 |
Претенциозные параллели последующего
|
|
|
|
За запотевшим лобовым стеклом вздернутая петлей напряжения и вываленная в муке нервозности, вцепившись отчаянно в раскалившийся на помятой груди кулон, талисман, защищающий от бед и напастей, Джонни Пяточка с приплюснутым носом и растерянными мыслями, эмбрионом скрючившись на переднем сидении внедорожника, считала прогрессирующие пешеходные переходы, всасывая их своим взором, уворачивающимся от дребезжащих дворников, размазывающих вдоль горизонта рассыпчатые дождевые подтеки. И это полный облом: соскочить хочется, ну прям так и тянет - на каждом заторможенном заиндевевшем повороте, плашмя уткнувшись лицом обветренным в хрустящие кустарники, заваленные на обочину, но гордая осанка всё же и непреходящее чувство такта стоят превыше всего. Джонни входит в ступор, гневом зажаренная и уязвленная непозволительной вольностью, и больше всего на свете ожесточает её выросшая препятствием непреодолимым зависимость от бухнувшегося нежданно-негаданно прямиком ей на голову комфорта. Расклад такой: или возвращаться домой (а это заведомо вариант неприемлемый), или переехать прямо сейчас под крышу чужую – с минимум пожиток и абсолютно без мыслей – думать, похоже, что слишком вредно. Джонни глянула исподтишка на эту никчемную особь человеческую, с которой она зависала весь месяц, и её ни капельки не вшторило увиденное зрелище, напрочь лишенное романтики и уж тем более романтизма: он сконцентрировался на дороге, будто бы опасаясь что-либо нарушить, или кого-нибудь, не дай бог, сбить, будь то хоть рассеянный обожравшийся хлебным мякишем голубь. Но ведь машины для того и созданы безумными людишками, чтобы крушить на своем пути всё, что попало, разрубая бампером напополам зазевавшиеся жилистые телеса, выбежавших впопыхах на визжащую проезжую часть пешеходов. Или же можно просто послать куда подальше анонсированное происходящее и устремиться в подполье неизведанного до сегодняшнего дня мира, иллюзорного и пока ещё зажатого, но потенциально способного зародиться в подгоревшем блюде реальности. Тормози короче прямо вот здесь, и куда веселее будет, если меня пырнут в том темном переулке ножиком, чем смотреть на то, как ты ковыряешься в носу кривыми пальцами, самодовольный. Джонни выскочила под моросящий, вылизывающий волосы на затылке, усиливающийся с каждым мгновением, постепенно в ливень превращающийся пока ещё дождик, и захлопнула за собой дверь с вертушки ногой. Ну и чтобы не простудиться, она наутёк бросилась, что есть мочи, в поисках убежища, сорвав со своей шаловливой шеи надоедливый оберег и выкинув его на полном ходу подобно уличному мусору в ближайшую покрытую бензиновой пленкой лужу. Никогда не поздно осуществить несостоявшиеся ночные намерения и навестить с официальным визитом незадачливых насильников из полузаброшенных трущоб. В пол-оборота, прорываясь сквозь заполонивший партизанские районы туман замусоленный, опасаясь преследования, Джонни срезает сквозь школьные дворики, следуя за вспышками телеэкранов, раздраженных в восьмибитном негодовании за неброско зашторенными окнами. Вполне возможно, что она, зараженная сиюминутной идеей возмездия, пропитанная предательским пофигизмом по самое не хочу и зажатая зверским образом в оковы запекшейся ревности, зароется в перемолотую от звонка до звонка получасовыми переменами грязь, бурлящую под дождем в основании футбольной коробки. Перед Джонни вырастают из-под земли безвольные жилые массивы, перегораживая передвижения, и духи бездомных псов, заморенных голодом, развязывают через каждые пару метров своими пастями шнурки на её ботинках. Оболочка окружающего пространства до боли знакомыми образами обрастает, и Джонни начинает осознавать, куда завели её обнаженные обкатанные инстинкты. Это местечко злорадное похоже один в один на все захолустные дебри, с которыми непременно столкнешься, стоит лишь основательно углубиться в провинциальную глубинку на своих двоих. Но вот какие дела: сопоставив несколько файлов с фактическими данными и жонглируя ими под куполом своего интеллекта, Джонни для себя отмечает, что по этому адресу чем поживиться есть, и начинает стремглав действовать по разработанному ранее утробным ходом её мыслей алгоритму. Джелка обитает именно здесь, и воспользовавшись её приглашением давним, я смогу пробраться незамеченной мимо вахтерши и зайти внутрь, где проталкиваясь сквозь патлатое столпотворенье совершеннолетних подхалимов, раздевающих меня безо всякого стеснения взглядами, я доковыляю до рандомной комнаты, и под предлогом каламбурной путаницы заведу случайное серийное знакомство, и перейду сразу же будучи в нестабильном рассудке все возможные и невозможные границы. Потому что я всегда добиваюсь того, чего жажду, и после нескольких кульминационных дней разбазариваю моментально добытое, и никак мне нельзя по-другому.
|
|
|
|
|
|
Фокс понуро настраивал нескладные вибрации нетрадиционно сосредотачивающегося внимания, как вдруг незатейливо в дверь постучали. И за ней на фоне стен бородатого коридора, растопырившего клочками штукатурку, позвякивала браслетами и стрекотала сердечными мышцами ненастная Джонни Пяточка. Обменявшись зацикленными определениями о побочной подчинительной связи и спозаранку сроднившись, словно подколотые ядовитой расстановкой препинаний в распорядке завершающейся недели, два шальных нечленораздельных человеческих существа осадили порог и закрыли на засов увеселительное заведение, продекламировав увесистой табличкой на ручке курносой, что беспокоить их пожизненно запрещено. Мы преследуем обоюдные цели – познать неизведанное и откупорить злополучно заклейменное раскаленной печатью запрета, и дабы закрепить свой успех и с наивысшей степенью уверенности купаться в сливках приближенного к трону общества, мы дадим решительный старт разработанному мной в спартанских условиях эксперименту. Джонни, мне кажется, что мы застрянем здесь с тобою надолго, ведь это не хухры-мухры: это шоколадный пистолет, первый и прозаический. Не пойми меня превратно, Фокс, но я никуда не спешу и согласна на неопределенный срок присоединиться к твоей коалиции, и мне, как девушке свободной и не обремененной надуманной светской суетой, лишь только польстит участие в подобного рода событиях, современных и отступнических, носящих при этом язвительно личный характер. И даже если в следствии перечеркнется лето целое от его основания до самой верхушки, и мне придется стать мишенью для насмешек надломленных и разоблачающих укоров, - я ни в коем случае не поступлюсь принципами и доведу начатое до неминуемого и тривиального конца, - Джонни и Фокс отчеканили смежными голосами клятву, приправленную крупицами тающего на их языках пороха. Ах да, и после моей преждевременной смерти, прохлаждаясь у позолоченных врат рая для трудных подростков, в ожидании своей очереди, я буду приятно удивлен/удивлена дошедшему до меня слуху о том, что совершенные мной, дичайшие на первый взгляд, поступки зачтутся - и в моем личном деле они наглым образом перевоплотятся в положительные рекомендации, искусно подделанные в свое время залетными шпионскими ангелами. И да свершится в пропитанном передрягами помещении под прикрытием преемственной бедности и сквозь череду препятствий и пережитков долгоиграющая, сворованная поневоле у неудачливых предшественников, нацеленная на этот раз на широкую публику, прорывающая плевру ваших девственных сознаний, заранее прославленная и подобно своим приквелам одноименная – Революция.
|
|
|
Так куда же подевался Фокс? Хоть и не на продолжительный период, но он засветился-таки повсеместно на больших экранах и доскакал в мешке самоуверенности до финишной прямой акцентированной популярности. Непонятно правда, зачем ему всё это было нужно, и создалось даже впечатление на придыхательном интуитивном уровне, что он добился подобных, для него лично, неоднородных результатов для того лишь, чтобы в глазах очевидцев его внезапная, нагрянувшая ни с того, ни с сего, слава сошла за причину, по которой он стремительно пропал из виду и в буквальном смысле растворился в воздухе. Взрастив при этом иллюзию, что он – один из тех замороченных вундеркиндов, которым сразу же сносит башню, стоит им лишь только напрямую соприкоснуться с широкополым общественным мнением и подачками корпоративных спонсоров. И поэтому совсем не нужно удивляться распространившимся со скоростью голубиной почты слухам о его трагической кончине во время пожара в небезызвестном злачном месте. Все эти переплетающиеся в городском нутре домыслы обрастали с каждой декадой ещё более взвинченными и гипотетически притянутыми за уши фактами. И будучи дотошным журналистом, наделенным аналитическим складом ума и вооруженным манией докапываться до сути, перебирая и распределяя по отдельным кучкам скабрезные мелочи, я решился на опрометчивый шаг и взял интервью у ограниченного круга участников, которым довелось стать очевидцами тех молниеносных событий, плюхнувшихся вдребезги в прошлое.
|
|
|
***
Постпубертатный парадокс Кидиса.
Ну, здарова, ищейка. Сдается мне, что ты с самого начала вынюхиваешь, что здесь к чему, в надежде, растормошив застиранные до дыр портянки старые, зацепиться за последний поезд отчаливающий (ведь всё кончено), умиляясь, как пронырливый безбилетник, и раздув до неузнаваемости очередную высосанную из пальца утку, вырвав из контекста отдельные мои склизкие фразочки. Но если бы я не хотел все карты на стол разом выложить, я бы и не согласился на подобную процедуру. Ведь знаешь: я могу избежать нежелательных встреч, как раз плюнуть, и собственно говоря, это моё основное развлечение в жизни. На данный момент я человек непубличный на сто процентов. Да, периодически я вылезаю из конуры, протирая слипшиеся от праздности глазки, подыскиваю говённое помещение по почти утраченным связям и закатываю отпадную вечеринку в духе старой школы, на которую набиваются, как сардины в бочку, сборища из остолопов, пытающихся навязать мне дружбу свою и трясущих костями в такт песен нашей с Бельчиком новой группы. И нам естественно приходится воспроизводить по одной лишь инерции пару-тройку надоедливых, дребезжащих по швам мелодий с давно истёкшим сроком годности для того лишь, чтобы покрыть стоимость аренды очередной уродливой концертной площадки. И я даже к сочинению тех, пусть и задиристых, но всё же обрубков, не причастен никоим образом: мне приходится играть в Фокса, нацепив его личину угрюмую. И мы с тобой, мой ненавистный в шутку писака, подходим к самым главным, как я понимаю, волнующим тебя вопросам: «Так куда же подевался Фокс?», «Что я думаю об его исчезновении?» и «Какие байки я могу поведать о наших совместных с ним приключениях?»
|
|
|
Будете смеяться, но меня тошнит уже от всего, что связано с Фоксом, и я с нетерпением ожидаю часа икс, когда из меня выйдут вместе со рвотой последние капли желудочной желчи, перепачкав в хлам персидские ковры в столовке душной, и я наконец-то буду свободен. Потому что прямо сейчас (и немудрено, что я такой нервный и слегка озлобленный даже) на меня напялен рабский прикид из убогого прошлого, которому бы лучше сгореть в тот памятный день вместе со всем остальным барахлом. Если начистоту: я никогда не был в восторге от идей Фокса и, как бы по-гейски это не прозвучало, наша близость, завязанная на тоннах всевозможных веществ вспомогательных (если вы понимаете, о чем я) кажется мне теперь рафинированной детской сказкой, которая и не сказка вовсе, а пресловутая росказань, распространяемая пустозвонами. Фокс просто-напросто вызывает у людей привыкание, которое при этом абсолютно не мешает презирать этого мудилу. И миллионы людей ненавидят нас с Фоксом только за то, что мы существуем, что мы – те, кто мы есть.
Я хочу вспять повернуть колесо фортуны, раскрутить его до такой степени, чтобы с петель слетело оно, до прозаической тошноты: и чтобы как можно больше - случайных жертв. И успокоившись, набравшись вдоволь терпения, я выйду из порочного круга с непокрытой и пока ещё затуманенной безостановочным валянием дурака головой, которую я подставлю под опрометчивое сияние мартовского солнца, и с набежавшими с чужеземных горизонтов свинцовыми тучами на меня настоятельно напорются неровные мысли о неоспоримом превосходстве нестабильности в моей брехунской жизни. И по мере моего продвижения по поверхности после стыдливого пролёживания в подземельях я, переметнувшись с одной крайности на другую, стараюсь не замечать пристальных, сверлящих мою неприкосновенность взглядов прохожих, осваивающих размякшие от слякоти уличные территории. Я больше не свой в доску, и это совершенно очевидно: борьба за ваши права намеренно измотала меня, а вас и так всё устраивало, между прочим. И как статистика показала - вам не сдалась к чертям свобода, тем более добытая смехотворными способами. Пора бы и о себе подумать: сопоставления и сравнения с Фоксом окончательно вывели меня из себя. Я не герой, не спаситель, не правая рука, не клоун, не жвачка, прилепленная к волосам: я просто-напросто обычный парень, и мне не свойственна показуха, как вы изволили ошибочно полагать. Я всего лишь пытался выжить и скоротать время, как и все вы, но достиг критической точки, и впоследствии потерял привычные ориентиры. Я не притворяюсь поверженным: я и в самом деле повержен, и все мои идеалы вывернуты наизнанку. И именно в этот разоблачающий момент, с тобою в качестве неоспоримого свидетеля, раз и навсегда я открещиваюсь окончательно и бесповоротно от какой-либо связи с Фоксом, и плевать я хотел с колокольни высокой на запреты, наложенные на распространение шоколадных пистолетов, на перманентные стычки якобы наших фанатов с якобы копами, на то, что на Фокса в его отсутствие завелась парочка дел уголовных, и что всего полгода осталось до того глючного дня, когда без вести пропавшего Фокса выдавят, как перезревший прыщ, на периферию и признают официально дохлым. А я, так и не дав тебе никаких определенных ответов (но ведь ты на другое и не рассчитывал), медленно засыпаю на долгие годы, распластавшись жеманно на новеньком и неуступчивом матрасе, а пока мои глазки улыбчиво закрываются, ты незаметно пятишься к выходу, не издавая ни звука, и съёбываешь отсюда нахуй, забыв мой адрес, навеки.
*
Упраздненная утроба Хенки Пенки
А вот и я: привет. Не будем тормозить и прежде всего давай всласть натрахаемся, - ведь вспомни: ты говорил, что я слаще, чем целая кондитерская фабрика, и во время нашего секса свихнутого на окраине залежей из моих мыслей прорвется отчетливый образ, вопящий о том жесточайшем факте, что моё даже только поверхностное вмешательство в общее дело приводит к злоупотреблению пороками и порче коллективной интеллектуальной собственности. И лапами шлёпая по маршруту из использованных презиков, разбросанных по периметру дома Нади из Швеции, которые к ней никакого отношения не имеют, роняя через каждый метр нечаянное «Хм», продвигаясь всё ближе к осознанию своей задолженности перед библиотекой в соседнем квартале и разрабатывая каждый год новый пласт индивидуальности, наслаивающийся на прошлогодний, я переформировываю личностные характеристики до неузнаваемости. После третьего неоправданного фальстарта я схожу с дистанции, и поравнявшись с обочиной, страстно закуриваю, талдыча сама с собой о том, да о сём, и в результате прихожу к выводу, что мне и вправду под силу реабилитировать покалеченное общество, разжечь распри и вновь привить перемирие в сиротском поколении – и так далее. Хочешь прикол: я стала ещё более придирчивой и гиперболизировано пунктуальной. Моя откровенность достигла наивысшего уровня и сейчас выкипит, ошпаривая всё на свете, наружу.
Если рассматривать этот временной отрезок, так называемого революционного лета (не осмелюсь, кстати, утверждать, что именно я ввела этот кричащий термин в обиход), под микроскопом, то в самом начале, в то самое судьбоносное мгновение, когда я во всё это ввязалась, мне отшиб голову и напугал до усрачки вдруг появившийся привкус перекиси на губах. И не покладая ручищ, подталкивая себя вдоль забора и тарахтя по нему податливо отсыревшим костылём (мне только-только сняли гипс с моей дрищовой ножки), я шаг за шагом, всё ближе и ближе подъезжаю всем своим станом к самопроизвольному умозаключению: там впереди меня ждёт лишь одно - раскинувшая обветшалые крылья война моих раздвоенных расстройствами личностей. И я всё больше и больше, с поводом и без, негодовала, озадачиваясь, из-за предчувствия, во что может вылиться в последствии моё непосредственное участие в отчебученном Фоксом проекте. Основное мясистое рубилово завязалось именно тогда, когда Фокс отредактировал, между делом говоря - с помощью Хенки Пенки, содержимое своего веб-сайта, и после этого понеслось, так понеслось: к слову скажу, что всё, что было до этого - ничто иное, как детский лепет. Мне потребовалось набраться терпения, чтобы побороть застенчивость и вступить в банду уже в реальном мире, абстрагируясь от виртуальности, и отметиться кривобокой загогулиной в листе посещаемости.
Так всё и было: я подыхала от удушающих свободу напрягов на работе, одновременно пританцовывая вокруг подмигивающих мне натурщиц, сливающихся своими обнаженными телами, словно хамелеоны, с порозовевшими стенами училища, и единственной одурманивающей отдушиной стало для меня составление на отдалении сопутствующих дезинтегрирующих образований поверх костяка, заложенного Фоксом в основу. И это совместное творчество разрасталось, достигая доселе пределов неведомых, со скоростью искрометной, и я в катартическом порыве в него вкладывала скопившуюся эпохально ненависть к несправедливостям, процветающим у истоков человечества, и каждая историческая ошибка нелепая взрывалась в душе моей бурею спонтанной созидательности. И я как припадочная – туда и сюда мячиком для пинг-понга мотаюсь по доске опосредованности: сегодня я заодно с Фоксом, а завтра уже категорически – против него. Но хочу сделать упор на то, что мы с ним и виделись-то всего несколько раз: слишком уж неоднородным становится наше общение при личной встрече, и я предпочитаю - на расстоянии поддерживать нашу связь. У меня конечно почти со всеми так, да и вообще я - мизантроп, но с Фоксом – история отдельная. Один только вид его (я бы даже сказала – «видок») – уже угнетает меня, и, пожалуй, упражняться в пакостях - куда лучше, не обозревая друг друга, отстранившись на расстояние рук вытянутых, тарабанящих стройными пальцами по клавиатуре.
Меня устраивает быть наёмником, и хоть я и обвиняю уличено всю компашку Фоксову с ужасающей периодичностью в том, что моё имя неисправимо запятнано, и крикливо осквернена моя гордость, но в целом – это на все сто идеально подходящая мне эпоха, вылепившая монолитную статую моего тела и закалившая мой перепончатый дух. И в таком состоянии дикарском не страшны мне ни инфаркты, ни наодеколоненные политиканы. Все равнодушные и неравнодушные тоже - пусть катятся лесом. Я сама себе хозяйка, сама себе развратница, а может быть даже ремесленник, но раз так, то мне в любом случае равных нет. Я могу изваять всё, что вам взбредет в голову: давайте-ка чертежи, накидайте наброском концепцию, и я облачу этот скелет в надежные одежды, вальяжно похаживая по урбанистическим фермам, проверяя и передергивая затворы на вооружении, выставленном в музее на открытом воздухе. И совершенно по-весеннему разгораются мои желания потаённые, когда я воспринимаю всё не иначе, как должное и обогащающее разминочными всхлипами счастья мои размякшие легкие, и превозношу себя выше всего на свете. И раз, так сразу – и отлегло. С препинанием и расстановкой я своим извращенным нюхом всасываю благоухание победоносного ликования: Хенки Пенки вновь, как и раньше, у всех в почёте. Сразу же с бренчанием позолоченным закипают страсти бурлящие, как только намечаются в ближнем бою выходные.
Я заправляю уплотненный свитер в подштанники и, нахлобучив треуголку на череп свой, выхожу на бродвей, зонтиком потряхивая. Поредевших шерстяных облаков разводы на небе один в один похожи на разводы и обломы, случающиеся со мной прилипчивым образом в жизни: и те, и другие, неописуемо неминуемые, абстракции равны и заключены точками в запятые. Я прогуливаюсь издевательски довольная тем фактом, что я в конце концов добилась абсолютной свободы, и попивая мультифруктовую тянучку, я получаю заслуженный солнечный заряд для моего расшатанного иммунитета. Теперь я спокойно могу предаться лености и расчесывать с утра до ночи свои волосы спутанные. Ну а про Фокса сказано и так предостаточно: осталось только вырезать все его реплики для интервью из тысячи подпольных журналов, и обклеить этими ошметками двери входные в новое Место, которое по определению открыть обязаны в его честь подхалимы вроде Кидиса и ко. А для меня - это этап пройденный, ребяческий и первый, но полностью завершенный. Я передаю слово многоуважаемой, так сказать групи (вам уже смешно, да?), Наде из Швеции (у неё должна быть парочка козырей в рукаве в виде ещё никогда не публиковавшихся скабрезностей), - ну а сама я закругляюсь, ведь я всего лишь пудрю вам всем мозги и не говорю ничего значительного, (но о незначительном я также умалчиваю).
*
Прополощенная ротовая полость Нади из Швеции
С удовольствием принимаю у тебя эстафетную палочку, Хенки, и начинаю свой в меру интересный рассказ. Вот вам всем эпилог: простые парни, которые пытаются изменить мир к лучшему - это мои герои. Я была ещё совсем ребенком, но с каждой новой выросшей зеленой травинкой, вынырнувшей из мартовского чернозема, тем воспаленным отрубленным от остальных утром я становилась всё взрослее и взрослее. С каждым пройденным с треском часом я познавала всё новые и новые тайны, запрятанные боящимися смотреть в лицо правде людишками в дальний угол вселенной. Я удивлялась постоянно, почему тени с блёстками до сих пор не в моде. Смешно, да. А потом вдруг раз, и я углубилась в философию панк движения. Я начала воспитывать в себе идеалиста. И времена, когда забегаешь стремглав на местный концерт для того только, чтобы снять парочку другую шлюшек малолетних – закончились неминуемо. В перерыве между снами о том, что женщины рода людского успешно мутировали и стали рожать отпрысков в миниатюрных яйцах, словно рептилии, и тем самым сэкономив на болезненных ощущениях, предались с улыбчивой отзывчивостью умножению в стократных пропорциях крикливого, с переменчивыми настроениями, потомства, и буквально в следующей, тускло подсвеченной запылившимся ночником, сцене, потерявшей равновесие и кошмаром, вопящим словно резанный, сменившейся, - я раздосадовано ковыляю по руинам некогда блистательных городов, когда-то кружащих головы пока ещё непризнанных новоприбывших; городов, которые высосали до основания целебные соки земли-матушки, и пересытившись, отравленные, они пали, разрушившись окончательно под натиском бунтов и всеобщего смятения. В перерыве между снами о том, что цивилизация с самого своего зарождения поражена смертельным вирусом, закована в кандалы всеобъемлющего разрастающегося с каждым веком экономического рабства, которое прививается с детства каждому индивидууму в виде вакцины якобы от оспы, и реанимируется в жизни каждого индивида в виде голода и жажды, в качестве потребности в пристанище, защищающем от набирающих обороты природных катаклизмов, я в своем пестреющем видении воспринимаю Фокса с его еле ощутимой лоснящейся ухмылкой ни больше, ни меньше, как избранного, как если бы стала я в мгновении ока его правой рукой. И никогда не поздно ведь начать и осуществить задуманное, но если не сделать этого прямо сейчас, прямо сегодняшним взрывоопасным утром, то всё будет скоропостижно кончено, и поезд навсегда уйдёт и за поворотом исчезнет. А Фокс растрепанной каплей растворится в океане блуждающих бродячих душ, беспрекословно обогатив благими деяниями застоявшуюся беспричинно воду, и подмигнув незатейливо на прощание, испарится в небытии.
В моих оскалившихся воспоминаниях, подкрашенных сгустившимся слоем темперы, мы с Фоксом, вдвоём, спозаранку, прикинувшись идиотами, придирчиво корча рожи, словно те ещё отщепенцы, колесим подошвами развязанных растопыренных ботинок по песочным буграм, и на ненавязчивом повороте встречаем вновь воссоединившихся Кидиса и Хенки Пенки, смеющихся над неожиданным стихийным стечением обстоятельств, и все вместе с победоносным кличем бросаемся кубарем в морскую пучину в предштормовом неадеквате, и Хенки, грузно вытаращив пальцы, выхватывает у зазевавшегося Фокса из кармана сползающих с задницы шорт шоколадный пистолет, несомненно через всего лишь несколько раззадоренных мгновений поделенный поровну на четверых на заброшенном нудистском пляже. А вот и завязка долгожданная: если узрел ты пухлые щёчки свободы свобод и перекинулся парой ласковых тет-а-тет с создателем всего сущего, то неудивительно, что жить среди смертных будешь ты уже неспособен. И сбившись в неброские кучки, прикинув навскидку, что же нам делать дальше, чтобы на плаву продержаться, покачиваясь на волнах гармонии над суетой сует, мы пришли к умозаключению, что нам необходимо насаждать нацелено в массы наши эволюционирующие с ещё большим размахом в чужих черепушках суждения, - и наплевать на провал и узколобое порицание, ведь в случае противном мы просто-напросто умрем от скуки. В достаточной степени познав себя, и пронизав между делом Фокса непосредственным обезоруживающим взглядом, а также Кидиса и Хенки Пенки, и проскользнув неузнанной по закоулкам сплотившихся в единый урбанизированный костяк переживаний, я ненароком приободрилась глотком коктейля из эйфории, взбаламученной отблесками отчужденной первой любви. Впоследствии разграбленная по кусочкам злокачественной среднетемповой подростковой депрессией, впитывая вместе с замусоленными передрягами через поры на коже расплавленный шоколадный металл, я бежала без устали по ночному хвойному бору, и двери соседних сознаний отзывчиво открывались, и духи леса опрометчиво вели светские беседы со мною.
Отстраненная нить повествования приводит меня опосредованно тем или этим летом к непосредственному раскрепощению и состоянию независимости стопроцентной и слезливой солидарности самобытной. Это слаженное движение обороты набирает, и я последовательно документирую причинно-следственные связи на диктофон моей памяти и заторможено перематываю распутную развевающуюся на фоне отбеленного небосвода пленку, шипящую многоголосо о том, какими неудачниками и пессимистами мы можем быть с переизбытками эксклюзивной застенчивости. Вдоль по сужающимся сухопутным тропам в качестве соискателя я переваливаюсь за горизонт и, не сбивайте меня с мыслей, перевоплощаюсь в первостепенного зануду и тактика. Да, я и до такого дошла. Я стала своенравно отточенной, и разбодяженной разминочными зарисовками как сточная масса пивная. Я останавливаюсь, окидываю недовольным взглядом свои скопившиеся за несколько декад заметки, и окончательно понимаю, почему все мои родные и близкие постоянно приплетают меня в своих похмельных разговорах и обвиняют во всех бедах, свалившихся на них из ниоткуда из-за повсеместной тупости и преждевременной потери рассудка. На самом деле подобный жесткач сопровождал мои тщедушные передвижения по переменчивым плоскостям все последние годы, просто я не замечала всего этого, а когда я начала лажать и спотыкаться на ровном месте: тогда несговорчивая реальность отвесила мне незатейливую пощечину, и в первый раз я была посещена скандальной на тот момент мыслью о том, что молодость уже закончилась, и наступила совершенно другая эпоха, никоим боком не связанная со мной. И никакой пенсии, никакой заслуженной удобоваримой содержательной старости, скрашенной сюрреалистическими круизами на край света. Лишь пары вспышек, разрезающих день и ночь напополам, хватило, чтобы ты таким предсказуемым образом разлюбил меня. И спохватившись, я непреодолимо отметила для себя, каким желаемым и всеобъемлюще волнующим может быть неразбавленное чувство агрессии. Как череда последовательных древних столкновений между прямолинейностью и хаотичностью оно накатывает неутомимо под стук раздосадованного сердца по периметру свежеиспеченного саркастического отношения к сегодняшнему положению моих дел. Я остаюсь совершенно одна, и после стольких злоключений совместных с преизбыточным выбросом адреналина в нашу кипящую от негодования кровь, я, впервые, вопреки столь популярной и распространенной сегодня вере в себя и в свои силы опускаю руки и от безысходности полностью отдаюсь беспардонному речному течению. Я проворонила тот полноценный миг, в который я окончательно с ума сошла, зажеванная в тиски, как мне кажется, такой заразительно забавной меланхолии. «И это полный отвал бошки», - говорю вам я на автомате роботизированным голосом, исчезая за захлопывающимися плавно пластиковыми дверьми супермаркета.
*
Окислившаяся Вилка
Вам несказанно повезло застать меня в хорошем расположении духа, ведь иначе я не удостоила бы вас даже парой строк в этом письме, а выслала бы вам в ответ засушенные собачьи какашки. Не то чтобы я хочу, чтобы я никогда не рождалась, но определенный отрезок я бы с удовольствием из своей жизни вырезала, и как не парадоксально именно об этих нежеланных годах вы вопрошаете в своём послании, отправленном на уже удаленный мной поспешно электронный адрес. И где вы его вообще раздобыли? Несмотря ни на что буду держаться достойно и не сорвусь, и до оскорблений не снизойду, и даже более: я отвечу на ваши вопросы. Но сразу же скажу, что я имею лишь опосредованное отношение к тем людям и к тем событиям, до сути которых вы пытаетесь неумело докопаться. Я - так называемая подруга подруги, и никто не сможет переубедить меня, уязвив в том, что я будто бы преуменьшаю свою роль и задвигаю своего персонажа на задний план. Я присутствовала всего в паре эпизодов, не больше, и уж тем более не повлияла на тот противоречивый результат, получившийся довольно-таки кривобоким на выходе.
Бить баклуши, впадая опрометчиво в детство, и консервироваться в этом инфантильным состоянии в течение десятилетия или даже нескольких не одобряется моим Богом. Изобретение бесконечного комедийного сериала с незамысловатым названием «Q-Boy» изменило мою жизнь и, пересекая рыночно-дворовую площадь нацеленным на триумфальную гаражную распродажу шагом, я предполагаю, что встречу множество знакомых рож. И по безусловно влажному от мимолетного слепого дождика асфальту я пробираюсь вдоль расшатывающихся от опьяняющего вечернего бриза тел, сверкая нечленораздельной улыбкой. На виду у разрозненных приходяще-уходящих красавчиков я высасываю через трубочку гранатовый сок из картонной коробочки с неподдельной крутостью Джоуи Рамоуна. На одном из прилавков я натыкаюсь неожиданно на недурственную и даже чересчур навороченную коллекцию уличного хардкора. Перерывая потертые конверты пластинок, я прерываюсь на полпути между The Beauty Between и одноименником Youth Avoiders, и вопросительно изучаю подсунутый мне под нос постер предстоящего перфоманса. «Такого-то числа в такой-то час и, может быть, непременно сегодня охватит пламенем сердца неверующих в рок-н-ролл гаражная нитроглицериновая жара: приноси флаер – и получай пол-литра халявного пива в глотку». Как магнитом меня постоянно тянет к сомнительным личностям и на встречу похождениям заурядным, и вот и теперь - не исключение: я обменялась телефонными номерами с неандертальцем, всучившим мне в руки желанный редкий винил Teen Suicide в подарок, в порыве щедрости или стараясь сразу же по-быстрому ко мне подкатить, и мы условились на этом же месте увидеться часом позже после того, как распродажа закончится, и Ян (он деловито кинул своё имя мне под ноги) довезёт меня до самых ворот фестиваля на своём стареньком винтажном мопеде.
Долгожданная рекламная пауза:
«Ваше окружение состоит из бесчувственных роботов, которые постоянно втыкают вам палки в колёса, и которые пойдут до конца лишь бы доиздеваться до смерти, а антидепрессанты уже давно перестали помогать вам? Пустота постепенно заполняет ваше сердце, а существование становится бессмысленным. Пальцы в медленном и застенчивом танце подбираются всё ближе и ближе к купленному на крайний случай и хранящемуся в дальнем ящика стола револьверу. Вы задыхаетесь от панического удушья, и хватаетесь безутешно за скользкие мысли об упущенных возможностях - в надежде найти хотя бы какую-нибудь причину, чтобы не покончить с собой. Настенные часы нервно дергают дрожащими стрелками. Перед глазами расплывчато пролетают переливающиеся радужными отблесками воспоминания, воспроизводящие вырванные из прошлого сцены. Выхода нет, и даже ваша собака преждевременно в один конец отчалила на небеса. Вы с тихим вздохом обхватываете губами холодное дуло. Но уделите нашему эксперту всего лишь одну минуту, и он определит, в чём состоит ваша проблема. Так-так посмотрим: похоже, всё куда проще, чем вы могли подумать. Вам всего-навсего необходимо обзавестись друзьями. А теперь они стали ещё изысканнее и разнообразней: заискивающие подхалимы, снабженные функцией дружеского перепиха, выставленные в очередь на конвейере специально для наших покупателей, и не только они: здесь вычурные панки соседствуют с увешанными действенными талисманами нимфоманками, культовые компьютерные гении - рядом с суетящимися от несвойственной им благожелательности социопатами, сварливые сексуальные мамочки рядом с остроносыми гуляками, прокаченными затяжными путешествиями. И если вы оформите свой заказ прямо сейчас: то в подарок вы получите резвящегося трюкового далматинца: ведь Господь делает выигрышные ставки именно на троицу, и вы не прогадаете – жизнь войдёт в новое вдохновенное русло, а ненастные проблемки разрулятся. Скажите «YES», и измените весь мир – с подходящими вам друзьями с искусственным интеллектом!»
Сердце бьётся вдвое сильнее в предвкушении скорейшей измены.
Ян подогнал к условленному месту тютелька в тютельку, обдав меня тёплым дуновением пунктуальности, и выплюнув в кусты наполовину докуренную сигарету, завязал ненавязчивый разговор, замешивая в него элементы автобиографии. Ян играл на басу в некой группе со стальными яйцами Crooked Tooth, и сегодня к моему удивлению они были даже одними из хедлайнеров. Поодаль протяжным строем проносились расплывчатые силуэты вечерних вероломных кровопийцев, вгрызающихся рьяной хваткой в гонящий на полную мопед своими ошалевшими глазами, но нас мало что тогда могло сдержать: подобно вирусу мы распространялись по обетованным городским кварталам, и разрезали острием своих тел замусоленный сбившийся воздух. Ян передал мне на полном ходу наушник своего плеера, и я, уже совсем свыкшаяся с сумасшедшей скоростью, потряхивала головой под задиристые барабанные сбивки, не решаясь узнать название этой бесспорно угарной группы. И на очередном повороте, раздробив колесами беспризорный уличный мусор, мы протяжно затормозили в засушливом зарубцевавшемся от скоропостижности захолустье, и сразу же угодили в толпу вштыренных завсегдатаев, хлопающих нас одобрительно по плечам, и остужая наш разгорячившийся пыл пропитым дыханием на нашем пути в клоаку под незамысловатым но прямолинейным названием «Хата». Пара визжащих рукопожатий и шуршащие объятия - и мы забираемся в гримерку, расположенную в полуподвальном закутке, перелезая при этом через запорошенную слоем пепла барную стойку. И грянул миг, когда предаться окончательно обоюдному раскрепощению, стало не просто абсолютно уместно, но и критически необходимо, - разорвав удручающие шаблоны, углубиться в зеркально-косоугольное пространство, изгибающееся в промежутках неоновыми ползущими по стенам червями. И распылиться в зачаточном ритме необработанной эмпирической фантасмагории, утолив распоясавшуюся жажду по-дружески живительными бациллами, витающими в разваливающейся на рыхлые куски и изнеможенно извергающейся атмосфере. Поспешно выглянуть из-за приоткрытой прерывистым замахом покореженной двери, чтобы вызволить размякшую компашку из своенравного заточения и <
|
|
|
