 |
Не вынуждай меня
|
|
|
|
На город опускается туман. Пышные юбки его платья щекочут коньки крыш, сметают пыль со стен мрачных фабрик и грязных заводов, стелются по улицам, наводнённым бродягами, моряками и крикливыми газетчиками. Я стою у окна и потягиваю чай из глазурованной чашки, расписанной танцующими китайскими драконами. Конечно, это не настоящий фарфор – на настоящий мне бы не хватило денег, - а всего лишь дешёвая подделка, но очень симпатичная и милая моему сердцу. Я делаю большой глоток, открывю форточку, чтобы вдохнуть солоноватый запах дождя, и поправляю алый шарф на шее. Сейчас дверь тихо скрипнет, и на пороге появится очередной клиент. Наверняка неумытый, растрёпанный и насквозь провонявший виски. И где только миссис Тодд их находит? Ни одного приличного…
Я слышу визг половиц, и вот он передо мной. Моему удивлению нет предела. Мой клиент высок, строен и чисто выбрит, его тёмные волосы зачёсаны назад, он одет в идеально отутюженный костюм, а его взгляд – взгляд холодных голубых глаз за стёклами квадратных очков, – вполне осмыслен и не похож на взгляд пьяницы. Это взгляд умного, проницательного человека, не лишённого манер и воспитания. Я и не знала, что ему подобные захаживают в такие районы, как наш. Пожалуй, удивление слишком отчётливо читается на моём лице, потому что он торопится объясниться.
- Меня зовут Эдвин Бакет. Доктор Эдвин Бакет, - его голос звучит неожиданно низко и хрипло – наверное, он много курит, - я здесь впервые. Случайно увидел афишу вашего шоу, сходил на одно представление и увлёкся. Потом свёл знакомство с хозяйкой и уговорил её уделить мне время. Миссис Тодд несказанно обрадовалась, узнав, что её заведением заинтересовался человек из общества, и сразу же порекомендовала мне вас, как самую толковую из её девиц.
|
|
|
- Очень любезно с её стороны, - я помогаю гостю снять пальто и прикрываю за ним дверь, - и так, чему вы хотите научиться? Надеюсь, не канкану? Я могу порекомендовать венский вальс или ирландский рил, если вы предпочитаете народные танцы…
- Нет-нет, - мистер Бакет интенсивно мотает головой, - меня интересует кое-что вполне конкретное. Видите ли, я любитель экзотики. Не так давно моё сердце покорила новинка, завезённая моряками из Аргентины. Танго. По словам миссис Тодд, вы едва ли не единственная танцовщица в городе, которая умеет его исполнять.
- Это преувеличение, - я скромно улыбаюсь, хотя прекрасно знаю, что это правда, - но я дам вам пару уроков. Танцевать танго довольно просто, главное – запомнить основные движения. Дайте руку, я вам покажу…
Его пальцы мягко сжимают мою ладонь. В первое мгновение он вздрагивает от неожиданности – слишком уж холодная у меня рука, - но потом привыкает и подхватывает начатое мной движение. Это даётся ему легко, легче, чем большинству моих учеников. Возможно, потому что он трезв, сосредоточен и не пытается со мной заигрывать. Интересно, почему он выбрал именно танго? Этот страстный танец ему совершенно не подходит. Такому чопорному и холодному джентльмену нужно танцевать нечто медленное, размеренное, спокойное, один из тех чинных придворных танцев, что исполняли аристократы на королевских приёмах эпохи барокко. Но нет же, дёрнул его чёрт заинтересоваться этой непростительно чувственной колониальной диковинкой. Впрочем, а что насчёт меня? Я ведь тоже любила танго, отдавалась ему, как никакому другому танцу, окуналась в него со всей возможной страстью, но догадаться об этом, глядя на моё лицо, было решительно невозможно. Со стороны я оставалась бесстрастной машиной, сродни заводной балерине, танцующей на крышке музыкальной шкатулки. Впрочем, кто сказал, что машины не чувствуют?
|
|
|
На подоконнике моей тесной тёмной комнаты стоит граммофон. Я смахиваю с него пыль, ставлю пластинку и возвращаюсь к доктору Бакету. Песня, которую я выбрала в качестве музыкального сопровождения, прямо скажем, довольно пошлая – надрывное завывание подвыпившего уличного скрипача, который о танго ничего толком не знает, - но меня она почему-то забавляет. Это мой дом, моя комната и мой урок, а значит, я сама имею право выбирать музыку. Я ускоряю темп. Доктор Бакет пытается подстроиться под него, но получается у него плохо. Его левая рука соскальзывает с моего плеча на талию, пальцы впиваются в жёсткую ткань корсета. Сперва я дёргаюсь, потому что боюсь, что он прощупает рёбра сквозь одежду и кожу – прощупает и поймёт, что они слишком жёсткие и холодные, нечеловечески холодные, - но потом успокаиваюсь. Он слишком увлечён танцем, чтобы думать об этом.
- Вы очень талантливы, - замечает он, в очередной раз едва не встав мне на ногу, - честно говоря, я удивлён, что такая девушка, как вы, кувыркается в таком дешёвом кабаре. Из вас бы получилась настоящая танцовщица, балерина, а может, и актриса. Почему вы не ищите себе более престижное место?
- Я бы и рада, - мои фиолетовые губы кривит тонкая ухмылка, - да вот только кто меня такю возьмёт в приличный театр?
Он улыбается, как будто понимает, что я имею в виду, и крепче прижимает меня к себе. Я слышу, как громко стучит его сердце. «Не сердце, - думаю я, - это у меня сердце – мощный, нержавеющий, не знающий сбоев мотор. А эта хлипкая мышца, которая дёргается в груди у людей – всего лишь таймер. Интересно, сколько ударов отпущено таймеру доктора Бакета? Может, не так уж и много…».
- Готов поспорить, вы не так плохи, как сами о себе думаете, - шепчет он мне на ухо, - вы ведь ещё так молоды. Вам вряд ли может быть больше двадцати пяти. Вся жизнь впереди…
- Позвольте мне хотя бы возраст оставить тайной, - прошу я, - вы ничего не знаете о моей жизни. И не узнаете.
Это была неправда. Кое-что он всё-таки знал. Он знал, как меня звали прежде, знал, из какого сплава выковано сердце, бьющееся в моей груди, и сколько денег выложил за меня покупатель. Он не мог этого забыть, у него была феноменальная память на имена, названия и цифры. Жаль, что не на лица…
|
|
|
Я хорошо помнила нашу первую встречу – если это можно так назвать. Он был первым человеком, которого я увидела, когда очнулась в его лаборатории на Клокворк-стрит. Он стоял, склонившись надо мной, и как раз стягивал забрызганные кровью перчатки. «Какая красавица, - пробормотал он, оценивая творенье своих рук, - сам от себя такого не ожидал. Швов почти не видно, механические детали смотрятся весьма органично. Возможно, я даже оставлю её себе. Если, конечно, не найдётся достойного покупателя…».
Покупатель нашёлся. Старая леди Джоанна Гамильтон, которая разделяла страсть доктора к изобретательству и отовсюду скупала заводных и паровых кукол. Одни из них были полностью механическими, другие могли похвастаться человеческими органами, правда, выращенными из пробирок, ну а я стала жемчужиной её коллекции, поскольку моё тело, сшитое из кусков мёртвой плоти, наращённой поверх металлического скелета, на вид почти не отличалось от человеческого. Я была красива – не только как машина, но и как человек. Доктор Бакет подбирал для меня части тела, идеально сочетавшиеся друг с другом. Ноги балерины, руки пианистки, талию юной аристократки, которая провела в корсете практически всю жизнь, пышный бюст оперной дивы и лицо модели, снимавшейся для дамских журналов. Всё вместе это смотрелось поистине завораживающе. Если забыть о трупном запахе и скрежете, который раздавался всякий раз, когда я шевелилась. Впрочем, а для чего существуют духи и музыка?
- Вы давно живёте в этом районе? – доктор продолжает задавать вопросы, - вам тут нравится? Место-то не самое благополучное. Вы не боитесь, что вас прикончит какой-нибудь Джек-потрошитель?
- Думаю, я смогу за себя постоять, - улыбаюсь я.
- Вам уже приходилось это делать, не так ли? – по его губам пробегает кривая усмешка, - и, может быть, не один раз?
- Может быть, - уклончиво отвечаю я, - но я не хочу говорить об этом. Не вынуждайте меня.
Я прекрасно помню, как сделала это впервые. Я тогда служила горничной у леди Гамильтон и каждый день наблюдала её истерики. Она обожала срывать злобу на слугах и никогда не жалела моих собратьев, даже тех, у кого были человеческие органы – как будто не знала, что они прекрасно чувствуют боль. Однажды она накинулась на Тоби, который служил у неё конюхом, за то что тот вовремя не почистил лошадь. Тобиаса тоже сконструировал Бакет, мы какое-то время жили вместе, поэтому я воспринимала его как младшего брата. Когда старуха набросилась на него с кулаками, я не смогла на это смотреть и поспешила на его защиту. Я просто хотела заслонить его собой, но случайно толкнула леди и не рассчитала силу. Её так возмутило, что какая-то горничная посмела ударить её, что с ней приключился сердечный приступ, и она умерла. Мы оба, и я, и Тоби, знали, что это несчастный случай, но нам вряд ли удалось бы доказать это в суде. Поэтому мне пришлось бежать. Я представления не имела, что такое жизнь в большом мире, и какие законы ею руководят, так что пришлось мне, прямо скажем, несладко. Сперва я устроилась в бродячий цирк, где развлекала зрителей демонстрацией физической силы и кулачными боями. Но потом директор цирка, мистер Лавлетт, прознал, что я не человек, и решил сделать меня главной звездой своего шоу. Мне приходилось работать в три смены, проводить на арене вдвое больше времени, чем любому другому артисту, быть обходительной с посетителями, опускавшими в мой адрес грязные комплименты и сальные намёки, и всё это – за мизерную плату, поскольку главным условием нашего сотрудничества было обещание Лавлетта не рассказывать о моей причастности к смерти леди Гамильтон. Иными словами, он меня шантажировал, и я была от этого не в ворсторге. Наконец, я сбежала от него, после чего, проживя пару месяцев нищей попрошайкой, нашла работу в кабаре миссис Тодд. Тоже не абы что, но хотя бы не бордель. Здесь мне пригодились качества, приобретённые в цирке, а именно ловкость, сила и выносливость, а так же природное обаяние. Зрители восхищались мной. Я была лучшей танцовщицей в этом дешёвом заведении и к тому же отличным хореографом. Именно поэтому ко мне так часто обращались с просьбой обучить тому или иному танцу. Но я и подумать не могла, что однажды ко мне нагрянет сам доктор Бакет. Виновник всех моих проблем. Это выглядело фантастическим совпадением! Или фантастической удачей?
|
|
|
- Кстати, почему вы всё время носите этот шарф? – интересуется, между тем, Эдвин, - даже во время вчерашнего выступления он был на вас – хотя, надо сказать, он совершенно не подходил к вашему розовому платью и полосатым чулкам. Это что, совеобразный оберег на удачу? Или он скрывает какое-то уродство?
|
|
|
- Угадали. У меня там… шрам. Но мне не стоит об этом рассказывать. Не вынуждайте меня отвлекать вас от танца.
И снова я повторила эту фразу. «Не вынуждайте меня». Она мне нравилась. Она была точной. Люди, общавшиеся со мной каждый день, не знали, какой я умею быть. Не знали, как тяжела моя рука с тонкими трубочками стальных костей. Не знали, что в цирке мистера Лавлетта я была не только атлеткой, но и метательницей ножей – и никогда не промахивалась. Если бы они только могли вообразить, как опасно со мной спорить…
Доктор Бакет, по всей видимости, не мог.
- И всё-таки, я хотел бы знать, кто вас поранил? Неужели у кого-то поднялась рука на такую очаровательную девушку? Да я бы этого мерзавца придушил собственными руками!
- Придушили бы? – усмехаюсь я, останавливаясь и позволяя ему отдышаться, - что ж, это можно устроить. Если вы настаиваете.
Мои пальцы развязывают узел на шарфе и лёгким движением срывают его с шеи. Никакого шрама там нет, только несколько следов от инъекций. Инъекций обезболивающего, которые доктор вкалывал мне, чтобы пришить отвалившуюся часть тела или заменить внутренний орган. Его пальцы, впивавшиеся в мою кожу и резко вводившие иглу во вздувшуюся от напряжения вену, всегда были холодны. Прямо как мои сейчас.
- Это мой последний подарок, доктор Бакет, - говорю я, - насладитесь им сполна.
Я набрасываю шарф ему на горло и затягиваю как петлю.
Пластинка как раз подходит к концу.
Это был неплохой танец.
Но если он хотел дожить до конца – не нужно было вынуждать меня.
|
|
|
