 |
И жизнь, и времени движенье... 7 глава
|
|
|
|
Получив из фотоателье готовые снимки, раскладываю их по квартире – на столе, диване, креслах. Одни – просто добрая данность, другие – светлое воспоминание. Но есть снимки, что медленно и незаметно пропитывают каждую клеточку существа, теснят душу, полнят каким-то особым ощущением причастности к Жизни, к Природе, к их сокровенному течению.
Всё было для меня открытием. Как ребёнок, шла на поводу у первого впечатления, радовалась новому снимку. Хотелось вобрать в себя и запечатлеть всё подряд. Постепенно начинался отбор и выбор объекта.
Да, фотография – объективное отражение реальности, миг жизни, запечатлённый так или иначе. Но в этом «так или иначе» заключена неисчерпаемая возможность творчества, своего видения, своего подхода. И вспышка объектива оказывается менее значимой, чем «вспышка» душевная, высветившая нечто созвучное твоему глубинному и не всегда осознаваемому отклику на окружающее.
Здесь и сейчас. Итак, я нашла, чем-то почти тайным в себе выбрала реальный объект для фотосъёмки и сузила внимание до полной сосредоточенности на нём. И я – уже другая. Нет повседневности, суетных забот. Нет болезни, страхов, тревог, беспокойства. Нет ни прошлого, ни будущего. В этот миг я увлечённо, почти страстно обращена вовне. Я – здесь и сейчас: есть только я и мгновение, которое хочу удержать, запечатлеть, сохранить.
Возможно, во мне всегда жила, ожидая своего часа, готовность включиться в текущее мгновение, и вот теперь, расслышав себя, я ощутила идущие ко мне живые природные токи, различила в многообразии Природы её «тайные письмена». И только много позже во мне появился спонтанный поэтический выплеск-реакция на такое близкое, яркое соприкосновение с живой реальностью и «стихи полезли из меня, как после дождика опята...».
|
|
|
«В этом он весь!» – говорят о тех, кто в своём деле, реакции, поступке проявляется очень полномерно, очень характерно. В высшей мере это применимо к творчеству.
Я знаю, что такое вдохновенье –
включение всех помыслов и сил
в текущее, горячее мгновенье.
Мне жаль, что не смогу передать здесь то неуловимое в каждой цветной фотографии, что впоследствии вдохновляло меня на стихи: её общую тональность и динамику, множественность оттенков, их насыщенность или приглушённость, их контраст или тончайшее взаимопроникновение. Подобную – почти внутреннюю – интонационную палитру цветного снимка невозможно описать в прозе – но именно она давала толчок поэтическому слову.
«Сначала было Небо для меня...» Наверное, не случайно на первой моей фотографии – небо. Всегда любила смотреть на небо, на облака. В каждом из них можно увидеть что-то земное: стог сена, женский профиль, крылья птицы. Но больше нравились мне облака непонятно-причудливые, непостижимые: в них есть своя духовность, и это мне дороже, чем параллели с чем-то конкретным. Небо – это высь, глубина и запредельность. И наше желание возноситься духом. И Вечность. И всё, что за гранью жизни. Небо для меня – и отдых, и постижение. Постижение не мыслительное, а почти органическое – нашей связи с космосом, со всем, что вне нас:
Сначала было Небо для меня…
И потому внимала жадным взором
там, в вышине, немыслимым узорам
ветвей в лучах закатного огня.
Потом стволов я различила строй
и, прислоняясь к плоти их корявой,
обнять, объять хотела все дубравы,
что в снах являлись мне ночной порой.
Так, приближаясь медленно к Земле,
сначала взглядом, а потом всей плотью,
я зависала на высокой ноте –
песнь о земном не удавалась мне.
Но вспомнилось, как давнею порой
цветы я собирала на пригорке
и предо мной – раскидисто и гордо –
|
|
|
чернели корни на земле сырой.
И в этот миг – мне не забыть о нём! –
всем существом я ощутила Землю…
Земля и Небо – вы мой свет и дом,
вам, нераздельным, я отныне внемлю.
Такое поэтическое обобщение пути от «Неба» к «Земле» шло медленно, подспудно, от фотографии к фотографии. В какой-то степени это было откровение: вспоминаю, как часто в жизни мне говорили: «Опустись на землю, хватит витать в облаках!» И невольно улыбаюсь...
Так через полгода занятия фотографией впервые моё поэтическое Слово соединялось с Изображением...
Путь к Гармонии – путь к себе: для меня именно так. Очень хотелось ощущать и свою целостность, и свою отдельность, жить в согласии с собой и миром.
И вот теперь... Углублялось и давало свои плоды изучение «Терапии творческим самовыражением», усиливалось увлечение фотографией, появилось первое стихотворение к фотоснимку... Всё это словно расширило моё поэтическое русло: стихи рождались почти к каждому понравившемуся мне фотоснимку. Возвращение к поэзии было для меня и новым шагом в познании себя, и возвращением к себе. Фотография становилась знаком, символом, импульсом, помощником, частью творческого процесса, расширяющейся точкой света.
Если поначалу выбор объекта диктовало первое впечатление, то, углубляясь в фотографирование, в общение с Природой, я уже искала свои мотивы, темы, ракурсы, сюжеты, свою палитру красок.
Сначала я снимала отдельность. Вечернее или дневное небо без единой ветки на его фоне. Дерево, своеобразно-выразительное, стоящее чуть в стороне от других. Отбившегося от стаи воробышка. Потом на снимках Неба появились ветви – как шаг к Дереву. Но о тдельность ещё не сливалась (во мне) с окружающим миром, ещё не была частью того целого, что мы зовем Природой.
Как я снимала дерево? Ветви на небе. Узоры на коре. Мощные, разбросанные по Земле корневища. Изогнутые стволы. Причудливый срез пня среди травы. Не хватало какой-то неуловимой, но значимой малости... Снимков было множество, я снимала и снимала, собирала, воссоединяла в себе дерево, точнее, его образ, – из стволов, крон, ветвей, корней, листьев... Жажда соединения, воссоединения проходила сквозь всё... И когда во мне проступил целостный образ Дерева, связанного корнями с Землёй, кронами с Небом, я острее полюбила Дерево, глубже ощутила его как некое сложное, своеобразное явление Природы. Дерево стало моим любимым фотообъектом.
|
|
|
И тут я вспомнила, что всю жизнь отдавала предпочтение изделиям из дерева, собирала немыслимые коряги и наросты, выжигала по дереву, вырезала из него всевозможные фигурки, подставки. Но в перечисленных случаях я имела дело не с Деревом, а с древесиной, что была для меня лишь подручным материалом для творчества, то есть, попадающимся «п о д руки». А сейчас – сейчас каждое Дерево для меня – живое существо, с которым я нахожу общий язык. Один из разделов книги так и назван «Ты, Дерево, живое существо...»
Дальше всё пошло быстрее – изображения на фотоснимках заполняли чувства и мысли, рождали новый ракурс при фотосъемке: одно накладывалось на другое, разное сближалось, похожее сравнивалось, одно отталкивалось от другого или воссоединялось с ним... Ветви дерева появились и на глади пруда, где по их отражению плавали утки. Я начала снимать уток, появляющиеся выводки утят – в полдень, сумерки... В движении и покое. На воде и на берегу – в одной «компании» с голубями вокруг рассыпанных кусочков хлеба... И, получив снимок, радовалась их добрососедству:
Утка с целым выводком утят,
что отстать от мамы не хотят,
голубей слетевшаяся стая –
крошки хлеба вместе подбирают.
Общий корм? Нет, общий дом – Природа
вместе неслучайно их свела.
Теперь каждое дерево, каждый куст, каждая птица, облако – всё было частью единого целого по имени Природа.
Наверное, и представление о себе, о своём характере, уточняя, сводила в единое целое тоже по частностям, по крохам. Так построена и книга «О, тайные Природы письмена...», где каждая страница (Изображение вместе со Словом) – и самостоятельна, как законченное эссе или миниатюра, и в то же время – часть единого произведения.
И с каждым днём чаще и чаще стали ощущаться в моей жизни мгновения, а потом и отдельные периоды, когда всё было так совместно, так слитно, всё было Природой – конкретной в каждом своём проявлении и в то же время целостной, зовущей к общению и познанию её тайн.
|
|
|
«Здесь жизни говорю я – «Да!». Фотографии, стихи к ним – я была переполнена этим. А пока в нас есть острая тяга к творчеству – жизнь, несмотря ни на что, полноценна.
Это было так радостно, что на пике лета, 15 июля родилось стихотворение – гимн Природе, гимн самой Жизни.
...И голова, и сердце кр у гом –
такая красота круг о м:
и здесь – лишь заверни за угол,
и там – лишь обогни свой дом.
А в лесопарке, что напротив,
всё то, что нам не унести,
во всей своей предстанет пл о ти
(а может быть – и во плот и):
травинок лёгких колыханье
и одуванчиковый пух,
земли медвяный пряный дух,
что радостно теснит дыханье...
Да нет же, нет же, не грусти –
всё это можно унести,
как океан в своей горсти –
но лишь в душе, в воображеньи,
или рисунком на холсте,
или рифмованным движеньем
руки на трепетном листе
бумаги, ждущей откровенья...
Всё это рядом, рядом, рядом,
вот здесь – на расстояньи взгляда,
вот здесь – протягиваю руку,
и там – на расстояньи звука,
и там – на расстояньи света...
И этих расстояний вето
мне нипочем – я всё беру,
я, гость на праздничном пиру
у сини неба, красок лета,
у солнца в зеркале пруда...
Здесь жизни говорю я – «Да!»,
не прячась от дневного света.
Мне до сих пор трудно поверить, что строки эти родились во время такой болезни. Не было ни экзальтации, не минутной эйфории. Была моя жизнь, в которой есть место радости, творчеству, как и всему другому, что может происходить. И свет в душе сливался с этим светлым днём, неповторимым, как и любой другой день жизни. Если есть свет в душе, жизнь и при самых трагических обстоятельствах не покажется ни беспросветной, ни напрасной.
Только чаще мы понимаем это слишком поздно.
Изображение и Слово. Ещё до того, как «пошли» стихи к фотографиям, я дарила кому-то снимок неба. Подпиши, попросили меня, дай название. Название? Небо есть небо. Но не подаришь же снимок, обозначив его словом «небо». Пытаясь в тот миг соединить изображение и слово (своё изображение и своё слово), я ещё не была готова к творческому их слиянию, а механического не принимала.
Глубинное, вдохновенное осмысление опыта фотографирования приходило медленно, постепенно. Появлялись новые снимки, накапливалась какая-то степень мастерства, и в и дение моё становилось многомернее первых впечатлений. И чаще стали приходить слова, строки, рифмы, ритмы... рождались стихи, неотъемлемые – для меня – от снимка. Слово не было ни продолжением, ни объяснением Изображения, оно как бы проистекало из него, обволакивая и заполняя меня. И тогда... Каких-то несколько минут – и стихотворение умиротворённо лежит на бумаге. А порою приходилось тратить часы, чтобы выбрать объект, дистанцию, дождаться нужного освещения, потерпеть, пока прохожие «выйдут» из кадра. Но радость от удачного снимка перекрывала всё – особенно, если к нему рождались стихи.
|
|
|
Я почти физически ощущала, как Изображение – через чувство, мысль, подсознание – полнило новым дыханием моё поэтическое слово. Изображение и Слово начинали составлять нечто единое.
Но что может добавить Изображению Слово? Всё. Всё, что может добавить моё в и дение, моё настроение, моё чувство, моё воображение, мои размышления...
Но как всё-таки там, во мне, они соединялись – Изображение и Слово?
Слово для меня меняет видимое, очевидное на внутренне постигаемое, ведёт от зримого впечатления – через чувство и мысль – к художественному образу. На плоскости снимка – есть что есть. Слово переводит эту данность не в иную плоскость – в иное измерение, даёт ей объёмность. Начинается переживание, проживание запечатлённого мгновения, всё – по-своему: высвечиваю главное, ищу свой ракурс, всматриваюсь в оттенки, строю параллели, даю волю фантазии, мобилизую память, интуицию...
Идет моя собственная вдохновенная анимация мною выбранного изображения: углубление понимания, расширение сознания, возвышение чувства... Для меня всё это неотделимо от Слова, невозможно без Слова. И это уже – постижение творческое, поэтическое...
Но главное – я на многое взглянула по-иному. И поняла – когда от нечаянного взгляда моего (не глазами, а душой) во мне отпечатается миг жизни, увиденный по-своему, тогда я, затаив дыхание, нажму кнопку фотоаппарата и сохраню это мгновение для себя. Сохраню на «потом» – когда душа и память потянутся к этому мгновению-воспоминанию. В этом «потом» – уже есть дистанция (во время съемки её ещё не было). Дистанция дает возможность вчувствоваться в первое впечатление, углубить и расширить его. А через время появятся стихи. Временн а я дистанция для поэтического творчества так же нужна, как при фотографировании дистанция пространственная.
В поисках жанра. В какой-то период ощутила, что фотоснимок и стихотворение не существуют для меня и не вспоминаются отдельно. Да, фотография помогла взять на заметку увиденное, отобранное моим «Я» мгновение, а Слово – глубже его осмыслить. Но связь между ними была далеко не однозначна, хотя и органична для меня, как слияние музыки и слова в песне. «Песня» – проверенное временем название этого слияния, ставшее определением жанра. Но как обозначить соединение поэтического Слова с Изображением? Фотостихи? Изостихи? Видеостихи? Внутреннее чувство противится.
Но когда отдельные страницы созданного «сошлись» в единое произведение, – тогда мои подходы, стихийно сложившиеся на стыке Изображения и Слова, помогли мне в определении жанра книги как Светопоэмы.
Всю жизнь искала я ответ
на то, чему ответа нет,
всю жизнь я думала о том,
зачем? куда мы? где мы?
Об этом и фотоальбом –
Фотопоэма.
Фотопоэма? Да и нет,
ведь «photos» – означает «свет»
(Небесный свет или Земной –
здесь нет дилеммы),
и, значит, созданное мной –
Светопоэма...
В зеркале характера... Уже в ходе фотосъёмок обратила внимание: всё, что делаю, и то, как делаю, словно бы рассматриваю в зеркале своего характера. Отмечаю, что человеку моего склада особенно важно занятие фотографированием. Оно включает в живую реальность, буквально «вытягивает» из погруженности в себя, помогает сделать шаг вовне и... вернуться в себя уже чуточку другим – более наполненным земными реалиями, цветом, запахом, конкретным ощущением Природы. Вот этим тоненьким деревцем, которое теперь не спутать ни с каким другим. Этим порыжевшим чахлым кустом. Этим самодельным птичьим домиком. Единственным над горизонтом белым облаком. Причудливо распластанным по земле корневищем. И всё, что в тебе пока дремало, пробуждается и расцветает.
Обращала я внимание и на меру заполненности снимка. Сначала нравилась насыщенность его пространства. Позже мне стало в нём... тесно. Хотелось простора, свободы, некой почти символической отдельности, на которую отзовутся и взгляд, и душа. От которой захватит дух... Пространство снимка оказалось для меня сопоставимым с моим домом, где нет загруженности вещами, а есть простор и значимые, почти знаковые для меня вещи.
Помню день, осенний, с долгой прогулкой, но фотоаппарат бездействует. Поднимаю глаза, и... Тёмно-зелёные кроны двух высоких деревьев кажутся почти силуэтами на фоне вечереющего неба, а между ними, в ещё светлеющей дали, но словно совсем близко, – маленькое деревце с золотистой шапочкой-кроной. Смотрела, почти не дыша, и такое светлое волнение рождалось в душе:
Под накидкой неба, нежно-шёлковой,
пожелтело – а такое юное,
шелестит – а будто ветра шорохи
тронули гитару семиструнную.
Что-то в нём такое запредельное:
средь других, а кажется – отдельное...
Что-то в нём почти невыразимое –
светлое, печальное, озимое...
Теперь я радуюсь, что подвинула душу ко всему, что вне меня, и полнее ощутила жизнь, её многоцветье, её свет и тени – через общение с Природой. И смогла полнее проявить своё «Я» – ту уникальную сокровенность, которая дана каждому...
Моя любимая сказка. «Я от бабушки ушёл, я от дедушки ушёл...» Сказку о Колобке всю жизнь ощущаю рядом с собой, но каждый раз, обращаясь к ней памятью, открываю нечто новое для себя. Вот и сейчас – ловлю объективом гонимый ветром седой шарик одуванчика и снова думаю о Колобке. Вот испекли бабушка с дедушкой румяный круглый Колобок – радость-то какая! А Колобок не радуется – да, его любят, но кому хочется, чтобы его съели? И ушёл из дому – к свободе и безопасности. Но с кем бы ни встречался, все хотели его съесть. В конце концов его съела Лиса.
Бедный Колобок, не Лиса тебя съела, а в её лице сама судьба твоя: ты и создан для того, чтобы тебя съели, – это твоя данность. Понимая её, ты мог бы спокойно и радостно жизнь с любящими тебя людьми, а потом отдать, подарить им себя. Разве не для этого ты был сотворён? Тебя не Лиса съела, ты долго и бесполезно убегал не от других – от себя самого, жил в страхе и занимался самоедством...
Нет, не с Колобком разговариваю, а с собой сегодняшней, и вспоминаю своё давнее:
До сих пор, как ни странно,
не решила, ей-ей –
домосед я иль странник
по природе своей...
...Ветер стихает, седой шарик одуванчика приостанавливает движение – и я нажимаю кнопку фотоаппарата.
«Строю жизнь из того, что есть... » Как же всё-таки хорошо, что при любом раскладе Бытия со мной мои фотографии, стихи, творчество, оживляющее душу, поворачивающее к радости...
Убедилась – почти любой снимок можно увеличить, выделив и укрупнив в нём главное. Но ведь и в себе самой так же можно отсечь суету от сути, сохранив самое значимое, сущностное.
Даже если я не смогу делать новые снимки, их запас даст возможность не прерывать творческий настрой. «Урезав» горизонтальный снимок, выделив иную тему, можно создать новую вертикальную фотографию.
Из неудачных отпечатков можно, к примеру, сделать коллаж, отобрав выразительные фрагменты и скомпоновав их по-своему.
Так, создавая целое, единое – из частей, из отдельностей, я и себя, своё настроение, душевное здоровье – пусть по крохам – свожу воедино. И болезнь, пусть ненадолго, но меньше даёт о себе знать.
Обратила внимание и на то, что даже самая бросовая фотография в определённый момент даёт место творческому воображению. Недосказанность, «нечаянная неточность» – и всплеск фантазии уводит к другим образам, к иному, порой необычному толкованию привычных вещей.
Строить жизнь из того, что есть, – моя главная установка себе. А выбор бесконечен: в жизни гораздо больше возможностей, чем представляется в тяжёлые минуты.
...На фоне неба на проводах сидит птица, похожая на нотный знак на нотном стане:
У птицы права не отнять –
свою в Природе ноту взять.
Птица песню свою поёт,
и свои – поёт человек...
И хоть есть – всего-то! – семь нот,
но мелодий не счесть – за век…
Столько в жизни всего и вся
перепуталось, переплелось:
нас ведёт земная стезя,
а земная сдвигается ось.
И хоть есть – всего-то! – семь нот,
но мелодий – за век не счесть…
Достигаем своих высот,
строя жизнь из того, что есть.
«Не новое ли мироощущенье»...Цвет, цветовая гамма не только касаются нашего взгляда.. Идёт «окрашивание» нашего восприятия, обогащается палитра наших мыслей, чувств, состояний. Вся жизнь становится ярче и своеобразнее. Я писала в светопоэме:
Цветные фото, созданные мной,
вы сделали меня такой земной....
Здесь жизнь отражена моя,
мой взгляд на мир, мой ракурс, сочетанья,
моей души извечные скитанья:
в них – в поисках Земли обетованья –
так полномерно отразилась я...
Здесь всё моё – и фото, и слова,
и замыслы мои, и претворенье...
И мысль, от коей – кр у гом голова:
не новое ли мироощущенье
меня так полнит светом и движеньем?
Здесь каждое моё стихотворенье
так полномерно связано с Земным –
что даже Небо кажется родным
и – после Тверди явленным твореньем...
Нет, мироощущение то же самое, но обогащённое иным общением с Природой, всем пережитым. Подтверждение тому – чуть более позднее стихотворение:
– Вы объяснить сумели мне бы,
да, Вы, Божественное Небо,
как в мире, суетном без меры, –
нам относиться к Знакам Веры?
И тихо мне сказало Небо:
– Заботясь о насущном хлебе
и о душе – не суетитесь,
в меня внимательней всмотритесь:
я то спокойно, то сурово,
то радостно, а то печально...
Важней не Знак, а вера в Слово,
что есть (и было...) – изначально.
В жанре Светопоэмы. Моя работа над светопоэмой ощущалась как радостная и почти упоительная. Даже отдельные слова стали звучать иначе. Я писала о корнях дерева: «и медленно – из тьмы, из подземелья – ввысь прорастают через толщу лет». Для нас, горожан, со словом «подземелье» ассоциируется некое углубление – подвал, котлован... Но если речь идёт о корнях, слово «подземелье» – живое в своей первозданности, и обозначенное им пространство – тоже живое, глубинное, природное...
Или такой случай. Родились строки об отражении на глади пруда «заката цвета сердолика». Написала – и растерялась: я ведь не знаю и даже предположить не могу, какого цвета камень сердолик. Заглянула в Толковый словарь: цвет сердолика – красный или оранжевый. Как, из каких слоёв подсознания выплеснулось на бумагу именно такое сравнение?
И я попыталась обобщить для себя самой (но потом этими стихами открыла книгу): что из моего глубинного и сокровенного проступило в Светопоэме?
В этой книге и взгляд мой, и сердце, и голос –
это соло моё, хоть и странное соло...
О Природе живой, как о самом прекрасном.
О Природе вещей, где так много неясного.
О Природе души – это тоже Природа,
где погода своя и своя – непогода...
О желаньи души (я надеюсь, нетленной...) –
оставаться живою частичкой Вселенной.
О, тайные Природы письмена, я готова читать и разгадывать вас бесконечно...
Наше внутреннее Небо. Как же много я вижу теперь в каждом мгновении, дарованном нам Природой, необъятной светопоэмой по имени Жизнь!
Вот я, запрокинув голову, смотрю на дневное мартовское небо. Вижу на его голубеющем фоне светлые облака, ажур ветвей. Вижу заснеженный облом ствола, гордо устремлённый ввысь. Вижу верхушки крон дальних деревьев, дающих ощущение перспективы и бесконечности. И думаю о том, что у каждого из нас есть своё внутреннее Небо, ведь мы – живая частица Природы. И ещё о том, что Человек – это необъятная Вселенная. Даже для себя самого.
И нажимаю кнопку фотоаппарата...
И первый взгляд, и взгляд прощальный. С грустной откровенностью признаюсь – никогда раньше так предметно, подробно, радостно Природу не воспринимала. Я ощущала себя ребёнком, для которого каждый миг – открытие, каждое дерево, закат, солнечный блик на воде – всё впервые, всё – первая встреча, первый взгляд. А первый взгляд ребёнка всегда полон удивления от новизны и разнообразия увиденного, радостью приобщения ко всему, что вокруг, и растерянностью перед неохватностью мира...
Болезнь не могла не напоминать о себе, и от первого снимка до сделанного сегодня во мне было ощутимое чувство прощания с жизнью. Без душевного надрыва, без трагизма, но с естественной горечью и глубокой светлой грустью: творческое общение с Природой высветлило душу. И рассветное небо появляется теперь на моих снимках не реже закатного. Так что Светопоэма родилась не только на стыке Изображения и Слова, поэзии и фотографии. Это была моя первая глубинная встреча с Природой и – одновременно прощание с ней...
«О,
тайные
Природы
письмена...»
«Здесь я жила под сенью стольких муз...» В стихотворении, что родилось через несколько дней после установления диагноза, было всё – скрытое отчаянье и тихая надежда, и возможный разговор с Высшими силами, и сопротивление обиходным словам о больном человеке, который уже «не жилец на этом свете», и приятие случившегося – «А всё, что мне отмерено судьбой, я принимаю, не вступая в бой...» Приятие судьбы, да, но как решение не разрушать своё личное – личностное – пространство. Пространство человека с далеко не бойцовским характером, но с неутолимым (и неутолённым) желанием жить в ладу с собой.
Когда-нибудь, когда – ещё не знаю,
и есть надежда, что ещё не скоро,
свернёт к концу стезя моя земная…
Но это мне не станет приговором.
– Ну вот и всё… – возможно, скажет Бог,
и взгляд его сочувственен и строг,
и состраданьем тяжелеют веки:
– Вы… не жилец… на этом свете…
Я – не жилец на этом свете?
Я? Не жилец? Или – не житель?
Но здесь души моей обитель,
земным я следую обетам,
здесь п о д ноги ложится мне трава,
тернистый путь души моей смягчая,
здесь близкие – права я, не права –
мою неправоту согреют чаем…
Здесь я живу под сенью стольких муз,
и дуб мне п о д ноги роняет жёлуди,
здесь тащит мне огромнейший арбуз
мой брат (ему нельзя носить тяжёлое)…
О сыне взрослом (в городе другом…)
я помолчу: он – жизнь моя, мой дом,
он весь – во мне, так, словно я беременна,
со мной он – вне пространства и вне времени.
…А всё, что мне отмерено судьбой,
я принимаю, не вступая в бой:
да, не жилец, но спорить-то о чём –
свой дом земной я не арендовала,
я в нём жила, теряла, обретала
и, просыпаясь с утренним лучом,
готовила обед средь бела дня,
и женщиной была средь многих женщин…
…«Здесь и сейчас» – ещё есть у меня,
как и у всех – не больше и не меньше.
Тогда я ещё не знала, что моё «Здесь» расширится в светопоэме «О, тайные Природы письмена...» до вселенского масштаба. «Здесь я жила...» Да, здесь, в этом доме, на этой улице. В этом городе. В этой стране. На этой планете. В этой Вселенной, в этом Мироздании:
В этой узкой полоске окна
вся Вселенная мне видна:
лунный серп и высокое небо
в синевато-сиреневой неге,
горизонт, мягкий розовый свет
облаков в ускользающей дали,
словно тихий, но внятный привет,
что иные миры передали.
И закат, и оттенков смешенье,
и таинственное свеченье
проступающей – словно из вечности! –
необъятной, живой бесконечности.
...Тогда я не знала, что и моё «Сейчас» будет остро ощущаться как частица Вечности. «Сейчас» – это, безусловно, одно мгновение. Но и час. И полдень. И сумерки. Ночь. Рассвет. Любое время суток. Январь, апрель, октябрь – любое время года... И всё это – пространство Вечности. Так «Здесь» и «Сейчас» соединились, стали единым Пространством-Временем. И на фотоснимках, и в стихах:
Время ночи. И Время дня.
Время суток. И Время года.
День рождения. Миг ухода.
Окружаете вы меня
неохватною ширью, далью,
бесконечной своей спиралью.
Только что заносить в скрижали –
хоть бы шёпотом подсказали.
Впрочем, я не ждала подсказки:
в лабиринтах блуждая Земных,
я Вселенской искала развязки
перепутанных тропок моих.
Мы, конечно, Земные творения,
но – Вселенского роду-племени,
и вершить нам свой путь-движение
в бесконечном Пространстве-Времени...
Небольшое отступление. Итак, Светопоэма вышла в свет, начала свою, отдельную от меня жизнь. Но и я, завершившая книгу, уже не та, какой была раньше. И, значит, могу, соблюдая необходимую дистанцию, на собственном примере и как бы со стороны рассмотреть, а что же такое творческий процесс, всегда удивлявший меня своей непредсказуемостью и своенравием. И параллельно вновь погружаться в пережитые ранее мгновения и там встречаться со своим «Я», проявленным в стихах более полно, чем в реальной жизни.
Но вернёмся к светопоэме, к обозначенной теме Вечности.
Сиюминутное и Вечное. Собственно, что такое – Вечность? Время без начала и конца? Десяткам научных и философских определений не исчерпать это понятие до конца. Всегда остаётся некая недосказанность, непредставимость для душевного взора. Вечность – понятие, на мой взгляд, неподвластное разуму, не охватываемое им. Как и такие понятия, как Гармония, Красота, Бесконечность.
Но Вечность можно ощутить, объять душой. Не в повседневной жизни, когда душа суетно погружена в обыденность. Для этого нужно иное измерение. Пик любви. Высокая нота творчества. Упоение Природой. И растворённость до самозабвения в одном из таких мгновений. В поцелуе. В первом крике ребёнка. В сочувствии сломанному дереву или раненой птице. В радости от поэтической строки – своей или чужой.
|
|
|
