Мельпомена

Мне никогда не везло с музами. Сейчас мне кажется, что оно, пожалуй, к лучшему, но было время, когда я всерьёз переживал из-за этого. Как-никак, я выбрал писателькую стезю, и отсутствие вдохновения подчас выводило меня из себя. А откуда ему было взяться в моей статичной и однообразной жизни? Порой мне хотелось какой-нибудь встряски, неожиданного события, которое изменило бы привычный ход вещей – мне было уже почти всё равно, к лучшему или к худшему. И однажды мои молитвы были услышаны.

Это случилось туманным и не по-весеннему холодным утром начала мая. Она заметила меня в фойе театра, где я покупал билеты на очередную трагическую оперу – я немного увлекался этим жанром, сценические драмы вносили в мои серые будни какое-никакое, а разнообразие. Наша встреча была случайной, как столкновение двух капель дождя на лобовом стекле её «Бугатти Атлантик». Она была в тонком платье цвета какао с молоком, сквозь полупрозрачный шёлк которого просвечивало сияние её белоснежной кожи. Аккуратное каре каштановых волос и круглые солнцезащитные очки придавали ей сходство со звездой немого кино. Она заворожила меня своей экзотической красотой, хотя в этой красоте определённо таилась какая-то опасность. Мне оставалось только гадать, чем я привлёк её внимание. Факт в том, что это произошло.

Я знал о ней всего ничего – только три вещи:

Она любила чёрный кофе и не любила разговоры.

У неё не было багажа, но это никого не заботило.

Она приехала в наш город три дня назад, а он уже стоял вверх дном.

Подчас – в прямом смысле.

Как только её роскошный автомобиль затормозил у дверей гостиницы, в одном из номеров на последнем этаже рухнула крыша. Стоило ей переступить порог, и по центру города пронёсся небольшой ураган. А когда она впервые воспользовалась телефоном, обесточилось сразу несколько высоковольтных вышек. Тогда горожане не придали этому значения, поскольку у нас и прежде случались подобные происшествия по причине не слишком удачного географического положения. Но вскоре дело осложнилось новыми неприятностями, на этот раз – из области межличностных отношений. Ещё со вчерашнего дня газеты пестрели описаниями уличных драк, бандитских разборок и семейных драм, людей одолевали приступы беспричинной агрессии, вспышки безумия и волны отчаянья, а очереди к психологам увеличивались с каждым часом. Казалось, жители города совсем лишились страха и совести, не стесняясь более выставлять напоказ самые грязные из своих пороков. Уличные воришки попадались на кражах миллионов и драгоценностей, разбойники с больших дорог сбивались в шайки и разгуливали при свете дня, а уважаемые люди, занимавшие высокие посты в обществе, вовсю хамили друг другу на светских мероприятиях. Касалось это, однако, не всех. Я сразу подметил, что незнакомых имён в газетах не так-то много. Несчастья затрагивали, преимущественно, тех, кто и прежде был в центре внимания – продажных богачей, нечестных политиков и скандальных знаменитостей, никогда не блиставших высокой моралью. У меня сложилось впечатление, что неведомая сила, влекущая за собой эти трагедии, не создавала их из воздуха, а лишь придавала остроты обыденным проявлениям человеческой низости. Разумеется, никакой фактической связи межу этими происшествиями и прибытием «кинозвезды» на «Бугатти» не было, но тот факт, что беды начались именно в день её приезда, не давал мне покоя. Возможно, во мне говорила врождённая подозрительность, присущая всем моим согражданам – гости бывали у нас нечасто, поэтому мы никогда не упускали случая обвинить их во всех грехах. Но что-то подсказывало мне, что эта дама не так проста, как кажется. Даже на фоне других приезжих, казавшихся нам, консервативным жителям маленького городка, едва ли не инопланетянами.

От размышлений меня отвлёк голос незнакомки, которая, оказывается, успела подкрасться ко мне со спины.

- Любите трагедии, как я погляжу? – усмехнулась она, искоса поглядывая на мой билет, – в этом мы с вами схожи. Хоть где-то ещё остались театралы. А то всюду понастроили этих досуговых центров, и люди совсем перестали культурно проводить время. Приятно видеть счастливые исключения. Знаете, а вы мне нравитесь. Вы ведь из местных старожилов?
Я немного опешил, потому что у нас было не принято задавать подобные вопросы, даже не поздорвавшись. Она поняла, что я смущён, и тихо рассмеялась.

- Простите мою бесцеремонность, я давно не общалась с людьми и немного подзабыла, какие у вас порядки. Конечно, я должна была представиться, спросить, как вас зовут, и всё такое прочее… Но это так скучно! Может, сразу перейдём к делу? Я, как вы, должно быть, заметили, приехала недавно и не знакома с местными достопримечательностями. Я хочу, чтобы кто-то из аборигенов устроил для меня экскурсию по городу. Вы согласны стать моим гидом?

Не знаю, почему, но я ответил «да». Понимаю, это странно, соглашаться на предложение женщины, с которой ты говоришь первый раз в жизни, но я попал под её обаяние. Вдобавок, я сам давно не выбирался из дома – не считая редких вылазок в театр – поэтому прогулка на пару с ней показалась мне чем-то вроде приключения. Вскоре я с комфортом устроился на переднем сидении её автомобиля и был готов указывать дорогу.

Поездка доставила мне куда больше удовольствия, чем я предполагал. Во-первых, мы не попали в аварию, не сбили ни одного пешехода и ни разу не оказались в пробке – в свете последних событий это казалось настоящей удачей. Во-вторых, мне действительно понравилось работать экскурсоводом для этой эксцентричной леди. Пока я в красках расписывал ей прелести городка, они и для меня заиграли по-новому. Я привык считать свою родину заурядным захолустьем, не стоящим особого внимания, но сейчас она предстала предо мной в совершенно неожиданном свете. Я как будто окунулся в прошлое, взглянув на привычные улицы и однообразные дома глазами туриста из большого мегаполиса, которому видится экзотикой всё, отличное от бесконечных заводов и безликих небоскрёбов. Моё сердце захлестнула романтика уединённой жизни, к которой стремились многие обитатели крупных, но бездушных городов, полных суеты и шума. Моим глазам представали новые и новые мелочи, которым я, по какой-то причине, не придавал значения прежде. И как я не замечал вывески на двери винного магазина, являвшей собой прекрасный образчик раннего модерна? Казалось, толкни дверь, и окажешься в начале двадцатого века, в окружении стройных дам, чьи боа из перьев пахнут сладкими арабскими духами, и элегантных джентльменов, курящих сигареты с длинными мундштуками. Как от моего внимания ускользнули мраморные львы у крыльца древнейшего в городе университета? Они выглядели точь в точь как египетские сфинксы – пусть их морды были звериными, зато глаза почти человеческими, и такими печальными, словно перед ними проносились судьбы царств и народов. Добавить короны с золотыми уреями – и можно представить, что ступени, у которых они столь величественно возлежат, ведут в старинный храм или гробницу, а не в обитель сонных и вечно недовольных студентов. А этот прекрасный особняк с кариатидами в лёгких хитонах, так похожих на платье моей спутницы? Раньше я не представлял античных одежд в иных цветах, кроме белого, но теперь был уверен – если бы кто раскрасил эти статуи, их хитоны были бы цвета какао.

Незнакомка говорила немного и в основном об архитектуре, но кое-что о её характере я для себя уяснил. Всё-таки, писательство – профессия, требующая знания человеческих душ. И хотя я привык иметь дело с вымышленными персонажами, изучать психологию живого человека оказалось ненамного труднее и куда более занимательно. Я понял, что она не любит людей, и дело не столько в социофобии – какой социофоб осмелится обратиться с личной просьбой к случайному незнакомцу? – сколько в привычке. При этом ей определённо нравилось быть в центре внимания – с чего бы человеку, желающему казаться незаметным, так изысканно одеваться и водить такую шикарную машину? – но она предпочитала, чтобы ею любовались издалека. Соблюдать дистанцию, не касаться руками, не снимать на видео – так мог бы звучать её девиз. Так же я понял, что она очень образована, хорошо разбирается в истории, литературе, живописи и музыке. Мой родной район, служивший культурным центром города, определённо пришёлся ей по вкусу. Пару раз она даже улыбнулась своей неподражаемой тонкой улыбкой. За время нашего короткого знакомства я понял, что эта улыбка дорогого стоит – обычное выражние её лица напоминало изысканную маску, на которой застыло торжественное чувство сладкой безысходности. И как она умудрялась умещать все эти эмоции в одном взгляде, одном движении бровей, одном изгибе плотно сжатых губ? Никогда прежде я не видел таких лиц, даже у самых талантливых актрис – уж поверьте человеку, который смыслит кое-что в театре. Пожалуй, я мог бы влюбиться в неё, если бы мы познакомились поближе. Но этого так и не произошло. Когда вечером того же дня мы прощались у дверей гостиницы, она заявила, что покидает город.

- Так скоро? – удивился я.

- А чего медлить? – усмехнулась она, – я уже сделала всё, что хотела. Оценила достопримечательности, пообщалась с образованным человеком, расширила познания в области людской натуры, устроила пару замечательных катастроф. Чего ещё желать?

- Так катастрофы – ваших рук дело? – не сказать, что я был огорошен этим известием… скорее меня удивило, что она признаётся в содеянном с таким спокойствием.

- Если вы про ураган и обвал потолка – это, скорее, побочные эффекты. Они и мне создают массу неудобств, я бьюсь с ними уже несколько тысячелетий, но они не перестают прследовать меня, подобно шёлковому шлейфу, развевающемуся за спиной. А вот то, что местные жители слетели с катушек – действительно моя заслуга. Вы не представляете, как легко заставить людей действовать по-твоему, едва потянув за невидимые ниточки, надавив на пару больных мест, поманив в нужном направлении сладкой иллюзией или призрачной надеждой… Хотя в данном случае моя роль была минимальна. Я просто дала им вольную, разрешила творить всё, что позволяет совесть. А с ней тут многие не в ладах. Но, повторюсь – утром я употребила эту фразу насчёт увлечения театром, и сейчас она тоже вполне подойдёт, – всегда приятно видеть исключения. Как погляжу, на вас мои чары не подействовали. Возможно, вы настолько чисты сердцем, а возможно, причина тому – ваша любовь к трагедиям. Вы видели достаточно грустных пьес, чтобы знать, к чему приводят фатальные ошибки, вот и ведёте себя осторожнее, чем ваши менее образованные соседи.

- Но зачем вы всё это делаете? Какая вам выгода?

- Если исключить удовольствие и чисто научный интерес… Я приношу этим людям пользу. Они сами скажут мне «спасибо», когда поймут, какой бесценный опыт я им подарила. Сейчас в их бедах виновата магия, последствия которой я легко устраню. Но если они не побоятся снова перешагнуть черту вседозволенности, теперь уже по своей воле – я за них не ручаюсь. Надеюсь, горький опыт удержит их от подобных глупостей.

- Выходит, это ваше хобби – разъезжать по городам и баламутить воду, не давая чертям спокойно спать в своих тихих омутах? Оригинальное занятие…

- Это не хобби, это профессия. Я работаю музой трагедий. Признаюсь, порой я ненавижу себя за это, а порой испытываю настоящую эйфорию, с головой окунаясь в любимое занятие. Я натура противоречивая. Но на этот раз моя роль выполнена. Ваш город вдоволь настрадался, если я продолжу – будет передоз, драма скатится в фарс, шоу будет безнадёжно испорчено. Нет, лучше я сделаю небольшой перерыв и наслажусь одиночеством. Как вы уже, наверное, поняли, я люблю одиночество. Конечно, мне тоже свойствены простые человеческие слабости – я не могла бы работать музой, если бы не изучила вашу психологию и не нахваталась у вас кой-каких привычек. Порой я проникаюсь к некоторым людям, даже тоскую по ним, но, как правило, меня быстро отпускает. Если бы я жила воспоминаниями, держала в уме все упущенные шансы, убивалась по каждому, кто мог бы стать моим другом, я бы давно сошла с ума – ещё больше, чем уже. Впрочем, вы произвели на меня особое впечатление. Шутка ли, театрал, любитель трагедий, потрясающий гид и просто человек с чистой совестью – такого не в каждом городе встретишь. Возможно, мне будет вас не хватать. Хотя ручаться не могу. Я, как уже сказала, натура противоречивая.

С этими словами она открыла дверь авто, позволяя мне покинуть салон, вдавила газ и рванула с места, даже не удосужившись попрощаться. Только сейчас я понял, что так и не назвал ей своего имени. Строго говоря, она тоже не предствилась, но мне, как знатоку мифологии, было не трудно догадаться самому. Жаль, что моё имя, в отличие от её, не настолько известно и не вытекает логическим образом из моей профессии. Интересно, как она меня запомнит? Как будет называть про себя? «Тот парень из театра»? «Гид из городка с хлипкими потолками»? «Образчик вымирающего вида людишек с чистой совестью»? А вдруг она в самом деле забудет меня, как и тысячи других смертных, с которыми ей приходилось пересекаться в прошлом? Слегка погрустит и поедет дальше, навстречу новым приключениям?

В любом случае, хотя бы на время, но я запомнюсь ей. Запомнюсь таким, какой я сейчас – молодым, растрёпанным, ветренным и беспечным. Я представил, как она будет думать обо мне, коротая долгие зимние вечера в фешенебельных отелях, потягивая игристое вино и гадая, какую катастрофу обрушить на головы хозяев, столь гостеприимно предоставивших ей приют. Возможно, эта память придёт к ней против воли, будет звенеть в окна, стучать в крышу, шатать стены. Но я не дам ей просто так забыть о себе и своём городе. Городе, в который, я надеюсь, она никогда не вернётся.

Наконец, её автомобиль скрылся за поворотом, и я смог перевести дыхание. Не взирая на обилие впечатлений, выпавших сегодня на мою долю, в голове у меня крутилась одна-единственная мысль:

Как хорошо, что я всего лишь писатель-неудачник, а не муза чего бы то ни было.