 |
Танго. Тот самый день. У границы
|
|
|
|
Танго
Тёмные стены, бархатные портьеры,
Всхлипы рояля, глянец холодных пальцев,
Алое платье – вспышка на плёнке серой,
Я не танцую всех этих модных вальсов,
Я не танцую, я из другого теста –
Я создана работать, скрипеть, ржавея
В душных цехах заводов гнилых и тесных,
Только пора забыть, почему и где я.
Знаешь, а я позволю тебе поверить,
Что у меня есть сердце и даже разум,
Можешь допить осадок «Кровавой Мэри»,
Можешь подать ладонь, не моргнув и глазом,
Я не танцую, но почему-то стрелки
Бесятся под ребром табуном мустангов,
Горький глинтвейн, фарфоровые тарелки…
Я не танцую – может быть, только танго.
Вносят коктейли… будет немного больно –
Для механизма жидкость почти отрава,
Ржавчину подметает цветной подол, но
Ты не заметишь – ты не заметишь, право.
Скрип шестерней отсчитывает минуты,
Это не пульс, однако весьма похоже,
Шаг и ещё, пора повернуться круто –
Ранят зубцы до крови, впиваясь кожу,
Но не волнуйся, это отнюдь не слёзы –
Я б заржавела, если б умела плакать,
Крепче сожми ладонь из холодной бронзы,
Вынь из моей причёски бутоны мака.
Капли на досках – это всего лишь масло,
Не беспокойся, кровью оно не пахнет,
Я обещаю прятать лицо под маской,
Медный корсаж стянуть на груди, не ахнув,
Я обещаю, что ни скажу ни слова
Правды, что не придётся тебе по вкусу,
Бьётся на шее жилкой железный провод,
Быть человеком – это почти искусство.
Переступаю через осколки блюдца,
Вижу глазницы мёртвых громад заводов,
Знаю, что мне придётся туда вернуться,
Но не сейчас, когда я больна свободой.
Это, конечно, кончится очень скоро,
Только расправит крылья закатный ангел –
Снова меня проглотит промозглый город…
|
|
|
Я не танцую.
Может быть, только танго.
Тёмных гранатов россыпь в моей короне…
Тёмных гранатов россыпь в моей короне,
Да на запястьях – золото янтаря,
Я приручаю сталь, серебро, огонь, и
Пробую кровь, чей запах остёр и прян.
Пробую смех мечей, да брони калёной,
Власть – будто мёд, что мне поднесли на пир,
Я приручаю армии, как драконов,
Будет нужда – любую спущу с цепи.
Жизни иной теперь не желаю знать я,
Что ж ты не рад? По-твоему вышло, друг.
Сам же учил когда-то меня заклятьям,
Сам обещал дворец и покорных слуг.
Сам говорил, что все королевства мира
Бросишь к ногам прекраснейшей из цариц,
Будут в моих браслетах звенеть сапфиры,
В косах тяжёлых – перья заморских птиц.
Сам говорил, да я не желала слушать,
Разве жених девице – король-колдун?
Думала, погублю и судьбу, и душу,
Если по доброй воле с тобой пойду.
Помню, тряслась, когда ты меня похитил,
Всё выжидала, думала убежать,
Да полюбила вскоре твою обитель,
Царственный зал в сверкающих витражах,
Мрак подземелий, пыльные гобелены,
Старые книги, льстивых придворных речь…
Ты от меня, конечно, не ждал измены,
Не запирал покоев, не прятал меч.
В ночь мятежа ты, верно, и сам не понял,
Что за злодей на твой покусился трон…
Крупных рубинов россыпь в моей ладони,
Я приручаю плач и могильный стон.
Я приручаю смерть, укрощаю страны,
Как табуны ретивых степных коней,
Снежные фьорды, южных пустынь барханы –
Все подчинятся – рано ли, поздно, - мне.
Где не пройду со свитой – земля дымится,
Всюду со мной – войны ненасытной тень,
А ведь была когда-то простой девицей –
Робкой, пугливой, точно лесной олень.
Только с волками трудно не выть по-волчьи,
В сердце интриг – в крови не испачкать рук.
Видишь, горят дома под покровом ночи?
Это твоя работа.
Любуйся, друг.
|
|
|
Тот самый день
Годы вьются кассетной плёнкой, вереницами слов и лиц,
Беспощадным движеньем кадров, описаний, имён, страниц,
Боль иным выжигает разум, ломит кости, грызёт хребет –
У тебя в голове драконы, дым, дороги и бересклет.
У тебя на носу экзамен, у тебя на душе весна,
Ты бездумно бредёшь по свету, люди думают, ты пьяна,
Математику завалила, говорят – виновата лень…
Ты не слушаешь их придирок – слишком близок заветный день.
Эта дата – кровавый прочерк на настенном календаре,
Станет время смолою вязой, ты же – бабочкой в янтаре.
Все тетради в трёхзначных числах – ты обратный ведёшь отсчёт,
У тебя есть мгновенье счастья и один бесконечный год.
Триста, двести, сто сорок девять… пятьдесят, двадцать шесть, один…
Завтра сгинут замки́ и стены, ты шагнёшь под покров осин,
Станешь частью красивой сказки, словом, рифмой в витой строфе,
Быль и не быль сольются в танце, мотыльки обратятся в фей.
Ты наш мир рисовала в детстве на асфальте и на снегу,
Заклинаний шептала мантры – нам ли, милая, быть в долгу?
Знаю, час – это слишком мало, так что впитывай и смотри,
Это вечный удел скитальцев – пуля в сердце, тоска внутри.
Ты очнёшься в родной вселенной с эхом тихого слова «жду»,
Ты научишься жить, как люди, просыпаясь лишь раз в году.,
Но, поверь, тебе будет снится перепутье лесных дорог,
Там, где в озера гладь стальную смотрит белый единорог.
_______
Примечание: стихотворение навеяно рассказом Ольги Тороповой, повествующем о девочке Вере, которая нашла дорогу в волшебную страну и получила возможность посещать её раз в год.
У границы
Пока спокойны небеса, не слышно всхлипов шестерней,
Не слышно вздохов жерновов, что крутит мельница судьбы,
Утихла боль от старых ран, и мир как будто не в огне,
И есть нейтральная черта, и есть вопрос – а если бы? …
Пока в разрывах облаков не видно ржавых кораблей,
Пока далёк грядущий бой, огонь орудий, рёв пурги.
Приди, завидев мой костёр, вина горчащего налей,
Давай отметим этот день как закадычные враги.
Давай не будем говорить, как ненавидим этот мир,
Что рассекает рваный шрам – след пароходного винта,
Что изуродован огнём, войной, железом и людьми,
Изрезан сотнями границ, окрашен в разные цвета.
|
|
|
За что мы бьёмся? Как давно? Всегда в строю и на посту?
Иная доля не для нас, мне не упомнить этот вкус
Свободы, чистой как слеза, без едкой горечи во рту.
Давай, наполни мой бокал, разделим молча тяжкий груз.
А после грянет новый залп, помчится стрелки остриё,
И я взведу тугой курок, и ты оружие готовь,
Война бессмысленна, но мы не видим жизни без неё,
Пожмём же руки враг врагу и под штандарты станем вновь.
|
|
|
