Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

В. Эмоции, функции лицевых выражений и мимические жесты




Лицо и многие связанные с ним мимические жесты и движения, такие как поднимать брови, закрывать глаза, надуть губы, поджать губы, за­кусить губу, наморщить лоб, нахмуриться, улыбка, поцелуй и некоторые другие, не только соотносятся с конкретными эмоциями, но и выполняют определенные коммуникативные и социальные функции.

Лицо и лицевые выражения имеют те же основные функции, что и же­сты рук и ног. Прежде всего, лицо — это место симптоматического выра­жения чувств, внутреннего состояния человека и межличностных отноше­ний. Функция (1) выражения чувств и отношений является одной из главных функций лица. Остальные функции лица — это (2) коммуника­тивная, то есть передача адресату эмоциональной и иной информации, а также отражение межличностных отношений, и (3) регулятивная, в ча­стности фатическая, функция, ср., например, лицевые реакции на сообще­ния других людей.

В диалоге даже малейшие изменения лица собеседника бывают чрез­вычайно информативными, и на их основе люди часто выносят самые раз­нообразные по своему характеру суждения о коммуникативном партнере. Ниже мы рассмотрим только те функции лица и лицевых выражений, ко­торые непосредственно связаны с эмоциями.

П. Экман и его коллега У. Фризен обнаружили, что существует свы­ше 1000 различных движений лицевых мышц, большая часть которых даже не имеет названий. Это наблюдение вполне соотносится со сделан­ным ранее открытием психолога С. Томкинса, который установил, что для каждой из выражаемых на лице эмоций имеется своя закрепленная за ней группа мышц и своя уникальная их конфигурация. Объединив исследовательские усилия, ученые создали оригинальную систему коди­рования лицевых выражений, которую назвали FAST (Facial Affect Scoring Technique). Действие системы FAST напоминает составление портрета человека, подозреваемого в совершении преступления или пропавшего без вести, по характерным чертам лица, только "на вход" здесь подаются фотографии отдельных частей лица, предназначенных для выражения тех или иных эмоций (Экман, Фризен, Томкинс 1971).


КИНЕСИКА

Лицо как бы разбивается на три области: (а) лоб-брови-глаза; (б) нос-щеки и (в) рот-подбородок, и в результате варьирования и комбиниро­вания соответствующих элементов получаются комплексные лицевые выражения.

На основе системы FAST П. Экманом и его коллегами и учениками были разработаны и применены на практике методы распознавания эмо­ций по выражениям лица, эмоций, которые возникают от чувственного восприятия каких-то людей или событий и которые составляют основу симптоматики, обнаруживающую, по словам Н. Д. Арутюновой, "скры­того человека". На лице человека отражаются многие его переживания, мысли и отношения к кому-то или чему-то. П. Экман вслед за Ч. Дар-вином считает, что по внешним проявлениям реконструируется и позна­ется внутренний мир человека, к какой бы культуре он ни принадлежал. По Экману лицевые выражения представляют собой биологически врожденные двигательные активности, а потому служат надежными ди­агностическими показателями конкретных эмоций.

Мимика складывается из дискретных лицевых выражений, и физио­логическая дискретность мимики вполне соответствует языковой. Симптом как таковой не является чем-то цельным, он как бы склады­вается из отдельных частей. Языковые описания симптомов тоже конъ-юнктивно организованы: типичное языковое обозначение симптома яв­ляется соединением его отдельных характеристик, описывающих симп­том с разных сторон. Языковой портрет человека чувствующего — это языковое перечисление отдельных манифестаций его чувств. Ср. Она была явно чем-то взволнована: глаза бегали, щеки пылали, руки некуда было деть (Ю. Крелин) или По глазам его видно было, что он очень не­глуп и чрезвычайно хитер... Этот портрет, сделанный Ф. М. Достоев­ским, остается неполным, и Ф. М. Достоевский продолжает: но что-то высокомерно-насмешливое и жестокое было в лице его и улыбке.

Языковое описание эмоций в целом и симптоматических жестов в частности уступает физиологическому в точности и определенности. Такая неопределенность связана с разными обстоятельствами: с диф-фузностью значений отдельных слов, с многозначностью большинства жестовых проявлений, с размытостью контекста и др. Однако, несмотря на то, что языковое выражение, такое, как, например, смеющиеся глаза, способно обозначать в контексте очень многое, множественность его контекстных интерпретаций и вытекающая отсюда неопределенность стоящей за ним эмоции еще не означают, что русский жест смех и рус­ское слово смех не имеют постоянного значения, подлежащего лексико-графированию. Точно так же жест и соответствующая ему языковая но­минация почесать в затылке, хотя и могут получить в контексте не од­ну интерпретацию — достаточно вспомнить Селифана из гоголевских "Мертвых душ", который, узнав о внезапном отъезде Чичикова из горо­да NN, долго почесывал у себя рукою в затылке. Что означало это поче-


230 _____________________________________________________ Г. Е. Крейдлин

сывание? и что вообще оно значит? Досада ли на то, что вот не уда­лась задуманная назавтра сходка с своим братом в неприглядном тулу­пе, опоясанном кушаком... Или жаль оставлять отогретое уже место на людской кухне... Бог весть, не угадаешь. Многое разное значит у русско­го человека почесывание в затылке, — имеют фиксированное значение.

Возвращаясь к системе FAST и ее использованию, отметим, что она является достаточно мощной, поскольку позволяет распознавать и син­тезировать сложные и тонкие выражения чувств на лице. Я имею в ви­ду прежде всего те чувства, выражения которых не получили в языке стереотипного языкового обозначения, а так и называются горе вместе с радостью; любовь и страх; презрение, смешанное с жалостью, и т. п. Все такие языковые выражения являются фразеологическими единица­ми особого класса — прагматическими фраземами, или прагматемами, в терминологии И. А. Мельчука (Мельчук 1995).

Опираясь на систему FAST, П. Экман различил семь человеческих эмоций, которые были им названы основными, в частности в связи с возможностью их непосредственного отражения на лице (о другом принципе выделения основных эмоций см. в серии работ К. Изард, на­пример, Изард 1992). К ним по П. Экману относятся: (1) радость/счас­тье; (2) удивление/изумление; (3) страх; (4) отвращение/презрение; (5) печаль; (6) гнев/ярость (Экман 1992а; Экман 19926). Кроме того, он причислил к эмоциям и (7) интерес/любопытство. Каждая из основных эмоций, по мнению ученого, связана с нейронной программой, которую он считает универсальной, как и сами эмоции. Он утверждает, что ос­новные эмоции являются универсальными, так как одинаково распозна­ются разными народами. Все остальные эмоции П. Экман относит к до­полнительным, или вторичным (secondary): они не столь ярко выраже­ны и, по его мнению, являются модификацией или некоей комбина­цией основных.

Теоретически существует четыре способа получения (синтеза) до­полнительных эмоций: (а) полное наложение двух и более основных эмоций (возможно, очень быстрое по времени и непрерывное, так что оно наблюдателю представляется пятном); (б) распределение эмоций: одна область лица выражает одну эмоцию, другая — другую; (в) частич­ное смешение эмоций за счет особых действий лицевых мышц; (г) по­следовательное, почти одновременное действие друг за другом несколь­ких основных эмоций.

Культурная вариативность, как полагает П. Экман, относится только к дополнительным эмоциям и к их выражениям на лице, ср., однако, на­пример, данные работы Килбрайд, Ярчовер 1980. Выражения эмоций на лице могут меняться как за счет осознанных волевых усилий, так и не­осознанно, путем чисто автоматических движений. Культурно, комму­никативно и социально обусловленные изменения выражений лица мы


КИНЕСИКА _____________________________ 231

предлагаем называть правила лицевых выражений. Эти правила опре­деляют, как должно меняться выражение лица в тех или иных контек­стных условиях и при определенных значениях кинетических перемен­ных, например в зависимости от пола и возраста человека, от тех или иных конкретных ситуаций общения, от типа культурного или социаль­ного контекста, от канала коммуникации. Они образуют важный под­класс правил невербального выражения эмоций.

Правила невербального выражения эмоций, в том числе правила ли­цевых выражений, являются в своей основе культурно- и социально-специфичными: они меняются от культуры к культуре, от одного соци­ального диалекта к другому и по-разному выражают модификацию вы­ражений лица. Действие этих правил в разных культурах весьма разно­образное. Так, они могут предполагать:

(1) интенсификацию, или усиление, выражения испытываемого че­ловеком чувства. Например, при выражении печали представители не­которых культур Средиземноморья преувеличенно возбуждены и ведут себя так, как будто находятся в состоянии экзальтации и себя почти не контролируют. Они интенсивно жестикулируют руками, громко рыда­ют, причем делают это не только женщины, но и мужчины, они совер­шают множество суматошных движений, принимают нестандартные по­зы, мнут и рвут на себе одежду и т. п.;

(2) деинтенсификацию, или уменьшение, выражения чувства. На­пример, от эстонцев, исландцев или японцев ожидается сдержанность в эмоциональных проявлениях там, где от людей других национальнос­тей и культур можно было бы ожидать проявлений ярости или бурной радости (см., например, разнообразные анекдоты о "горячих" эстонских парнях);

(3) контекстный запрет на выражение определенной эмоции.
В России, например, мужчинам на людях, особенно в окружении незна­
комых людей, не положено демонстрировать страх.

Кроме того, правила и нормы невербального поведения могут потре­бовать

(4) маскировки одной эмоции другой. В работе Морсбах 1973 отме­
чается, что японцам предписано улыбаться, чтобы не показывать собе­
седнику свою печаль или отвращение.

Замечание. Правила невербального поведения, включая правила не­вербального выражения эмоций, даже внутри отдельно взятой культуры модифицируются под действием ряда факторов, причем не только ком­муникативно постоянных, как, например, пол человека, но и перемен­ных — таких, как, скажем, социальный статус или социальное положе­ние, отношение к партнеру, стилевые особенности акта коммуникации (ср., например, партийный, воинский стиль) и т. п. Так, во многих куль­турах пожилым и старым мужчинам можно не вставать со своего места,


 

232 _____________________________________________________ Г. Е. Крейдлин

когда к ним подходит женщина. Детям целого ряда европейских куль­тур и американской культуры разрешено канючить, хныкать, даже пере­бивать в разговоре старших и т. п.

Проведенные нами видео- и фотонаблюдения над невербальным пове­дением людей славянской, романской, германской и англосаксонской культур, изучение имеющихся в литературе данных и наше собственное исследование русских и некоторых нерусских жестов и контекстов их употребления позволяют выделить некоторые важные невербальные ки­нетические параметры, которые служат индикаторами положительных эмоций и позитивного отношения человека к своему коммуникативному партнеру:

(а) сближенная по сравнению с обычной позиция к партнеру;

(б) небольшой наклон тела в его сторону;

(в) ориентация головы и корпуса жестикулирующего такая, чтобы
можно было постоянно видеть лицо адресата и его реакции;

(г) увеличенная длительность контакта глаз;

(д) большее, чем нормативное, число касаний;

(е) дружеская, приветливая улыбка;

(ж) количество и скорость кивков головой;

(з) большое число жестов, совершаемых рукой;

(и) большее, чем в ином диалоге, количество декларативных высказы­ваний;

(л) относительно большое число позитивных звуковых параязыковых сигналов.

Более тщательное коллекционирование и скрупулезное описание по­добных параметров, а также изучение механизмов их взаимодействия друг с другом должно составить важный этап на пути к построению поведен­ческих моделей человеческих эмоций.

Поведенческая модель человеческой эмоции — это функция, завися­щая от трех величин — (1) стимульного события, (2) нейронной програм­мы и ее реализации в вербальной или невербальной форме и (3) правил лицевых (а также жестовых и проксемных) выражений, опирающихся на кинетические параметры.

***

Помимо точки зрения, наиболее ярким выразителем которой являет­ся П. Экман и которую мы называем радикальным универсализмом, су­ществует и конкурирующая с ней точка зрения на мимику и выражае­мые с ее помощью эмоции. Согласно этой противоположной и столь же крайней точке зрения, у разных народов и культур существуют абсолют­но разные способы выражения эмоций, а следовательно, и разные эмо­ции. Это представление можно назвать радикальным минимализмом. Его придерживался, в частности, Р. Бирдвистел, писавший: "There are no


КИНЕСИКА

universal gestures. As far as we know, there is no single facial expression, stance or body position which conveys the same meaning in all societies" — 'Универсальных жестов не существует. Насколько нам известно, нет ни одного выражения лица, позы или положения тела, которые бы имели одно и то же значение во всех культурах (букв, "обществах". — Г. К.)'. Истина же, как это часто бывает, лежит, видимо, где-то посередине; см. весьма убедительные в этом отношении статьи современного американ­ского психолога, специалиста в области эмоций Дж. Рассела — Рассел 1994 и Рассел 1995.

Из двух доминирующих сегодня представлений радикальный универ­сализм кажется нам более понятным и как бы естественным, поскольку он покоится на незыблемом фундаменте — на биологической природе эмо­ций. Однако невербальную семиотику, лингвистику и теорию коммуника­ций интересуют не столько биологическая и психологическая природа эмоций, хотя они и помогают понять многое, сколько их вербальная и не­вербальная концептуализации, то есть проведение эмоций через естест­венный язык и язык тела.

Постоянно воспроизводимые кинетические лицевые формы, такие как нахмуренные брови, оскал, широко раскрытые глаза, открытый рот, надутые губы, подмигивание и др., помимо биологической основы, имеют фиксированные культурно обусловленные конвенциональные значения. Эмоциональные категории, например, гнев, радость, печаль или отвращение, являются и лингво-, и культурноспецифичными.

Как показали многие исследования (см., например, Годдард 1991; Рассел 1995; Рассел, Сузуки, Ишида 1993, а также серию книг и ста­тей А. Вежбицкой, например, Вежбицкая 1986, Вежбицкая 1992а, Веж­бицкая 19926, Вежбицкая 1995а и Вежбицкая 19956), в большинстве языков мира вообще нет слов, соответствующих русскому гнев и анг­лийскому anger, русскому страх и английскому fear, русскому отвра­щение, радость и другим обозначениям чувств и эмоциональных со­стояний. Так, итальянское слово rabbia, первое значение которого 'ярость, бешенство', как указывает А. Вежбицкая (Вежбицкая 1995а, с. 228), отличается по значению от английского слова anger и связано с совсем другим, чем anger, набором чувств и выражений лица. Оче­видно, что считать основной эмоцией anger, а не rabbia, нет никаких оснований. А. Вежбицкая справедливо называет такой подход "ничем не мотивированным этноцентризмом". Она утверждает, в частности, что «...способ интерпретации людьми своих собственных эмоций зави­сит, по крайней мере до некоторой степени, от лексической сетки ко­ординат, которую дает им их родной язык. <...> Проявлением этно­центризма является то, что даже если у таитянцев нет слова, соответ­ствующего английскому слову sad 'грустный, печальный', то они все равно должны обладать врожденной понятийной категорией 'грусти', или полагать, что для их эмоционального опыта 'грусть' — для кото-


234 _________________________________________________ Г. Е. Крейдлин

рой у них нет названия — тем не менее более значима и более реле­вантна, нежели, например, чувство toiaha или ре'аре'а, для которых у них есть название (хотя в английском языке для этих чувств назва­ний нет).

Очевидно, нет оснований полагать, что таитянцы не способны ис­пытывать чувство 'грусти'; точно так же нет никаких оснований пола­гать, что носители английского языка не способны испытывать чувст­во 'toiaha' или 'ре'аре'а'. И самое главное: у нас нет никаких основа­ний считать, что 'грусть' является более важной или более "универ­сальной", нежели 'toiaha' или 'ре'аре'а'...» (Вежбицкая 1999, с. 505).

Ясно, что понятийные категории грусти (печали) ["sadness"] и гне­ва ["anger"] релевантны для носителей русского (а также английского и всех тех, где есть слова, соответствующие по смыслу словам груст­ный {печальный) и сердитый (в гневе, разгневанный), однако в других культурах понятийная сетка эмоциональных координат вполне может не совпадать с указанной (да и в русском и английском легко найти большое число вербальных и невербальных различий, см., например, Лац 1988).

По данным О. А. Казакевич у селькупов, если опираться на матери­ал, представленный в их фольклорных текстах, обнаруживается мини­мальный набор из четырех основных эмоций — гнева, страха, радости и печали, "причем если гнев и страх непосредственно называются, то для передачи печали и радости используется описание их внешних проявлений" (Казакевич 1999, с. 275). Сердятся и гневаются обычно селькупские мужчины, это их привилегия, тогда как женщинам сер­диться не пристало. Страху же в одинаковой мере подвержены и муж­чины и женщины. Знаковым выражением грусти, печали и страха у селькупов является плач, а как выражение радости плач почти не ис­пользуется.

Жители острова Бали рассматривают лицо как физический мани­фестант скрытых сил, аккумулирующихся в самом важном с их точки зрения органе — сердце. Классы и категории, по которым балиец рас­пределяет выражения лица и их языковые обозначения, очень мало похожи на русские или английские, ср., например, индонезийские сло­ва и выражения cetah muka 'ясные, светлые лица'; layn 'отрешенные, печальные лица'; тигат 'мрачные, облачные, стыдливые лица'; ni ebong 'жесткие лица'; sinus 'циничные' или galak 'яростные, ревнивые лица'.

А вот еще один, последний, пример. Народ Дани, обитающий в Но­вой Гвинее, обозначает сходным образом такие эмоции, как гнев и от­вращение. Действительно, гнев и отвращение объединяет то, что испы­тывающий эти чувства человек в обоих случаях приходит в возбуж­денное состояние и кем-то или чем-то сильно недоволен. Между тем народ Форе из той же страны выражает одинаково уже совсем другие


КИНЕСИКА __________________________________________________________ 235

эмоции — удивление и страх, тоже, впрочем, имеющие общие смысло­вые компоненты, например 'неожиданность'.

Как мы видим из всех этих примеров, ментальные и языковые ка­тегории, на которые подразделяются эмоции и их обозначения, зави­сят от культуры и языка, а невербальные и вербальные концептуали­зации эмоций, отнюдь не универсальные.

Нередко ошибочно полагают, что одно и то же стимульное событие должно вызывать у всех народов одну и ту же эмоциональную реак­цию. Считается, например, что у негров из Нового Орлеана во время похорон на лице появляется особое выражение печали, которое очень похоже на нашу улыбку, и этот мимический жест мы бы скорее всего так и окрестили улыбкой, не знай мы, во время какой ситуации дан­ное выражение лица появилось. Однако это выражение и на самом де­ле есть улыбка — именно такова невербальная реакция этих людей на смерть. Негры Нового Орлеана на похоронах не горюют и не печалят­ся, как мы, а радуются за покойного, который, как говорят их верова­ния и культурная мифология, уходит, "чтобы встретиться со многими хорошими людьми на том свете". Чувство же радости вполне согласу­ется с улыбкой.

В связи со сказанным возникает ряд очень интересных и важных проблем, а именно, как же все-таки считывается с человеческого лица информация о внутреннем психологическом состоянии человека той или иной культуры? И если не эмоции, то, может быть, хоть какие-то выражения лица являются универсальными? Или они все культурнос-пецифичны?

Мы выражаем удивление, в основном глазами, а в древнем Китае для выражения удивления высовывали язык между зубами (Клинеберг 1940). В связи с обсуждаемой проблемой универсальности выражений лица антрополог О. Клинеберг в этой работе делает следующие три ут­верждения, не утратившие ценность и поныне:

(1) Одни выражения лица, вроде китайского жеста высунуть язык между зубами, являются свойственными только отдельным культурам, другие — универсальны (к универсальным выражениям относятся, на­пример, смех и плач). Лингвистическая и культурная специфичность одного выражения лица ровным счетом ничего не говорит нам об уни­версальности или специфичности другого.

(2) Сама культура определяет, являются ли данные выражения ли­ца в ней разрешенными или запрещенными. В качестве иллюстрации О. Клинеберг приводит пример культурного разнообразия плача и вы­ражений горя.

(3) Культура может предопределять, какая из эмоций будет иметь место в данной ситуации и как она должна быть выражена. О. Клине­берг приводит такой пример. В одном сообществе, когда мужчина бе­рет себе в жены еще одну женщину, это может составить предмет гор-


236 _____________________________________________________ Г. Е. Крейдлин

дости, а в другом сообществе тот же акт будет предметом ревности со стороны первой жены. Очевидно, что у жен, наблюдающих, как их му­жья берут себе в жены еще по одной женщине, в первом и во втором сообществах будут разные выражения лица.

16. Позы

В контексте человеческой деятельности и, прежде всего, в акте обще­ния тело из собственно природной материи превращается в носителя ат­рибутов человеческой культуры и общественных норм. В свою очередь культура во-площается в теле как в некоем пространстве. Существова­ние человека в физическом мире в значительной степени обусловлено тем вниманием, которое человек уделяет телу, а также теми разнообраз­ными по своему характеру действиями, которые он осуществляет с ис­пользованием собственного тела и его частей. Люди в норме свободно владеют своим телом и действуют им применительно к другим матери­альным объектам. Противопоставление действий тела и действий с те­лом — это не мыслительное упражнение философов и логиков, а весьма перспективная область изучения разных наук.

В естественном языке, как хорошо известно, находят отражение нор­мативные суждения о телесном поведении человека, о функциях и дея­тельности тела, особые пропозициональные установки, обуславливаю­щие нормальное, например, в этически выдержанном тоне, протекание диалога, разнообразные речеповеденческие прескрипции, риторика дис­курса о манерах поведения человека в обществе и в общественных мес­тах и др. Куда менее очевидным является то, что многочисленные и раз­ноплановые оценки телесного поведения, главным образом социального и психологического — этического, нравственного и эстетического — ха­рактера, могут выражаться в акте коммуникации также невербальными средствами и, прежде всего, жестовыми знаками.

Из всех видов оценок, выражаемых жестами, менее всего повезло этическим — нам, во всяком случае, не известны какие-либо исследова­ния в этом направлении. Между тем речь могла бы идти о своеобразной этике коммуникации и коммуникативных взаимоотношений, об оценке меры свободы действий своего тела в отношении другого, о проблемах стыда и его невербальном выражении, о важных смыслах 'прилично' и 'неприлично' и их невербальной кодификации, этически уместных и неуместных жестах, пространстве коммуникации и его этической ква­лификации, невербальной прагматике диалога и об очень многом другом.

Среди жестовых знаков в выражении разнообразных оценок, включая этические, не последняя роль отводится позе. Под позами мы понимаем осознанные или неосознанные общие положения тела, более статичные, чем собственно жесты, манеры или выражения лица, а также аранжиров-


Кинесика _______________________________________________________ 237

ки различных частей тела. Поза всегда наличествует в любой ситуации, будь то интерактивная или нет, — ведь она представляет собой биологи­чески обусловленный способ расположения тела в пространстве. Немец­кий ученый, психолог и антрополог Альфред Адлер как-то заметил: "Ес­ли мы хотим понять человека <...>, то должны заткнуть уши и только смотреть на него. Тогда мы сможем увидеть все, как в пантомиме". Под­черкивая важность поз и жестов рук и ног во время общения, А. Адлер любил приводить известное изречение Мартина Лютера, протестантско­го священника и реформатора 16 века: "Когда вы разговариваете с чело­веком, следите не за его лицом, а за его кулаками". Действительно, из общей конфигурации тела, из положения отдельных частей и их мор­фологического строения можно многое узнать, например, о характере взаимоотношений участников коммуникации. В дальнейшем нас будут интересовать позы исключительно как жестовые конвенциональные знаки, а не любые возможные положения тела, и под позами мы имеем в виду именно первые.

Нас интересует слово поза (лексема 1), которое описывает конфигу­рацию частей тела и сочетается (а) со словами, уточняющими эту кон­фигурацию, ср. общие обозначения основных человеческих поз стоячая, сидячая или лежачая поза, позы сидеть на корточках, стоять согнув­шись, лежать растянувшись и пр.; (б) со словами, выражающими душев­ное состояние, чувства и настроения принимающего позу человека, как правило, с прилагательными, которые стереотипно ассоциируются с со­стоянием покоя, статичным положением. Ср. грустная, меланхоличная усталая и т. п. позы; см. также Если это так, — продолжал Король, глядя на кроликов, застывших в сентиментальных позах обгладывания све жих стручков или хрумканья капустными листьями <...> (Ф. Искандер) и (в) со словами, которые передают характеристику самой позы или её субъекта (непринужденная, развязная, небрежная, застенчивая, неудобная, чересчур вольная и т. п.; см. также Но оказались в спальне вещи и похуже: на ювелиршином пуфе в развязной позе развалился некто третий, именножутких размеров черный кот (М. Булгаков).

Принятие человеком какой-либо позы обычно специально маркируется в тексте только тогда, когда она служит знаком определенного состояния или вида деятельности, и мы в таких случаях говорим о позе просителя, позе мыслителя, позе боксера, позе льва и пр. (в подобных сочетаниях, построенных по модели поза Х-а или Х-ая поза, где синтаксическое заполнение аргумента X при предикате поза обязательно). Словом поза может обозначаться также поведение в целом, при котором человек своим внешним видом, одеждой или положением тела, жестами, манерами и речью сознательно стремится обратить на себя внимание окружающих и произвести на них впечатление. Такое поведение в русской культуре осуждается, и словом поза (лексема поза 2) выражается его неодобрение и негативная оценка говорящим. Именно для позы 2 сущеест-


 

238 _____________________________________________________ Г. Е. Крейдлин

вует резко негативно окрашенное обозначение человека, принимающего эту позу — позер, а также название его поведения или постоянного свой­ства — позерство. Слово позерство имеет еще более выраженную по сравнению с позой 2, отрицательную оценку.

С анатомико-физиологической точки зрения репертуар поз достаточ­но ограничен. Это связано, в частности, с тем, что антропоморфно допу­стимых положений тела не так уж много. Кроме того, с генетически-адаптивной и культурной точек зрения число поз тоже ограничено: су­ществуют различные расовые, половые, этические и т. п. табу на различ­ные позы в данной культуре. Согласно работам антрополога Гордона Хьюиса (Хьюис 1955; Хьюис 1957; Хьюис 1966), в мире всего имеется порядка тысячи поз, включая межкультурные варианты, причем если объединить вариативные формы, то получится уже не более двух-трех сотен единиц, получающих каждая свое значение в зависимости от куль­туры и социума. Позы эти могут быть самые разные и с точки зрения, например, носителя европейской культуры весьма странные, как стран­ными бывают и нормы для поз, принятые в разных культурах.

Так, в японском трактате "Кодзики" отмечается поза агуми маситэ 'сидеть, скрестив ноги'. Ее принимали боги, ставя меч острием вверх и садясь на кончике лезвия. Цель этой позы было продемонстрировать мощь и чудесную силу богов. По древним японским поверьям боги, спу­скаясь с небес на землю, всегда садились таким образом на меч (см. Код­зики 1994, с. 81, 190).

А. Элкин описал необычную для нас позу, принятую у некоторых аборигенов Австралии (Элкин 1953). Речь идет о позе стоять на одной ноге (one-leg resting position) — положении тела, в котором представи­тели ряда австралийских племен могут стоять без движения в течение примерно пятнадцати минут. Поза стоять на одной ноге не доставляет им каких-то неудобств, и они ее охотно и часто применяют в диалоге. Автор статьи утверждает, что данная поза является невербальным пока­зателем ведущейся беседы, то есть дискурсивным жестом. Во время раз­говора, который ведут между собой два человека из одного племени, каждый стоит на одной ноге, причем собеседники крайне редко меняют ногу, никогда не стоят на двух ногах и скорее предпочтут закончить раз­говор и уйти, нежели снова встать на ту ногу, на какой они стояли в на­чале беседы.

В каждой культуре существуют стереотипные позы для разных воз­растов и полов, позы, отображающие физическое состояние субъекта, на­пример болезнь. Так, сгорбленная поза человека во многих культурах является признаком старости или физического нездоровья. Мужская по­за сидя, отклонить корпус назад (при этом часто отводятся за голову сложенные "в замке" и принимающие форму арки руки) в русской куль­туре свидетельствует о попытке взглянуть на разворачивающуюся ситу­ацию как бы извне, охватить ее по возможности всю сразу, расширив


КИНЕСИКА

свой коммуникативный кругозор, хотя реально жестикулирующий оста­ется внутри ситуации. Эта поза обеспечивает доступ к возможным но­вым аспектам ситуации, а потому открывает для субъекта привилегию оказывать влияние на происходящее, направляя ход событий в соответ­ствии со своими предпочтениями и интересами. Наконец, в каждой культуре существуют стереотипные социальные позы, например, в рус­ской — начальственные или холуйские.

Этикетные нормы в отношении поз, как и других типов жестов, раз­личаются по культурам и народам. Например, в европейской и амери­канской культурах в знак уважения к партнеру (в особенности к стар­шему по возрасту или социальному положению) человек обычно встает перед ним, а на островах Фиджи и Тонга человек в знак уважения к партнеру принимает сидячее положение. Два индейца витуто разгова­ривают только сидя и никогда не стоя, при этом смотрят они не друг на друга, как, например, европейцы, а только в сторону на посторонние объ­екты. В знак приветствия мужчины-европейцы часто снимают шляпы и делают легкий поклон, а у некоторых народов Полинезии в этот мо­мент, наоборот, голова мужчины должна быть прикрыта и корпус вы­прямлен. У народа тода в Южной Индии, согласно работе ЛаБар 1947, в знак уважения, как и у нас, встают, но затем поднимают открытую пра­вую руку к своему лицу и кладут большой палец на переносицу, испол­няя жест, по форме почти идентичный русскому жесту из лексикографи­ческого типа "дразнилок" показать нос. А вот еще один пример, демон­стрирующий существование особого австрийского этикета, относящегося к невербальному поведению во время светских приемов: Услышав имена, Разумовский слегка поморщился: гости — и мужчины и дамы — были при­ятные, по среди них находились две дамы одного ранга. Это значило, что придется все время стоять. По этикету, принятому в ту пору в Вене, всякая графиня должна была уступать место входящей в гостиную кня­гине, которая вставала перед княгиней, старейшей по времени пожалова­ния титула. Княгини уступали место обер-гофмейстеринам. Если же высшие дамы в салоне были одинакового ранга, то ни одна не садилась и все общество простаивало на ногах целый вечер (М. Алданов).

Существо невербального этикетного поведения состоит в том, что оно должно быть совершенно автоматическим — таково основное пра­вило всех этикетных школ. Отмечая вычурное, исключительно манерное поведение хозяев дома и, в частности, характеризуя их позы и жесты рук, а также тон, в котором хозяева, муж и жена, вели застольную бесе­ду с гостем (рассаживание и сидение за столом, назидательный тон хо­зяйки, ее изящно оттопыренный мизинец, неуместный хохот, улыбки и кивания головой невпопад, формальная вежливость, сквозь которую гость уловил отлитые в холодноватый металл блоки готовых определе­ний), писатель Б. Васильев в повести "Карнавал" со свойственной ему проницательностью пишет: "Здесь же блюли азбучное толкование не


 

Г. Е. Крейдлин

столько этикета, сколько "приличных манер", ревниво следя, чтобы все выглядело так, как принято в "лучших домах" города Миловидова; эти­кет превращался в некую этикетку... В соответствии с этим и разговор утратил простоту и живость, превратившись в цепь комплиментов гас­трономического направления со вкраплениями замечаний о погоде, приро­де и местных достопримечательностях". Именно в таких случаях мы и говорим о позе как о негативно оцениваемом поведении человека, как о его позерстве.

Разумеется, позы, как и другие жесты, могут по-разному квалифици­роваться, классифицироваться и оцениваться, и вовсе не только нега­тивно; при этом особое значение для характеристики как самой позы, так и, в соответствии с позой, психологического состояния человека, имеют положения рук и ног (см. Блэйзер 1966). Например, открытая по­за сидящей женщины (женщина сидит, локти далеко от тела, ноги вытя­нуты, колени разведены и пр.) противопоставлена закрытой (женщина сидит, локти близко от тела или почти прижаты к нему, руки скрещены, колени прижаты друг к другу). В Европе и Америке подобная открытая поза оценивается как нейтральная или даже положительная (этот человек доступен для другого, ср. такие выражения, как открытый ха­рактер, открытый человек), а в Японии она признается нехорошей и аморальной.

Непринужденная поза выражает отсутствие чувства дискомфорта, же­лание быть с окружающими "на короткой ноге". Человек совершенно не зажат: тело расслаблено и открыто, руки не закрывают корпус, ноги не напряжены, легко меняют положение. Застенчивая поза — "ноги прижа­ты друг другу, руки сложены, тело напряжено, чуть сгорблено, человек будто сжимается, стараясь уйти в свое личное пространство и огородить­ся от окружающих", — такая поза передает неуверенность и стеснение. Интересно, что родители обычно не учат детей специально, как произво­дить многие мануальные жесты, но что касается поз, то тут можно час­то слышать родительские поучения в адрес ребенка: "Не сутулься, сядь прямо!", "Держи голову прямо", "Не суй руки в карманы!", "Так стоять некрасиво", "Смотри, ты совсем разлегся", и это не случайно, поскольку многие позы обслуживают такую важнейшую область повседневной жиз­ни, как этика общения.

Индивидуальные и социальные взаимоотношения — это одна из смыс­ловых доминант языка поз. В языке тела позы, в смысловом отношении существенно дополняя жесты рук и ног, выражения лица и игру глаз, обычно обслуживают такие зоны концептов и смыслов, как человеческие отношения и эмоции. Особенно много говорят нам п

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...