«Дайте мне справку!»

 

Женщина буквально ворвалась в кабинет врача. Сама начала разговор — сумбурный, сбивчивый, малопонятный, остановить ее не было никакой возможности.

—   Доктор, Вы должны помочь мне! Не поможете — буду жаловаться!

—   В чем же вам необходимо помочь?

—   Мне нужна справка, чтобы меня пропускали в детский сад кормить мальчика.

—   Чем же вызвана такая необходимость?

—   А тем, что он ничего не ест. Каждую ложку съедает с боем. У него совершенно нет аппетита.

Но ведь в детском саду есть воспитатели, они и просле­дят, и покормят.

Нужно им очень! Не ест ребенок — ну и пусть, еще другому отдадут или сами съедят. Что они возиться будут с ним? Мне местком разрешил продлить обеденный перерыв на полчаса, чтобы кормить Вовика, а эти буквоеды в дет­ском саду не пускают. Вначале совсем было отказать хоте ли, а теперь, видите ли, справку требуют.

Но ведь я не могу дать вам какую-либо справку, не видя мальчика.

На следующий день она привела на прием сына. Маль­чик как мальчик, правда, немного бледный, излишне робкий, при беседе с врачом временами испуганно поглядывает на мать: как она реагирует.

—   Почему ты дома ничего не ешь? У тебя, что, аппетита нет?

Утвердительный кивок головы.

А в детском садике ты ешь?

Ем.

У тебя в детском садике есть аппетит?

Есть.

Все съедаешь?

Все.

Ну, что вы его слушаете! Врет он! — вмешивается мать.

А что говорят воспитатели?

А разве им можно верить?

В профилактический день врач сам отправился в детский сад. Когда воспитатели узнали в чем дело, они невольно развели руками.

—   Не знаем, что и предпринять. Спасу от нее нет. Пред­ставляете: приходит вечером за ребенком и начинает допытываться у него: «Скажи, Вовик, кто твою кашку съел, кто супик? Тетеньки или мальчик? » И все это при других детях.

Выяснилось, что мальчик в садике все ест. Правда, до­бавки не просит, но и не оставляет ничего в тарелке.

Пришлось более детально познакомиться с методами вос­питания столь ретивой мамаши. И тут все стало ясно. Вос­питание ребенка сводилось у нее, по сути дела, только к кормлению. «Ребенок растет — ему нужно полноценное пи­тание, а все остальное приложится», — рассуждала она. При­чем, совершенно не учитывала то, что пища должна быть не только калорийной, не только витаминизированной, но и вкусной.

Ешь кашу, — приказывала она, — в ней много углеводов.

Ешь тертую морковь, в ней витамины.

Пей рыбий жир, организму необходим витамин А.

Кормила насильно, с ложечки. Вначале в форме поощре­ния рассказывала сказки, потом это перестало помогать, начала пугать «букой», «бука» действовал тоже недолго, то­гда она начала угрожать ребенку ремнем. Еда превратилась -для мальчика в пытку. Часто после обеда его рвало, но рвота не приносила облегчения, так как насилие повторялось.

В первый же день в детском садике Вова, увидев, с каким аппетитом едят его сверстники, решил сам попробовать. Про­глотил ложку, потом другую. Само собой исчезло отвраще­ние.

Врач добился, чтобы матери разрешили незаметно пона­блюдать за сыном во время обеда. Что еще могло быть бо­лее убедительно?

Бывают ли исключения?

 

Накрапывал дождь. Асфальт уже намок, почернел, а земля все еще казалась сухой. Расходиться по домам нико­му не хотелось. Ребята собрались под навесом на старых бревнах с потрескавшейся корой, Не прошло и полчаса, как разгорелся спор — острейший и серьезнейший. Один из маль­чиков со всей детской горячностью и убежденностью стал доказывать, что он родился—«сам, без отца».

—   Так не бывает, — попытался возразить кто-то.

—   Как не бывает? — последовал ответ. — Ты меня пощу­пай, пощупай! Живой я или нет? А папки у нас нету и не было никогда. Что я врать бы стал!

Мальчишка уже сжимал кулаки И был готов броситься на любого, кто усомнился бы в правоте его слов.

—   Хотите верьте, хотите нет, а это так и все!.. Спор завершился неожиданно и по-детски мудро.

—   Ведь бывают же исключения, — сказал кто-то. На том и порешили.

Прошло несколько лет.

... В кабинете врач; СИДИ! мальчик лет десяти — хмурый и злой.

—   Тебя как зовут?

—У вас там все написано...

Что тебя беспокоит?

Я не больной.

Но мама говорит...

— Она говорит, ее и лечите.

Взгляд у мальчика отчужденный, исподлобья. С врачом он разговаривать не желает. Слова матери выслушивает с презрительной гримасой на лице. Мальчик перестал ходить в школу, убегает из дому, ночует в подвале, в подъезде, на вокзалах, попрошайничает в вокзальных буфетах. Когда ми­лиция приводит его домой, заявляет, что все равно убежит, что с матерью жить не желает.

Что же произошло? Произошло непоправимое. Ведь это
тот самый мальчик, который шесть лет назад с такой горячностью и убежденностью доказывал, что он «родился без отца»...

В глазах у женщины, матери мальчика, отчаяние и моль­ба: неужели ничего уже нельзя сделать? Ведь она все свои силы, всю свою жизнь отдала ребенку, брала дополнительную работу, ночами сидела над шитьем, делала все для то­го, чтобы мальчик не чувствовал никакой нужды. Она уеха­ла из города, в котором родился мальчик, чтобы никто ни­чего не знал об его отце, она вычеркнула этого человека из своей жизни и хотела, чтобы он был вычеркнут из жизни ребенка. Могла она, конечно, объяснить мальчику, что отец умер, но не сделала этого — слишком сильна была обида на человека, обманувшего ее. Она сказала сыну, что он ро­дился «без отца». Если б она знала тогда, какой ценой при­дется оплачивать свои слова...

 

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: