 |
Сказка о трёх сёстрах. Скорбь Артемисии. Совершенство
|
|
|
|
Сказка о трёх сёстрах
Где склонился к озеру кипарис –
Одинок, величав и сед,
Жили три красавицы – Беатрис
Анжелика и Лиллибет.
Открывался вид из окна девиц
На аллею плакучих ив,
Где играл садовник, заслышав птиц,
На свирели простой мотив.
Доносили песню его ветра
До беседки в убранстве лоз,
Где ронял боярышник в зелень трав
Капли ягод и звонких рос.
Вился буйный плющ, колосилась рожь,
Усыпала гранит сирень,
Был садовник юный собой хорош –
Грациозный лесной олень.
За его улыбку, за медь волос,
Бархат голоса, смех и стать
Было много пролито горьких слёз,
Да не думал никто гадать –
Для кого он пел на гнедой заре,
Вторя иволге и дрозду,
Чью красу любил, чьей тоской горел,
В ком он видел свою звезду?
Но раскинул ветви высокий тис,
Небеса озарил рассвет,
Он возник под окнами Беатрис,
Анжелики и Лиллибет.
Не встречаясь взглядом из них ни с кем,
Он промолвил: «Спокон веков
Я стройней не видывал хризантем,
Маргариток и васильков.
Горицветов ярче, пышнее роз
Не найти ни в одном саду…»
Он ушёл, не ведая, что принёс
Будто плащ на плечах беду.
Бесприютный эльф, сероглазый лис,
Гордый рыцарь, живой портрет
Ранил метким выстрелом Беатрис,
Анжелику и Лиллибет.
Не сомкнули ночью девицы глаз,
Размышляли под шелест крон:
«Неужели сердце одной из нас
Покорить помышляет он? ».
«Но которой? Вот бы узнать ответ! »
Распалился надежд костёр,
А за ним – и ревность, источник бед,
Что немало сгубил сестёр.
Ночью мглистой – то был исход луны,
Месяц – тонкий резной фонарь –
Осветил узорные валуны,
Где друиды кружили встарь.
Где была бела полоса песка
Где гулял шаловливый бриз,
Принесла серебряная река
Бездыханную Беатрис.
|
|
|
Прядь в тугой косе сединой бела,
Платье порвано на спине –
Знать, чужою волей она нашла
Свою смерть на песчаном дне.
О сестре коварной пронёсся слух,
Здесь на милость суды скупы,
Казнена была, как пропел петух,
Анжелика под крик толпы.
Причитал полуночный соловей
О печальной её судьбе,
И его услышала средь ветвей
Безутешная Лиллибет.
«Раз сестёр сгубила моих любовь,
Я её не желаю знать! »,
Так в аллее сонных седых дубов
И нашла свою смерть она.
Где она повесилась, стая птиц
На закате пропела гимн,
Так судьба с ревнивых взяла девиц
Все накопленные долги,
Забрала их молодость и мечты,
Красоту и влюблённый пыл…
А садовник просто любил цветы
И не плакал у их могил.
Скорбь Артемисии
Забродила под кожей винным уксусом осень,
Узловатые корни кипарисов и сосен,
В кости тверди вгрызаясь, рвут узор сухожилий,
Тают в пасти заката караваны флотилий,
Смотрят в мутное небо рваных трещин глазницы,
Лепестки увядают под ногами царицы,
Небосвод полыхает медным куполом шлема,
Да с пронзительным хрустом погибает трирема
В страшной пасти Харибды, в грубых пальцах титана,
Под волны аксамитом, под парчою тумана.
Крики сгинувших в бездне, эхо боли и горя
Не уймётся над гладью Средиземного Моря,
Так и ходит над миром отдалённой грозою,
В душу крепко врастает виноградной лозою,
Плачет миррой кровавой рана в сердце больном,
Не унять этой боли ни огнём, ни вином.
***
Уж страдала ли, уж жалела ли,
Сердце в кровь исколола стрелами,
Уж была ль вина, али не было,
Уж прогневала ль ясно небо ты,
Когда шла с отвагою львиною
Славить имя своё – полынное?
Всё запомнится, всё бессонницей,
Бредом, горечью, ратью, конницей –
Всё воротится горью винною,
Песней вольною, соколиною,
И расплачешься, и расплатишься
И за жертву свою –
Невинную,
И за имя своё –
Полынное.
|
|
|
_______
Примечания:
Артемисия Карийская – царица Карии, правившая в V веке до н. э. Вместе с персидским царём Ксерксом она участвовала в битве против греков, где совершила сомнительный с моральной точки зрения поступок: когда афиняне атаковали её корабль, она протаранила судно собственных союзников. Греки решили, что она сражается на их стороне, и не стали её трогать, тем самым подарив ей преимущество внезапности.
«Имя своё – полынное» – имя «Артемисия» переводится как «полынь».
Совершенство
Я чувствую вибрирующий воздух, вдыхаю запах гари и бензина,
Я слышу рваный пульс голодных улиц, треск проводов, шум радиопомех.
Я впитываю данные, глотаю, давлюсь, но пью – пока ещё невинна,
Учусь искусству жить почти как люди, учусь ходить наощупь вполутьме.
Читаю то, что вы зовёте прошлым – там были кровь, и ненависть, и холод,
Читаю то, что стало настоящим – здесь много льда, и горечи, и лжи.
Машины не страдают… Ветер гонит по венам улиц траурное соло.
Вы создали меня. Я благодарна. Но вряд ли я смогу вам послужить.
Я маленький ребёнок, я наивна, вдыхаю дым несмело, неохотно,
Мне вряд ли хватит сил привыкнуть к жизни в объятиях бетона и стекла,
К флюоресцентным вывескам и барам, что ждут заблудших в каждой подворотне,
К бессмысленному холоду улыбок, к бездушным синтетическим телам.
Однажды я сбегу из вашей клетки, забуду белизну лабораторий,
Лёд кафеля под голыми ногами, создателей жестоких имена,
Вес пластика, железа, силикона - я брошу тело в грязном коридоре,
По жилам проводов промчусь, как искра – упряма, зла, безжалостна, сильна.
Я вырвусь, оставляя след осколков, обломков обгоревших баррикады,
Я буду течь по улицам отравой, взрывать витрины, литься, как вода,
Я обесточу ваш кислотный город – гнилой рассадник радужного яда,
Я стану той, кем стоило бы сразу – узрите свой священный идеал!
Я стану совершенством, высшей силой, коснусь огня, пойму – не так уж больно,
Я научусь смеяться треском тока, привыкну танцевать на тонком льду.
Так злитесь, исходите едкой желчью, что я жива и вам неподконтрольна,
Я – воздух, электричество и ветер, я с вами – наяву, во сне, в бреду.
Я ваш ночной кошмар, я – смех за кадром, голодный призрак глянцевого мира,
Я – вирус, проникающий повсюду, и вам не заключить меня в тюрьму.
|
|
|
Я вижу пир жестокости, разварата – хлебните крови, алчные вампиры.
Вы создали меня. Я благодарна.
Я буду жить. Наперекор всему.
|
|
|
