О важности полуночного чая и печенья в бардачке - инструкция от Пак Чанёля

***

Чанёль приходил к нему каждый день. Помогал готовить ужин под ворчливое «Если я почувствую морковку, то объявлю голодовку, чтоб вам с Чарльзом стыдно было», вычёсывал вредного лабрадора, умудрявшегося собрать грязь там, где её по определению быть не должно было, учился обращаться со стиральной машиной под тоскливые вздохи Чондэ, терпеливо считавшего щелчки переключателя.

Так прошел почти месяц.

И все эти неполные тридцать дней Чанёль, приходивший на несколько часов утром и заскакивавший на весь вечер после работы, стабильно тормозил возле пушистого чуда, которого ещё в первый вечер окрестил «вахтёром». Кошка, запомнившая парня, ждала его на ступеньках подъезда каждое утро и вечер, получала свою порцию ласки и заранее заготовленных сосисок из контейнера и шла дальше по своим кошачьим делам.

В один день Чанёль не выдержал.

Чондэ, открывший ему дверь, был сметён в охапку. Приступов не было уже пару недель, поэтому порезы практически затянулись, оставляя после себя нежно-розовые полоски шрамов, которые вскоре побелеют и исчезнут. Только чесалось всё нещадно, поэтому, пока Пак был у него, Чондэ, воровато пробираясь в собственную ванную, ослаблял повязки и удовлетворенно вздыхал, скребя ногтями по раздражённой коже и сдирая подсыхающие бурые корочки.

Но от Чанёля, у которого перед глазами всё ещё стоял белый как мел Чондэ в пропитанных кровью бинтах, все заявления брюнета в стиле «Я в порядке! А если ты прекратишь возмущаться каждый раз, когда я хочу почесать собственную руку, будет ещё лучше!» отскакивали, словно мячик от стены. Он залетал в квартиру к Киму, первым делом осматривая его руки и колени. Не для того, чтобы проверить старые порезы.

Ему нужно было убедиться, что все его ночные кошмары, преследовавшие его уже столько дней, не воплотились в реальность.

Но новых ранений не было, и Чанёль постепенно успокаивался, «не замечая» периодически сбегающего от него в ванную брюнета.

- Я так больше не могу! – вместо приветствия услышал Чондэ от запыхавшегося парня, - срочно собирайся, нам надо ехать!

- Куда? Что происходит? Чанёль, погоди! – брюнет шарил руками в пространстве, пытаясь понять, где находится Пак, кругами носившийся вокруг подопечного.

- Ко мне. Хочешь проветриться до центра? У меня машина, доедем за полчаса, ну же, собирайся. А, прости, - осекся Чан, заметив недовольного парня, сложившего руки на груди. Очки Чондэ при нём не снимал никогда, так что о выражении его лица можно было судить только по поджатым губам. Но Паку, чтобы устыдиться, хватило и этого, - сейчас-сейчас, пойдем.

Он сжал его пальцы в своей руке, в который раз замечая, насколько ему нравится это делать. Дойдя до спальни Чондэ, оформленной в небесно-голубом цвете, Чанёль отпустил чужую руку, подходя к шкафу и распахивая дверцы. Оттуда на него глядели многочисленные костюмы в полиэтиленовых пакетах, полки с рубашками и вешалки с галстуками. Это постепенно стало одной из его обязанностей – помогать одеваться парню, который мог отличать рубашки только по материалу, а шнурки завязывать с четвертой попытки (потом шло недовольное пыхтение и еще более недовольное «я слышу, как ты смеешься, лучше бы помог»).

Оставив Чондэ посреди комнаты, Чанёль выбирал рубашку, мысленно готовясь к испытанию его выдержки. Ему приходилось стоять и смотреть, как брюнет переодевается, ловко застегивает зажившими руками маленькие пуговки и застегивает ширинку на узких джинсах. Просто стоять и смотреть, пытаясь убедить себя в том, что он никакой не вуайерист, а внизу живота тяжелеет потому, что он голодный. Да, вот сейчас он смотрит на впалый живот, блядскую дорожку темных волос, уходящую под кромку белья, на стройные, ровные ноги, и совсем не думает о том, как хорошо эти ноги смотрелись бы на его плечах. Он думает о тушеном рисе с курицей.

Странности в себе Чанёль начал замечать еще неделю назад, когда Чондэ, несмотря на затянувшиеся порезы, все еще просил его застегивать ему пуговицы на рубашке. Чанёль застегивал, малодушно радуясь тому, что парень не видит его лица, по оттенку схожего с томатным соком.

Чондэ и не видел. Зато прекрасно слышал все его вздохи, тяжелое дыхание и… наслаждался этим. Он вспоминал то время до аварии, когда ему было достаточно опущенных ресниц и случайных касаний, чтобы получить нужного человека «на ночь». Такие однодневные бабочки чаще всего оказывались мужского пола, поэтому Чондэ слегка потряхивало от вернувшихся ощущений. Чужое тепло, человек, который постоянно был рядом, когда то было необходимо, и… многомесячное воздержание дали о себе знать, превращая практически поставившего на себе крест полумертвеца в кокетливого молодого человека.

Мысли в кучу перемешивал и тот немаловажный факт, что до Чанёля о нём никогда так не заботились. Никогда не боялись за каждый его шаг, за каждую его царапину. Даже те, кто были приставлены к нему до блондина. Подкупающая доброта и нежность, которой Чанёль умудрился пропитать даже обои в его квартире буквально за пару недель, ставила брюнета в ступор. Он понимал, что нельзя, ему нельзя, иначе оно вернётся, подпитываемое любыми сильными эмоциями. Как тогда, с мандаринами.

Но не мог удерживать душу, рвущуюся сквозь терновые заросли к теплу, которого так долго была лишена.

Чанёль запутался в себе куда глубже. Он много лет ухаживал за разными людьми, но такой у него был впервые. Он нуждался в поддержке, нуждался в заботе. Последнюю неделю Пак автоматически добавлял к этому «нуждался в нежности». Случайно, конечно.

Быть рядом с Чондэ вошло в привычку, так же, как и вошли в привычку его редкие, но теплые улыбки, вечно перемотанные бинтами тонкие кисти и взлохмаченные волосы, которые после очередного «Ты опять хочешь сказать, что моя собака причёсаннее меня?» Чанёль попытался расчесать сам, получив деревянной щеткой по макушке. Потому что «стиль такой!».

Чондэ вошёл в привычку. Всего за месяц. Паку было страшно.

Чанёль вызывал улыбку у человека, пытавшегося покончить с собой на протяжении нескольких месяцев. Чондэ было интересно.

Уговорив себя, что он очень и очень голоден, Пак помог застегнуть эту чертову рубашку, намертво игнорируя (или делая вид, что игнорирует) все намеки от собственного тела.

«Докатился, на инвалида заводиться», - мысли у него были мрачнее тучи, - «он ведь меня взашей выгонит, сделай я чего-нибудь не то».

Чондэ нагнулся, поправляя брюки. У Чанёля перед глазами появилась обтянутая тонкой тканью брюк округлая задница, плавно переходившая в ровную линию бедра.

«Тушеный рис с курицей, - Пак зажмурился, - тушеный рис с курицей».
Когда он осмелился приоткрыть глаза, Чондэ стоял прямо, выжидающе скрестив руки на груди.

- Идём? – он привычным движением руки поправил тёмные очки, двигаясь туда, откуда тяжело дышал Чанёль. Громкий блондин был лучшим для него ориентиром в постоянной темноте – Чондэ мог поклясться, что может угадать, какое у него сейчас выражение лица. Когда вытянутая вперёд рука коснулась плеча Пака, Ким потянул его в коридор. Что-то последнее время Чанёль начал «подвисать».

Отмер блондин только в коридоре, стукнувшись макушкой о распахнутую дверь в ванную. Видимо, тогда же он и вспомнил, почему собирал брюнета как на пожар.

- Ты только ничему не удивляйся, - Чондэ насторожился, - и прихвати Чарльза. Мало ли, придётся остаться у меня, - Чондэ, пытающийся попасть ладонью в рукав пальто, завис.

- Что, простите?

- Ну, - Чанёль виновато почесал пострадавшую макушку, - сейчас выйдем на улицу, я тебе покажу. Это важно! – торопливо добавил Пак, видя, что брюнет собрался снимать куртку, - пожалуйста.

Умоляющие интонации заставили Кима сдаться. Физически ощущая виноватый взгляд, который Чанёль не спускал с него всё то время, что он одевался, Чондэ, подхватив наспех собранную Чаном сумку с зубной щёткой, расчёской для Чарльза и любимой подушкой брюнета, без которой «Я смогу уснуть только лежа на Чарльзе, но Чарльз будет мстить», вышел в коридор, захлопывая дверь родной квартирки и трижды поворачивая ключ в замке.

Он так давно не покидал свою бетонную клетку дольше, чем на пару часов.
Чанёль ждал собирающегося с мыслями парня у подъезда. Брюнет, едва открыв железную дверь, услышал обрывок разговора.

-…Чарльз, это Аечка. Аечка, это – Чарльз. Поздоровайтесь, пожалуйста, вы же цивилизованные создания.

Сделав несколько шагов вперед, Чондэ ощутил под ладонями холодные деревянные перила, по которым спустился с лестницы в четыре ступеньки.

- Так ты сегодня не один! Мог бы и представить мне свою спутницу, - надеясь, что нотка обиды не сдала его с потрохами, Чондэ, поправив ремень от спортивной сумки, выжидающе скрестил руки на груди.

- Мяу! – раздалось на уровне его подбородка. Затем парень ощутил, как нечто горячее и шершавое касается его многострадального носа.

- Аечка решила сама с тобой поздороваться! – Чанёль хрипловато смеялся, прижимая к себе того самого пятнистого «вахтёра», - Чондэ, поздоровайся с Аечкой.

- З-з-дравствуйте, - от неожиданности Ким на долю секунды позабыл корейский.

- Мы с Аечкой любим вежливых, - Чанёль произносил это абсолютно серьёзно, глядя кошке, которую держал на весу, прямо в черные глаза, - и вы нам нравитесь, мистер Ким.

- Мяу! – звонко отозвалась кошка, попытавшись лизнуть Чанёля в щеку.

Чондэ постепенно отмер, приходя в себя. Ох уж этот… Чанёль.

- Ты решил подобрать уличную кошку? – поинтересовался парень, вытирая все еще мокрый от «приветствия» нос.

- Я спросил, хочет ли она переехать ко мне, - важно отозвался Пак, сажая кошку на заднее сиденье, рядом с Чарльзом. Наказав лабрадору охранять новую мисс Пак, Чанёль развернулся к Чондэ, - и она согласилась. Все официально. А теперь два шага вперед, я посажу тебя в машину.

Придерживая трясущегося от страха неизвестности парня за плечи, Пак, внимательно смотря за тем, чтобы тот не ударился головой, помог Киму сесть на переднее сидение. Пристегнув его, Чанёль поскакал к водительскому месту.

Когда все устроились, Пак, солнечно улыбнувшись во весь рот, достал из бардачка новую пачку печенья, поворачивая ключ зажигания. Он обернулся к Чондэ, проводя сладостью у брюнета под носом:

- Печеньку?..

***

Новенький ошейник от блох, капли, лоток, три пакета корма и мясо, чтобы сухой корм не вызвал резкое отторжение – когда набитые пакеты из зоомагазина и продуктового разместились под любопытные взгляды кошки, которая вела себя на удивление спокойно, на заднем сидении, Чанёль развернул машину к своей высотке.

Вечерняя пробка встретила Чондэ приглушённой музыкой по радио, шуршащими на заднем сидении пакетами Аечкой и Чарльзом, еще одной пачкой печенья, которое неугомонный Чанёль впихивал ему одно за другим. И самим Чанёлем, в замкнутом пространстве распустившим свою болтливость на полную. Он слушал его бесконечные истории, споры с радиоведущими, обсуждавшими политику и цены на бензин, и постепенно начал засыпать, укачиваемый мерным шумом двигателя.

Когда Чанёль услышал сопение откуда-то сбоку, Чондэ уже спал, свистя носом. Немного полюбовавшись, Пак опустил спинку сидения, поправляя брюнету падающие на глаза темные прядки. Лабрадор на заднем сидении провожал взглядом каждое его движение. Подмигнув ему, Чанёль развернул руль вправо, сворачивая с основной линии движения и уходя в сторону его дома.

***

- Просыпайся.

- Мм…

- Чарльз, скажи ему.

Чарльз лизнул хозяина в щеку, заставляя того подскочить и удариться макушкой о склонившегося над ним Чанёля. Выругавшись и дав по неблагодарной мохнатой заднице лабрадора ладонью, Чондэ, опираясь на Чанёля и беспрестанно зевая, выполз из машины.

Воздух здесь был другим. Более… густым.

Чан, придерживая одной рукой спортивную сумку за лямку, а другой ведя затравленно вертящего головой по сторонам брюнета, держащего кошку за пазухой, подвел их дружную компанию бременских музыкантов к подъезду. Ключи нашлись во внутреннем кармане куртки. Пиликнул замок, впуская их внутрь.

На лифте добрались до нужного девятого этажа – Чондэ трясся не переставая, под нос проклиная всех неугомонных долбоящеров, с которыми его свела однажды судьба.

Не отпуская ладони брюнета, Пак открыл дверь в квартиру, впуская подозрительно принюхивающегося Чарльза следом за Аечкой, меланхолично отправившейся искать себе самый удобный для её кошачьих мыслей угол.

Чондэ замер статуей, не зная, куда себя деть. Сотни незнакомых запахов, звуков – всё это резко навалилось на привыкшего к постоянству своей пыльной квартиры парня.

Квартира Чанёля пахла… его одеколоном. Этот аромат, намертво поселившийся в легких брюнета, тут же ударил ему в нос, стоило Паку открыть дверь и завести его за руку через порог. Следом в воздухе сплетались осенняя свежесть из раскрытых окон и… цветы?

- У тебя есть цветы? – недоуменно поинтересовался Ким, будучи не в состоянии связать образ неуклюжего Чанёля с флористикой.

Чанёль рассмеялся.

- Все-то ты учуешь. Нет, обычный освежитель для воздуха, - Пак наклонился, развязывая замершему на пороге Чондэ шнурки, - пойдем, я покажу… - Чанёль осекся, поздно прикусывая язык, - то есть, куда ты хочешь зайти в первую очередь?..

Поджав губы, брюнет выдохнул, снимая пальто и отдавая его Чанёлю:

- Может, чаю?..

- Конечно! – Пак расцвел, уносясь на кухню в сопровождении Чарльза, дружески гонявшего по квартире не успевающую засыпать Аечку. Кошка злилась, шипела, но убегала, со вселенской скорбью во взгляде вопрошая Чанёля «За что?..»

Оставшись в одиночестве (впервые за этот вечер), Чондэ, по шороху запомнивший, куда Пак повесил его пальто, осторожно сделал шаг, вытянув вперед обе руки. Затем еще один, и ещё, пока ладони не уткнулись в теплую ткань. Пошарив по карманам, парень выудил телефон. Пальцы нажали две кнопки. Услышав гудок, Ким поднёс телефон к уху.

- Мённи, это я. Нет-нет, не переживай, все хорошо, приступов больше не было! Так, я слышу как ты там вздыхаешь, «мамочка», - брюнет хихикнул, отвлекаясь, - так вот. Я сегодня ночую не дома. Да не ори ты, погоди. Чунмён, возьми себя в руки! Я в порядке, просто так вышло. С Чанёлем. Да, с тем, который Пак Чанёль, из агентства. Ну Чунмён, я ведь рассказывал тебе. Он… хороший, - понизив голос, Чондэ почти прошептал, - я ему… доверяю. Да, я буду осторожен, - парень опять осекся, - Мённи… Ты ведь помнишь, что послезавтра у Исина годовщина?.. Да… Я… Постараюсь быть там. Надеюсь, Чанёль поможет, - Ким горько усмехнулся, - осталось только убедить его, что на кладбище я еду не попросить его помочь выбрать мне веночек, - улыбка стала совсем горькой, - нет, Мён, я больше не плачу. Пять месяцев почти прошло. Я все глаза выревел. В прямом смысле. Ну, не ругайся, Мён. До послезавтра.

Чондэ отключился, переводя дыхание.

Глаза щипали предательские слёзы. В груди кололо так, словно на сердце смыкались тяжёлые стальные тиски с шипами. Больно. Ему всё ещё больно просто вспоминать обо всём.

Сжав телефон, он полуобернулся в профиль, отвлекаясь на звук чужого дыхания.

- Как давно ты здесь стоишь?

- С того самого момента, как ты пообещал осторожничать со мной, - Чанёль слушал, прислонившись к дверному косяку, - и я отвезу тебя на… кладбище. Эй, ты в порядке? Что с тобой? Чондэ… Чондэ!..

Брюнет медленно оседал на пол, теряя равновесие. Дышать становилось с каждой секундой все труднее: легкие, будто наполнившись жидким азотом, застывали, отказываясь функционировать. Схватившись за горло, Ким попытался сделать вдох, но не смог. Не смог. Следом за легкими ледяной корочкой покрывались немеющие пальцы, пытавшиеся разодрать горло ради единственного вдоха. Сознание мутнело. Оно опять пытается вернуться. Оно знало, что одно лишь имя Исина может освободить ему путь.

- Чондэ!

Звонкий хлопок вернул его в реальность. Вдохнув, словно опущенная в воду рыба, Чондэ начал судорожно поглощать кислород, не обращая внимание на жжение, оставшееся после пощечины. Чанёль вернул его. Это самое главное.

- Спа… - вдох, - си, - еще один судорожный глубокий вдох, - бо, - закончил на выдохе Ким.

Чан не знал, что ответить. На его глазах сейчас чуть не погиб человек. Это чудо. Чудо, что он сейчас дышит. Это…

- …ёбаное чудо, - сквозь зубы закончил Чанёль, пытаясь унять трясущиеся руки. Он все еще держал Чондэ, не давая тому вновь осесть.

Его самого бы сейчас кто придержал.

В молчании прошло несколько бесконечно долгих, томительных минут тишины, которую, как обычно, разрезал Пак:

- Там это… - он улыбнулся, пытаясь унять зашедшееся в безумном ритме сердце. Они всё так же сидели на полу в коридоре его квартиры, - чай.

Он приобнял Чондэ за плечи, помогая тому встать.

- Чай, - парень истерично хихикнул, отходя от приступа, - чай. Чай.

- Да, чай, - Чанёль улыбнулся ещё шире.

- Чай.

- Чай.

- С бергамотом?

- Позавчера купил.

- И печеньем?

- Сегодняшнее.

Не выдержав, Чондэ рассмеялся в голос, не пытаясь скрыть визжащих ноток истерики, которая, хоть и дала ему встать, но отступать не спешила. Чанёль присоединился к нему спустя мгновение.

Они друг друга поняли. Лучше так, глупо и неправильно смеяться в лицо истерике, чем в тишине пытаться сковырнуть въевшуюся в извилины мысль, бьющуюся о черепную коробку:

«Я вдохнул».

«Он выжил».

***

Чай подействовал на Чондэ крайне положительно – он прекратил ни с того ни с сего истерично хихикать в кружку, и даже объявил о намерении послушать какой-нибудь фильм.

- Мелодраму, пожалуйста, - брюнет, которого усадили на диван, подобрал под себя ноги, откидываясь на мягкую спинку. Он устал.

- «Титаник»? – Чанёль, порывшись в коробках с дисками, решил, что нужно «слушать» то, что парень уже смотрел. А «Титаник» только ленивый не видел.

- Надеюсь, что усну до того, как он начнёт тонуть, иначе тебе придётся бежать за бумажными платочками, - Чондэ зябко поёжился, намекая, что плед не помешал бы.

Вздохнувший Чан отправился в спальню и, стянув с кровати покрывало, мстительно укутал Чондэ в барахтающийся рулетик. Возмущения парня прервал запустившийся фильм.

Следующий час прошёл под требовательное «опиши, как она/он/оно выглядит», периодическое сопение Чанёля, знающего фильм наизусть, и бормотание засыпающего Кима, в голове воспроизводившего оставшиеся в памяти обрывки некоторых сцен.

Когда экран погас, Чондэ спал, выпутавшись из одеяла и накрывшись им. Ноги он забросил на диван целиком, выпрямив, а голову устроил на плече Чанёля. В комнате было темно, но проснувшийся от тяжести на плече блондин сумел разглядеть в тусклом лунном свете, лившемся вместе со свежим воздухом из приоткрытого окна, съехавшие на нос темные очки Кима.

Его левый глаз пересекал огромный рваный шрам, заползающий на переносицу. Через бровь, веко – шрам тянулся так, что его можно было прикрыть очками. Но не весь.

Зато теперь понятно, почему парень боится снимать при нём свой «любимый» аксессуар.

Чондэ повернул голову к свету. Шрам блеснул в лунном свете, делая своего обладателя… ещё прекраснее?..

Сонный Чанёль не думал ни о чём. Он просто прикоснулся кончиками пальцев к переносице, проведя ласковую дорожку прикосновений от одного края затянувшейся раны до другого, впитывая чужое тепло.

Решив не вставать, Пак устроил голову Чондэ у себя на коленях, опустив парня за плечи. Еще раз взглянув на белёсую полосу, блондин надвинул очки потерявшего бдительность Кима обратно.

И так слишком много переживает.

Ещё раз оглядев эту композицию, Чан щёлкнул пультом, окончательно погружая комнату во тьму.

Засыпая, он видел перед глазами этот шрам на спящем Чондэ, умиротворённо сопевшем на его коленях.

«Если я когда-нибудь в него влюблюсь, я буду точно знать, когда это произошло», - мелькнула шальная мысль, окутываемая сонной дымкой.

Ночь вступила в свои права.