1.2. Поступок как форма реализации субъектности

В психологии, педагогике, литературоведении, этике, в обыденной жизни понятие поступок является одним из наиболее употребительных. Однако найдется мало исследований, за исключением разве что работ М. М. Бахтина [39], а также С. Л. Рубинштейна [342, 343], В. Н. Сагатовского [349] и некоторых современных исследований самосознания и жизненного пути личности [352, 407], где слово поступок использовалось бы не как «проходное» понятие, применяемое как объяснительное в контексте поведения, деятельности, характера, жизненного пути, а как базовое явление психологии человеческой жизни [30, 32, 61, 94, 109, 169, 171, 179, 186, 203, 212, 270, 291, 368, 382, 388, 411, 432, 449 и др. ].

Современная «психология с человеческим лицом» обратила свое пристальное внимание к феноменологии человеческой жизни и тем средствам, регуляторам, медиаторам, через которые обустраивается эта человеческая жизнь. Это феномены одиночества, выбора, самоактуализации, самоотношения и самооценки, самотождественности, которые опосредованы восхождением или невосхождением к ценностям смысла, совести, ответственности, свободы, истины, добра. В этом движении к пониманию, исследованию внутреннего мира человека гуманистическая, а иногда и гуманитарная психология [94, 95, 96, 106, 107, 118, 119, 353] (именно в этой парадигме, вернее, на стыке гуманитарной, нравственной и христианской, в определении Б. С. Братуся, выполнено данное исследование) часто совершает неоправданный «гамбит», отказываясь вовсе от анализа «делания», деятельности и, в конечном итоге, отношений человека и мира. Между тем в традициях русской духовной культуры совершенствование внутреннего мира (домостроительство) неотделимо от делания (соработничества с Богом) [257], «производства нравственных деяний» [385, с. 100], т. е. поступка.

1. 2. 1. Поступок как реализация потребности в целостности и подлинности

Вместе с тем встает вопрос, что, собственно, дает человеку основание переживать целостность, позитивное самоотношение, самотождественность, временную самоидентичность в изменяющемся мире. Как человек узнает о том, что он собой представляет, каков он подлинный. Рефлексия, переживание, самосознание, являясь непременными условиями и средствами самопознания и самопонимания, оставляют человека незавершенным, актуализируют принципиальную неполноту, нецелостность самоощущения, уводят в дурную бесконечность «зацикленности» на себе самом, воспроизводства себя неизменного и неспособного к самоизменению. Например, Ф. Е. Василюк понимает переживание «как особую деятельность, особую работу по перестройке психологического мира, направленную на установление смыслового соответствия между сознанием и бытием, общей целью которой является повышение осмысленности жизни» [107, с. 30], причем, эту функцию переживание выполняет в условиях невозможности реализовывать внутренние необходимости своей жизни. При таком, несомненно, справедливом подходе к пониманию переживания оно, если трактуется только таким образом, становится все же скорее средством психологической защиты человека, даже при условии введения в эту систему понятия «творческое переживание» [107, с. 147 – 150]. Выход за пределы самого себя, прерывание этой дурной бесконечности приспособления к себе самому именно тогда, когда невозможно реализовывать внутренние необходимости своей жизни, осуществляется в поступке как способе с одной стороны, реализации себя в мире, способе достижения момента завершенности, с другой стороны, как способе «нахождения мира» для себя (М. М. Бахтин, цит. по кн. И. В. Пешкова [308], делания себя «причастным» к «конкретному, единственному» миру, который «для моего участного поступающего сознания …как архитектоническое целое расположен вокруг меня как единственного центра исхождения моего поступка» [308, с. 133]. Такое понимание поступка отличается от интересного, но, на наш взгляд, противоречивого представления о поступке, представленного в работах В. В. Столина [407]. Во-первых, в работах В. В. Столина не разводятся понятия поступка и проступка, т. е. все деяния человека оказываются, в каком-то смысле, однопорядковыми, безотносительными к системе ценностей. «Поступок – это и есть перекресток, пересечение двух деятельностей», это действие, обладающее конфликтным смыслом [399, 108]. Это приводит к тому, что анализ поступка оказывается ограниченным психологическим пространством конкретных деятельностей, содержание поступка утрачивает свой социокультурный контекст. Мера поступка оказывается относительной, обусловленной переживаниями, психологическими защитами и прочими сугубо психологическими феноменами. Создается впечатление, что поступок совершается главным образом в самосознании, что его реальная бытийственная составляющая не имеет смысла. Не важно, что в действительности свершает поступок, важно лишь то, какие психологические феномены он порождает. В итоге, поступок не столько делает человека «причастным к конкретному единственному миру», сколько отчуждает человека от этого мира, сужает и поступок, и мир до коллизий, осуществляющихся в сфере самосознания.

Владимир Даль [140] дает такое толкование слова поступок: «Поступок – всякое дельное дело или действие человека; подвиг, деяние, дея, исполнение чего», т. е. здесь подчеркивается несколько моментов: это непременно действие; это действие, которое исполнено, завершено; это, наконец, дельное действие, т. е. имеющее позитивную ценность и смысл.

«Потребность внутренней целостности… как одного из существеннейших фактов духовного развития» (В. В. Зеньковский, [166, с. 129]) можно попытаться реализовать путем психологической адаптации, приспособления к миру или к себе самому, посредством наращивания психологических «защит» в форме жизненных сценариев, коммуникативных игр, поведенческих программ и т. д. Этот путь достижения целостности (ее суррогата) представлен чеховским «человеком в футляре» или «премудрым пескарем» М. Е. Салтыкова – Щедрина. Этот путь предлагается, в конечном счете, различного рода манипулятивными психотехнологиями, сторонники которых полагают, что успех, счастье обусловлены решением проблемы самодостаточности, самопрезентации, имиджа. Это путь «представительства», «самозванства» в жизни, «безответственного самоотдания бытию, одержания бытием» (М. М. Бахтин [308, с. 119]). Другой путь достижения целостности представлен героями Ф. М. Достоевского и, прежде всего, Родионом Раскольниковым, который жаждет завершить свою незавершенность в поступке, после которого наступит покой и целостность, и вечная возможность достойной жизни. Пожалуй, этот путь предлагался психологией и педагогикой воспитания всесторонней гармонически развитой личности. Здесь поступок (или цепь поступков) представляет собой окончательную и однозначную завершенность абстрактного человека в моральном идеале – человека, лишенного переживания события как события. Он выступает как безоговорочное обретение некоего качества личности, характера, которое теперь становится средством самоупоения, самолюбования и, как следствие, непричастности, нейтралитета, отчуждения себя от само-бытия.

Однако этот путь достижения завершенности преодолен самим же Родионом Раскольниковым посредством поступков, поскольку поступок всегда представляет собой не только достижение завершенности, но и преодоление ее, поскольку в «ответственном акте-поступке отвлечения от себя или самоотречения… я максимально активно и сполна реализую единственность своего места в бытии. Мир, где я со своего единственного места ответственно отрекаюсь от себя, не становится миром, где меня нет, индифферентным в своем смысле к моему бытию миром, самоотречение есть обымающее бытие-событие свершение» (М. М. Бахтин [308, с. 62]). В этом смысле можно сказать, что поступок есть точка, момент связи, соединения себя, своей индивидуальной жизни-судьбы, с жизнью Мира, момент свершения себя в Мире. Одновременно это момент достижения своей человеческой подлинности, которая и обозначает и отграничивает индивидуальность данного человека (в терминологии А. Б. Орлова – сущность человека [289]). Индивидуальность явлена в подлинности и причастности поступка. Жизненный путь человека, его судьба и представляет собой протяженность поступков, в которых одновременно происходят соединение человека с Миром, с абсолютным в нем, с образом человека вообще и обретение своей индивидуальности и личной призванности вследствие переживания участности в событии Мира. Иначе говоря, в поступке человек выступает как двойной субъект: субъект собственной жизни и субъект социокультурный, исторический. В поступке человек одновременно отчуждается от себя самого, выходит за пределы себя самого, становясь субъектом в Мире, и обретает себя самого, свою подлинность и индивидуальность как сущее.

1. 2. 2. Поступок как осуществление субъектности

Антиподами поступка являются не-поступок и антипоступок. Не-поступок представляет собой отрицание самостоятельного, субъектного действия, как в отношении себя, так и в отношении Мира, т. е. полное отрицание себя как субъекта. Это проявляется в подмене стремления к завершенности, индивидуальности стремлением к самодостаточности «Человека в Футляре». Об этом косвенно свидетельствуют исследования детско-родительских отношений в семьях сектантов [380], которыми обнаружено, что для семей сектантов, в отличие от людей, исповедующих мировые религии, характерна выраженность отношений доминирования-подчинения, сопровождающаяся высоким уровнем тревожности, исключением из рисунков тех или иных членов семьи (в том числе самих себя), т. е. эти данные могут быть интерпретированы как выраженность чувства зависимости от внешних обстоятельств, что и ведет к уплотнению вокруг себя различного рода психологических защит, «футляров», одним из которых и является секта.

Не-поступок является моментом, точкой отказа от себя в Мире, катастрофическим шагом к зависимости, к утрате свободы. Мотивом такого шага может быть страх перед миром и самим собой, страх перед принятием самостоятельных решений, перед ответственностью за себя, свою судьбу. А глубинным смыслом, в контексте которого совершается не-поступок, является отсутствие у человека надежды и веры в возможность самоосуществления; в более широком плане речь идет об отсутствии у человека веры в Добро, Правду, Истину, как некие абсолютные сущности. Если этого нет, то есть ли смысл в Совести, есть ли смысл в совершении усилий причастного действия, не «умнее» ли, не рациональнее ли защититься не-действием или, что одно и тоже, корпоративным действием, которое на первый взгляд является еще более надежной защитой, чем не-действие. «Наша обычная «жизнь»… больше похожа на сон… Изо дня в день, из года в год мы длим себя – воспроизводим одни и те же навыки, повторяем одни и те же привычки, воспринимаем мир сквозь призму концептуальных стереотипов, действуем словно марионетки… Но любой действительный шаг личностного становления связан с прерыванием этого автоматизма дления себя, разрыванием оков причинно-следст­венных цепей» [106, с. 96]. Человек, находящийся в состоянии не-поступка, вероятно, может быть отнесен к группоцентрическому уровню отношения к себе и другим, по терминологии Б. С. Братуся [95, 96], или описан в терминах низведения личности до состояния «агента», по С. Милгрему. Подобный уровень существования личности описан в различных антропологических социокультурных системах, т. е. замечен и отмечен различными типами культур как уровень «смуты» (древнекитайская культура) [264], «невежества» (индо-буддистская культура) [1, 336] и т. д. (Программа спецкурса, приложение 5).

Другая сторона не-поступка представлена утратой своей целостности через уход в абстракцию идеала, омертвение себя и другого в идоле долженствования. Особенно выпукло это отношение выступает в педагогике и науке о воспитании. Идол хорошего ребенка, идеального ребенка поглощает подлинность действительного ребенка, лишает его возможности совершать поступок, в котором и свершается его целостность, реализуется его «не-алиби бытие». В этом смысле ошибка участного действия не является не-поступком или антипоступком. Это всего лишь ошибка, на которую имеет право каждый, ищущий своей подлинности и завершенности. И наоборот, ритуальная правильность действий «представителя» идеального ребенка, родителя, учителя, политика и т. д. становится содержанием не-поступка.

В обоих этих случаях человек утрачивает свою субъектность, он превращается в вещь, часть, элемент некоего абстрактного целого.

Антипоступок также можно интерпретировать как попытку достижения целостности, однако эта попытка оборачивается для человека целостностью самоизоляции, поскольку антипоступок мотивирован сугубо эгоцентрическими побуждениями, т. е. он, по-видимому, характерен для человека несоциализированного или утратившего по каким-либо причинам причастность к некоторому «Мы». Речь идет здесь как раз о том, что М. М. Бахтин обозначал как «самозванство» в жизни, «одержание бытием». Если в поступке человек выступает как двойной субъект: субъект собственной жизни и субъект исторический (социокультурный, Мира), если в не-поступке человек утрачивает свою субъектность вообще, то в анти-поступке человек становится эгоцентрическим субъектом, противопоставляющим себя Миру, и потому ограниченным в своей субъектности. Мир в этом случае представлен субъекту как объект манипуляций в собственных интересах. В этом контексте спорными являются психотехнологии, призывающие клиента, обратившегося к психологу или психотерапевту со своими проблемами, «любить себя», «гордиться собой», поскольку этот совет равнозначен призыву любить себя во всем своем эгоцентризме, в потакании своим пристрастиям, своей «свободе от», в то время как подлинная субъектность есть реализация «свободы для» ответственного принятия решения участным сознанием и совершения ответственного поступка в своем «не-алиби бытии».

Еще одна категория, применяемая в контексте представлений о поступке, – проступок. В слове проступок подчеркивается нечаянность, непреднамеренность действия, при котором человек пере-ступает через Благо или преступает его. Проступок синонимичен слову оступиться. Совершить проступок, т. е. провиниться, погрешить в чем, сделать недолжное (В. Даль). «Проступок – вина, прегрешение, нарушение долга, правил, законов, запрещенное властью действие» – пишет В. Даль.   И в другом месте он говорит: «Проступок есть легкое нарушение закона, а преступление – более важное». Проступок ситуативен, это ошибка неопытности, апробирования своих возможностей; он может быть обусловлен неумением владеть собой, может быть следствием страсти и т. д. Не случайно слово проступок чаще относят к характеристике поведения детей и подростков. Соответственно, при совершении проступка человек может испытывать стыд, досаду в отношении самого себя, он может и оправдывать себя неопытностью или особенностями характера, но при этом он продолжает испытывать недовольство собой. Иначе говоря, в проступке человек не утрачивает субъектности и не превращает Мир в объект манипуляций.

Иная картина наблюдается при не-поступке или анти-поступке. Здесь происходит вполне сознательный выбор позиции, жизненной установки. Например, в трагедии Софокла «Антигона» Исмена – сестра Антигоны – в ответ на предложение Антигоны разделить с ней «труд и кару» (похоронить мертвого брата Полиника вопреки запрету царя Креонта) говорит: «Я не бесчещу заповедей божьих, но гражданам перечить не могу». И в другом месте: «Смириться надо: в женской мы родились доле. Сверх сил бороться – подвиг безрассудный». Решения здесь принимаются рассудком, по выгоде или на основе корпоративной морали, конформистски. Человек как бы заранее отказывается от возможности быть собой, от субъектности, отчуждает себя от действия и принятия решения. Антигона же, принимая решение похоронить брата, произносит: «Кто уличить в измене долгу нас посмеет… Меня и он (Креонт) не может прав моих лишить». В конфликте между Земным и Небесным, между Совестью и страхом перед нормой, правилом, последствиями Антигона выбирает поступок, Исмена – не-поступок. Выбор же Креонта – анти-поступок: «Кто круто горд, тот скоро упадет. И малая узда смиряет пылкого коня: не следует кичиться тем, кто сильному подвластен», – внушает он Антигоне; и затем обращается к старцам: «Раз провинилась – мой закон поправ; гордясь содеянным и надо мной глумясь вторично. Нет, не отдам ей власть мою на поруганье». Подлинным мотивом действий Креонта является вовсе не восстановление справедливости: («Нельзя злодеев с добрыми равнять»), но то, что «Она, одна из всех, осмелилась нарушить мой приказ». Здесь решение принимается на основе сугубо эгоцентрических побуждений, выбор Креонта откровенно циничен, и этот цинизм анти-поступка неизбежно прорывается сквозь флер якобы отстаивания справедливости. И только страх перед последствиями, перед гневом богов, вестником которого является пророк Тиресий, вынуждает Креонта одуматься… Но поздно. Попытки Тиресия и Гемона – сына Креонта – обратить Креонта к «Разуму», к «завету Правды» не могут прорваться сквозь «спесь» и «разнузданный произвол».

Действия же Гемона – это скорее проступок. Побуждения его благородны, однако гнев и отчаянье приводят к трагическим последствиям. «Его шаги торопит гнев, советник лютый», – провожает уходящего Гемона Корифей.

Конечно, в реальной жизни поступки людей не столь однозначны и определенны, однако трагедия Софокла обнажает суть отношений между людьми, смыслы и мотивы их выборов: участности в со-бытии или нейтралитета, или одержания бытием, самозванства в Мире.

Мишель Монтень, обсуждая непостоянство человеческих поступков говорит: «…не дело зрелого разума судить о нас поверхностно лишь по нашим доступным обозрению поступкам. Следует поискать внутри нас, проникнув до самых глубин, и установить, от каких толчков исходит движение…» [262, с. 5].

1. 2. 3. Поступок как момент онтологизации универсальных ценностей

Иногда поступок отождествляется с действием в структуре деятельности. Однако поступок не вписывается в известную структуру деятельности хотя бы потому, что трудно обозначить цели или задачи поступков. У поступка нет цели в общепризнанном значении этого слова. Поступок, скорее, реализует чистый мотив, он совершается в контексте смыслов. Он совершается в каком-то смысле сам для себя, в этом отношении он близок к творчеству, причем, речь идет о прокладывании своей судьбы, реализации своего призвания, возделывании, со-творении собственной жизни.

Можно согласиться с представлениями В. В. Столина о том, что поступок – это всегда выбор внутри определенной системы противоречащих друг другу мотивов. Можно также отчасти согласиться с тем, что в результате этого выбора и собственно поступка происходит порождение конфликтных смыслов. Однако остается непонятным, зачем человек осуществляет выбор, что побуждает его делать этот выбор вновь и вновь, тем более, что выбор этот неизбежно сопряжен с появлением конфликтных личностных смыслов, т. е. сопровождается разнообразными неприятными переживаниями?

В поступке происходит преодоление «вещественного начала мира» и свершается свобода, поскольку поступок принципиально не прагматичен и цели его лежат не в вещном мире, а мире духа, системы ценностей. Поступок совершается для того, чтобы утвердить в мире, обозначить в нем, в каком-то смысле отчуждая при этом от себя, некую ценность, некие смыслы, так же как в картине художника или открытии ученого реализуется, обозначается и отчуждается образ мира или научная концепция автора (происходит «энтелехия» смыслов и ценностей [24, 200]). Причем, в качестве материала для такого утверждения и обозначивания выступает жизнь самого субъекта поступка. Таким образом, в поступке мы имеем дело с авторским созиданием собственной жизни и судьбы. Человек становится автором своей жизни. («Так и мы, доколе были в детстве, были порабощены вещественным началам мира» – Галатам 4: 3. «Ныне же познавши Бога, или лучше, получивши познание от Бога, для чего возвращаетесь к немощным и бедным вещественным началам и хотите еще снова поработить себя им? » – Галатам 4: 9. «К свободе призваны вы, братия, только бы свобода (ваша) не была поводом к угождению плоти; но любовью служите друг другу» – Галатам 5: 13. «Я говорю: поступайте по духу…» – Галатам 5: 16. «Если же вы духом водитесь, то вы не под законом» – Галатам 5: 18. «Если мы живем духом, то по духу и поступать должны» – Галатам 5: 25). В поступке акт свободы свершается через авторское преломление вещного в духовном, через вобрание в себя духовным вещного. При этом поступок подчиняется не общепризнанным правилам, приличиям, нормам, но преодолевает их смыслами (смыслами приличий, норм, правил) и Совестью. Поступок может совершаться даже в ущерб собственной выгоде или вопреки общему мнению, поскольку поступок всегда, в конечном счете есть деяние, осуществляемое наедине с собой (с совестью) и само для себя, т. е. результатом, продуктом поступка является сам человек и его Мир, «домостроительство» (не только самосознание).

В то же время поступок всегда есть действие, а не только стремление или мысль, или переживание. Поступок может быть представлен в форме слова, произведения или собственно действия, однако в любом случае все формы поступка содержат в себе «иллокутивную» функцию, поскольку поступок явление «знаковое», он содержит в себе некоторую силу воздействия как на самого поступающего, так и на мир вокруг него. Поступок воспроизводит вновь и вновь базовые ценности человека и его мира, он заставляет их быть, восстанавливает онтологичность ценности.

В этом и состоит сила поступка как для самого человека, так и для мира, для сообщества людей: ценности становятся зримыми, очевидными, онтологичными. Причем эта сила обусловлена не только вещным или технологическим содержанием поступка, не только его вещественным результатом, но скорее его социокультурным контекстом, социокультурным смыслом. Например, поступок (или не-поступок, антипоступок) состоит не в том, что некто пишет (или не пишет) свою фамилию и ставит свою подпись под некоторым текстом: заявлением, докладной, доносом, т. е. не в том, что этот некто оставляет следы на бумаге в форме определенного рода графем, и не только в том, какие вещественные результаты достигаются в итоге, но в том, что некто осуществляет данное действие, имеющее определенный смысл и социокультурный контекст.

Причем, значение отдельного поступка может быть чрезвычайно велико как для всей последующей жизни и судьбы самого человека, так и для сообщества людей. Согласно исследованиям в области синергетики [201, 319] в определенные моменты, моменты неустойчивости системы (а поступок оказывается востребованным, прежде всего, в условиях неустойчивости системы, организации), «малые возмущения, флуктуации могут разрастаться в макроструктуры. …В особых состояниях неустойчивости социальной среды действия каждого отдельного человека могут влиять на макросоциальные процессы» [201, с. 4–5]. По-видимому, механизм этого влияния обусловлен, прежде всего, тем, что поступок вводит в систему, онтологизирует ценностные основания, смыслы, которые начинают выступать в качестве ориентиров развития, с которыми оно соизмеряется. С точки зрения синергетики, цели и идеалы могут иметь значение структур-аттракторов, которые, представляя собой возможные будущие состояния системы, среды, притягивают, организуют, изменяют наличное состояние. Малые события и действия могут оказывать, таким образом, решающее влияние на общее течение событий [201, 319] «Будущее «временит» настоящее» [367].

Таким образом, поступок – это и материал, из которого вырастают следующие поступки; и продукт, и деяние, и смысл (мотив), и действие, обладающее «знаковостью» и имеющее «иллокутивную» силу. В нем представлены, объединены мировоззрение (образ мира) и авторская позиция, и собственно делание, свершение. Это и дает возможность поступку быть тем, в чем актуализируется потребность в целостности, что осуществляет момент завершенности и переживается как подлинность своего бытия, что сопровождается порождением или актуализацией новых смыслов, т. е. быть событием.

1. 2. 4. Критерии поступка

Человек, способный к поступку, характеризуется, следовательно, стремлением к подлинности, ощущением собственной индивидуальности, опосредованных совестью и верой в онтологичность Истины, Правды, Красоты, Добра. Человека, совершающего поступки, отличает авторское отношение к собственной жизни, которое существует посредством диалога с Миром, диалога между позицией человека и состоянием, фактом (событием) мира. Это отношение реализуется в ответственном действии (со-бытии), в котором и происходит созидание своей индиви­дуальности и личной судьбы как проекции Мира, и в то же время в поступке Мир становится проекцией индивидуальности и личной судьбы. Такого человека отличает также потребность в целостности и полноте собственной жизни и себя как человека, которая реализуется посредством приближения, восхождения к образу человека, представленному в культуре. В христианской культуре таким посредником между человеком и Миром, носителем образа человека является Иисус, вернее, собственно сама его жизнь как протяженность поступков и переживаний Иисуса Христа как Богочеловека.

Однако, каким образом человек узнает о том, что он совершил именно поступок? По-видимому, это происходит через переживание подлинности события поступка; быть критерием подлинности (или не подлинности) – это одна из функций переживания. Переживание подлинности не отягощено страхом, завистью, местью, стыдом, т. е. при подлинности поступка человек переживает состояния чистой совести, бесстрашия и любви, что собственно и может быть расценено как полнота и целостность жизни.

Психологическая структура поступка такова, что он свершается на перекрестье желания (потребности), долженствования (правила, нормы) и духа (ценности), т. е. поступок трехмерен, он имеет психологическую, социальную и социокультурную детерминанты. Разрыв между желаемым и должным (между «хочу» и «целесообразностью») актуализирует гамму переживаний от страха перед последствиями и гнева до тщеславия и наслаждения выгодой. Разрыв между «хочу» и «ценностью» рождает спектр переживаний от мести, зависти, «нечистой совести» до вины и стыда. Разрыв между нормой и ценностью порождает гамму переживаний, связанных с чувством безысходности, безнадежности. Поступок в этом контексте – это такое действие, при котором обозначенные разрывы минимальны, и между «хотением» должным и ценностным существует в идеале согласие, или при котором эти отношения тяготеют к согласию, приближаются к нему. Соответственно, поступок переживается человеком как бесстрашие, надежда, вера, чистая совесть и любовь (жалость, сострадание к человеку, делу, вещи и т. д. ). Действие, в основании которого лежит страх (перед последствиями, перед другим человеком и т. д. ) или зависть, месть, безысходность, или сопровождающееся стыдом и «нечистой совестью», не является собственно поступком.

Вообще поступок возможен только в том случае, если событие стало пережитым, т. е. приобрело личный смысл, стало внутренне значимым для человека. Однако само наличие переживания не влечет за собой поступка (действия, активности), так же как не любое переживание может актуализировать поступок. Например, тщеславие, гнев, безысходность скорее провоцируют не-поступок или анти-поступок. Переживание же стыда, вины, нечистой совести может при определенных условиях востребовать поступок. Вообще, по-видимому, поступок может возникнуть в ситуации разрыва между «хотением» и ценностным или нормативным и ценностным, причем тогда, когда полюс ценностного доминирует над полюсами хотения и целесообразности. Так, несоответствие своих желаний и переживаний норме (житейской целесообразности) скорее порождает страх, а несоответствие нормы своим желаниям – гнев; несоответствие ценностей норме проявляет себя безысходностью и отчаяньем, а несоответствие нормы ценностям уже может переживаться как боль, сострадание к миру (человеку), который по каким-либо причинам оказался в пространстве бессмысленности; несоразмерность своих желаний ценностям может порождать переживания нечистой совести, а ценностей желаниям – стыда и вины. В этом контексте сомнительными являются рассуждения об исключительно негативном влиянии на развитие личности таких переживаний, как стыд и вина. Переживание может стать началом поступка-испытания, но может заставить человека создавать новые смыслы – защиты, т. е. актуализировать стратегии приспособления, либо избрать цинизм антипоступка. Поступок в этом отношении есть преодоление страха перед последствиями – «страхом Божьим», совестью; безысходности – надеждой, смирением; зависти, тщеславия, мести – любовью, состраданием. Поэтому поступок всегда есть усилие, сопряженное с испытанием, прежде всего, своей человеческой подлинности и одновременно шаг к ней. Можно сказать определеннее: готовность к поступку есть готовность к испытанию. Причем, это готовность к такому испытанию, в отношении которого вовсе не обязателен благоприятный для человека исход в житейском смысле. Поступок, с этой точки зрения, есть действие, противоположное житейскому здравому смыслу, рассудочному отношению к жизни. В русских народных сказках, например, поступки совершаются именн Иванушками-дурачками. Эта ситуация ярко обозначена также в тех русских народных сказках и былинах, где герой вполне осознанно выбирает путь, заведомо ведущий к испытанию и не соответствующий житейскому здравому смыслу: Илья Муромец выбирает «дорожку прямоезжую», где сидит Соловей–разбойник, а не «окольную», по которой хотя и дольше, но спокойнее доедешь; Иван-царевич из трех дорог выбирает ту, где «голову и жизнь потеряешь» и т. д. Иначе говоря, здесь происходит дискредитация житейского здравого смысла поступком, который совершается не ради выгоды и даже вопреки ей, и актуализируются новые смыслы и ценности, которые вводят человека (ребенка, если речь идет о воспитании) в мир культуры и духа. В этом состоит, в частности, одно из важнейших образовательных значений русской народной сказки. В этом смысле истоки «загадочности русской души», можно думать, лежат в русской народной сказке, на которой, собственно, и воспитывается ребенок с самого раннего детства. «Загадочность» ее явлена европейскому человеку в непредсказуемости поступков «русских» с точки зрения житейской логики благоразумия и индульгенций. Это преодоление бессмыслицы благоразумия смыслом Истины и Правды (подлинности) лежит в основании поступка и является одновременно архетипическим основанием русской культуры.

1. 2. 5. Исследования поступка

Крайне трудно осуществить психологическое исследование поступка, способности к поступку, развития этой способности и т. д., поскольку поступок по определению актуализируется самой жизнью, происходит тогда, когда он ею востребован. Поступок может быть «подсмотрен» и описан в самой жизни. И лишь косвенным образом можно его исследовать на основе опросников, анализа продуктов деятельности, автобиографического метода.

В настоящей главе мы хотели бы остановиться на анализе двух исследований, в которых рассматривается, во-первых, возникновение и протекание поступков у дошкольников, и, во-вторых, осуществлено пилотажное исследование востребованности поступка в юношеском возрасте в современной социокультурной ситуации.

В первом исследовании мы исходим из предположения, что впервые у ребенка способность к поступку обнаруживается в старшем дошкольном возрасте [75, 76, 166, 373], причем в определенных социокультурных обстоятельствах, в условиях организации детской жизни в соответствии с требованиями детской субкультуры. Наши исследования [75, 76, 89 и др. ], а также материалы педагогов-практиков [209], работающих по программе «Жар-Птица» (приложение 5) показали, что такие условия появляются при организации развития детей дошкольного возраста в формах игры средствами сказки. Соответствующий эксперимент в сфере дошкольного образования осуществляется нами в сотрудничестве с педагогическими коллективами ДОУ № 435, ДОУ № 2 и № 21 г. Бердска, прогимназии № 2 и МОУ начальная школа-детский сад «Зимородок» г. Новосибирска уже около 20 лет; его результаты описаны в ряде публикаций [63, 64, 71, 72, 73, 83, 87 и др. ], в том числе в учебных пособиях [76, 77]. Занятия с дошкольниками проходят в форме игры-драматизации сказки, в сюжет которой вписано необходимое образовательное содержание. Нами созданы и апробированы программы и технология работы по развитию элементарных математических представлений, развитию речи, сенсорному воспитанию, социокультурному развитию. Разработаны также примерные сценарии занятий для всех возрастных категорий. Таким образом, в наших дошкольных учреждениях практически все образование по содержанию и форме деятельности, средствам освоения мира, формам общения выстроено в контексте детской субкультуры. Результатом такой организации образования дошкольников является для большинства из них более быстрое и основанное на понимании освоение знаний, умений, навыков; более продуктивное интеллектуальное развитие; развитие игровой деятельности; становление таких качеств личности как автономность, открытость в общении, благополучное эмоциональное развитие (эти данные более подробно будут описаны в последующих главах). Однако наиболее значимыми, в контексте данной главы, для нас являются результаты, свидетельствующие о том, что при организации образования в формах детской субкультуры к концу дошкольного детства появляется способность к поступку как к такому действию, в котором ребенок пока еще спонтанно, непосредственно, но уже актуализирует свою субъектность, становится автором (пока еще в условиях игры-драматизации) своего поступка, реализуя в нем, с одной стороны, потребность в своей подлинности и одновременно исполняя свой первый нравственный выбор, делая нравственное содержание сказки явлением своей жизни.

 Приведем один из наиболее ярких примеров, полученных на основе наблюдений за поведением детей в ситуации драматизации сказки. Занятие проводится в подготовительной группе. Основная цель занятия – развитие математических представлений (счет прямой и обратный, ориентировка в пространстве на основе плана, сложение, вычитание, ориентировка во времени по часам и т. д. ). Сюжет игры основан на том, что дети («акванавты») совершают путешествие на дно океана в поисках древнего корабля, который затонул по неизвестным причинам. Необходимо, преодолевая различные препятствия (движение по морскому лабиринту по плану, зарядка мыслительной энергией – счет сложных примеров – двигателя подводного корабля и т. д. ), попасть на корабль и выяснить причины его гибели. По ходу игры «акванавты» находят пиратскую книгу «Злых дел», где описаны все их дурные дела, в том числе захват этого корабля. Затем дети возвращаются на подводный корабль, чтобы всплыть на поверхность. Однако сюжет предварительно выстроенной воспитателем игры был нарушен двумя мальчиками, которые с возгласом «Мы забыли спрятать книгу «Злых дел» бросились к «древнему кораблю», несмотря на то, что воспитатель, не сразу сориентировавшись в ситуации, пыталась вернуть их на «уже всплывающий» подводный корабль. Мальчики нашли книгу пиратов, тщательно завернули в бумагу, завязали и спрятали за батарею, рассуждая друг с другом о том, что если книгу не спрятать, то «кто-нибудь найдет ее и научится по этой книге делать злые дела, и появится много злых людей». В этом эпизоде действия детей самостоятельны и самоценны. Они носят явно не прагматический характер, наоборот, дети нарушают ход и правила игры, за что могут быть осуждены сверстниками и воспитателем. Мальчики принимают решение, касающееся «спасения» не себя лично, не даже самых близких людей, но вообще всех, они пытаются избавить мир от зла. Причем их действия носят очень цельный, вдохновенный характер: дети были полностью захвачены деятельностью, не нуждались во внешней оценке, не обращали внимания на окружающее. После

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: