 |
Глава 2: Если чья-то человеческая душа.
|
|
|
|
Если чьей-то человеческой душе предстоит полностью исчезнуть, это, скорее всего, поможет ему обрести счастье. Но все равно, человек внутри него будет бояться этого больше всего. О, каким жутким, тяжким и болезненным ему это кажется! Потерять свои человеческие воспоминания.
Накадзима Ацуси, «Сангецуки»
Она очнулась.
Сафу очнулась и все поняла.
Теперь она знала, что с ней случилось.
Что ты сделал… что ты сделал… что ты сделал?
— Боже, Сафу, что такое? Только взгляни на эти колебания эмоций. И долго ты собираешься так тревожиться? Что за проблемный ребенок. У тебя так вся красота пропадет, — он хихикнул. — Ах, нет, это была просто шутка. Плоская шутка. Не обижайся. Ты все равно красива, очень красива. Огромный успех. Все идет точно по плану. И, конечно, в будущем ошибок не будет.
Он снова усмехнулся.
Мужчина продолжал смеяться, стоя рядом с Сафу.
Дьявол.
Так ты был Дьяволом.
Почему-почему-почему ты сделал это со мной?
— Ты не только прекрасна. Ты еще и вынослива. Позволь признаться, ты мой идеал, Сафу. Все-таки тебе я врать не могу. Я… сначала рассматривал тебя лишь в качестве образца. Я пытался относиться к тебе, как к обычному образцу. Ох, надеюсь, ты меня простишь. Не хочу, чтобы ты меня так упрекала. Я не знал, что ты окажешься такой красивой и сильной. Сафу, ты меня очаровала. Я это миллион раз могу повторить. Ты мой идеал — ты то, что я искал. Поэтому я сделаю тебя своей королевой. Нет, я сделаю тебя близкой к божеству. Идеальным созданием. Ты и я, мы будем вместе править миром. Как звучит? Волнующе, так ведь?
Дьявол.
Ты Дьявол.
Голос Сафу не достигал мужчины.
Он продолжал говорить с жаром, будто одержимый. Его щеки зарумянились, он нарезал круги, слегка наклонившись вперед.
|
|
|
Он походил на рыбку в аквариуме. Он кружил и кружил, кружил и кружил, плавая в замкнутом пространстве. Кружил и кружил. Кружил и кружил.
Ноги мужчины мягко стучали по полу, пока он продолжал говорить. Наверное, он больше говорил сам с собой, чем с Сафу.
— Ты наконец-то оказалась у меня в руках. Идеальный материал. Ох, Сафу, я не верю в судьбу. Я не верю в силы за пределами человеческих возможностей или небеса, контролирующие наши жизни. Я всегда презрительно смеялся над этим, называя абсурдом. Но… пожалуйста, не смейся, Сафу. Встретив тебя, я, ну… Мне кажется, я могу немного поверить в эту так называемую судьбу. Возможно, это правда. Возможно, есть Бог и он пытается одарить меня абсолютной властью. Иначе как объяснить тот факт, что я вот так вот встретил тебя? Поэтому я сделаю тебя богиней. У меня есть для этого сила. О, да. Вчера я сказал, что тебе не потребуется имя. Верно, конечно, конечно. Ты должна отбросить свое имя из прошлого. Я дам тебе имя, подходящее богине.
Ноги и язык мужчины останавливаться не собирались.
Он продолжал ходить. Он продолжал говорить.
— Да, как насчет… — мужчина неожиданно замер. Его лицо медленно расплылось в улыбке. — Как насчет… Элиуриас?
Элиуриас?
Мужчина продолжил ходьбу. На его лице все еще сияла радостная улыбка.
— Великолепное имя, не правда ли? Точно, имя, достойное королевы. Пожалуй, кому-то вроде тебя оно лучше всего подходит.
Этот человек…
Взгляд Сафу был прикован к нему. Впервые она могла нормально его рассмотреть.
Тонкое лицо мужчины на первый взгляд казалось нежным. Его возраст… тяжело было определить. В зависимости от того, как падал свет, мужчина выглядел то очень молодым, то в возрасте. Он полностью отрезал себя от внешнего мира и погрузился в мир внутренний, пристально глядя в пространство и изливая свои чувства.
Самоувлечение.
|
|
|
Этот мужчина был полностью поглощен своей персоной. Он верил, что его способности равны божественным. Он верил, что ему все дозволено, что ему все простят. Поэтому… поэтому он и смог это сделать.
— Еще чуть-чуть. Еще немного, и мой проект будет завершен. Ты была последним кусочком. Благодаря тебе, у меня есть все части. Все на месте, никаких сомнений. Мне просто нужно время. Мне просто нужно еще немного времени. Как ты себя чувствуешь? Я хочу, чтобы тебе было удобно и все ради этого сделаю. Все-таки, сейчас ты относишься к самым важным в моей жизни вещам.
Отпусти…
— Что? Сафу, ты что-то сказала?
Отпусти меня. Сделай меня такой же, как раньше. Позволь увидеть его.
Ее чувства яростно взревели. Ветер ревел в ее сердце, громко завывая. Ей хотелось кричать изо всех сил. Ей хотелось расплакаться.
Я хочу увидеть его.
— О, что такое? Твои показатели подскочили. Думаю, у тебя проблемы с приспособлением к новой среде. Хм-м, я думал, переход пройдет более гладко. О, нет, я вовсе не виню тебя. Я не стал бы ни в чем тебя винить. Ты — мое сокровище. Поспишь еще немного? От этого должно полегчать. Хм?.. Кажется, Мать со мной согласна. Говорит, пропишет тебе седативное. О, да. Надо рассказать тебе о Матери. Знаешь, вы с ней связаны напрямую. Мать всегда будет следить за тобой, чтобы обеспечить тебе наибольший комфорт, так что у тебя будет наилучшая возможная среда. Потому, смотри, сейчас она говорит, что тебе надо отдохнуть…
Неожиданно зазвенел пронзительный звонок. Изогнутые брови мужчины взлетели вверх.
— Что это? Экстренный вызов сейчас? Как не вовремя; да, это я. Что такое? Сегодня Святой Праздник, тебе своих дел не хватает… Что? Что это? Ты о чем? В городе? Это происходит в городе?.. Нет, не может быть… верно, пришли мне видео. И образцы. Все, что собрали… да, как раз собираюсь… что? Уже тридцать тел? За один день… так вот что случилось… Понимаю. Хватит. Я сам туда отправлюсь… да, немедленно. Немедленно.
Кровь схлынула с лица мужчины. Его губы были бескровными, белыми и сухими. Они дрожали.
— Это ошибка. Это должно быть ошибка. Это… этого не могло случиться. Это просто невозможно, — выпалил мужчина, выходя из комнаты.
Он был до неестественности встревожен. Вся его легкость и красноречие, с которой он блистал еще минуту назад, исчезли без следа.
|
|
|
Это происходит в городе,
сказал мужчина. Что-то случилось внутри Номера 6? Что-то, чего он не ожидал?..
Номер 6, в котором я родилась и выросла. Но под поверхностью всегда таились волнения. Это было такое удобное и красивое место, и все равно оно было неустойчивым… стойкое ощущение, что что-то должно произойти… по крайней мере, я так думала…
Сафу чувствовала, что ярость постепенно начинает стихать.
Ей хотелось спать. Хотелось так сильно, что она просто таяла. Ей вкололи снотворное? Она была связана с Матерью — что это значит? Мать… о, так спать хочется.
Ее сознание помутилось. Думать стало тяжело. И, как всегда в такие моменты, в ее мыслях появлялась знакомая фигура.
Сион.
Она пыталась позвать его по имени. Сион улыбнулся и слегка кивнул. Это не было иллюзией. Он был таким ярким, таким четким, как будто стоял прямо перед ней.
Эй, Сион. Когда же это было? Я помню, что солнце садилось. Ветер был резковат, верно? За день до того пошел первый снег и тропинка была сырой. Мы шли рядом. Ты помнишь? Ты ведь не забыл, да?
И я позвала тебя по имени, да?
Сион.
Она снова произнесла его имя. А Сион снова ей улыбнулся.
«Что такое, Сафу?»
«Нет… Я просто…»
«Просто?»
«Просто хотела произнести твое имя. Я хорошенько подумала над этим и поняла, что «Сион» — милое имя. Это цветок».
«Ты хорошенько подумала, чтобы заметить, что оно милое?»
Она хихикнула.
«Так что за цветок «Сион»?»
«Эм… многолетний цветок из семейства Asteraceae, если я правильно помню. Стебель достигает полтора метра в высоту, цветы имеют светло-фиолетовый окрас…»
«Сион, мне не нужны пояснения о цветке. Такую информацию я легко могу узнать».
«Тогда что ты хочешь знать?»
«Что-то, что мне не узнать с легкостью».
«Не узнать с легкостью… хмм, это почти как загадка. Если не хочешь слушать об астрах, тогда… нет, понятия не имею. Что ты хочешь узнать, Сафу?»
Я хочу узнать о тебе, Сион.
Я хочу узнать тебя. Кто тебя так назвал? Нравится ли тебе имя? Когда я впервые назвала тебя по имени? И когда ты впервые назвал меня?..
|
|
|
Сион, я все еще ничего о тебе не знаю.
Я знаю твои привычки, какую ты любишь еду, как ты говоришь, твою нежность и силу… да, я знаю. Я знаю это очень, очень хорошо. Но, Сион…
Кого ты преследовал? С кем ты жаждал быть рядом? По кому скучал? Кто стоит на другом конце твоих протянутых пальцев? Разве не могла это быть я? Разве должен им быть этот человек? Я ничего не знаю. Так скажи мне. Я хотела, чтобы ты рассказал, Сион.
Сион.
Сафу.
Она услышала голос. Ее туманное сознание озарилось вспышками. Распустились лепестки алых цветков. Она никогда прежде не слышала такого голоса… или звука? Мелодии? Шум ветра в навесах, нежный плеск воды, звук ударяющего о землю дождя — все это звучало похоже. Но отличалось. Этот звук она слышала впервые.
Это песня?.. Красивая, певучая…
Сафу.
Кто это? Кто зовет меня?
Это я, Сафу.
Кто? Кто ты?
Я Элиуриас.
Элиуриас…
* * *
— Сионн, хватит крутиться!
Инукаши прищелкнул языком, опуская малыша в большой котел с теплой водой. Ребенок улыбнулся. Он махал руками и ногами, визжа от радости. Теплая вода расплескалась повсюду, намочив подол рубашки Инукаши.
— Хватит, скакать. Блин, а ты весь такой кругленький, да?
Ручки и ножки младенца, его животик, все тело, было пухлым и мягким. Каждый пальчик, каждый волосок сиял жизненной энергией.
Странный малый. Он отличается от всех детей, которых я знал. Сильно отличается. Настолько отличается, что иногда заставляет меня замереть и смотреть.
Инукаши обычно сталкивался с детьми, на которых готова была наброситься затаившаяся смерть. У них отбирали их жизнь до того, как они могли защититься. Таких детей он знал. Недоедание, чума, холодный воздух, спальные места не намного лучше свалок. Какая часть детей Западного квартала доживала до пяти лет? Пятьдесят процентов? Нет, наверное, тридцать. Некоторых детей убивали собственные родители, чтобы избавиться от лишнего рта. Инукаши знал множество таких, чьей единственной целью рождения — прихода в мир — стала смерть. Одно время похороны младенцев стали работой Инукаши. Но эти «похороны» на деле сводились к тому, что он копал яму и закапывал ребенка. Все равно, что копать могилу собаке. Он думал, что детям, которых провожали плач отца и горе матери, еще повезло. Зачастую с ними прощался только Инукаши. Никто не молился, не оставлял цветков на могиле — кучке грязи с камнем наверху. Со временем люди вообще забывали, где была могила.
Дети обычно умирали, слегка приоткрыв рот. Иногда сквозь приоткрытые веки он видел пару поразительно ясных глаз, пустым взглядом уставившихся на него в ответ.
Конечно. Они даже на свои ноги не смогли встать. Они не могли помутнеть. Конечно, они так и останутся невинными.
|
|
|
У него никогда не болело сердце, когда он засыпал грязью крошечные тела. Он никогда не грустил и не плакал.
Хорошо, что ты умер рано. Тебе повезло. Тебе больше не придется страдать.
Это были единственные слова, которые он им говорил.
Эй, малыш, сколько месяцев ты прожил? Два? Три? Протянул полгода? Тогда, этого должно было хватить. Даже не думай перерождаться. Тебя все равно ждет в итоге такая же участь. Если так уж тебе этого хочется, возвращайся сорняком, растущим на краю дороги или щенком. Тогда ты будешь в сто раз счастливее. Ты слышишь, да? Никогда, никогда больше не рождайся человеком.
Это была еще одна вещь, которую он говорил им.
У Инукаши был свой способ прощаться с покойниками.
Нэдзуми спел бы. Он, наверное, спел бы прощальную песню для души, которая умерла, будучи все еще невинной — хоть Инукаши и не знал, существовали ли такая песня, он не сомневался, что Нэдзуми спел бы ее. Но знаешь что, Нэдзуми? Мертвым не нужны песни. Умирающим — возможно, но не мертвым.
Мертвые возвращаются в землю и становятся прахом. Так происходит с детьми, и нас с тобой это ждет.
Инукаши энергично потряс головой, когда понял, что целиком ушел в мысли о Нэдзуми. Он скрестил средний и указательный пальцы на левой руке. Это был жест, отгоняющий демонов.
Для Инукаши Нэдзуми был сродни демону. Еще более отвратительному, чем Смерть.
Смерти можно избегать до определенного момента, пока ты остаешься начеку. Можно ее отсрочить, можно обмануть. Но что насчет него? Он только и делает, что припирает людей к стенке. Он подвергает тебя опасности. Ему наплевать на твое удобство или собственные проблемы. Он и собачьему дерьму применение найдет, если понадобится. Он хитрый, до ужаса цепкий, и ему ничего не стоит обвести тебя вокруг пальца. Уг-х, хватит, хватит. Если бы не способности Нэдзуми как певца, ни за что бы с ним не связался. Никогда. Ох, проклятье, снова о нем думаю. Мне нельзя и секунды уделять мыслям о нем, иначе меня поглотит его зло. Я должен был давно уже понять — да что это со мной?..
— Давай, Сионн. Ты тоже сложи знак. Тогда демон за тобой не придет. Не останется никакой надежды, если ты закончишь, как твой папа, полностью попав под его чары. Видишь, скрести свои пальцы вот так.
— Бах-бууууух, бу-бу! — радостно воскликнул Сионн в своей ванне. Он был странным — очень странным ребенком. Над ним даже тени Смерти не нависало.
В их комнате на развалинах отеля крошились стены, оконные рамы были расшатаны и постоянно гулял холодный сквозняк. В этом месте было немногим лучше, чем на улице. Рикига смог достать им молочное питание, но этого едва хватало. Инукаши восполнял нехватку у Сионна питания собачьим молоком и овощным бульоном.
Малышу, наверное, повезло больше, чем большинству в Западном Квартале, но это не меняло того факта, что он подвергался жестким лишениям.
Но Сионн всегда пребывал в хорошем настроении, размахивал руками и ногами, смеялся или болтал. У его кожи был здоровый блеск, он был пухлым, круглым и полным энергии. Инукаши даже готов был поклясться, что за последние два-три дня ребенок подрос.
Эти глаза сияли жизнью, кожа была гладкой, а голос сильным. Как будто этого младенца окружал незримый щит, защищавший его от множества опасностей и ядов этого мира.
Странный ребенок.
— Эй, Инукаши, — окликнул его унылый голос. Гортанный грязно звучавший голос.
Блин. Я же не прошу тебя физиономию менять, но можешь ты хотя говорить красивее?
— Какого черта ты творишь? Прекрати!
Послышались торопливые шаги и Сионна вырвали у Инукаши из рук. Котел пошатнулся, выплеснулась теплая вода.
— В чем проблема-то? — протянул Инукаши.
— Ты, наверно, шутишь. Прекрати! — Рикига прижал голого младенца к себе, медленно отступая. — Инукаши… это уже слишком. Люди так не поступают.
— А?
— Тебе самому не стыдно? Конечно, ты больше собака, чем человек. Но это не значит, что можно лишаться рассудка.
— Рассудка? Мне от этого дерьма никакой пользы, да? Но, думаю, у меня его побольше, чем у тебя, старик.
Рикига скривил свое красное пропитое лицо и отступил еще на шаг назад.
Какого черта творит этот старикан?
— Я думал, что для собачьего выкормыша у тебя больше порядочности. Инукаши, не знаю, насколько ты голоден, раз дошел до такого, но как можно есть ребенка? Да ты монстр. Ты совсем свое человеческое сердце отбросил?
— А? О чем ты вообще говоришь?
— Не придуривайся мне тут. Ты… ты пытался сварить Сионна и съесть его.
Инукаши наградил Рикигу долгим взглядом. Он даже не моргал. Он чувствовал, как смех поднимается у него в груди и рвется наружу.
— Что смешного? Ты бесчеловечный ублюдок.
Когда Инукаши, согнувшись пополам, хорошенько отсмеялся, он вытер рот тыльной стороной ладони.
— Я так смеялся, что даже слюни потекли. Ах, старик, ты не вовремя. Пришел бы на тридцать минут позже, и я угостил бы тебя отличным супом на бульоне из ребенка. Накормил бы до отвала.
— К-как будто я стал бы такое есть! Я, скорее, от голода умру. К тому же, чего ты…
— Купание.
— А?
— Я купал Сионна.
— В котле?
— Да. В этом котле я готовлю еду для моих собак. По размеру он лучше всего подходит для купания ребенка. Конечно, если настаиваешь на том, чтобы доставить мне высококачественную детскую ванночку, старик, я с радостью стану пользоваться ей.
— Ух… Я, ну…
Инукаши картинно пожал плечами.
— Но, должен сказать, меня ошеломило то, как сильно ты заботишься о Сионне, старикан. Я-то думал, ты мил только с деньгами, выпивкой и молодыми барышнями. Какой сюрприз.
— Конечно, забочусь, — возмущенно ответил Рикига. — Я не ты. У меня еще сохранилась порядочная человеческая душа. Не сравнивай меня с вами.
— Вами? И я тоже часть этой группы?
— Ты и Ив. Кто ж еще?
Инукаши снова пожал плечами.
— Хорошо. Если ты так уж этого хочешь, забирай его.
— А?
— Заверни этого ребенка в свое пальто и отнеси домой. Я так и вижу, какой прекрасный молодой человек из него вырастет под опекой такого нежного старика, как ты. Совсем как болван Сион, которого ты так любишь.
Рикига торопливо покачал головой.
— Не получится. Я не могу. Инукаши, прости. Ты не бесчеловечный ублюдок. Прости, что сравнивал тебя с Нэдзуми, этим хитрым лисом. Я извиняюсь. Прости. Наверное, что-то на меня нашло. Ха-ха… понятно, ага, купание. Дети любят купаться, верно? Разве не здорово, Сионн, разве ты не рад, что тебя такой хороший человек подобрал? Тебе повезло.
Рикига потерся своей щекой о щеку Сионна. Сионн разревелся. Он широко открыл рот, его вытянутые руки и ноги напряглись. Старая собака, спавшая под столом, подняла голову и подозрительно прищурилась.
— Ох… эй, ну же, не плачь. Не извивайся так! Он тебя уронит.
Малыш не прекращал плакать. Он хныкал и тянулся ручками к Инукаши. Инукаши почти рефлекторно подхватил ребенка назад на руки. Он крепко обхватил маленькое тельце двумя руками. Плач тут же прекратился.
— Блин, он так простуду подхватит. Если заболеет, это твоя вина, старикан. По счетам за лечение ты платить будешь. Холодно, наверное, а, Сионн? Я тебя снова в ванну отправлю. Давай, погрейся.
Пухлая ручка протянулась и коснулась пальчиками щеки Инукаши.
— Мама.
Слезы оставили яркие следы на его нежных щеках.
— Мама.
Инукаши почувствовал, как его сердце сжалось в комок. Что-то дернулось внутри его тела. Он почти перестал дышать из-за этого огромного, горячего, дергающегося чувства, растущего внутри него.
— Мама.
Да, знаю, Сионн. Это была шутка. Плоская, глупая шутка. Прости меня. Все хорошо, я здесь. Я не отдам тебя такому выпивохе… нет, я тебя никому не отдам. Обещаю. Клянусь.
Рикига уставился на ребенка в руках Инукаши и испустил вздох, отдающий алкоголем.
— Мама, — повторил он.
— Что? Ты скучаешь по своей маме, старик?
— Моя мать давно уже в шести футах под землей. Она отправилась в могилу, когда мне было десять, и до сих пор не пыталась оттуда вылезти.
— Удобно ей там, наверное, — пошутил Инукаши. — И она бы, пожалуй, не захотела видеть, как низко пал ее сын. Может, она и не хочет возвращаться.
— Кто это, по-твоему, низко пал? И все-таки, насчет Сионна…
— А что с Сионном?
— Он зовет тебя мамой.
— Ну да.
— Почему «мама», а?
— Не знаю.
— Мама.
— Видишь, вот, опять.
Инукаши опустил Сионна назад в воду, чтобы согреть. Сионну, видимо, было очень комфортно, потому что он расслабленно улыбнулся. Сияние улыбки затрагивало все: красивые вещи, освежающие вещи, волнующие вещи.
Не знал, что дети — такие драгоценные существа.
— Почему «мама», Инукаши? — настаивал Рикига.
— Для детей все «мамой» становится, старик. С трудом верится, но десятки лет назад даже ты звал свою маму. Ты и тогда прекращал плакать, если кто-то давал тебе золотую монету?
— Кто бы говорил, — парировал Рикига. — Ты так же привязан к деньгам, как и я. Чья бы корова мычала.
— Хах, заткнись.
Они такие драгоценные существа. А я и не знал.
Ко всем детям, которых без эмоций закапывал Инукаши — в мерзлой земле, в иссушенной солнцем почве, во влажной земле сезона дождей — теперь, впервые, Инукаши обращался мысленно к каждому из них.
Возможно, Сионн не один такой. Был ли тот ребенок драгоценным созданием? Или тот, или тот другой ребенок тоже? Если были, тогда… они не должны были так умирать. В этом нет смысла. Нет смысла в том, что им пришлось умирать такими тощими, с такой морщинистой, будто у старухи, кожей. Испустить последний вздох с такими невинными глазами, без ненависти к кому-либо, даже не умея ненавидеть. Как тот, которого я закопал у корней куста жимолости, или тот, могилу которому я вырыл в красной почве, или тот, которого я завернул в тряпье, прежде, чем закопать, или тот, или другой, или этот — всеми ими должны были больше дорожить. Они не должны были умирать так.
Сионн, не умирай. Продолжай жить и вырасти большим. Научись ненавидеть, научись дорожить.
— Мух-муууух.
Инукаши поднял ребенка и быстро одел. Черная собака поднялась, будто ждала своей очереди. Матрас, на котором она вытянулась, расходился по швам, из него торчала хлопковая набивка. Инукаши выудил его на развалинах рынка. Он был выцветшим, изношенным во многих местах и больше походил на тряпье. Но при ближайшем рассмотрении на нем можно было заметить милый узор из цыплят. Наверное, раньше им пользовался малыш, похожий на Сионна. В день Охоты, наверное, ребенка уложили на этот самый матрас и он спал.
— Он в твоем распоряжении, — сказал собаке Инукаши.
Когда Сионна положили рядом с собакой, он тут же присосался к ее груди. Он сосал жадно, издавая горлом булькающие звуки.
— Изрядно пушистая у него нянька.
— У нас есть столько пушистых девочек, сколько пожелаете, — сказал Инукаши. — Черный мех, рыжий мех, белый мех, пятнистый мех. Не изволите провести ночь с дамой на Ваш выбор?
Рикига проигнорировал сарказм Инукаши и тяжело вздохнул.
— Человеческий ребенок, которого растят на собачьем молоке… это просто нечто. Но это нормально? Не дай Бог, еще лаять начнет.
— Он только что сказал «мама», разве нет?
Рикига посмотрел на Сионна и снова тяжело вздохнул.
— Старик.
— Что?
— Ты закончил приготовления?
Рикига медленно повернул лицо к Инукаши.
— Ага.
Он лениво поднял руку и указал на черную сумку на столе.
— Хорошо. Тогда пошли.
Инукаши поднял сумку. Она тяжело обвисла в его руках. Рикига нахмурил брови и сделал недовольное лицо.
— Инукаши… почему бы нам не бросить это все?
— Бросить?
— Давай просто забудем обо всем.
— Забудем, и что тогда?
— Уползем в свои норы и затаимся там. Тебе не кажется, так будет… лучше?
— Конечно. Так будет лучше, старик. Я чувствую это в сотню раз сильнее тебя. Я хочу забыть об этом, и уползти назад в свою норку.
Сегодня будет холодно, но не морозно. Если с Инукаши будут его собаки, он не замерзнет. Всего пару минут назад он набил желудок черствым печеньем и супом из овощных очистков. Вполне неплохо. Значит, прямо сейчас, я более-менее сыт. Если бы я мог прилечь со своими собаками и крепко, крепко, крепко уснуть…
Здорово было бы.
— Верно? — продолжил Рикига. — Почему бы нам так и не поступить? У тебя есть Сионн. Ты должен его защищать. Если что-то случится с тобой, кто его защитит? Подумай об этом.
— Здесь есть собаки. Собаки вырастят его даже без меня. Как сделала моя мама.
— Да, но… Инукаши, позволь мне сказать прямо. Я ценю свою жизнь так же, как и ты свою. Я не хочу делать ничего опасного. Итак, — неуверенно произнес он, — давай бросим это. Забудь, что это вообще случилось, хм?
— А что произойдет с Нэдзуми и Сионом? Собираешься их бросить?
— Эти двое уже мертвы. Они не смогут выжить. Они все равно не могли остаться в живых, если их схватила Охота. Ты знаешь это не хуже меня. Поэтому это бесполезно. Мы собираемся рисковать жизнями ради чего-то абсолютно бесполезного. Ну же, просто оставим все. Так будет лучше.
— Старик.
Рикига дернул подбородком, увидев взгляд Инукаши.
— …Что?
— Хватит ныть. Уже почти пора. Пошли.
— Инукаши!
— Я пойду. Если хочешь выйти из дела, старик, вперед. Мне все равно. Хотя сумку я заберу с собой.
— Инукаши, почему? Почему ты так навязчиво хочешь выполнить свой долг перед ними? Ты всегда действовал в одиночку. Как и я. Я еще могу понять ради Сиона, но заходить так далеко из-за кого-то вроде Ива…
— Он один из нас.
— А?
— Они — часть нашей группы. Я не могу их бросить.
Темные глаза Рикиги забегали. Его рот скривился в гримасе, будто его насильно поили горькой микстурой. Он яростно почесал сыпь на подбородке.
— Не могу заставить себя посмеяться над твоей шуткой, — язвительно произнес Рикига. — У тебя нет вкуса. Меня от этого тошнит.
— Ну, блин, думаю, с желудком у тебя проблемы из-за твоих попоек. Я бы посоветовал тебе бросить пить ради твоего же блага, хотя, наверное, тебе уже поздно. Хе-хех, но слова мои прозвучали довольно круто, а? Согласись, красиво, да?
— Идиот. Не могу поверить, что ты вывалил эти смущающие фразы, если действительно так думаешь. Может, у тебя актерский потенциал, как у Ива. Ты, наверное, меня разыгрываешь, — выпалил он, — хватит и одного лиса.
Инукаши оскалил зубы в грубой ухмылке. Рот Рикиги скривился еще сильнее.
— Единственные члены твоей «группы» — это собаки, — сказал он. — У тебя доверия к людям меньше, чем длина твоего мизинца. Будешь продолжать так врать, у тебя язык однажды сгниет.
— Ооо, этого мне бы не хотелось, — саркастично сказал Инукаши. — Отлично, будем честными. Ты первый.
— Я… — начал Рикига. — Ну, как я и говорил, я хочу выйти из дела. Я уже много раз это повторял.
— Ты и правда этого хочешь?
— Я честный человек. Я не лгу.
— Не смешно. Забудь о своем языке. Смотри, чтоб у тебя что-нибудь другое не сгнило и не отвалилось. Сколько денег ты потратил, чтобы достать содержимое этой сумки, а, старик? Уверен, ты получил кучу золота от Нэдзуми, но, в лучшем случае, эти деньги компенсируют твои расходы, и ты будешь… нет, я уверен, что ты на мели. Если забьешься в свою нору, то потеряешь все эти дополнительные средства, потраченные впустую. Ты правда можешь это вынести? Конечно нет. Ты такой скромняга, который просто отойдет в сторонку и смирится с потерями? Хм-м, даже такому бедному и невинному ребенку, как я, в это тяжело поверить.
Инукаши свистнул. Несколько собак, лежавших у стен, поднялись. Он снова свистнул, в этот раз звук получился более низким.
Собаки окружили Рикигу. Даже не зарычав, они образовали круг с Рикигой в центре.
— Не думай, что это самые обычные собаки, которых просто много, — сказал Инукаши. — Этих ребят учили быть сторожевыми псами с самого рождения. Я лично их тренировал, так что увидишь, это не простые собаки. Как бы их назвать… да, они как элитные войска, специально подготовленные для атак. Они вгрызутся в глотку человека — черт, даже тигра. Как плохо, что у нас тут нет тигров. Зато есть куча людей.
Рикига схватился за горло и отступил назад. В его налитых кровью глазах плескался страх.
— Инукаши… завязывай с этой глупой шуткой.
Он знал, что это не шутка. Голос Рикиги был надтреснутым, страх в его глазах стал глубже.
Инукаши подавил свои эмоции и продолжил говорить, как ни в чем не бывало. Холодный, непроницаемый голос был куда более пугающим, чем грубый и агрессивный. Этому он научился у Нэдзуми.
— Только Нэдзуми смог сбежать от этих парней. Но с трудом. Они смогли цапнуть его за плечо. Довольно глубоко. Он не издал ни звука, но, думаю, ему было больно.
— Этот Ив, хах… какое достижение.
— Хмпф, — Инукаши презрительно фыркнул. — Если ты умеешь двигаться лучше Нэдзуми, старик, ты справишься. Если нет…
— Как будто я могу сновать как Ив. Мне сейчас дыхания не хватает даже по лестнице подняться, и я знаю, что гордиться тут нечем, — Рикига глубоко вздохнул и отпустил свое горло. — Хорошо, Инукаши. Я проиграл. Все-таки, это твое царство. Я могу бороться сколько влезет, но мне не выиграть.
— Готов теперь говорить начистоту?
Рикига украдкой глянул на его лицо, будто пытаясь определить настроение.
— Начинаешь напоминать Ива все больше и больше. Не дай ему отравить себя. Ничего хорошего из этого не выйдет. На самом деле, тебе, наверное, уже не поможешь.
— Это был самый полезный с момента нашей встречи совет от тебя, старик. Спасибо. Но тебе незачем беспокоиться. Когда с этим делом будет покончено, я распрощаюсь с ним навсегда.
Это было его искренним намереньем.
Инукаши не нравилось быть рядом с Нэдзуми. Он совсем не понимал Нэдзуми и пальцем не мог его тронуть. Но, несмотря на это, Нэдзуми его странно притягивал. Инукаши обнаружил, что опутан паутиной Нэдзуми. Как и сказал Рикига, он был отравлен его ядом.
Опасность, опасность. Надо попрощаться.
— Распрощаешься? Ты уходишь отсюда? — спросил Рикига.
— Никогда. Это мое королевство, и я его никогда не покину. Я и шагу отсюда не ступлю, даже если армия Номера 6 разрушит это место. Я распрощаюсь, но уходить буду не я. Это будет Нэдзуми.
— Ив?
— Ага. Жуликоватый актер.
Инукаши облизнул губы. Они были сухими. Собака, которая нянчилась с Сионном, широко зевнула.
— Он странник. Он появился здесь из ниоткуда и решил остаться. В конце концов, он снова уйдет путешествовать. Он как капризное облако. Польет немного дождиком и исчезнет за горами.
— Понятно. Так вот что ты о нем думаешь.
— Этого я от него жду.
Я до конца жизни останусь на этой земле. Но он, наверное, исчезнет.
Это был глубинный инстинкт. Доказательств у него не было. От самого Нэдзуми он ничего не слышал. Просто так казалось лично ему, Инукаши. Но он чувствовал, что не слишком далек от истины.
Как облака путешествуют по небу на ветру, как лепестки уплывают по поверхности реки, он исчезнет из виду.
Не могу дождаться.
— Ну, хватит о Нэдзуми. И обо мне хватит. Остаешься только ты, старик. И? Почему ты попытался вывести меня из плана? Почему дошел даже до бездарной игры, чтобы заставить меня уйти?
Рикига скривил губы, как зачастую делал Сионн. У маленького ребенка это выражение получалось милым, но на мужчине средних лет, красном от пьянства, смотрелось довольно отталкивающе. Инукаши отвел взгляд.
— Ты не так понял, — настаивал Рикига. — Я просто боялся за свою жизнь. Можно сказать, я струсил. Я сидел после пары стаканчиков и, чем больше думал об этом, тем сильнее боялся того, что мне предстояло сделать. Я мог думать лишь о том, как сильно не хочу умирать и просто не мог больше этого выносить… Не знаю, из-за алкоголя ли это, но если моя голова зациклится на одной мысли, она перестает работать. Меня все глубже и глубже засасывает. Знаешь, Инукаши, может, мне и жить недолго осталось.
Рикига понуро опустил плечи. Его глаза стали жалобными, как у промокшего щенка. Инукаши промокших щенков жалел и неоднократно брал их под свою опеку. Но не людей. Особенно в тех случаях, когда этот человек был обременен какими-то эмоциями.
Инукаши щелкнул пальцами.
Большая черная собака, стоявшая перед Рикигой, приняла боевую стойку. Она обнажила клыки и пугающе зарычала. Ее взгляд был прикован к горлу Рикиги.
— Эй, хватит! — воскликнул в ужасе Рикига.
— У меня нет времени на бездарную игру, старик. Вот и все. С меня хватит. Просто ответь на мой вопрос. Когда тебе разорвут глотку, ты не сможешь говорить, даже если захочешь.
— Я-я ведь уже объясняю, нет?
— Старик, ты сам упорствовал — за день до Охоты. Когда я сказал, что хочу уйти, ты всеми силами старался меня остановить. Но сегодня ты говоришь, что нам обоим лучше с этим не связываться. Поворот на 180 градусов, не находишь?
— Я противоречив. Всегда таким был.
Черная собака щелкнула челюстями, широко открыв пасть. Показались острые клыки, слюна закапала на пол. Почти слышалось кап-кап.
Рикига прищелкнул языком.
— Тцк. Староват я, раз мне угрожает собачий мальчик. Хорошо, я заговорю. Ты этого хочешь, да? Отлично. Проклятье, меня это бесит.
Рикига вытащил из кармана пальто маленькую бутылочку виски и осушил ее в один глоток. Он грубо рыгнул.
— Прошу простить за нехватку манер, Ваше Высочество, — саркастично произнес он. — Итак, Инукаши, насчет странных случаев внутри Номера 6. Похоже, это правда. Кажется, все просто взорвалось наконец-то. Не ожидал такого поворота. Даже предсказать не мог.
— Что происходит?
— За стенами горожане умирают направо и налево.
— Жители Святого Города?
— Ага. Сегодня был — как его называют — Святой Праздник, какой-то фестиваль в честь основания города, верно? Люди, наблюдавшие за праздником, падали замертво всюду. И никто из них не выжил. Они умерли. Каждый из них.
— Это… несчастный случай? Вроде утечки ядовитого газа, или…
— Это привело бы к массовым смертям в одном месте. Но, похоже, переполох поднялся во всем городе.
— Тогда что — террористы?
— Террористы? Ты хоть раз слышал о террористической организации в Номере 6? Это город с самым тщательным контролем из всех, что я видел. Этот город уничтожает нежелательные элементы вплоть до последнего таракана. Это невозможно.
— Тогда почему это происходит?
— Я не знаю. Я просто пересказал новости из Номера 6. В основном там говорится о случайных происшествиях, произошедших посреди церемонии и приведших к смерти граждан. Церемонию прервали на середине.
— И откуда тогда твое «умирают направо и налево»? Уверен, что ничего не придумываешь, старик?
Губы Рикиги скривились в самодовольной ухмылке.
— У меня долгие отношения с этим городом, знаешь ли. У меня свои связи. Но… не всем им можно доверять. В любом случае, если СМИ в городе говорят о «нескольких смертях», значит, их минимум несколько дюжин. Когда они говорят, что причина неясна — значит, они понятия не имеют, что это. Но это Номер 6. Этот город стал домом для самых ярких научных умов. Что такое происходит, с чем они не могут разобраться?
Что происходит?
На миг эта мысль мелькнула в его голове, но ответ был сокрыт в тумане. Он даже не знал, выпадет орел или решка.
— Ты знаешь ответ, старикан?
— Я? Нет, конечно. Если бы у меня было столько власти, ты бы мне тут собаками не угрожал. Но… подумай, Инукаши. Этот всемогущий город бьется об стену, не в силах справиться с проблемами, возникающими внутри него. Разве это не волнующе?
— Ну, да… — слегка озадаченно произнес Инукаши.
Улыбка Рикиги стала шире. Он выглядел искренне счастливым. Собаки Инукаши обычно делали такое лицо, когда получали свиное ребрышко.
— Это ведь впервые, да, Инукаши? Номер 6 никогда не был сбит с толку… это впервые. Может, все повернется, как и говорил Ив. Номер 6 долго не протянет. Он треснет изнутри.
— Да…
— Знаешь, я никогда не верил на слово этому подобию актера. И ты тоже.
— Нет, не верил.
— Но в этот раз, похоже, он нас не обманывает. Тот город развалится, как и предсказывал Ив. Знаки уже были. Они, к тому же, становятся все сильнее. И если это правда… тогда, дальше будет большая встряска, — Рикига громко хлопнул ладонями, будто раздавливая что-то невидимое, — которая его раздавит.
— Ах, теперь понятно, — сказал Инукаши. — Ты веришь Нэдзуми, старик. Ты верил, что Святой Город падет. Как и Исправительное Учреждение. Это может стать правдой, а не просто концом сказочки. А значит, и золотые слитки, спрятанные в подвале Исправительного Учреждения, начинают тоже казаться более реальными, вместе с возможностью украсть эти сокровища. Шансы все растут.
Инукаши указал пальцем на потолок. Рикига отвернулся.
— Но тогда ты стал ощущать все большее недовольство, — продолжал Инукаши. — Из-за необходимости делиться со мной. Чем больше ты думал об этом, тем меньше хотел отдавать хоть что-то. Поэтому, чтобы наложить руки на все золото, ты устроил этот бездарный спектакль. Ты безнадежен, старик. Забудь о выпивке, наверное, это жадность добралась до твоего мозга и превратила его в кашу.
— Немногим лучше тебя. Ты тоже вроде жаждешь золотых слитков. Ты облизывался, да.
— Да, мне тоже жадности хватает. Слюни так и текут. Но, позволь сказать тебе, до сих пор я выжидал. Я с изрядным подозрением относился к тому, дейс<
|
|
|
