Глава 47. Шесть кварков для настоящего читателя.

 

12 апреля 1998 года, воскресенье.

Ненастная погода, так и не осознав своего отвратительнейшего поведения, продолжала третировать обитателей походной палатки занудным дождем и шквалистым ветром, то и дело заставляя вздрагивать стены жилища от резких передвижений воздуха.

Никакой надежды на перемену погоды к лучшему не было: как сутки назад, так и всю прошлую ночь, и все утро до кучи по крыше хлюпали мокрые дождевые капли.

С одной стороны, конечно, хорошо, что льет дождь, потому как в такую мерзкую погоду даже оборотень оборотня на улицу не выгонит. Но, с другой стороны, от этого заунывного ветра и вселенской мокроты на душе копошилась жуткая непреодолимая тоска, как будто бы прямо под дверью в засаде сидит парочка дементоров и со свистом вытягивает из тебя положительные эмоции без остатка.

Даже домовята притихли: сидят все трое на кровати под одеялом и время от времени о чем-то перешептываются. Прислушавшись, Гарри обнаружил, что совместными усилиями подбирается рифма к слову "хозяин". Подсказывать ничего не стал: пусть сами доходят, своим умом.

Обойдя несколько раз комнату неторопливыми шагами и, не найдя в этом занятии ничего для себя интересного, Гарри решил, что пришла пора потревожить подругу. Какие, в самом деле, у нее могут быть неотложные дела? Зловредную книжечку она честно отдала ему пару часов назад, вскользь сообщив, что уже посмотрела все, что хотела уточнить, но ей нужно как следует над этим подумать.

Хорошее дело! Он должен тут, по ее милости, страдать от одиночества, когда ему хочется думать с нею рядом. В простом или, напротив, не слишком простом человеческом занятии – думать – было своеобразное удовлетворение, но работать мозгами в команде с лучшей подругой получалось значительно эффективнее, увлекательнее, и доставляло несравнимо больше удовольствия.

За несколько часов непрерывных размышлений он успел подумать буквально обо всем: о Дамблдоре и его обманах, еще раз о Дамблдоре, о Дамблдоре и Сириусе, и даже о Дамблдоре и Волан-де-Морте, и смог лишний раз убедиться, что мысли упорно ходят по кругу.

Старик так любил одиннадцатилетнего мальчика по имени Гарри, что оставил себе на память первый, пойманный этим мальчиком, снитч. Трогательно.

Только чулан, в котором мальчик жил десять лет, был слишком душный и темный, одинокие тоскливые вечера слишком длинными. В животе - слишком частое, ставшее почти привычным, голодное урчание, а старое тонкое одеяло совсем не согревало зимой.

Раньше то, что Дамблдор не нашел пары часов, чтобы поинтересоваться..., чиркнуть опекунам мальчика какую-никакую записку, казалось более-менее естественным. Но ровно до того момента, пока из воспоминаний, переданных Снейпом, Гарри не узнал о переписке Дамблдора и тети Петунии, когда та еще вовсе не была никакой тетей, а была всего лишь маленькой девочкой, мечтающей о волшебстве.

Интересно, как часто навещал Дамблдор могилы своей матери и сестры в Годриковой Лощине? Как часто он склонял голову вместе с этой... седой бородой над белым надгробным камнем, где было выбито изречение из Библии? Вспоминая под огромным белым куполом мать и сестру, старик плакал самыми настоящими слезами, каких Гарри никогда не видел у него при жизни. Гибель Северуса удостоилась двух скорбных слов, гибель остальных, павших в битве за Хогвартс, пока он, Гарри, разыскивал последний крестраж, «мудрым» замечанием: «Не жалей умерших…»

Трагедия в доме Дамблдоров разыгралась, когда Аберфорт был дома, то есть летние каникулы еще не кончились… Правильно, ведь Кендра умерла, когда Дамблдор, окончив школу, собрался путешествовать, а сестра Дамлдора погибла спустя неполные два месяца после смерти матери. Значит, конец августа.

Гарри не приглядывался к датам рождения и смерти родственниц Дамблдора, высеченным на белых камнях. Что ему были в тот момент чужие могилы, когда он искал своих родителей? А белые надгробья с высеченной на них библейской мудростью безжалостно и красноречиво свидетельствовали, что он, Гарри, для Альбуса Дамблдора был кем угодно, но только не живым ребенком. И даже не кем, а чем…

Ответ простой – оружием для победы над Волан-де-Мортом, которое еще, правда, надо было точить и точить… Чему, очевидно, и были посвящены последние шесть лет жизни великого старца. Или все-таки не шесть, а гораздо больше, начиная с того самого момента, когда он услышал Пророчество из уст Сибиллы Трелони?

Каждый год – очередной геройский подвиг, а после совершения запланированного подвига – доверительно-нравоучительная беседа и очередная отправка на «побывку» к дорогим родственникам. Он мог бы появиться на пороге дома Дурслей среди лета, и они вдвоем могли бы, взявшись за руки, отправиться в Годрикову Лощину, а уж оттуда, так и быть, в «Нору».

Тогда не было бы летающей машины перед вторым курсом, «Ночного рыцаря» перед третьим, разбитого камина и разнесенной в пух и прах гостиной перед четвертым, исторического перелета на метлах после нападения дементоров, но на белом светящемся надгробном камне лежали бы живые белые лилии, принесенные и положенные руками Гарри.

Нет. «Любовь» отпадает. Гарри криво усмехнулся, потому что это неожиданное и довольно жестокое открытие, сделанное еще в то страшное последнее Рождество, когда они с Гермионой чудом остались живы, тогда больно поцарапало душу, а сейчас прошло мимо сердца, почти не задевая за живое.

Остается так называемый «Чудесный план Альбуса Дамблдора». Впрочем, чему удивляться? Дамблдор ведь всегда, с первой минуты исчезновения Волан-де-Морта утверждал, что тот вернется, а на войне, как известно, все средства хороши.

И вот, выяснив из беседы с профессором Снейпом, что благодаря Квиреллу мальчик чуть не слетел с метлы, но все-таки ухитрился поймать зубами снитч, Дамблдор приберег золотой шарик «на всякий случай». Мудро. Все, что, так или иначе, касается такого важного дела, как борьба с Волан-де-Мортом, разумеется, имеет архиважное значение, в том числе и маленький золотой шарик.

В памяти услужливо возник Дамблдор, с интересом разглядывающий журнал «Трансфигурация сегодня», и взбудораженный Снейп, пересекающий взад-вперед круглый кабинет. Директор, вскользь, не отрывая глаз от журнала, бросает профессору
Снейпу: «Приглядывайте за Квиреллом, ладно?».

Когда происходил этот разговор? Судя по всему, задолго до первого квиддичного матча, в самом начале года. И уже тогда Дамблдор подозревал Квирелла, а, возможно, знал, что, или вернее, кто скрывается за его, пахнущим чесноком, тюрбаном.

Допустим, в начале года не было полной уверенности. Но сомнения должны были уйти если не после того достопамятного матча, то после событий в Запретном лесу. Квирелл убил единорога и пил его кровь, и Флоренц об этом знал, и, наверняка, рассказал Дамблдору. Конечно, рассказал, ведь стадо изгнало кентавра за то, что тот прокатил сына Поттеров на своей спине.

Так какого обвислого Мерлина Дамблдор не соскреб рассыпавшегося на... - как их там называла Гермиона – кварки, Волан-де-Морта прямо тогда же, шесть лет назад? То, что смог сделать Хвост, умнейшему и мудрейшему Дамблдору было не по зубам? И потому он ограничился тем, что спрятал в карман собственной мантии маленький золотой шарик и построил полосу препятствий для величайшего Темного колдуна, которую по иронии судьбы с легкостью преодолели трое первоклашек?

Вот на этом самом месте рассуждения заканчивались. Мысли делали очередной круг и возвращались к золотому снитчу, который сейчас мирно лежал в мешочке из ишачьей кожи. Гарри вынужден был признаваться себе, что совершенно не понимал ни поступков Дамблдора, ни его странной «любви», ни самой сути его «чудесного плана». Странно он как-то мир спасал?

Размышления, тем не менее, принесли один немаловажный положительный момент: лохматый зверек в животе, с самого раннего утра старательно вылизывающий шкурку и время от времени пробующий свои коготки, потеряв надежду, задремал, уткнувшись мордой в лапы. Гарри даже живот потрогал, но тот только досадливо мурлыкнул. Похоже, размышления про Дамблдора ему были малоинтересны и утомительны.

Бросив взгляд на часы, и убедившись, что прошло достаточно времени, чтобы Гермиона могла передумать двадцать раз все, что хотела, он решился нарушить ее уединение. Вот сейчас она выстроит изящную логическую цепочку и все правильно растолкует. Зверек незамедлительно поднял хвост и легонько, не скрывая непонятно какой, одному ему ведомой надежды, потерся о стенки живота. А притворялся, черт возьми, спящим! Ну, хитрая зверюга...

Девушку удалось обнаружить на кухне. Приютившись у самого края стола, она сосредоточенно о чем-то размышляла, уткнув нос в недавно приобретенный магловский журнал, который лежал в раскрытом виде прямо перед ней на столе. Можно было даже предположить, что она читает, но Гарри сразу отбросил эту мысль, потому что взгляд девушки был рассеянным, она явно не видела глазами написанного и, практически полностью погрузившись в себя, машинально водила карандашом по бумаге.

Осторожно подойдя к подруге, Гарри заглянул в лежащий на столе журнал. Гермиона слегка вздрогнула, но тут же облегченно вздохнула, а с раскрытой страницы журнала на Гарри смотрела странная фраза, написанная крупным шрифтом: «Три кварка для мастера Марка». Чуть ниже и более мелкими буквами было выведено: «Очередное заседание общества любителей романа Джеймса Джойса «Поминки по Финнегану». Между печатными словами «Three» и «quarks» примостился вопросительный знак, выведенный рукой Гермионы.

- Что это? – поинтересовался Гарри, потому что название некоего общества показалось ему странным. – Что за «Поминки по Финнегану»? Он что – ирландец? Это, случайно, никак не связано с той шуточной ирландской песенкой, которую время от времени распевал Симус в приступе хорошего настроения?

- А что конкретно Симус распевал? – с неожиданным интересом спросила Гермиона.

- Да, так... Ничего особенного, - пожал плечами слегка озадаченный ее серьезным тоном Гарри. - Типа, некий пьяница Финнеган свалился с лестницы, друзья сочли его мертвым и стали поминать. Но потом кто-то нечаянно пролил на «покойника» виски, отчего тот ожил, и вся компания начала веселиться. Иногда они с Дином здорово развлекали по вечерам спальню мальчиков, то есть нас с Роном и Невиллом, ирландским народным фольклором. Я, правда, слова помню не все, и петь не умею, но сама песенка довольно занятная.

Гермиона несколько раз утвердительно покачала головой, соглашаясь со словами друга, а когда он закончил, с готовностью пояснила:

- Один выдающийся физик, ирландец по происхождению, будучи еще и великолепным лингвистом, в 1939 году издал, наверное, единственный в своем роде роман под названием «Поминки по Финнегану». Роман как раз получил свое название благодаря этой веселой ирландской песенке.

- Роман «единственный в своем роде», потому что написан физиком? – удивился Гарри. – Но что же в нем такого особенного?

Гермиона встрепенулась, глаза ее загорелись каким-то особенным лучистым светом, и она с воодушевлением начала рассказывать.

- Джеймс Джойс писал роман семнадцать лет, и он целиком построен на словотворчестве, то есть на игре слов. Его даже истинным англичанам трудно читать. Перевести роман на другие языки практически невозможно, потому что суть словесных ребусов, составляющих всю соль произведения, теряется безвозвратно. Насколько мне известно, до сих пор роман можно прочитать только на английском.

- А причем тут общество любителей «Поминок по ирландцу»? – спросил Гарри, которому забавы некоего Джойса показались в определенной степени странными.

- Гарри, ну, как ты не понимаешь!? – воскликнула явно задетая за живое Гермиона. – Ведь это же так увлекательно: расшифровывать бесчисленные словесные ребусы и находить спрятанный в них юмор! Поверь, это особое удовольствие.

- Хорошо развивает логическое мышление, - в тон подруге подпел Гарри.

- А если и так, что с того? – не унималась Гермиона. – Между прочим, этим занимаются серьезные люди, и объем самых различных комментариев к книге в сотни раз превышает объем самого романа, и в них скрупулезно рассматривается возможный смысл каждого слова.

- Вот делать-то кому-то нечего..., - скептически протянул Гарри, живо представляя себе, как вполне взрослые и умные люди вечерами сидят у камина, в тысячу первый раз перечитывая несчастный роман, а потом пишут письма в соответствующий журнал. – А сам этот шутник-ирландец что говорит по этому поводу?

- Ничего не говорит, - откликнулась Гермиона, а по ее небрежно-утвердительной интонации стало понятно, что шутник будет молчать и дальше.

Впрочем, молчание знаменитому ирландцу давалось сравнительно легко, поскольку он давно уже был покойник. Как уточнила Гермиона, он умер всего через два года после опубликования романа, в сорок первом году.

- Гермиона, скажи, что шутишь, а?! – вырвалось у Гарри помимо его воли, потому что он подсчитал в уме количество лет, прошедших со дня опубликования книги. – Почти пятьдесят лет прошло, автор давно в могиле, а кому-то все еще не лень искать среди нагромождения словесных фраз скрытый смысл, который, то ли есть, то ли нет?

- Ты прямо, как моя мама, - произнесла Гермиона, как показалось Гарри, немного разочарованным тоном.

- Приятно слышать, что, кроме меня, в мире есть еще люди со здравым смыслом, - удовлетворенно заметил Гарри, которому сходство с мамой Гермионы импонировало. – А как насчет папы?

Гермиона вновь заметно воодушевилась, глаза засияли, а Гарри сделал для себя вывод, что помимо серьезности миссис Грейнджер чудесный характер милой девочки получил «свое» и от мистера Грейнджера.

- А папа как раз является членом этого самого общества, называемого «Клуб любителей романа Джеймса Джойса». Общество международное, папе удалось познакомиться там со столькими интересными людьми. В основном, конечно, по переписке. Ну, еще по всемирной паутине.

- Постой…, - задумчиво произнес Гарри, до которого стало кое-что доходить. – Так ты купила этот журнал в надежде узнать что-нибудь о родителях? Но как? Он же не может писать туда под своим именем!
Тяжело вздохнув, Гермиона пояснила:

- Да они никогда не высказывают своего мнения под подлинными именами. Члены клуба скрыты под придуманными ими же авторскими прозвищами. Мама смеется, говорит, что это как раз доказывает то, что люди стыдятся своих интересов, потому что разве будет нормальный человек в здравом уме... В общем, я оставила в памяти моего отца его страсть к «Поминкам по Финнегану» и его авторский Ник «Фермер».

- Он есть сейчас на страницах журнала? – осторожно спросил Гарри с похолодевшим сердцем. Выдавить из себя эти слова ему стоило огромных усилий.

- Нет, - устало вздохнула Гермиона, - но вот здесь, в самом конце написано, что с комментариями «Фермера» и еще десятка прочих членов клуба можно ознакомиться в электронной версии журнала.
Холод, собравшийся в груди Гарри, начал понемногу рассасываться. Все было не так уж безнадежно, можно сказать, даже был повод для оптимизма.

- Гермиона, значит, они живы! А это самое главное, - произнес парень, вкладывая в свои слова надежду.
Почему-то подумалось, что она могла бы заглянуть на страницы журнала сразу, как только они оказались в палатке, но она, наверное, так боялась не найти там следов «Фермера», что решила не портить его «день рождения» своим возможным разочарованием и плохим настроением. Пока жива надежда, жить несравнимо легче.

Стремясь увести подругу от возможных мрачных мыслей, поскольку сейчас для родителей Гермионы они все равно ничего не могли сделать, Гарри, хитро прищурившись, спросил:
- Скажи честно: у твоих родителей часто были некоторые… мм-м… разногласия по части специфического увлечения твоего отца?

Лицо Гермионы озарилось нежной улыбкой.

- Да как тебе сказать…, - весьма неопределенно начала девушка. – Я бы даже не назвала это разногласиями. Скорее повод для бесконечных шуток и дружеских подколок со стороны мамы, за что папа ей щедро платит той же монетой. Очень надеюсь, что хотя бы с этим у Венделла и Моники сейчас все по-прежнему.

Ее глаза снова стали грустными, а у Гарри защемило сердце. Где-то в уютном коттедже на берегу моря жила счастливая семья, в которую семь лет назад пришло нежданное письмо с приглашением в Школу чародейства и волшебства. И родители Гермионы, так же как и наивный мальчик по имени Гарри, думали, что их дочь попала в сказку...

- Гермиона, а ты впервые за весь год сделала попытку хоть что-то узнать о родителях? – спросил Гарри, хотя об ответе уже догадывался. У них никогда не было возможности беспрепятственно посещать магазины, и он никогда не видел в руках Гермионы никаких журналов.

- Впервые, - тихо ответила девушка. – Вчера читала с фонариком в руке уже лежа в кровати. А раньше... Какой смысл был бередить душу, если возможность когда-либо увидеть их казалась не более чем чудом. И знаешь, давай не будем о грустном.

Гермиона улыбнулась почти по-детски, светло и просто, что обрадовало Гарри, потому что он давно не видел подругу такой, можно сказать, почти счастливой.

- А что означает этот знак? - спросил Гарри, указывая на выведенный карандашом «?» перед словом «quarks». – В смысле, кварков ведь должно быть много, а не три.

Гермиона буркнула в ответ что-то, похожее на «Угу». Гарри усмехнулся – неужели это и есть весь скрытый смысл? Или у каждого человека свои причуды? Или жизнь так хитро устроена, что люди будут разгадывать словесные и прочие ребусы в двух крайних случаях: либо у них все хорошо и им скучно, либо у них все крайне плохо, а без разгадок некоторых тайн будет еще хуже.

- А какой же, если не секрет, скрытый смысл, прости за тавтологию, скрыт в этой фразе: «Three quarks for Master Mark!»

Получить ответ на свое любопытство Гарри не особо надеялся. Какое, в принципе, отношение могут иметь элементарные частицы, на которые распадаются темные колдуны, к ирландскому народному фольклору? Но почему-то он чувствовал, что его интерес к теме обрадует подругу, и она выдаст что-нибудь в своем духе, простое и изящное одновременно.

К счастью, он не ошибся. Глаза Гермионы снова засияли и она начала рассказывать.
- Песенка про кварки является одним из самых легких ребусов, и смысл «трех кварков» давно разгадан. Надо сказать, что в романе Джойса слово «quarks» означает не совсем то, к чему уже привыкли физики всего мира. Да не только физики, потому что теория кварков сейчас упоминается в обычных школьных учебниках, разумеется, магловских.

Однако, роман увидел свет пятьдесят лет назад, а гипотеза о том, что все многообразие элементарных частиц построено из трех фундаментальных частиц с дробным электрическим зарядом была выдвинута всего двадцать пять лет назад. Сами кварки были открыты еще позже, но назвали их этим термином, ссылаясь на сочинение Джойса (У Гарри в голове слова Гермионы звучали столь же дивно, как музыкальная рулада, но перебить подругу он не решился).

На самом деле пятьдесят лет назад в английском языке вообще не было слова «quark», Джойс позаимствовал его из немецкого языка, где оно в прямом смысле означает буквально «творог», а в переносном смысле – «чепуха», «ерунда», «обман». Поскольку кварки, как элементарные частицы, до сих пор таят в себе много загадок, то стоило назвать их таким таинственным двусмысленным словом.

Увидев на лице парня совершенно искреннее изумление, и, видимо, приписав его к восхищению своими познаниями, Гермиона вдруг смутилась и быстро начала оправдываться:
- Гарри, честное слово, это практически все, что я знаю об элементарных частицах. Поверь – это почти ничего, ноль. Если бы не мой папа, то я бы и этого не знала. Но он всегда считал нужным писать мне в «Хогвартс» обо всех интересных событиях Клуба любителей «Поминок по Финнегану».

Гарри представил себе, как его подруга распечатывает конверт, а в нем вложено письмо от отца, и тот с присущей его характеру живостью рассказывает о новых догадках, как своих, так и чужих. В сердце, больно его уколов, непрошено пробралось что-то, слишком подозрительно похожее на зависть.

- Гермиона, ты ведь никогда не рассказывала нам особых подробностей о своих родителях, - задал, наконец, Гарри свой вопрос, который не давал покоя с самого начала разговора. – Почему?

Густо покраснев и немало смутившись, девушка все же ответила:
- Я всегда думала, что тебе будет больно об этом слышать. Потому и молчала.

- Мне больно? Нет, мне совсем не больно, - соврал Гарри, почему-то сразу поспешив добавить: - Честно, вполне терпимо.
Он, если разобраться, не обманывал. Боль была гораздо больше от того, что он, пройдя рука в руку с Гермионой семь долгих, наполненных событиями лет, почти ничего не знал о ее семье. Так, в общих чертах знал о том, что ее родители стоматологи и любят активный отдых на природе. И, пожалуй, все.

- Рассказывай! – резко, пожалуй, даже слишком резко потребовал Гарри. – Я хочу знать все о тебе, о твоих родителях, об их увлечениях, об их шутках в адрес друг друга, обо всех твоих родственниках до кучи и, ради памяти незабвенного ирландца, что же значили «Три кварка для мастера Марка!».

Немного успокоившись и заметно приободрившись, Гермиона заговорила.

- Начну с последнего. Если, как я уже сказала, слово «quark» в переносном смысле означает «ерунда», «обман», то вся фраза переводится, как «Три обмана для мастера Марка». То есть, «чепуха, сотворенная трижды». В книге песенку поют чайки, причем весьма двусмысленную, в которой издеваются над трижды обманутым королем Марком.

Знаешь, мамина старая подруга пару лет назад здорово заинтересовалась увлечением папы. Ее, как впрочем, и тебя, и мою маму поразила эта готовность людей тратить свое личное время на расшифровку скрытых в тексте книге загадок.

Сначала это не вызывало ничего, кроме смеха, но один раз, вечером, она вдруг стала серьезной и задумчиво произнесла, что, если отбросить шутки в сторону, такая игра стоит свеч.

- Что она имела в виду? – хмыкнул Гарри. – Писать семнадцать лет роман, чтобы потом кто-то следующие пятьдесят лет искал в нем скрытый смысл?

Едва взглянув на Гермиону, Гарри понял, что угадал. Не ожидал.

- Она, то есть подруга твоей мамы, собирается написать нечто подобное? – счел нужным уточнить Гарри. - Она писательница?

В ответ Гермиона весьма неопределенно пожала плечами.

- Насколько мне известно, пишет она давно, но, в основном, складывает написанное в выдвижной ящик своего письменного стола. Говорит - нет стоящего сюжета. Но клянется, что если только в ее голову придет нечто достойное, она непременно пойдет по стопам Джеймса Джойса.

- Еще бы! – скептически усмехнулся Гарри. – Сама идея воскрешения покойника на радость собутыльникам довольно нестандартна и стоит того, чтобы уделить этому несколько томов.

- И это, как ни странно, ее тоже приводит в восторг, - ничуть не смутившись, ответила Гермиона. – Но главное не в этом. Мамина подруга говорит, и, в общем, мои родители с ней полностью согласны, что как бы хорошо и талантливо не была написана книга, через пару-тройку лет о ней все равно забудут. Выйдут в свет новые книги, а эту, пусть и талантливую, и необычную, и увлекательную читатели поставят на полку, где она благополучно зарастет пылью. А вот если постараться сделать так, чтобы читатели вновь и вновь возвращались к роману и рассматривали под лупой каждую фразу...

- Но не у всех же хватит таланта напичкать книгу словесными ребусами и двусмысленными фразами, - изумился Гарри, поняв, куда клонит девушка. – Неужели ваша знакомая хочет пройти тропой знаменитого ирландца?

Гермиона медленно покачала головой, что означало отрицание сказанного. Все остальное Гарри слушал, не перебивая, практически открыв рот от изумления. Даже Живопыр в животе перестал ерзать и замер, навострив уши.

- Нет, таланта Джойса у маминой подруги точно нет. Тот, как я уже упоминала, был выдающийся физик и великолепный лингвист, а мамина знакомая просто... У нее даже постоянная работа не всегда есть, и, как она иногда шутит, своего дантиста еще не встретила.

Но! Она говорит, что можно так замаскировать в сюжете книги все шесть известных физике кварков, то есть, по сути, обмануть читателя шесть раз, что это непременно может заставить их раздергать книгу на цитаты в поисках истинного смысла.

Первый кварк, «верхний» – так называемый главный герой или главный злодей. Свой «злодей» или отрицательный персонаж должен быть в каждом романе, а иначе сюжета не будет. Должны же положительные герои с кем-то воевать? Так вот, один «главный злодей» должен лежать на поверхности, а второй, настоящий, должен быть скрыт, спрятан. Его можно найти, только прошерстив всю книгу несколько раз, десятки раз сравнивая его слова, сказанные в одном месте, с его же словами в другом месте, с его поступками, с высказываниями остальных героев.

Второй кварк, «нижний» – цель героев книги, лежащая внизу, в основе сюжета книги. То есть то, ради чего затевается весь сыр-бор. Так вот цель, лежащая на поверхности – это, например, может быть борьба героев с тем «главным злодеем», который виден всем и не вызывает сомнения. А истинная цель – некие личные интересы «серого кардинала», о которых он, естественно, никому не говорит, но перелопатив книгу много-много раз, добраться до его замыслов можно.

Третий кварк – физики называют его «красота» – любовные линии романа. Опять же – должно быть то, что лежит на поверхности. Некто Руперт давно питает интерес к некой Эмме, она его вроде как сначала не замечает, но потом сможет оценить и все у них вроде бы будет хорошо. Но это только на первый взгляд, потому что это третий обман.

У этой самой Эммы есть друг, с которым она дружит много лет, и дружба у них такая, что выходит далеко за рамки обычной человеческой дружбы. Собственно, вся любовь-морковь где-то на заднем плане, а на переднем плане романа именно эта бескорыстная до самозабвения дружба, помогающая героям проходить все препятствия, так что у читателя должна быть полная уверенность к середине книги, что герои будут вместе. Но… – все мимо.

- Ну, если только во второй половине книги появляется новый персонаж, в смысле, новая девочка, - робко предположил Гарри, прокручивая в голове все сказанное Гермионой, - то все, в принципе, возможно. Дружба дружбой, а любовь зла.

- Это тоже не интересно, потому что предсказуемо, - с вызовом ответила Гермиона. – Хотя, сам по себе новый персонаж интересен, особенно, если будет отличаться от всех. Только, опять же, читатель уже с середины книги будет знать, куда автор льет воду. Книгу, разумеется, он дочитает до конца, но будет ли о ней вспоминать? Нет, новый персонаж должен появиться, подразнить читателя, и уплыть в сторону.

- А всплыть на поверхность как раз должен старый персонаж, о котором до поры до времени никто не вспоминал, - с иронией произнес Гарри, которому, впрочем, идея еще никем не написанной книги начала нравиться.

- Примерно так, - согласилась Гермиона, впрочем, достаточно нехотя. – Старый персонаж, который мелькал на страницах где-то в начале романа, потом исчез, а потом вернулся, да так эффектно, что его и не узнать. Вот он-то, вернее, она и сводит с ума друга Эммы.

- Так значит, в этой девушке есть что-то такое, от чего парень сойдет с ума, - все-таки рискнул предположить Гарри. – Ну, не просто же так на пустом месте он вдруг влюбится, да еще в ту, которую сто лет знал?

- Почему на пустом месте? – удивилась Гермиона. - Можно сделать так: девочка из нескладного подростка превратилась в красавицу, и она так прекрасна, очаровательна, великолепна, что по ней все мальчики сходят с ума, включая главного героя.

Это замечание привело Гарри в замешательство. Сам он, что греха таить, обратил внимание на Джинни только тогда, когда она стала вдруг необычайно популярной среди парней.

- И где же здесь интрига? – спросил он после некоторых размышлений. – Что же, по-твоему, заставит читателя сомневаться в этой любовной линии и искать, как ты говоришь, между строк непонятно что?

- Заставит, - уверенно произнесла Гермиона, причем настолько уверенно, что, похоже, она над этим думала не один день.

– Еще как заставит, если сделать образ этой девочки, назовем ее Бонни, достаточно поверхностным и противоречивым. Например, красивая, но развязная, характер сильный, независимый, но импульсивный и даже скандальный. Добавь сюда толику эгоизма, самонадеянности, отсутствие должного воспитания, и как следствие, тактичности. Большого ума тоже не наблюдается…

- А что же в ней тогда есть, кроме яркой внешности? – опешил Гарри, и даже Живопыр презрительно фыркнул, выразив тем самым полную солидарность со своим хозяином.

Внимательно, пожалуй, даже чересчур пристально взглянув на друга, Гермиона начала перечислять:
- Допустим, она достаточно смелая, хорошо играет в этот… в баскетбол, легко может сказать неприятную правду в глаза, впрочем, это как раз из-за отсутствия такта и воспитания. Сильный, опять же характер, так что она никогда не распускает слезы, как я, например, - внезапно Гермиона замолчала и стыдливо опустила глаза. – Наверняка классно целуется... А про то, что она большая сплетница и любит обсасывать косточки кому не лень, влюбленный в нее парень может и не подозревать.

- Гермиона, придумать можно все, что угодно, но в реальности такой роман продлиться недолго, - усмехнулся Гарри, вспоминая, почему-то, Рона и Лаванду. – На вторую половину книги точно не хватит. Месяц, два, от силы – год. Уж на что Рон был зациклен на поцелуях, но ведь и ему надоело лизаться с Лавандой. Парни, к твоему сведению, любят общаться, а не выслушивать всякий бред типа «насколько ты считаешь наши или не наши отношения серьезными». А от дур, вообще-то, воротит.

- В реальности, то есть, я хотела сказать, в книге, самому роману между Бонни и, скажем, Деном, может быть отведено совсем немного времени, - пробормотала Гермиона, почему-то еще ниже опустив глаза. – Из-за популярности Бонни среди мальчиков Ден долго ждал своей очереди, а когда, наконец, свершилось, всей сказке пришел конец.
Гарри, не выдержав, засмеялся: глупее этой любовной истории ему, пожалуй, еще не приходилось слышать. Разумеется, причуды у каждого свои, но все-таки…

- Гермиона, ты хоть сама понимаешь, что это – тупо? – запротестовал он. – Поверь, нормальный парень может совершенно спокойно любоваться красотой девушки, получать эстетическое удовольствие, но при этом даже не думать о любви. Мне, к примеру, очень нравится Флер, но я же не люблю ее, хотя, не спорю, она прекрасна.

И потом, мы говорим о романе. Нельзя же в книге бесконечно описывать внешность этой Бонни, будь она хоть трижды сногсшибательна. Боюсь, читатели этого твоего героя-любовника Дена просто сочтут за дурака. В четырнадцать лет, разумеется, можно вздыхать по красивой картинке и целый год любоваться девочкой издали, но в шестнадцать-семнадцать!

Вот скажи, как автор предполагаемой книги собирается убедить читателей в великой и светлой любви этой парочки? Да еще так, чтобы те, забыв обо всем, спорили об их чувствах. Ден ваш, на мой непритязательный взгляд, должен как-то контачить с этой Бонни, общаться, если не наедине, то хотя бы в компании друзей. И должно в ней быть еще что-то, кроме внешности. Допустим, ее учеба оставляет желать лучшего, но разве это главное? Может быть она остроумна, и ее шутки заставят читателя смеяться вместе с героем-любовником. Тогда читатель все простит и поверит.

- Читатель недоуменно пожмет плечами, потому что сами шутки останутся за кадром, - вздохнув, пролепетала Гермиона. – Но намек на то, что они имели место быть, можно дать. Опять же, если написать книгу так, что все свидания Дена и Бонни останутся покрытыми туманом «вселенской тайны», и даже в тот единственный месяц, когда встречаются влюбленные, на первое место поставить развитие отношений между старыми друзьями – Деном и Эммой – то, гарантирую, споров будет море.

- Но ведь это нечестно! - воскликнул Гарри, не поверив, ни на минуту в возможность такого сюжета. – И какая там «вселенская тайна», если и так ясно, что первое время влюбленным не до разговоров? А дальше, я так понимаю, всех нас ждет веселая свадьба? Типа, будут жить они долго и счастливо... Кто, спрашивается, в это поверит?

Скептически усмехнувшись, Гермиона снова начала терпеливо объяснять.

- Нам вовсе не нужно, чтобы поверили все. Достаточно того, чтобы поверила часть читателей. Остальные не поверят, вот тут-то и начнется обмен мнениями. Собственно, это и нужно для того, чтобы споры о книге не затихали, и она оставалась на гребне популярности. Для большей убедительности следует написать коротенький эпилог на три листочка, что типа, у героев семья, дети… и все якобы счастливы…

- Тогда почему «якобы»? – переспросил Гарри. – Счастье либо есть, либо его нет.

- Мамина подруга говорит, что посеять сомнение в рядах читателей чрезвычайно просто. Нужно всего лишь постараться, чтобы главный герой не улыбался на последних трех страницах, не выглядел счастливым, чтобы не видно было понимания между ним и его женой, - перечислила Гермиона признаки, по которым читатель непременно должен усомниться в истинности счастья героев.

- Да… Уж…, - невольно протянул Гарри, чувствуя, что литература и связанный с ней бизнес – это «не палочкой махать». – Тогда получается, что эпилог, это вроде как четвертый странный кварк? Их же вроде всего три по Джойсу?

Улыбнувшись, Гермиона покачала головой.

- Кварков всего шесть, и у них даже есть свои имена, физики их называют обозначения: «up»(верхний), «down»(нижний), «strangeness»(странность), «charm»(очарование), «beauty»(красота), «truth»(истинность), - перечислила девушка названия. – Просто сначала были открыты всего три кварка, и лишь позднее было обнаружено еще три.

- Тогда, по логике, в данном романе должно быть спрятано еще два «обмана»? – предположил Гарри, которому стало совершенно понятно, что ради популярности писатель может, оказывается, вывернуть наизнанку весь сюжет. Впрочем, чему удивляться: Локонс легко расшвыривался заклятием Забвения, а здесь всего лишь умело закрученная интрига.

- Да. Пятый кварк, пусть это будет «очарование», потому что, в некотором роде – это основная интрига романа, - продолжала развивать свою мысль Гермиона. – Например, есть что-то такое, из-за чего некто условный Финнеган просто обречен стать покойником, и только благодаря стараниям серого кардинала, по совместительству «главного злодея», Финнеган остается в живых. Это целиком и полностью оправдывает его интриги и делает великим, мудрым и просто очаровательным.

- Замечательно, я больше скажу – очаровательно, - согласился Гарри. – Только где же здесь обман?

- Обман в том, что серый кардинал старается не ради потенциального покойника, а ради своих собственных интересов. Просто в данном случае интересы кардинала и бедняги Финнегана неожиданно совпали, - объяснила Гермиона. – Например, то виски, которым он спрыснул свежеиспеченного «покойничка», было экспериментальным, неопробованным, и результат немало удивил самого кардинала.

- Ну, знаешь, - возмутился Гарри. – Этому Финнегану грех жаловаться, потому что терять ему, как я понимаю сюжет, было нечего. И уж в данном случае действия серого кардинала никак не тянут на главное злодейство.

- Ты забываешь, что перед тем, как умереть, Финнеган свалился с лестницы, - напомнила Гермиона. – Так вот, мамина подруга считает, что к краю лестницы беднягу подвел серый кардинал, потому что больно уж ему хотелось опробовать оживляющее действие виски, рецепт которого он изобрел. А это, согласись, уже зло в чистом виде.

- Допустим, - еще раз согласился Гарри после продолжительного размышления. – А что тогда делал второстепенный злодей, несправедливо считающийся главным?

- Пропагандировал разврат и пьянство среди друзей ирландца, - не задумываясь, ответила Гермиона.

- А серый кардинал продавал виски и наживался на этом, - с ухмылкой развил Гарри ее незамысловатую мысль. – Грубо для серого кардинала. Слишком грубо. Его читатели вычислят в один момент.

- Ничего подобного, - запротестовала Гермиона. – Серый кардинал изобретал разные добавки и тайно подмешивал людям в виски, а сам наблюдал за их поведением и реакцией. Это доставляло ему ни с чем несравнимое удовольствие. А то, что люди при этом теряли ориентацию <

⇐ Предыдущая31323334353637383940Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: