Гости, странности и впечатления - наблюдения Ким Чунмёна

***

Чунмён тяжело вздохнул, роняя голову на сложенные руки. От резкого движения несколько листов с лежащей рядом стопки бумаг с тихим шелестом слетели со стола и плавно опустились на грязный пол его кабинета.

Сжав зубы, Ким встал, отодвигая хлипкий стул и наклоняясь. Подцепив бумагу, он еще раз пробежался глазами по въевшимся, казалось бы, в память строчкам, слегка сминая грубыми пальцами края листка.

Рапорты с места преступления.

Этот – шестой. И все как один повторяют предыдущие, меняется лишь локация, в которой находят изуродованные неизвестным психопатом трупы.

Сев обратно, на самый край старенького стула, Чунмён поправил форменную рубашку и полицейский значок.

Этот значок тяжелой серебристой бляхой висел на его совести, не давая прилечь и поспать дольше трех часов вот уже несколько недель, скатавшихся в один бесконечный ком из фотографий с места преступления, бесплодных поисков свидетелей и улик и попыток сдвинуться с мертвой точки.

Бесполезно.

Тяжелый опущенный взгляд упал на бумагу в руках. Последнее дело их местного аналога Потрошителя – красочные фотографии трупа, заключения судмедэкспертов, осмотр и результат вскрытия от патологоанатомов, пару часов назад поступившие ему на почту.

Даже не читая, Ким знал, что там.

И это обгладывало его психику, обсасывало каждую крупицу его здравого смысла, которым он понимал, что закрыть это дело получится только чудом.

Это чувство беспомощности перед неизвестным помешанным сухим шершавым языком лизнуло его в холодную щеку, давая незримую пощечину несколькими строчками.

Все шесть трупов – молодые парни от 20-27 лет. Чуть ниже среднего роста, с темными волосами (целый букет различных оттенков шоколадного и каштанового). Как на подбор.

Глаза у них, кстати, тоже выдавлены удивительно аккуратно.

Целая вереница безглазых трупов на фотографиях украшала последний месяц кабинет одного из следователей местного отделения полиции Ким Чунмёна. С разных ракурсов, в разных цветовых гаммах, в разной степени приближения к окровавленным пустым глазницам с грязными ошметками глазного белка.

Это давило на психику. Чунмён боялся закрывать глаза – под тяжелыми от недосыпа веками к нему тянули обескровленные руки слепые трупы, шагающие к нему на звук его бешеного сердцебиения.

Сжав зубы до скрипа, Ким откинулся на спинку стула.

Он ночевал в этой полицейской коробке с нескончаемыми бумагами, но даже ни на йоту не придвинулся хотя бы к мотиву неизвестного психопата, методично вот уже месяц выдавливавшему молодым парням глаза в переулках.

Отчёты патологоанатомов позволяли сделать лишь один вывод – жертвы не сопротивлялись. Они добровольно под руку заходили с этим некто в переулок. Ни следов веревок, ни следов насилия – обширная гематома на затылке давала понять, что он вырубал их сзади, давя глаза пока те находились в бессознательном состоянии.

О свидетелях речи не заходило – его единственными свидетелями были уличные кошки, которым не спалось в промежуток между двумя и четырьмя часами ночи.

Выдохнув, Чунмён прикрыл глаза, растирая их кончиками пальцев.

Слепые…

Он невольно вспоминал про своего маленького Чена, хотя полгода назад зарекся называть его таким. Его практически родной брат, его лучший друг – абсолютно нормален. Просто может ходить только с чужой помощью на улицу и иногда пытается убить себя осколками от кофейного сервиза.

Поджав губы, Ким искривил их в подобии улыбки. Он так давно не проведывал Чондэ, что сердце невольно сжималось.

У Чунмёна остался только Чондэ.

У Чондэ остался лишь обрывочный образ Чунмёна.

И эта его новая сиделка, о которой Мён нарыл почти всю имеющуюся информацию еще в первые несколько часов после того, как Кёнсу позвонил ему и сообщил, кого назначил в нянечки «его родному психу».

«Кёнсу иногда хочется пристрелить из табельного», - Ким скосился на пистолет в потертой кобуре, лежавший на низком столике возле дивана.

Что у нас там? А, Чанёль.

27 лет, волонтер, основное место занятости – ветклиника. От всех, с кем ему приходилось работать, по словам До, он слышал только теплые слова о заботе.

«За ним ничего нет. Ни административных, ни штрафов – чист как листочек. Это-то и напрягает».

Он не знал, с кем проводит дни его последний родной человек, не знал, кому Чондэ доверился настолько, что попросил его не приезжать.

Не знал.

Это порядком бесило.

И это пора было исправить.

«Давно я не ходил в гости», - думал Чунмён, накидывая на плечи теплое бежевое пальто и убирая волосы назад. Пистолет приятной тяжестью оттянул пояс.

На всякий случай.

***

- Чанёль! Чанёль? Ты на кухне?

Недоуменно обернувшись в пустоту, Пак крикнул в ответ:

- Пока – да. Тебе что-то нужно?

- Сейчас приедет мой друг. Чунмённи, помнишь? Я тебе рассказывал.

Плохо расслышав последнюю фразу, Чанёль в несколько шагов оказался в гостиной. Чондэ сидел, поджав под себя ступни и откинувшись на мягкий бежевый диванчик. Вездесущие очки немного съехали, но парень не спешил их поправлять, подняв белые зрачки в потолок.

- Сейчас будут гости, Чанёль. Мой друг. Поставишь чайник? Кажется, вчера мы покупали несколько пирожных…

«Если одна задница не стрескала их втихушку», - повисло в воздухе немое продолжение фразы.

Не получив ответа на свой вопрос, Чондэ подозрительно повернул голову, чуть склоняя её. Чанель дышал очень громко и очень виновато, так что тут все сразу было понятно, но он спросил, для галочки:

- Все-все сожрал?

- Одну оставил…

- Чанёль… Ты такой… Чанёль.

Виновато опустив голову, Пак мелкими шажочками подобрался к дивану, плюхаясь рядом с Чондэ и кладя вздрогнувшему парню голову на плечо.

- Я сделаю твоему другу омлет…

- Не надо омлет! – Чондэ передернуло.

- Хорошо, я не сделаю твоему другу омлет, - Чанёль улыбнулся, щекой ощущая теплоту чужого плеча.

Когда он коснулся Чондэ впервые, тот был холодным, словно каменная плита.

- Надеюсь, бутерброды ты не уничтожишь…

Чондэ вздохнул, снимая надоевшие до зубовного скрежета очки и кладя свою голову на макушку Чанёля.

Тепло.

Вдохнув полной грудью, Чанёль прикрыл глаза.

Мир еще никогда не был настолько правильным, как сейчас.

- Не так уж и плох был мой омлет, - между делом пробурчал блондин в мягкое плечо.

- Мы после него не смогли отмыть сковороду, тарелки и мои зубы.

- Вот умеешь ты все преувеличить!

- Я умею отличать нормальный омлет от плохого омлета, не бубни.

В молчании прошла минута. Но это был не тот тип неловкого молчания, когда нечего сказать и хочется провалиться подальше отсюда.

Это был тот самый тип тишины, в которую хотелось завернуться и сжать большую чужую ладонь, неподвижно лежащую где-то рядом с его бедром.

Мысли отчаянно перекрутились в мокрый клубок, заставив Чондэ поежиться и выдохнуть.

Он шепнул в пустоту, у которой были белые, словно холодный пепел волосы Чанёля:

- Пожалуйста…

Заинтересованно приподняв голову, Чанёль, который хотел что-то спросить, был остановлен маленькой ладонью, легшей ему на щеку. Кончика его носа коснулся чужой, холодный нос, совсем как тогда, ночью.

Чуть подавшись вперед, Чондэ прильнул к нему всем телом.

Когда его губ коснулись чужие, мягкие губы, Чанёль замер.

Замер, неверяще моргая и глядя на брюнета напротив так, будто видел его впервые.

Чондэ отчаянно зажмурился, пусть даже и не мог увидеть его недоумевающего выражения лица.

Он не мог видеть, но мог ощущать это немое непонимание происходящего.

«Пожалуйста…»

Ладонь на щеке отчаянно дрогнула.

«Не отталкивай…»

Чанёль сидел неподвижной статуей.

Тихий выдох, граничащий с млеющим стоном где-то на уровне сердца, вырвался из Чондэ, опалив Чанёлю щеку.

«Я умру после этого».

Приоткрыв губы, Чондэ прижался к Чанёлю чуть сильнее, не встречая сопротивления.

Но и не получая ответа.

Сердце оглушающим набатом грохотало у него в ушах. Настолько сильно, что Чондэ не сразу понял, что чужой рот приоткрылся и по его сухим губам неуверенно скользнул горячий влажный язык.

Он замер, забывая, что такое воздух.

Если бы мир решил рухнуть, он бы, возможно, думал совсем не о нём.

Осторожное, расплавляющее внутренности до мешанины из костей, нежности и горячей крови прикосновение гулким эхом отозвалось у него в голове.

Он краем сознания ощутил, что тяжелые, сильные руки Чанёля легли ему на плечи, медленно съезжая вниз, на талию.

Только самым краем.

Потому что остальное всецело было отдано горячим, обжигающим губам, оставляющим хрупкие трещинки на его сердце.

Чанёлю казалось, что он держит в своих неуклюжих руках птичку. Маленькую, хрупкую птичку, которой можно свернуть тонкую шею одним неверным касанием.

Держать его на расстоянии. Своими же руками. Иначе он сделает ему больно.

В голове клокотало море из пламени и черной соли, выжигавшее внутренности одним касанием; каждое движение его обманчиво холодных губ отрезало от блондина те незримые нити, которыми он держал себя в этом мире.

Зачем он так молчаливо просит его?..

Им обоим будет больно.

Но это все осталось там, на периферии, когда ладонь Чондэ нетерпеливо опустилась на шею. Следом за нею там оказалась вторая – и вот уже брюнет пытается неловко углубить поцелуй, нависая над Паком и ерзая в попытках встать на диване на колени.

«Блять».

Подхватив Чондэ за тонкую талию, Чанёль приподнял несопротивляющегося парня, усаживая того себе на колени.

Ощутив свободу, Ким целиком обвил его шею руками, прогибаясь в спине и упираясь коленями в диван по бокам от бедер Чанёля, на которых он расположился. Ощутив на своей спине блуждающие руки блондина, Чондэ выдохнул в поцелуй на шумном полустоне, который глушился языком и губами.

Ему хотелось выстонать чужое имя в голос, в этот горячий рот.

Чанёля вело от его беспомощности и доверчивости, с которой Чондэ отчаянно обнимал его и ерзал на его паху, подводя паковское терпение к концу.

К краю.

Разорвав поцелуй, Чанёль носом провел дорожку от мягкой щеки до впадинки между ключицами, вдыхая его аромат. Черника, что-то сладкое…

Сладкий. До последнего кусочка.

Губы сомкнулись на коже под ключицей, вбирая ее.

Неосознанно помечая, «моё» - и еще дальше, еще глубже, до синюшного оттенка укуса вокруг свежего засоса.

Воздух обжег брюнету горло на выдохе, на стоне, который невольно вырвался у него в никуда, в его черную пустоту, в которой сейчас полыхало багровое марево.

Его крохотный мирок распадался на бесплотные осколки, полоскавшие Чондэ по коже грубыми поцелуями Чанёля.

В сознание резко ворвалась мелодия. Громкая, навязчивая, неприятная именно сейчас.

Дверной звонок разрывался уже несколько минут.

- Подождут… - Чондэ хотел коснуться его губами еще раз, но Чанёль словно отрезвел, каменея.

- Я… Я не должен был… О боже… - он отпрянул, вставая и вынуждая Чондэ слезть с него. На негнущихся ногах он понесся открывать дверь, запинаясь о каждый порожек.

В брюках было тесно. Хорошо, что толстовка достаточно свободная.

Дверной звонок разорвал тишину еще раз. Ухватившись за ручку, Чанёль, пригладив волосы, распахнул входную дверь.

- Чунмён? – он нервно улыбнулся, молясь, чтобы Чондэ догадался застегнуть рубашку до самой верхней пуговицы. И больше не выглядеть… таким.

- Он самый, - Мён широко улыбнулся, перешагивая порог своего второго дома и стягивая на ходу ботинки, - где Чен? Че-енни!

- Чунмённи, я в гостиной, - послышался топот, и из комнаты выглянул счастливый Чондэ, протянувший Киму руку, - устал… просто. Прилёг отдохнуть.

Пуговицы были застегнуты по горло.

Чанёль смущенно потупил взгляд. Неловко получилось.

- Нальешь чаю, младший? – у Чунмёна был мелодичный, высокий голос. Черные волосы спадали на высокий белый лоб, вынуждая постоянно их поправлять. Поправляя причёску (которой не было), он задевал очки в тонкой оправе, уютно устроившиеся на горбинке носа.

- Конечно, - Чондэ нежно улыбнулся, - Чанёль, поможешь?.. Ох, - он внезапно спохватился, я ведь забыл вас представить! Мён, это Пак Чанёль, он… помогает мне. Чанёль, это – Ким Чунмён, мой брат.

Черноволосый протянул руку для приветствия, скользя взглядом по растрепанной рубашке и волосам Чондэ, не надевшего при посторонних очки.

Или этот Чанёль – не такой уж и посторонний?..

***

Пока Чондэ, вызвавшийся самостоятельно поставить для гостей чайник, сновал по кухне, периодически спотыкаясь и заставляя обоих парней за столом замирать, Чунмён, внимательно прищурившись, наблюдал.

В этой квартире еще месяц назад не было так… светло.

Но главным изменением был Чондэ. Он был… живым. Дышащим, чтобы жить, а не потому что организму приспичило вдыхать.

Как будто вернулись времена до того случая.

Еще бы его лицо не пересекал этот огромный шрам…

Полуобернувшись, Ким краем глаза наблюдал за Чанёлем, не сводившим с Чондэ нежного взгляда. Уголки его губ были слегка приподняты – он сам, возможно, даже не подозревал, что улыбается.

«И когда только успел?..»

Поставив перед гостями кружки и расплескав половину на пол, Чондэ, неловко извинившись перед столом, ретировался в ванную комнату.

На кухне воцарилась тишина, в которой столкнулись взгляды Чанёля и Чунмёна.

- Ты даже не пытаешься этого скрыть, - Ким отхлебнул переслащенного напитка, улыбаясь, - то, как ты смотришь на него.

Чанёль густо покраснел, уставившись в кружку с дымящимся чаем.

- Не буду отрицать.

- У тебя и не получится.

Поперхнувшись, Пак уставился на Кима, судорожно обдумывая что-то. Слова дались ему нелегко, отяжеленные собственной неуверенностью и непониманием происходящего между ними двумя.

Но он решился.

- Я что-то чувствую к нему. Я хочу его защищать. Хочу… быть рядом.

Чунмён прикрыл глаза, улыбаясь.

«Он… Так же смотрел на Чондэ. И говорил почти то же самое».

- Хорошие слова. Только вот сможешь ли ты?.. Особенно после того, что я приехал рассказать. О, а вот и Чен вернулся. Садись скорее, я только тебя и жду.

Недоуменно приподняв бровь, Чондэ выжидающе развернул голову.

- У нас шесть трупов…

Чанёль поперхнулся еще раз, нелепо раскрыв рот и вопросительно уставившись на Кима.

- Господи, Чондэ, неужели ты ему не рассказал? Я работаю в полиции. И у нас действительно шесть трупов. С подарочками, - Мён нервно хихикнул, - у них выдавлены глаза. И они все как один похожи друг на друга. Серийник завелся, вот что я хотел сказать.

Отхлебнув еще глоток, Ким наблюдал за целой гаммой эмоции на лицах сидящих напротив.

- Ты сказал, выдавлены глаза?..

Один пропущенный удар…

- Значит, они слепые?.. – Чондэ ощутил истерику, приобнявшую его за дрожавшие худые плечи.

Сердце пропустило второй…

Он начал задыхаться. Вновь.

На плечи ему легли настоящие, большие теплые руки. В ухо толкнулся чужой низкий голос.

- Чондэ! Чондэ!.. Иди сюда, не надо!..

Чанёль судорожно разжимал белые костяшки сомкнутых вокруг своего же горла ладоней Кима, перекладывая дрожащие руки на колени.

- Чондэ… Это я, Чанёль, ты слышишь меня?

Парень кивнул. Из его глаз катились горячие прозрачные слезы, тяжелыми каплями ударяющиеся о сложенные на коленях ладони.

- Иди сюда, ну же. Вот он я, - Чанёль обнял Чена, подхватывая худое тело на руки, - днём ты меня не боялся.

Подкол попал в цель, и Чондэ, густо покраснев, обнял Пака руками за шею, прижимаясь к нему и закрывая мокрые от слез глаза.

- Молодец. Хочешь, отнесу тебя в спальню? – румянец не заставил себя ждать у обоих, - тебе надо отдохнуть.

Сделав несколько шагов в коридор, Чанёль полуобернулся, замечая задумчивое лицо Чунмёна.

***

- Его приступы никогда не проходили так… быстро.

- В прошлый раз он почти задохнулся. Мне пришлось ударить его.

- Я думаю, он не злится.

Они улыбнулись друг другу, пожимая руки на прощание.

В спальне сопел Чондэ, заботливо завернутый в два одеяла.

- Защити его. От самого себя, если понадобится.

Чанёль усмехнулся.

- Защити его от меня, если понадобится.

- Надеюсь, что нет.

Чунмён опустил глаза, ощущая вибрацию в кармане. Телефон. Новое сообщение.

«Седьмой гость на моем столе, по твоей части. Приезжай в отдел. Сехун».