение прибыло в лагерь, под командой Валенса так и осталось восемь человек. Валенс продолжал их тренировать лично. Центурион надолго уходил со своими легионерами в горы, учил ориентироваться по солнцу, по стволам деревьев, по едва приметным следам. Еще учил, как надо бесшумно подкрадываться к человеку и убивать его ударом кинжала, прежде накрепко зажав рот ладонью. Или заставлял карабкаться по деревьям на самые макушки и осматривать местность. Опять же показывал, как взбираться по отвесной скале, и заставлял тренировать пальцы, катая меж ними часами речную гальку.
– Демосфен в рот гальку клал, – напомнил Приск, – а мы – под пальцы.
– Предлагаю в повязку на бедрах насыпать. Тоже для тренировки, – хихикнул Квинт, обожавший щегольнуть соленой остротой, но всегда не к месту. При этом он непременно краснел до ушей.
– У тебя что – проблемы, если нужны тренировки ниже пояса? – тут же сразил его в словесном поединке Кука.
– Чтобы троих девок за раз завалить. – Квинт покраснел еще больше.
– Так все равно у тебя денег на троих не хватит, – напомнил Кука.
На досуге Валенс заставил всех учить фракийский язык, для чего привел старого раба-фракийца и поселил в соседней комнате казармы. Потом брал с собой в канабу и заставлял общаться с местными по-фракийски. Их зачастую не понимали, или сами фракийцы с грехом пополам переходили на латынь. Кажется, фракийский язык был самой сложной частью их обучения.
* * *
Вторая зима в Мезии казалась чудовищно долгой, но вот, наконец, дохнуло с юга теплом, радостно по-весеннему засинело небо, днем стал подтаивать снег, а за ночь покрываться крепким настом.
– Поедешь со мной, Приск, – сказал Валенс как-то поутру.
В тот день уже вовсю текло с крыши барака, и радостная капель сулила близкое тепло и, возможно, первый настоящий поход для легионеров особой пятьдесят девятой центурии.
– Слушаюсь, центурион.
– В полном вооружении, – уточнил Валенс.
– Куда мы едем?
– Не слишком далеко. Корм для лошадей возьми. Сухари и фляга вина не помешают.
Лошадок выбрали смирных, Приск взял полюбившегося ему Крепыша. К тому же Валенс самолично нагрузил мула какими-то мешками и привязал поводья к седлу своей лошади.
Навстречу по дороге то и дело попадались крестьяне, обряженные в меховые плащи и безрукавки, непременно с кривым кинжалом у пояса, заросшие, вида самого зверского. Мезия никогда так и не была романизирована в отличие от других провинций. Любые ростки цивилизации тут начисто сбривало страшным дакийским фальксом, смывало наплывами варваров из-за реки.
Местные, в основном, ехали на запряженных мулами или волами повозках. Многие шли пешком, гнали овец, спешили в канабу, чтобы на другое утро в рыночный день продать выгодно зерно, скот и шкуры. Скорее всего, это потомки тех задунайских варваров, что еще во времена Августа переправились на правый берег с разрешения римских властей. Или тех, что уже при Нероне поселил в Мезии наместник провинции Тиберий Сильван.
Приск вглядывался в мрачные физиономии встречных – и невольно противный холодок бежал меж лопаток. А ну как не посмотрят, что перед ними римский центурион и легионер, накинутся со своими кривым кинжалами. Да еще, кто знает, может, у кого под мешками и фалькс припрятан или фракийский кривой клинок?
– Смотри так, будто ты легат как минимум, и у тебя с собой две когорты, – сказал Валенс, надменно поглядывая сверху вниз на идущего рядом с повозкой крестьянина, тот опустил голову, поправил капюшон меховой накидки и ускорил шаг. – Не показывай, что опасаешься их. Варвары, как звери, чуют чужой страх.
– Я не боюсь, – сказал Приск. – Мы отобьемся.
– Не отобьемся. Но все равно смотри так, будто ты одной левой можешь пятерых повалить на землю. Не посрами аквилу [150] Пятого Македонского. Наверняка раздумываешь, почему я тебя взял с собой? – спросил Валенс, когда они уже с полмили отъехали от лагеря.
День был чудный, солнце припекало так, что Приск пожалел, что поддел под плащ меховую фракийскую безрукавку.
– Наверное, потому, что я на лошади езжу хорошо.
– Ездишь ты плохо. То есть, может, для гражданского и неплохо, но для легионера – никуда еще не годится. Ты в полном вооружении ни залезть толково на коня не можешь, ни соскочить. Ну, по сравнению с остальными новобранцами, может быть, ты не так уж и плох, но Молчун ездит лучше. Тебе бы силу накачать, прежде чем в бой идти… Я взял тебя с собой, потому что так попросил хозяин усадьбы, куда мы едем в гости, – Луций Корнелий Сервиан.
Корнелий? То-то дорога знакомая!
Отец спасенного мальчишки Луция? Значит, Приск увидит Кориоллу?
Сразу бросило в жар, сердце запрыгало.
Она подарила ему золотой браслет. Но он так и не осмелился надеть подарок. Впрочем, браслет этот ему явно мал – украшение по женской руке. Но подарок хранил, носил на цепочке под лорикой.
* * *
Ехать было не так уж долго, кажется, собирались дольше. Поместье лежало в стороне от дороги – пашня и сад примыкали к небольшому холму, на южном его склоне устроен был виноградник. Сама усадьба напоминала крепость – обнесенная сложенной из камня стеной с массивными воротами, по бокам выдавались вперед две башни, копируя охранные сооружения лагеря Пятого Македонского. Дубовые ворота были закрыты. После того как Валенс постучал, на балкончике одной из башен появился кто-то из слуг, закутанный в плащ, глянул вниз, рассматривая гостей.
Валенс назвал себя.
Привратник исчез, и вскоре внутри послышалась какая-то возня, ворота открылись. Приск увидел небольшой двор и строения внутри, все спланировано было так, будто это не усадьба, а временный лагерь одной центурии.
Встречать гостей вышел Корнелий в длинном подбитом мехом плаще, под которым виднелась красная туника, как у солдата. Но шерстяные штаны и обшитые мехом мягкие туфли были варварского покроя.
Валенс спрыгнул на землю, обнял хозяина.
– Все матереешь, Корнелий!
– Валенс! Старина! Ну прям кремень! О тебя мечи можно точить – это точно.
– Ха, думал ли ты, когда полоскал меня в горячем источнике в Эммаусе, что я протяну эту лямку так долго?
– Да уж… ты был тогда как полудохлый щенок, которого отдают в жертву богине Гекате, – вздохнул Корнелий, припоминая те дни, когда на жарком юге они жили только одним-единственным днем, не думая, что случится завтра. Да и, наступит ли для них это завтра, было тогда большим вопросом, земля вокруг дышала убийственным зноем, но пуще любого самого разъяренного зноя, кажется пуще огня, полыхала ненависть окружавшего их народа. Наверняка пришлых римлян там, в Эммаусе, ненавидели больше, чем здесь, в Мезии.
– Ну, здравствуй, Осторий Приск, спаситель моего сына! – Корнелий пожал молодому легионеру предплечье. – Помню тебя, помню. Я перед тобой в вечном долгу!
Из дома выбежала девочка лет семи в меховой накидке, от быстрого движения капюшон слетел с головы, в темных волосах сверкали золотые ленты.
– А, малышка Флорис, ты все хорошеешь! – засмеялся Валенс.
Девочка прыснула, накинула на голову капюшон, пронеслась по двору и скрылась в амбаре. Через мгновение она вернулась с каким-то горшочком в руках, который ей наверняка был не нужен, – неслась лишь для того, чтоб поглядеть, кто же приехал.
Валенс и Приск проводили ее взглядами.
Парень в меховой куртке и шароварах увел лошадей.
– Приск! – повернулся центурион к легионеру. – Разгружай мула. Подарки всем привез, а девочкам – духи, аж с ног сшибают сильнее чесночного запаха и винного перегара.
Сам же и засмеялся, довольный шуткой. В этот миг на крыльце Приск увидел другую девушку, куда старше. Она смотрела на него, кажется совсем не обращая внимания на центуриона.
Кориолла. Она вновь изменилась! Сколько они не виделись? Год? Больше?
* * *
Их ждали, к приему готовились – истопили баню, накрыли стол. В доме было тепло, даже жарко – Корнелий провел трубы отопления под полом и в стенах во всем доме. Так что и хозяйка, и ее дочери могли расхаживать по комнатам в легких платьях и, лишь выходя на порог, накидывать меховые плащи. Столкнувшись с Гаем, Кориолла смутилась, залилась краской (даже шея покраснела, а уши буквально вспыхнули). Она тут же исчезла на кухне, было слышно, как она выговаривает ключнице:
– Эвбея, мы же принимаем Валенса!
Потом вновь выскочила, стрельнула глазами и убежала, чтобы вскоре явиться, но в другом платье и с золотым ожерельем на шее. Малышка Флорис носилась за сестрой и в точности повторяла все ее повадки, правда, с куда меньшей грацией. Маленький Луций (впрочем, какой он маленький – ростом уже почти сравнялся с Приском) старался держаться смело и уверенно, как и положено человеку тринадцати с половиной лет, который вот-вот наденет взрослую тогу. Глаза его горели восхищением при виде лорики центуриона и начищенных серебряных фалер (у Валенса их было семь, связанные цепью, они надевались и снимались все вместе).
Первым делом хозяин пошел показывать поместье. В атрии Корнелий самолично настлал узорный пол из черных и белых мраморных плиток. Незатейливый узор – в богатом доме в атрии на полу непременно выложат мозаикой настоящую картину – чудища морские, или же сражения гладиаторов, или битвы Александра Македонского, что ветеранской душе всего ближе. Но нанять мастера, чтобы украсился дом подобным чудом, было для Корнелия недостижимой роскошью.
Уже пятнадцать лет он строился, но никак не мог закончить усадьбу. Амбары, жилые помещения, бани – все уже было готово, но тут решил Корнелий соорудить еще маленький флигель для гостей.
– Друзей у меня в канабе и в лагере полно, не селить же всех в доме. Столько и комнат не наберется, – разъяснил хозяин.
– Не слишком ли ты размахнулся? – покачал головой Валенс.
– С чего это слишком? Флигель уже построен, летом оштукатурю да стены побелю. Жаль, только художника нет, чтобы фрески намалевал.
– Я бы мог, – вдруг сказал Приск.
– Он что, художник? – не поверил Корнелий.
– В моем контубернии все умеют рисовать, – подтвердил Валенс. – Правда – не фрески.
– Я знаю, как пишут фрески, – вдруг уперся Приск.
|
|
|
