 |
Из книги «Тайны древних цивилизаций» 9 глава
|
|
|
|
– Я тоже. Так нужно прекратить дурачиться. Иди. Она закрыла глаза.
Бен направился в сторону Колокольчикового луга – лужайки между аллеей и церковью, чтобы от-
туда свернуть к дубраве и дому. Габи легла на спину. Обернувшись, Бен увидел ее колени, торчащие над травой.
– Еще одно, – повторяла Габи. – еще одно...
Пролежав неопределенное время, она поднесла к лицу кинетофон.
– Isi*. Да, я. Я подумала, ты в Африке, а почему у тебя странные координаты? Где ты?.. А... Скажи, ты... когда теперь вернешься? Да. Мне нужно по- говорить с тобой. Я думаю, ты все прекрасно по- нимаешь. Наверное, даже намного лучше меня. Я хочу тебя попросить... Пожалуйста... Я очень про- шу тебя...
Голос ее сорвался.
–...ради всего святого... придумай...
Она вздохнула, глотая спазм, но у нее не получи- лось. Габи заплакала, свернув кинетофон в руке и гля- дя над собой.
– Пожалуйста... ну, пожалуйста... ну, очень тебя прошу... ну, пожалуйста... помоги...
– Я просто не знаю, где сейчас брать силы. Полу- чилось, я замахнулась на то, к чему не могу поднять- ся, и всех потянула за собой.
Беатриче просматривала первые страницы пар- титуры «Гамлета», написанные Тимом после просмо- тра сделанных ею эскизов.
 |
Джо наблюдал, как она перебирает листы и смотрит на них почти с недоумением, хотя всего
* Папочка, фин.
несколько недель назад с воодушевлением и влю- бленным восторгом говорила о работе, которая им предстоит.
– Не понимаю, Джо. Не понимаю, что и почему происходит и что мне теперь делать.
Она осунулась за последнее время. Синеватые по- лукружья под нижними веками теперь утяжеляли ее взгляд.
– Что мне делать?
– Что тебе сейчас мешает больше всего?
– Думаю, ты знаешь.
|
|
|
– Нет. Я хотел спросить – тебя беспокоит, что у Тарлтона не получается то, что тебе надо бы, или все эти события с Уиллом?
– Ах, и то и другое. Не будь этой тревоги, все было бы иначе. И я бы слышала его музыку по-другому. Да и он бы написал ее иначе. А получается, если «Гам- лет» – значит, опять готика. Опять контрасты, опять острые углы, опять гравюры, опять предчувствие ка- тастрофы.
– Скорее послевкусие.
– Да, желчь, горечь.
– Меланхолия.
– Вот! Вспомни, как это было у папы. Я слышу со- всем другое и не хочу верить, что это невозможно, что Тим исписался. Эта тревога съедает все. А у меня уже нет сил.
Она поморщилась, точно от вдруг образовавшей- ся горечи во рту.
– А с отцом ты говорила?
– Нет. Его нагружать этим просто стыдно. Еще я со своими жалобами. На собственную бездарность.
Джо, помоги мне! Подскажи, как мне быть. Как мне перестать бояться этого ужаса?
Джо подсел к ней на банкетку у рояля, рассчитан- ную на двоих.
– Знаешь, очень долго это было мне неизвестно, а потом, когда открылось, я также долго не понимал, что с этим делать, правда, это другой уровень, конеч- но. Тебе известно, как встретились мои родители?
– В театре, да.
– И не просто в театре. Оказывается, тогда мать Грейс... да-да, не удивляйся... сделала выбор и... у нее и Тима Тарлтона родилась Грейс, а не... словом, она предпочла Тима моему отцу.
Беатриче слушала молча.
– «На свете есть немало...»? – улыбнулся Джо. – Правда?
– Да уж. Я не знала.
– И я долго не знал. Я хочу сказать о том, что с этим связано. А связана история их «Гамлета». Мать Грейс тогда должна была играть Офелию в одном из составов. Отец – Гамлета. Они там… в общем… пере- живали разное. А потом оказалось, что что-то не по- лучилось, произошла замена, появилась Дженнифер Лоренс, мать Хайкко.
– Боже, мы все вышли из «Гамлета»...
– Из Шекспира, уж точно, похоже на то... Но я не об этом. Им тогда тоже было очень трудно. Отец го- ворил. Когда у него все рушилось, когда он вообще не знал, куда все идет – а спектакль был скандальный – он решил, «будь что будет, а делать надо, потому что», как он сказал, «это живет всегда». Понимаешь, это, как ветвь, которую или можно привить, и она при-
|
|
|
живется, или которая останется отдельно ото всего, и так засохнет.
– Как перестать бояться? Джо помолчал.
– То, что ты делаешь, будет всегда, остальное про- ходит.
– Anchora Spei?* Джо кивнул.
– «Когда в твоей груди уже давно все пусто, все сго- рело...» – Бенни притронулась к клавишам. – «Нет, никогда...» – допела она на мелодию одной арии. – Значит, привиться? – это было скорее размышление, чем вопрос. – А у него получится?
– У Тима?
– Да. Если нет, что я буду делать?
– Тебе нужно вернуться туда, где ты была – пом- нишь? – как уверена.
– Помню. Мне трудно не думать о них обо всех.
О родителях. Это гложет, высасывает силы.
– Да. Именно это с тобой и происходит.
Она некоторое время молчала. И вдруг ее отвлек- ло что-то еще.
– Мистерии. Нам всем нужны мистерии. Знаешь, стоит мне о них подумать, и эти беды как будто от- ступают. О «Гамлете» пока так не получается. А о ми- стериях – да.
Она улыбнулась.
–
 |
Знаешь, есть такой прием, проверять, что дает жизнь, что нет. Подумать о чем-нибудь, посмотреть на что-нибудь, как бы перебирая, листая, не очень задерживаясь взглядом. И вот, на что улыбнешься –
* Якорь надежды, лат.
счастливо, без иронии, не уничтожая смехом, а про- сто радуясь виденному или слышанному – это и есть то, что тебе нужно.
Она помолчала.
– И вот я думаю о мистериях. Вижу Грейс в вино- градных гроздьях, тебя с колосьями, слышу музыку, вижу всех остальных, и мне так хорошо.
Бенни потерла лоб, Джо видел, что она прячет слезы.
– Давай поставим их, – сказала она. – Давай поста- вим. Они нам очень нужны.
Он повернул ее к себе и «надел» ее руки себе на плечи.
– Мы обязательно поставим в следующем году ми- стерии. Что бы ни было. Поставим.
– Так как же быть с этой музыкой? Здесь все не то.
– Надо сказать ему об этом.
– Сразу?
– Конечно. Зачем терять время?
Бенни отстранилась немного и сняла с рояля ки- нетофон.
Он не ожидал, что она позвонит немедленно. Она кивнула.
– Тим? – она втянула воздух. – Да, это я... Я по по- воду фрагментов... Да...
|
|
|
– До тридцати лет ни одной травмы, ни одного хирургического вмешательства, ни одной жалобы в стоматологии, ни одного вирусного заболевания, ни одного воспаления. И полное отсутствие фан- тазии, если так мы называем ситуации или образы,
представляемые личностью, не соответствующие видимой реальности, но выражающие желания. Ди- миуплазмограмма, дающая видоизменения пневмы в соответствии с построением образа, включая соб- ственный образ личности, предъявляемый в целост- ности, в данном случае представляет множественные примеры явления одной и той же личности, Габриэ- лы Хупер. Как? такое? может? быть? Кого родил твой отец, скажи мне?
Грейс подошла к Хайкко. Он работал за письмен- ным столом над сводной таблицей очередного экс- перимента. Она села рядом на пол, прислонившись спиной к ящикам стола, разминая правую руку, катая в пальцах и подкидывая резиновый шарик. Хайкко откинулся на стуле.
– Ты хочешь передать ее нам на обследование?
– Или пригласить тебя в консилиум. Но еще я хочу, чтобы ты связался со своим отцом и вызвал его самого сюда поскорее.
– Ты хочешь его обследовать?
– Нет. Хотя это было бы полезно. В первую очередь тебе. Не понимаю, почему ты вообще еще сидишь на месте, а не бежишь впереди меня к собственной сестре и родственникам за исследо- ваниями. Поразительно. Твоя собственная карти- на мира, сдается мне, уже давно могла в связи со всем этим заинтересовать тебя чуть больше обыч- ного. Но я все же не про это. Помнишь, ведь эта история с твоим отцом. Она же была на самом деле. Это все не художественный вымысел семейства Эджерли?
– Не знаю. Возможно.
– Если это правда, попроси его помочь. У него должны сохраниться связи, опыт, какие-то наработ- ки, если все это не миф, не фальсификация. Значит, он сам прятал людей, решал вопросы их идентично- сти, что-то такое... Я говорю о Норме и Уилле. Им нужно куда-то деться.
– Куда?
– Не знаю. Я не знаю. И никто не знает. Позови его. Пусть приедет.
– А что даст его появление? Только вызовет подо- зрения.
|
|
|
– В какой капкан мы попали, – вздохнула Грейс.
– Больше всего, я скажу тебе честно, я волнуюсь за Бенни.
– Я понимаю.
– Это будет крах всего – ее карьеры, душевного равновесия. Ее голоса. Понимаешь, что она может потерять? А без голоса... я даже не хочу думать, что произойдет, если она его потеряет. Мне кажется, я сама потеряю точность рук, если она потеряет голос. Здесь все взаимосвязано, все... Если надо, я сама сделаю... Я не знаю... все, что потребуется. Пусть только скажет хоть что-то. Нельзя же так каж- дый день жить в этом кошмаре – грянет-не-грянет, заберут-не-заберут. Бенни говорит, Уилл сказал ей, что у Нормы уже все собрано на этот случай.
– А это она зря. Надо, чтобы она убрала все. Рас- паковала. Так она сама уже приготовила себе путь.
– Ты стал мистиком?
– Раньше, чем ты думаешь. Грейс кивнула слегка иронично.
– Наследственность.
– Именно так. Оба замолчали.
– Поговори с отцом, – сказала Грейс, глядя перед собой и кусая большой палец. – Пожалуйста. Пусть, если он еще может, возьмется за это дело. Пусть де- лает все, что сочтет нужным.
– Ты готова нарушить закон?
– Не нарушить. Исполнить единственно вер- ный.
– Какой?
– Убереги себя от ударов, удержи противника от их нанесений.
– Уилл, оставь, пусть эта сумка стоит на месте. Норма, одетая перед выходом в кинотеатр в темно- коричневый с атласным отливом комбинезон, оста- новилась в дверях спальни, застав Уилла распако- вывающим компактные свертки из ее «тревожного багажа».
– Норри, я…
– Оставь все, как есть…
– Знаешь, это не очень благоразумно – упорно не слышать, что тебе говорят, чтобы…
– Что?
– Сохранить твою безопасность.
– Я и безопасность? Давно ли это хотя бы как-то совпадает? Ты удивляешь меня, Уилл. И то, что вы сейчас планируете. Ничто не поможет. Если это их цель, они вытащат меня отовсюду.
– Но пока это единственное, что можно предпри- нять.
– Пойми же ты, никакой фиктивный диагноз я на себя не приму. И ни в какой госпиталь не поеду.
– Ты понимаешь, что у Грейс все налажено и го- тово? И должна понимать, кто и на что идет ради тебя. Нельзя же упорствовать до бесконечности, Норри!
– В том-то и дело, что беда во мне.
– Да не в тебе, а в твоем непонятном упрямстве.
Норма вздохнула и прислонилась спиной к косяку двери.
– Какой-то бред.
– Это шанс. Это просто шанс.
– Аневризма. Артистическая болезнь. Красиво. Она с укоризной посмотрела на него.
– Вы сейчас пытаетесь сделать что-то, о чем страшно можно пожалеть потом. Тысячу, миллион раз. Страшно.
– Да кто сейчас вообще может хотя бы что-то предсказать?
– Я могу. Я! И всегда это могла. И предсказала, что ты сумеешь мне помочь, когда это было так необхо- димо. Но не сейчас. Не так, как ты пытаешься это сделать. Если ты не остановишься сам, потом будешь вспоминать этот наш разговор и жалеть, что сейчас на месте не пристрелил нас обоих. Стоп! Стоп! Оста- новитесь. Уилл, это не так делается. Все не так. Не надо ничего делать специально. Должно что-то про- изойти.
|
|
|
Она подошла к постели, на краю которой он си- дел и, опустившись на нее, сжала его руку.
– Давай не будем ничего предпринимать. Я хочу сама сделать то, что от меня потребуется. И, если по-
требуется, сдаться по требованию СКАТа и по распо- ряжению миграционной комиссии.
Уилл прижался лбом к ее лбу.
– Сегодня я дам эту проекцию. Если сегодня, за ночь или завтра опять что-то произойдет, нас опять назовут провокаторами. И я отвечу. По всем услови- ям этого ненормального времени. Я сама отвечу.
Через двадцать минут они вышли на улицу. «Но- ябрь взмахом одарит такого неба, какого даже в мар- те не сыскать…», точно как писала Фрея, день пере- вернувшей календарь позднеосенней весны. Никак не хотелось, чтобы эту яркую резкость фиолетового, розового и серого сменяло освещение вечерних ог- ней. Что произошло почти незамедлительно.
До кинотеатра – многомерного комплекса компа- нии «Серебряный меридиан» им было ехать минут десять, даже меньше. У моста, где они остановились в ожидании зеленого света, как обычно, собирались туристы, и их разрозненная компания придавала какую-то насмешливо-равнодушную гримасу буднич- ному окружающему виду. Уиллу показалось, что они едут в больницу уже сейчас, как это планировалось, чтобы поместить Норму в отделении Грейс с диа- гнозом, требующим немедленного вмешательства и постоянного наблюдения. Ему, однако, не удалось подобрать слова, чтобы выразить свою реакцию на увиденное. Они миновали мост в авангарде других машин и достигли Саутуорка, где в нескольких квар- талах от театра находился и кинотеатр со всеми при- мыкающими к нему зданиями. Норма оглядывалась
в поисках ее знакомого знаменосца, приглашавше- го на сеансы, всегда встречавшего их на подъезде. Уилл сказал, что сегодня четверг и знаменосец не работает. Из подземной парковки они поднялись наверх в рабочую зону проекционного зала. Вокруг было много народу, и Уилл держал Норму за руку, пока они шли за кулисы. Среди голосов, криков и электромеханического треска, раздававшегося по сторонам, они прошли к площадке с проектором, на которой Норма оставалась во время сеанса. Она широко улыбалась сама себе, включая освещение площадки.
Люди, приходившие на ее сеансы, разительно отличались друг от друга. Одни жили в собственных модернизированных домах, другие в многоквартир- ных домах-башнях или муниципальных микрорайо- нах. Одни приходили полюбоваться ее удивительны- ми возможностями, открытием новой технологии, на их глазах воспроизводимыми образами и темами, символизируемыми ими, другие – поглазеть на «сво- их» в историях тех, кого она показывала. К этим дру- гим относились и пенсионеры, и дети доподростко- вого возраста. К первым – молодые бездетные пары любого пола, одиночки-ровесники Уилла, те, кто приходил откровенно или сокровенно любить ее.
Что она показывала в тот день? Безработную, слу- чайно получившую предложенную ей работу по уходу за японскими рыбами в бассейне при доме высшего среднего класса, а затем, как часто бывает в ситко- мах, ставшую моделью, демонстрирующей спортив-
ное снаряжение. Всегда после таких проекций, фана- ты текли рекой в закулисье и к рабочему выходу. Кто был там, рядом, когда Уилл двигался к ней по прохо- ду? Кто шел следом за ним, пока Норма принимала душ и переодевалась? Кто стоял в нескольких шагах от нее, когда она вышла, переодевшись? Кто делал вид, будто хочет сфотографироваться с ней и едва ли не поцеловать? Уилл миллион раз возвращался к тем минутам, видел этих людей, эти фигуры, толпу, чтобы найти подернутую пеленой фигуру на перифе- рии поля зрения, того, кто постоянно был там, сбоку и немного сзади, кто, исполненный странного жела- ния, считал минуты. Но время навсегда остановило взгляд Уилла на мелочных подробностях, все нахо- дившееся вокруг не обретало определенной формы, скользило и растворялось, не поддаваясь прицель- ной фокусировке, выскальзывая из-под копья обо- стренного внимания.
Пятнадцать минут спустя они подошли к рабо- чему выходу. Там было установлено несколько огра- дительных решеток, вполне поддающихся пере- мещению, скорее для формального обозначения защищенной зоны для выходящих к поклонникам ар- тистам. Уилл встал поблизости от небольшой очере- ди к ближайшему от входной двери ограждению, так как знал, что, завидя его, люди вокруг Нормы начи- нают двигаться и отступать быстрее, получив авто- граф. Перед ним было три человека, когда он достал сигарету, и никого сзади, когда он обернулся. Норма начала подкашливать, отвечая на вопросы, и про себя Уилл отметил это с бессознательным чувством
удовлетворения – это был верный признак того, что она устала. Когда небольшая борьба своеволий за внимание Нормы трех особенно возбужденных фа- натов закончилась, осталось всего двое, первый из которых уже готов был отойти. Уилл обошел Норму сзади, чтобы загасить и выбросить окурок в высокую пепельницу, стоявшую справа от дверей. Норма дер- жалась весело, показывая всем видом, что намерена и впредь продолжать в том же духе, бороться за зри- тельскую радость и свою свободу задиристо и сме- ясь. За спиной у нее никого не было. Теперь фанат, стоявший перед Уиллом, мужчина с искривленной спиной, протянул ей постер с ее фотографией. Уилл вытащил из кармана какую-то скомканную бумагу и тоже бросил в зазор металлической колонны. Когда он выпрямился, ему, возможно, показалось, что ря- дом с Нормой возникла фигура в темном пальто. Но это трудно было назвать осознанным впечатлением, это было лишь ничтожное подозрение, вызванное к жизни доведенной до отчаяния памятью. Пальто могло оказаться на самом деле платьем, или курткой, или его собственной выдумкой. Он был сосредото- чен на повседневных мелочах, намереваясь поско- рее покончить с ними. В тот момент он вообще вряд ли о чем-нибудь думал.
Мужчина с постером. Норма уже занималась с де- вушкой, которая подошла за ним, ее пальцы летали по экрану кинетофона, оставляя автограф. Взглянул на Норму в профиль и поймав ее короткий взгляд, Уилл подмигнул ей. Она повторила его мимику, на- рочно слегка неуклюже, наморщив нос и моргнув одновременно двумя глазами. Уилл сделал шаг назад,
обернулся, намечая их движение в глубь театра, вдво- ем, чтобы ехать домой. Он хотел было приоткрыть дверь, но подумал, что Норму еще задержали фанаты и оглянулся. Перед ним, кроме двух прохожих, иду- щих по другой стороне улицы, никого не было.
Норма исчезла.
В Лондоне есть фасады, разные фасады. Порой кажется, что этот город состоит только из них, а то, что за ними, не поддается обозрению по «Эрланген- ской программе»*. Дома. Среди них есть очень похо- жие на остальные. Ни дверных ручек, ни почтовых ящиков, окна закрашены. Подобья домов. Их нет. Их снесли много лет назад, чтобы провести допол- нительные коммуникации, разветвить жизненно важные системы, прочистить и разгрузить легкие и кровеносные сосуды города. Они, как отдушины в ло- комотивах. Остались – только фронтоны.
За некоторыми из них проходят внизу линии ме- тро, автострады, туннельные выходы железнодорож- ных путей, которые пронизывают город и потом, стремительно покидая его, разлетаются по стране.
Несколько таких линий, проложенных двадцать лет назад от Паддингтонского вокзала, пролегают,
 |
* Эрлангенская программа — выступление математика Феликса Клейна в Эрлангенском университете в октябре 1872 года, в котором он предложил общий алгебраический подход к различным геометрическим теориям и на- метил перспективный путь их развития. В оригинале доклад Клейна назы- вался «Сравнительное обозрение новейших геометрических исследований» (нем. Vergleichende Betrachtungen über neuere geometrische Forschungen), но в историю науки он вошел под кратким названием «Эрлангенская програм- ма». Влияние этой программы на дальнейшее развитие геометрии было исключительно велико. На новом уровне повторилось открытие Декарта: алгебраизация геометрии позволила получить глубокие результаты, для старых инструментов крайне затруднительные или вовсе недостижимые.
минуя декорации Глостер Террас и Порчестер Сквер, вдоль водохранилищ Стайнс и Куин Мэри, чтобы у Вирджиния Уотер взять курс через Тадли, Тидворт и Кингстон-Лэйн до Гластонбери. Между Олд-Уэлс- роуд и Мейден-Крофт-Лэйн, у возвышающегося над правым горизонтом холма Гластонбери-Тор, поезд, идущий до нового вокзала на пересечении Хай-стрит и Мэдлин-стрит, в трех километрах от него, делает минутную остановку для жителей деревни Уик и кем- пинга «У древних дубов».
Именно здесь, из-за близости этой, едва заметной в зарослях деревьев и изгибах холмов остановки к его дому на Хэмлин-стрит, Генри Блейк, исследова- тель семантики и онтологии артефактов, встречал своего нового ассистента. Он знал о некоторых сложностях, предшествовавших оформлению заяв- ки на участие в программе этого кандидата, поэтому считал его появление подарком свыше. В последний момент распределения финансирования коллеги- альных исследований на будущий, не далее как через месяц наступающий год, Фонд археологии и истори- ографии предложил группе Блейка в числе немногих других подать заявки на набор новых кандидатов. Та- ким образом, был решен вопрос, тяготивший Генри уже полгода, после того, как его помощник подписал прошение о досрочном завершении практики. Угово- рить молодого коллегу передумать Генри не удалось. Иными словами, больше чем на полгода он остался без человека, способного и готового делить с ним изо дня в день работу, состоящую из собственно ис- следовательской текстологической части и обработ- ки, оформления и сохранения полученных данных.
Человек, никогда не сталкивавшийся с методологией научной работы, вряд ли смог бы представить слож- ность взаимоотношения этих двух недействитель- ных одно без другого составляющих непрерывного процесса. Поэтому, получив портфолио специалиста по изучению доколумбийских цивилизаций Штеф- фи Савьезе, Генри, не задумываясь, подписал заявку на ее вступление в сомерсетскую коллегию.
Было пять часов утра, 5:12, на его часах, когда она появилась на платформе Уик. Он шагнул ей навстре- чу. Отсутствие багажа ничуть не удивило его.
– Мисс Савьезе?
– Мистер Блейк, я полагаю? Он усмехнулся, пожав ее руку.
– Добро пожаловать! Я очень рад вашему приезду. Она задержала ладонь в его руке.
– Спасибо!
От усталости после ночной бессонной поездки с двумя пересадками, от утреннего резкого и одновре- менно зыбкого искусственного света платформы, оттого, что позади остался долгий путь и теперь с их первых слов открывалась непредсказуемая стра- ница, она не без усилия пыталась отделаться от пер- вой же попытки сознания преувеличить и без того неудержимо возрастающее, точно вода, бурлящая в роднике, впечатление. Усилие оказалось тщетным.
Это был редкий тип красоты, к которой, восхитив- шись, нечего добавить. Она поражает, кружит голову, приходит в мечтах, наполняет сердце. Именно таким обликом — исполненным тончайшим резцом в мастер- ской Творца — рыцарственным, царственным — был наделен Генри Блейк. Кожа будто с легким усилием на-
тягивалась на его точеных скулах, прямой нос завер- шали похожие на наконечник стрелы чуткие ноздри, губы повторяли идеальный изгиб охотничьего лука, а темные брови придавали лицу мужество и строгость. Цвет его глаз был как сомерсетское небо в самый по- гожий день. Волосы всех оттенков зрелых колосьев, густые и мягкие, обрамляли лицо. Можно было бы усомниться в реальности существования такой красо- ты, в которой выверен каждый штрих и все так гар- монично. Однако, сколь бы редко это ни было, вдруг рождается человек, одаренный природой так щедро, что мифы и предания о красоте становятся былью.
Попробуй я оставить твой портрет, Изобразить стихами взор чудесный, — Потомок только скажет: «Лжет поэт, Придав лицу земному свет небесный!» *.
Это, возможно, не так поразило бы Штеффи, ока- жись сейчас перед ней ровесник. Она поняла, отчего гораздо сильнее, чем от утреннего озноба, вздрог- нула, когда вспомнила, что человеку, встречающему ее в этот час на гластонберийской платформе, было семьдесят лет. Он выглядел на сорок, не старше.
Уилл сотни, тысячи и сотни тысяч раз возвра- щался к той ночи.
 |
Он вышел из ниши дверей рабочего входа, по- лагая, что она зачем-то оказалась на улице. Затем он пробежал несколько шагов направо мимо зда-
* У. Шекспир, Сонет 17, пер. С. Маршака.
ния кинотеатра, обернулся несколько раз вокруг и пробежал еще метров десять в обратную сторону. Отступил назад. Посмотрел налево. Направо. Ни- где рядом не было ни намека на группу людей, ни голосов, отличающих такую компанию на пустын- ной улице, никого похожего на фанатов, только что стоявших у дверей, ни самой Нормы. Возможно, там был еще кто-то и еще тот, на кого нужно было обратить внимание, запомнить приметы и одежду, но в тот момент Уилл высматривал только Норму, и единственное, чего он ждал – увидеть ее в следую- щую секунду выходящей из своего случайного укры- тия и окликающей его.
Когда Уилл, разрываясь между желанием кричать еще громче, чем он звал ее, и необходимостью сохра- нять хотя бы подобие самообладания, бежал вокруг всего огромного здания, ежесекундно глядя на ки- нетофон, он уже знал, что жену не увидит. Норма не стала бы заниматься такой бессмыслицей, как просто гулять по территории кинотеатра. Она никогда так не разыгрывала и не провоцировала его. Он вернулся к дверям, уговаривая себя не поддаваться ложной тре- воге. Норма должна была быть где-то внутри. Он еще надеялся на это, хотя мысли о том, какая опасность ей грозит, нагнали его тут же, стоило только согласить- ся с мимолетным спокойствием. Входя в помещение театра, Уилл все еще ждал, что она вот-вот появится в пространствах закулисья. При стрессе довольно легко не заметить человека в первую минуту в затем- нении, когда смотришь, превозмогая обжигающую оторопь и тошнотворное удушье паники. Он набрал воздух в сжавшиеся легкие и закричал что было сил ее
имя. Не задерживаясь, обошел все площадки, прика- зывая охранникам и работникам студий найти ее или вспомнить что-то. Бегом он преодолел все проходы между залами, лоджии фудкортов, эскалаторы и от- ветвления коридоров, выкрикивая ее имя снова и сно- ва, и вновь направляясь к входным дверям. Осознав случившееся, люди, видевшие его, присоединялись к поиску в других частях комплекса. Его разраставший- ся до ужаса страх заполнял залитое теперь повсюду за- жженным светом пространство пеклом бесформенно- го кошмара, горького и жгучего, как ядовитый газ. Он видел встревоженные взгляды, отчего с еще большей яростью хотелось содрать удушающий покров проис- ходящего с реальности, в которой все было не так, и в которой Норма была жива и была рядом. Несколько человек заявили, будто видели ее, выходящей из две- рей кинотеатра и садящейся в такси. Кто-то вспомнил цвет ее плаща. Рядом с ним были люди, внезапно пре- вратившиеся из рабочих, администраторов и сотруд- ников компании просто в мужей, матерей, братьев, отцов и сестер. Некоторые стояли на тротуаре по ту сторону дверей, другие сгрудились вокруг Уилла, зада- вая вопросы или пытаясь его утешить, третьи двига- лись в разных направлениях, чтобы заглянуть в двери неосмотренных помещений.
«Всё-для-всех» стала вдруг каждому родной, и каж- дый вдруг сделался «всем-для-нее». Уилл видел лица, все время возникавшие перед ним, и старался смо- треть сквозь них или мимо. Они мешали, они засло- няли видимость, они не давали настоящему – тому, что застилал весь этот бред, прорваться наружу с той, другой, не искаженной исчезновением Нормы, сто-
роны. Они мешали разглядеть и увидеть ее. И крик- нуть ей «Я здесь!», подбежать и обнять ее. Прошло еще какое-то время, и он уже был не в силах слышать собственные мысли. В здании появились наряды по- лиции, мигающие машины остановились у каждого входа. Администраторы, секретари, управляющий комплексом, начальник службы безопасности и по- лицейские собрались вокруг него и сосредоточились на площадке, где работала Норма. Из кинотеатра и с прилегающей к нему территории постепенно уве- ли всех посетителей. Парковку освободили. Рабочие исследовали подсобные помещения. Уиллу казалось, будто он как-то сумел прорваться сквозь пелену своих чувств, чтобы четко и ясно пересказать детали слу- чившегося, но в какой-то момент понял, что говорит бессвязно, бестолково, вяло и путающимися слова- ми, из-за шума в голове и боли в груди не слыша себя. Полицейские спрятали кинепэды и рации. Когда он снова вышел на улицу, то испытал липкое ощущение дежа-вю, оказавшись среди людей, собравшихся пе- ред служебным выходом. Теперь его встречала тол- па, как два часа назад ее. Все заглядывали ему в лицо, ожидая хотя бы секундной реакции. Ответ на любой вопрос теперь был всего один, только один: Норма Трэмп пропала при загадочных обстоятельствах, фактически у него на глазах. Именно это ему теперь предстояло нести с собой повсюду. И он должен был сообщить об этом всем родным, всем друзьям. С этой минуты все, кому он говорил об этом, в ответ издава- ли повторяющийся через долю секунды оцепенения возглас – короткий вдох, похожий на вскрик. В сло- вах больше не было смысла.
|
|
|
