 |
Глава 4: Как вечерний бриз
|
|
|
|
Тысячу лет печальная Офелия
Струится призраком по ртути черных вод.
Тысячу лет сладчайшее забвение
Романс бормочет, как вечерний бриз поет.
Артюр Рембо, «Офелия»
Нэдзуми упал медленно и тихо. Сиону казалось, что он смотрит фильм в замедленной съемке. Старый черно-белый фильм…
Тупой удар в грудь. Нэдзуми упал на него. Сион почувствовал на своих руках его вес и тепло. Неожиданно к черно-белому экрану вернулись отвратительные цвета реальности.
Нэдзуми свалился Сиону на руки, повиснув на них всем телом. Сиону в нос ударил запах крови.
Нэдзуми…
Но вслух он ничего не произнес. Сион не мог понять, что случилось. Он просто не мог. Что это? Что произошло? Солдаты направили на них оружие. Винтовки. Привязанные к ним штыки светились сияющей белизной. Один из солдат высунул язык между губами.
В поток на лестнице влилась новая волна заключенных. Они отгородили Сиона от солдат. Один из них, огромный лысый мужчина, коротко вскрикнул. Он пошатнулся, ухватившись за свою грудь.
— Проклятье… вы это сделали, — здоровяк сделал два, три шага к солдату и неожиданно заревел. — Проклятье!
Он бросился на солдата. В то же время раздался взрыв. Дым и пламя вырвались из аппаратной рядом с лестницей. Сион видел, как солдата взрывом отбросило к стене. Белый дым быстро заполнил коридор. Подобно гигантской белой змее, он скользнул по лестнице и пополз в холл.
Сион поднял Нэдзуми и пошел в конец коридора. Судя по движению дыма, проще всего сбежать было, наверное, вниз по лестнице. Но там был Отдел Управления Гигиеной.
Отдел Управление Гигиеной. Из плана здания Сион знал, что там находился простой медицинский кабинет. Он вошел в распахнутую дверь. Сион прикрыл ее за собой, чтобы дым и огонь не просочились внутрь.
|
|
|
Он споткнулся. Тело Нэдзуми почти выскользнуло из его хватки. Сион попытался схватить его, но упал вместе с ним. Он инстинктивно выбросил руки вперед и заметил, что от них на полу остался красный след. Его ладони были окрашены кровью — кровью Нэдзуми.
— Нэдзуми!
Он не удержал крика. Слова продирались сквозь его горло и стремились вперед.
— Нэдзуми, ты меня слышишь? Нэдзуми!
Глаза Нэдзуми были закрыты, он не отвечал. Кровь вытекала из его плеча, текла по груди, стекала с руки и капала с пальцев.
— Нет, как… как такое возможно…
Он знал, что должен держать себя в руках. Он должен мыслить рационально. Он должен спокойно сделать то, что должен.
Знаю. Конечно. Да. Но я не могу шевельнуться. Мои разум и тело замерли.
— Нэдзуми, Нэдзуми. Пожалуйста, открой глаза.
Он стиснул зубы.
Ты тупица.
Сион услышал презрительный голос. Ты безнадежный идиот. Бесполезное ничтожество. Ты самодовольный, медлительный и глупый.
Инукаши? Это ты?
Ты даже самого дорогого тебе человека защитить не можешь? Ты способен лишь реветь, даже не пытаясь спасти его? Что ты должен показать после всего этого времени с Нэдзуми? Ты все такой же избалованный мальчик, каким был в Номере 6?
Он не знал, был ли это голос Инукаши или его собственный, но его строго отчитывали.
Сион, ты уверен? Тебе будет все равно, если ты потеряешь Нэдзуми? Ты сможешь это вынести?
Сион глубоко вздохнул. Запах крови вместе с воздухом попал к нему в легкие. Он поднес ухо к губам Нэдзуми, чтобы проверить дыхание. Он нащупал его пульс, положив пальцы на запястье Нэдзуми. Сион ощутил пульсацию крови под своими пальцами, но пульс был слабым, казалось, он в любой миг может исчезнуть.
Сион поднялся и осмотрел комнату. От панели управления в центре поднимались языки пламени и дым. У стены стоял шкаф со стеклянными дверцами. Стекло разбилось, пластиковые бутылочки лежали на боку. Некоторые лишились крышки или треснули сами, их содержимое вытекало. Сион подошел ближе, но ничего странного не унюхал. На каждую бутылочку был прикреплен подписанный от руки ярлык с названием лекарства. Округлый почерк, наверное, вызвал бы у Сиона улыбку, если бы он увидел его в нормальной ситуации. Он бы улыбнулся невольно из-за того, что кто-то подписывает ярлыки, а не распечатывает их в таком чудовищном месте как Исправительное Учреждение.
|
|
|
Но сейчас в его голове не было места для таких мыслей.
Сион просматривал ярлыки один за другим. Он подавил волнение в сердце и снова, и снова говорил себе успокоиться, будто мантру читал.
Антисептик; коагулянт; анальгетик; очищенная вода; стандартный шприц; зажим; марля; впитывающие ватные тампоны… в углу полки на боку лежал фонарик для экстренных ситуаций. Как он и ожидал, здесь вполне подходящий для простого лечения набор лекарств и аппаратуры.
Сможет ли он что-нибудь сделать с этим? С мелкой раной проблем бы не возникло; но сможет ли он справиться с ранением, вызвавшим у пациента обильную потерю крови и потерю сознания?
Большинство медицинских знаний Сиона носили теоретический характер. Практического опыта у него почти не было. Более того, насколько хорошо сможет он оказать первую помощь в такой ситуации? Справится ли? Ему казалось, что штык, который он видел совсем недавно, приставлен к его горлу.
Ты справишься?
Я должен. Сомневаться нет времени. Я не могу просто сидеть сложа руки и переживать. Я не могу позволить так легко, без борьбы забрать у меня Нэдзуми. Я не отдам его тебе.
— Нэдзуми, ты меня слышишь, верно? Я знаю, ты различаешь мой голос.
Ты не можешь не слышать меня. Мой голос не может не достигнуть тебя. Независимо от времени и ситуации, ты всегда слышал мои слова. Ты услышал меня сквозь шум, ты понял мои слова и ответил мне. Ты вернулся ко мне. В этот раз, я сам верну тебя. Я насильно верну тебя.
— Нэдзуми!
Сион разорвал на нем одежду. Пуля прошла чуть ниже левого плеча Нэдзуми. Если бы выстрел пришелся правее, пуля попала бы в сердце и Нэдзуми бы умер на месте.
Живи. Вцепись в жизнь. Небеса дали тебе такой шанс. Я не позволю его растратить впустую. Сначала надо остановить кровотечение. Сейчас главное остановить кровь. Затем я должен отвести его туда, где он получит нормальное лечение. Быстро, каждая секунда на счету. Вот.
|
|
|
Он посветил фонариком на рану и обрызгал ее антисептиком. Он промыл внешние края раны и осмотрел невооруженным глазом внутренние. Артерия не была разорвана полностью. Он надавил на ключицу Нэдзуми и временно остановил кровотечение. Его пальцы дрожали.
Успокойся, успокойся, успокойся. Я должен успокоиться. Изгони все свои эмоции и сосредоточься на его пулевом ранении.
Он зажал артерию зажимом, наложил на нее марлю и придавил впитывающим ватным тампоном. Затем сделал тугую перевязку бинтом.
Это лучшее, что я могу сделать. Он вспотел, пот каплями и струйками тек по лицу. Они попали в рот, он ощутил горький привкус на языке.
Как долго он так протянет? Три часа — нет, скорее, два, учитывая, сколько крови он потерял. Если Нэдзуми в течение двух часов не получит нормальное лечение, он не выживет.
Временной лимит: 120 минут.
— Угх… - тихо застонал Нэдзуми. Его веки слегка дрогнули.
— Нэдзуми! Ты меня слышишь? Нэдзуми!
— …Сион… — пробормотал он.
— Потерпи немного. Мне надо, чтоб ты оставался со мной. Я отведу тебя в больницу. Не теряй сознание, будь со мной.
Он вложил в свои слова столько силы, сколько смог.
— …Сион… Я не могу… двигаться…
— Не проблема. Я понесу тебя.
Я здесь. Я рядом. Так что с тобой все будет в порядке.
Сион забросил руку Нэдзуми себе за шею и приподнял его. Он обхватил руками талию товарища для поддержки и вышел в коридор.
Дым щипал глаза. Сион зашелся в приступе кашля. Боль подступила к горлу, дыхательные пути забились.
Он не обладал необходимыми для выживания знаниями, но у него была воля, а его сердце готово было на все, что потребуется. Нэдзуми его многому научил.
Сион пригнулся и чуть не ползком потащил Нэдзуми. На лестнице их окружили жар и дым. Бросаться в них было слишком опасно. Но искать другой путь к побегу не было времени. Если они задержаться здесь, то задохнуться из-за дыма.
|
|
|
Что мне делать? Что я должен делать?
Из-за растущей тревоги и впитывающегося в тело дыма он почти потерял спокойствие. Не паникуй. Что бы ты ни делал, не паникуй. Всегда есть выход.
— Сион…
Нэдзуми шевельнулся.
— Выбирайся… через мусоропровод…
Его голос звучал урывками. Сион понял, что Нэдзуми отчаянно цепляется за свое сознание. Потеряв его, будет тяжело снова очнуться; Нэдзуми знал это слишком хорошо.
Мусоропровод. Верно, есть такая возможность.
На низших этажах, с первого по третий, мусоропровод был установлен в середине коридора на каждом этаже. Похоже, мелкую аппаратуру в него сбрасывали вместе с обычным мусором, потому что желоб был достаточно широким. Когда Сион впервые это обнаружил, ему в голову пришла мысль проникнуть в Исправительное Учреждение таким путем. Но продержалась она не долго. Невозможно было вскарабкаться по желобу, идущему почти перпендикулярно от земли, без каких-либо выступов. Кроме того, если какой-нибудь странный объект попадал в мусоропровод, срабатывала тревога. Проникновение было невозможным. Но на роль пути к отступлению мусоропровод подходил.
Он и Нэдзуми уже обсуждали это раньше. Это было за два дня до Охоты.
Охота пришлась на холодный зимний день с пронзительным ветром, но за два дня до того погода была теплее, светило солнце. Вместо снежных туч над Западным Кварталом простиралось синее небо, падающие вниз солнечные лучи были такими теплыми, будто вовсе и не зима стояла. Казалось, люди вовсю пользовались приятной погодкой и лениво прогуливались по рынку. Старые нищие и голодные дети все так же наполняли улицы, но, казалось, дышалось им легче, чем обычно. Владельцы магазинов, обычно с презрением прогонявшие их, щурились на солнышке и расслабляли лица. До милостыни они не снисходили, но вроде не обращали внимания на попрошаек, пока те ничего не крали. Некоторые даже шутили со знакомыми нищими.
Кто из них мог предвидеть, что за ад начнется через два дня? Сколькие смогли избежать ужаса Охоты?
Нэдзуми и Сион обедали купленным на рынке черствым хлебом, предварительно размачивая его в воде. Наверное, сработала улыбка Нэдзуми: владелица булочной дала им бесплатно сыра. Это был хороший сыр, без плесени.
В подвале, кроме голосов двух парней, не было других звуков. Странно, но даже завывания северного ветра, начинавшего дуть перед закатом, не проникли сюда. На это время ветер затих? Или Сион был так поглощен беседой, что не слышал ничего, кроме голоса Нэдзуми?
«Сион, мусоропровод можно использовать для побега. Это выполнимо?» — спросил Нэдзуми, крутя в руках кружку с горячей водой.
«Мусоропровод, хах… Понятно, это все равно, что дорога напрямик от третьего этажа к месту встречи в подвале».
|
|
|
«Да. Судя по плану, не считая входных отверстий, сам желоб не включен в систему распознавания и устранения объектов. Хех, кажется, если дело касается отделов по утилизации мусора, Номер 6 весьма невнимателен».
«Ты прав, — ответил Сион. — И он больше обычного мусоропровода. Технически, мы должны пройти».
«Именно. Разве ты не рад, что мы оба такие худые? Если бы кто-то из нас был размером с Рикигу, мы бы застряли в середине. И впрямь негабаритный мусор».
«Как-то жестоко».
«Всегда пожалуйста. Я просто правду говорю. Скажи, можешь ли ты представить, как старик с пивным животом ползет по желобу, как ни в чем не бывало».
«Ну… думаю, ты прав».
Образ Рикиги с мясистым животом предстал перед глазами и он почти рассмеялся. Он сглотнул и сжал губы. Вопрос Нэдзуми был не тем, на который он мог ответить с улыбкой.
Подходил ли для побега мусоропровод или нет? Немного подумав, Сион заговорил.
«Честно говоря, понятия не имею, сможем ли мы и правда это сделать. Но такая вероятность есть. Чисто теоретически», — ответил он.
Нэдзуми поставил чашку и откинулся назад.
«Вероятность, ха».
«Да».
«Ну, значит, вероятность».
Нэдзуми скрестил ноги и закрыл глаза. Сион тоже облокотился на книжный шкаф и обхватил одно колено. Тогда он впервые обратил внимание на шум ветра. Это был скрипучий звук, похожий на глухой плач старухи.
Лампа, тускло освещающая комнату; задумчивый профиль Нэдзуми; низкий гул ветра — ему казалось, что он смотрит сцену из пьесы.
Сион был в зрительном зале, взгляд прикован к молчаливой картине на темной сцене перед ним. Полный комфорт, тоска и чувство, близкое к восторгу, вместе с безымянными эмоциями смешались, слились друг с другом и наполнили Сиона до краев.
Если бы этот момент мог длиться вечно. Если бы время тогда остановилось. Если бы весь мир из этого и состоял. В его сердце расцвело неожиданное желание.
Жизнь — ускользающая тень, фигляр.
Он вдруг вспомнил строчки из «Макбета».
Истлевай, огарок!
Жизнь — ускользающая тень, фигляр.
Нэдзуми открыл глаза. Их взгляды встретились.
«Что?»
«А? Нет, ничего…»
Сион шевельнулся и незаметно отодвинулся от света лампы. Он не хотел, что Нэдзуми видел его щеки, скорее всего, пылавшие румянцем.
«Сион, знаешь, о чем я сейчас думаю?»
«Ты? Ну… наверное, о мусоропроводе?»
«Нет конечно. Я не собираюсь вечно из-за мусора переживать. К тому, эту проблему мы разрешили. Это возможно, а значит, стоит попробовать. Так ведь?»
«Верно».
Неважно, пусть это лишь теория. Пусть даже идея основывалась на домыслах; если она возможно, надо за нее уцепиться — так ему говорил Нэдзуми. Сион медленно кивнул в знак того, что понял.
«Хорошо. Но если меня спросишь, я бы предпочел красивый выход через парадную дверь, со всеми прибамбасами. Но такой роскоши у меня, наверное, не будет».
«Скорее всего, нет. Предупреждаю, вип-обслуживания не жди. Так если ты думал не о мусоропроводе, то о чем? Других путях для побега?»
Нэдзуми заново скрестил ноги и испустил печальный вздох.
«Я думал о еде».
«А?»
«Еде. Е-д-е. Я бы думал, чтобы бы заказал, если бы мог выбирать все, что захочу».
«А, ты материалист, да?» — прокомментировал Сион.
«Еда важна. Иногда в состряпанном старым пекарем каравае куда больше смысла, чем в бесконечной истине, открытой уважаемым философом. Такова природа жизни. В любом случае, сейчас я голоден и начинаю себя жалеть. Наверное, я не смогу уснуть, если лягу сейчас».
«Ты только что поел. Ты съел два каравая».
«Твердокаменного сухого хлеба, горячей воды и куска сыра и близко не достаточно».
«Не привередничай, — строго произнес Сион. — Благодаря той мадам из булочной, мы смогли получить немного хорошего сыра. Это был вполне приличный обед».
«Был бы ты чуток приветливее, и нам бы, наверное, досталась еще консервированная баранина и бутылка молока. Какая жалость».
«Я? Я здесь ни при чем».
«Да ты что? Ты очень даже при чем. Ты должен был заметить, как та женщина на тебя смотрела. Я думал, ты ее специально игнорируешь. Только не говори, что и правда не заметил!»
«Я понятия не имел».
Нэдзуми скривился и мотнул головой.
«Сион, ты должен слегка отточить — нет, забудь, изрядно отточить — свое восприятие противоположного пола. Если в ближайшее время ты этого не сделаешь, все станет довольно плохо.»
«Что значит «плохо»?»
«Так плохо, что словами не выразить. От меня ты ничего не услышишь. Ох, но, блин, это серьезно. От одной мысли у меня мурашки».
«О чем ты говоришь? — раздраженно спросил Сион. — Теперь ты разбудил во мне любопытство. Оно, пожалуй, не даст мне уснуть если я сейчас пойду спать. Мое любопытство могло бы поспорить с твоим голодом».
Нэдзуми расхохотался, что было для него редкостью. Его смех был беззаботным и полным радости. Он незаметно и глубоко проник в Сиона.
«Нэдзуми».
«Что?»
«Можешь процитировать «Макбета»?»
««Макбета»? Какую часть?»
«Пятый акт, сцену пятую, сразу после того, как Макбету говорят о смерти его жены».
«Почему «Макбет»?»
«Не знаю, — ответил Сион. — Самому интересно. Просто неожиданно захотелось послушать «Макбета». Ты не против?»
«Ну, я не возражаю».
Гамлет и Цукиё вскарабкались Сиону на плечо. Зазвучал голос Нэдзуми, безмятежный, но полный тоски.
«Бесчисленные «завтра», «завтра», «завтра»
Крадутся мелким шагом, день за днем,
К последней букве вписанного срока;
И все «вчера» безумцам освещали
Путь к пыльной смерти. Истлевай, огарок!
Жизнь — ускользающая тень, фигляр…»
Сион и мыши внимали, затаив дыхание. Огонек лампы колебался, их тени тоже. Тени так же слились с голосом Нэдзуми и его экспрессией, Сиону казалось, что его отрывают от реальности и уносят ввысь. Быстротечная легкость; вечное исполнение. Какими насыщенными, какими обильными и прекрасными были эти часы в прошлом.
За два дня до Охоты в этой комнате разыгралась сцена, которая подарила Сиону самые сильные за всю его жизнь впечатления. То, что произошло совсем недавно, казалось событием далекого прошлого.
Из глаз полились слезы.
Это было из-за дыма, а не из-за тоски, сковавшей сердце.
Пи-пи, пи-пи, чит-чит-чит.
Цукиё, сидя на полу, настойчиво верещал. Суперволокно упало. Сион резко остановился, чтобы подобрать его. Сила покинула тело Нэдзуми, он всем своим весом облокотился на плечо Сиона.
— Нэдзуми, держись. Не теряй сознание.
— …Выбирайся отсюда… быстро…
— Знаю. Даже я не стал бы здесь отдыхать. Нэдзуми, мы почти пришли. Побудь со мной еще немного.
— Сион… мы не можем. Нет… не вдвоем.
— А? О чем ты?
— Беги… один… просто беги.
— Идиот! — прорычал Сион. — Избавь меня от этого дерьма!
Внутри него закипал гнев. Он злился на Нэдзуми. Ему казалось, что его белые волосы встали дыбом. Горячий воздух бушевал не только снаружи, но и внутри Сиона.
Хочешь, чтобы я жил без тебя? Чтобы я сбежал один? Избавь меня от этого. Не смей. Так ты смотришь на меня свысока? Такое низкое у тебя обо мне мнение? Я не настолько слаб, что брошу тебя ради собственного выживания. Знаешь, я могу тебя защитить. Мне хватит сил защитить нас обоих.
— Проклятье, не недооценивай меня, — зло бросил он.
Гнев быстро превратился в энергию. Он призвал силу к своим рукам и посмотрел вперед. Людей нигде не было. Сион ощутил легкий сквозняк. Пламя начало лизать потолок. Вероятно, некоторые химикаты загорелись, потому что случился небольшой взрыв, сопровождающийся характерным резким запахом.
— Цукиё, пойдем.
Цукиё нырнул к нему в карман. Он высунул голову наружу и пронзительно заверещал. Для Сиона это звучало как указания пути, он приободрился. Он должен выбраться как можно быстрее еще и ради этого крошечного создания, подающего голос несмотря на недостаток воздуха.
Он обо что-то споткнулся и почти упал. Тот самый гигант-заключенный лежал на полу лицом вниз. Он умер, его лицо лежало в луже его же крови. Сион переступил через тело и пошел вперед.
Лестница здесь, а значит, мусоропровод…
Он вспоминал точные детали плана, запечатленного в его памяти. Он просматривал его мысленно. Ему нужен был угол холла, где сейчас поднимался дым. Пальцем он засунул голову Цукиё обратно в карман.
— Нэдзуми.
Мы идем.
Сион задержал дыхание и ринулся в дым. У него не было ни времени, ни возможности проверить отверстие мусоропровода. В этот дымном коридоре видимость была близка к нулевой. Малейшая задержка, и он умрет от удушья.
Верь. Верь в себя. Если собираешься цепляться, цепляйся за себя.
Он остановился. Он видел отверстие мусоропровода. На нем, будто закрывая его, лежал солдат. Его ноги были отброшены, он неподвижно лежал с полуоткрытыми глазами. Его шея была скручена под странным углом. Его винтовка, которую он, вероятно, не выпустил даже во время взрыва, лежала на коленях. Из такой же винтовки стреляли в Нэдзуми.
Сион к этому солдату ничего не почувствовал. Ни ненависти, ни гнева, ни жалости. Даже уважения к умершему. Перед ним было не человеческое тело; это было просто препятствие. Сион должен был так думать, иначе ему не выжить. Это просто препятствие.
Он пнул солдата.
Тело солдата откатилось, шея так и сохранила все тот же странный угол. Отверстие открылось полностью. Больно. Не могу дышать. Горло горит. Мне нужен воздух. Его вены распухли. Сердце билось хаотично. Силы начали покидать его. Проклятье, я так далеко зашел; я не сдамся сейчас. Я так далеко зашел…
Нэдзуми. Что? Можешь процитировать «Макбета»? «Макбета»? Какую часть? Пятый акт, сцену пятую…
Ветер завывает. Пламя мигает. А я отчаянно хочу услышать твое чтение этих строк. Не знаю, почему. Может, мне просто хотелось послушать твой голос и погрузиться в твое дыхание. Слушая, как Макбет ступил на тропу разрушения, я чувствовал себя возвышенно; я был счастлив.
«Истлевай, огарок!
Жизнь — ускользающая тень, фигляр…»
Нэдзуми, мы идем домой. Мы возвращаемся в ту комнату. Мы не можем вернуть ушедшее время, но мы можем начать новое.
Обычно мусоропровод был запрограммирован автоматически открываться, если перед ним кто-нибудь стоит. Конечно, сейчас он не двинулся. Положив Нэдзуми на пол, Сион взял винтовку и всадил всю обойму в затворку мусоропровода. Затворка разлетелась в пух и прах.
Перед ним чернел квадрат пустоты. Он ликовал.
Нэдзуми, мы почти пришли. Почти на месте.
Он хотел позвать Нэдзуми, но больше не мог говорить вслух. Он завернул Нэдзуми в его суперволокно. Он хотел бы съехать вниз, обнимая Нэдзуми, но желоб был слишком узким. Его ширины хватало лишь на одного человека.
Сион приподнял Нэдзуми и пропихнул его на желоб ногами вперед. Сион скользнул следом, держась за стенку отверстия левой рукой, а правой прижимая голову Нэдзуми к своему животу. Он чувствовал вибрацию от взрывов. Ревел ветер.
Сион закрыл глаза и разжал пальцы левой руки. Два тела скользнули вниз по отвесному желобу.
* * *
— Ой! — завопил Инукаши. Его укусили за мочку уха. — Какого черта? Больно. Уродские крысы.
Прижав руку к уху, Инукаши покосился на двух сидящих рядом мышей.
— Думаю, называть вас крысами не особо оскорбительно. Вы к ним близки. Проклятье, больно.
Видимо, он уснул, прислонившись к столу. Думаю, мне хватило стойкости уснуть в такой ситуации. Хе-хе. Он мысленно поздравил себя, растирая ухо. На самом деле, он, скорее, потерял сознание от усталости, но похвалить себя вот так вот было неплохо.
Он услышал храп. Рикига у его ног свернулся калачиком на полу и громко храпел. Даже легендарный монстр не смог бы издавать такие жуткие звуки.
— Тц, даже этот старик покрепче будет, — Инукаши прищелкнул языком. Мышки вскарабкались по его руке.
— Эй, хватит. Я языком щелкал, а не играть вас звал. И еды у меня нет. Эй, не кусайте мое ухо! Я тоже голоден!
Пи-пи-пи. Пи-пи-пи.
Ипи-и! Ипи-и! Ипи-и!
Мышки в ответ сновали вверх и вниз по руке Инукаши. Их поведение и визг выходили за рамки привычного.
— Что такое? Что-то не так?
Его нос дернулся. Пахло горелым. Дым просочился через слегка приоткрытую дверь. Горело внутри Исправительного Учреждения.
— Дерьмо… — пробормотал себе под нос Инукаши.
Дым, наверное, быстро заполнит комнату. Им надо успеть сбежать до того.
Это серьезно. И это восхитительно. Если дым просочился так далеко, то пожар серьезный. А как же устройства для тушения пожара? Они не сработали? Не работающая в Исправительном Учреждении аппаратура? Это вообще возможно?
Инукаши сглотнул. Это их рук дело? Нэдзуми и Сион отключили все системы? Они устроили это чудо?
«Чудеса можно творить проще, чем ты думаешь, Инукаши». Хочешь сказать, ты не врал и не рисовался, когда говорил мне это?
Этот дым, этот запах, этот жар. Он не мог себе представить, чтобы там кто-то выжил. По спине пробежал озноб.
Нэдзуми, ты должен знать, что чудом это можно назвать, только если ты вернешься и скажешь это. Если ты там умрешь, это не чудо. Ты даже не получишь памятника. Если в итоге ты не вернешься домой и не расскажешь мне обо всем, я буду смеяться. Я живот от смеха надорву.
Рикига вдохнул дым и закашлялся. Мыши верещали. Казалось, будто они кричат изо всех сил: «Что такое? Что делать? Что случилось с хозяином?»
Инукаши и самому хотелось кричать. Какого черта? Что мне делать?
Одна из мышей — он не знал, Крават это или Гамлет — ринулась в мусорный коллектор. Как безумная, она бросилась на самый верх мусорной кучи, где было квадратное отверстие. Другая присоединилась к ней, вдвоем они начали наворачивать круги.
Мусоропровод? Минутку, зачем вообще Нэдзуми заставил нас ждать здесь? Мусоропровод…
Инукаши поднялся и пнул Рикигу.
— Помоги мне, старик.
— Ч-что? Что происходит?
— Они возвращаются. Помоги.
В углу коллектора лежала пара старых потертых матрасов. Гецуяку притащил их, чтобы предотвратить чрезмерное повреждение падающих вещей. Чем целее был товар, тем больше он мог за него получить. Гецуяку неплохо зарабатывал на падающих из мусоропровода отходах.
Среди мусора валялись осколки битого стекла, местами виднелся голый бетонный пол. Если бы парни упали здесь, то переломали бы кости. Такое может случиться с ненужными машинами, но не с людьми. Я не допущу, чтобы их кости сломались.
— Помогай, старик. Хватит отлынивать.
— В-верно.
Рикига подошел и ухватился за матрас.
— Мы положим их в ряд. Тащи их. Живо!
— Верно… но Инукаши, они с Сионом и правда возвращаются? Как они…
— Заткнись и шевелись! Быстро!
Инукаши прислушивался, двигая матрасы. Возвращайся, Нэдзуми. Возвращайся, Сион.
— Инукаши, дым становится гуще! — завопил Рикига.
Маленькую комнату наполняли клубы белого дыма.
Просто вернитесь, Нэдзуми, Сион.
Пожалуйста, просто вернитесь.
Он слышал, как ветер гудит в мусоропроводе.
Вернитесь домой.
Пожалуйста, вернитесь домой.
О, Господи, присмотри за ними.
Инукаши сложил руки вместе и впервые в жизни помолился Богу. О, Господи…
Том 9
Жил да был Номер 6.
Пока не появилась Элиуриас.
Глава 1: Что я видел.
Великий государь,
Я должен рассказать вам, что я видел,
Но я не знаю - как.
У. Шекспир, «Макбет»
Они падали. Падали почти вертикально вниз.
Это было быстрее, чем Сион предполагал. Он знал, что это невозможно, но все равно слышал звуки ветра. Ветер был таким же, что и в ту ненастную ночь.
Было седьмое сентября 2013 года – двенадцатый день рождения Сиона. Святой Город Номер 6 стал жертвой урагана. Дождь стучал по земле, ветер ревел. Деревья у него во дворе сильно гнулись, покрытые листвой ветки ломались и уносились ввысь. Это был очень сильный и жестокий ураган, какого давно уже не видели, но он был уверен, что в Хроносе никто не испытывает страха или волнения. Так же как и сам Сион со своей матерью, Каран.
Это был Номер 6. Город-утопия, детище мудрости человеческой и новейших технологий. И в этой утопии Хронос был самым роскошным из районов, где позволялось жить лишь избранным. Обычные стихийные бедствия его не волновали.
Все верили в это без всяких сомнений. Им было позволено верить.
В ту дождливую ночь я открыл окно.
Почему? – думал он порой. – Почему я открыл окно? Потому ли, что меня взволновало буйство природы или встревожило влечение к насилию – в этом дело? Я точно открыл окно и закричал. Я кричал так, будто изливал всю жестокость внутри себя. Мне казалось, что иначе я рассыплюсь на кусочки. По-своему я боялся того, что меня поймает и приручит Номер 6.
Неясный страх – возможно, тебе это чувство незнакомо, Нэдзуми.
Я будто задыхался. Мне было страшно. Мне хотелось кричать.
Поэтому я открыл окно – так ведь?
Нет.
Не в этом дело.
Ты позвал меня.
Я слышал, как этот голос – твой голос – зовет меня.
Поэтому я и открыл окно. Я распахнул его наружу.
Я протянул руки в поисках тебя.
Будешь смеяться? Появится ли на твоем лице улыбка, от которой дух захватывает, когда ты усмехнешься? Покачаешь ли картинно головой в своей элегантной манере?
«Бессмысленные фантазии. Невыносимое самосознание, прямо как наполовину незрелая работа художника», - бросишь ли ты мне эти слова? Наверное, да. Давай, смейся. Можешь считать это моими выдумками; мне все равно.
Но это правда.
Ты позвал меня, и я услышал. Я протянул руку, и ты ухватился за нее. Я открыл окно, чтобы встретиться с тобой.
Это наша правда, Нэдзуми.
У него в ушах звенело от шума. Это не было завыванием ветра. Это был звук скольжения в пластиковой трубе. Но что, если эта труба была не мусоропроводом, а крутым склоном, ведущим прямо в ад?
Неожиданно его сознание начало меркнуть. Все раны на его теле горели и пульсировали. Силы покинули его.
Ад – это не так уж плохо, если ты рядом. Может, стоит прекратить сопротивляться? Почему бы мне просто не бросить борьбу, желание жить?
Если сейчас я позволю себе отключиться, я освобожусь от этой боли и усталости.
Сион закрыл глаза. Перед ним простиралась тьма.
Вот так... вот так...
– Угх, - тихо застонал Нэдзуми.
Этот звук ударил по ушам Сиона. Будто молния, вспыхнувшая в ночном небе, он прогнал темноту из его сознания.
Проклятье.
Сион закусил губу, причиняя себе боль. Он строго отчитал себя.
Вот тряпка, о чем ты думаешь? Тебе нельзя сдаваться сейчас. Живи. Выживи. Нам есть куда возвращаться, и вернуться мы должны целыми.
Он дал эту клятву. Он поклялся себе, что до последнего будет защищать Нэдзуми, и переживет это испытание вместе с ним.
Его рука соскользнула. На ладонях запеклась кровь Нэдзуми. Черная мышка выскочила из его кармана и побежала рядом по мусорному желобу. Она не падала, она именно бежала.
Цукиё, я рассчитываю на тебя. Скажи Инукаши, что мы живы.
Сион уперся обеими ногами в стену и сжал зубы. Он сосредоточил в ногах всю силу своего тела. Его кости хрустнули. Скорость падения немного замедлилась. Кости Сиона продолжали хрустеть, будто крича от боли.
Проклятье, я еще не сдаюсь. Сион сильнее прикусил губу. Он не чувствовал вкуса крови. Его язык уже не воспринимал этот металлический привкус.
Инукаши… Инукаши, помоги нам!
Инукаши!
* * *
Рикига зашелся в приступе кашля. Он оправился и задышал тяжело.
– Инукаши, я больше не могу. Это мой предел.
– Предел чего? - коротко спросил Инукаши.
– Я не могу дышать. Хочешь, чтобы я задохнулся?
– Какой толк мне тебя душить, старик? Оставишь мне огромное наследство? Максимум, что от тебя останется – куча пустых бутылок от выпивки.
– Хмпф. Посмотрим, может, ты и этого не получишь.
Но, даже страдая от боли, Рикига не пытался сбежать. Он продолжал таскать матрасы под отверстие мусоропровода. После каждого матраса он заходился от кашля, задыхался, свистел и корчился еще сильнее.
Дым заполнил комнату управления гигиеной. Мусорный коллектор исключением не был – там было почти не продохнуть от густого серого дыма. Собаки лежали на животах и хрипло дышали. Даже мыши, которые обменивались оживленным писком, теперь неподвижно замерли.
Предел… Рикига был прав, предел был уже рядом. Инукаши и сам задыхался от дыма, воздух не проходил сквозь его глотку как надо. Его сердце отчаянно колотилось.
Больно.
Воздух в горле застрял.
Но он не был жалким. Он не отчаивался. Наоборот, какая-то часть его сердца изнывала от ожидания.
Что значит этот дым? Этот горячий воздух, дующий на меня время от времени? Этот бесконечный рокот?
Явные предвестники разрушения. Исправительное Учреждение бьется в последних предсмертных судорогах.
Инукаши много раз уже хотелось лаять от волнения. Он хотел лаять и выть, пока горло дрожать не начнет. Один раз он широко открыл рот, но только закашлялся из-за дыма.
Он облизал губы, держа матрас. Если не могу лаять, буду хоть облизываться.
То, что он считал нерушимым, рушилось прямо у него на глазах.
Только посмотри на это. Это и есть жизнь, Нэдзуми? Если да, значит вы, ребята, научили меня, что значит жить. Никогда не знаешь, что произойдет. Среди созданного людьми нет ничего абсолютного.
Я не стану вас благодарить; слишком много хлопот вы мне доставили. Вы от меня ни слова благодарности не услышите.
Но я должен вас похвалить. Вы заслужили лучшие мои комплименты. На самом деле, я впечатлен, вы оказались не менее достойными, чем мои псы. Вы просто нечто. Я по-новому к вам отношусь. Я впечатлен… слегка.
Дым атаковал его глаза, горло и носоглотку. По щеке покатилась слеза. Это просто от дыма слезились глаза.
Вы вернетесь, слышите меня? Иначе я вас не похвалю. Быстрее, быстрее, пока я еще могу дышать. Быстрее.
Инукаши! Кто-то окликнул его. Он огляделся. Рикига стоял на коленях на полу. Он прижал ко рту белую тряпку, согнутая спина тряслась от кашля.
– Звал?
– …Чего?
– Ты звал меня, старик?
– С чего бы мне... это делать? - прошипел Рикига. – Хочешь, чтобы я... поцеловал тебя на прощание или еще чего?
– Заканчивай с этим. Слишком жутко даже для шутки.
– Мне уже... все равно... страшно это или нет. Правда, я больше... не могу это выносить...
– Как жаль. У меня сердце за тебя болит, старик. Но каяться слишком поздно. Такой продажный человек как ты ближе к раю не станет, как бы сильно ни старался.
– Проклятье... все умничаешь... да?
Взрывы. Воздух заполнялся дымом. Собака с пятнистым мехом подняла голову. В ее глазах плескался ужас. Но псы не двигались. Они не пытались сбежать.
Они ждут моих приказов. Они ждали команды Инукаши, борясь со страхом смерти. Собаки никогда не бросали своего хозяина. Они никогда не предавали его.
Я не могу их убить вот так.
– Идите, – Инукаши указал на выход. – Уходите одни.
Но собаки не встали. Они продолжали лежать на животах, глядя на Инукаши.
– Что? Сказал же, уходите. Убирайтесь отсюда, быстро.
Он встретился взглядом с пятнистой собакой. Ее глаза были безмятежны. Тень страха, мелькнувшая в них пару секунд назад, исчезла без следа.
– Понятно...
Вы не двинетесь с места, если хозяин остается.
– Не собираешься... мне сказать? – Рикига кашлял и хрипел. – Не собираешься мне сказать... убегать?
– Тебе? Ты можешь убираться ко всем чертям, когда захочешь. Если останешься, пользы от тебя никакой.
– Инукаши.
– Что?
– Ты собираешься... умереть здесь?
– Умереть? С чего бы это?
– Едва ли есть шанс... что эти двое... Сион и Ив... вернутся. Если собираешься поставить на этот мелкий шанс... если собираешься поставить и остаться... это все равно, что самоубийство.
Никогда. Рай и ад могут поменяться местами, но себя я убивать не собираюсь. Я бы лишился жизненных зрелищ. Уничтожение Исправительного Учреждения – это только начало. Это лишь прелюдия. Далее последует разрушение самого Номера 6.
Номер 6 разваливался на части.
Я увижу этот момент собственными глазами. А ты говоришь мне, что я умирать собрался? Да ты шутишь. Не сомневайся, я выживу, чтобы увидеть конец Номера 6. Я как следует наслажусь финальным действием.
Хи-хи-хи.
В его ушах звенел легкомысленный смех. Нет, не в ушах – внутри его головы. Кто-то смеялся. Смех был беззаботным и веселым, но все равно холодным.
– Кто это?
Он начал инстинктивно озираться и заметил пролетающую мимо черную тень.
Жук?
Тень вскоре растворилась в дыму. Смех оборвался. Они оба были галлюцинацией? В таком дыму жук просто не мог летать.
Дрожь. У него по спине пробежал холодок.
И-и, и-пи, пи-пи!
Пи-пи-пи-пи-пи. И-и-и?
Мыши неожиданно зашумели. Они снова подали голос, но на этот раз намного громче, и ринулись на груду матрасов.
Инукаши задержал дыхание.
Из желоба вывалилось что-то мелкое. Это был не мусор. Это была черная мышка.
– Цукиё, - попробовал окликнуть его Инукаши. Черная мышь пролетела по воздуху и приземлилась прямо перед Инукаши. Она взобралась на торопливо протянутую руку Инукаши и настойчиво заверещала.
И-и, и-пи, пи-пи! И-и,
|
|
|
