Клинический пример.. Случай миссис С.1

Клинический пример.

Контр-трансферное сопротивление, происходящее из нарциссического контрпереноса объективного типа, описывается ниже на клиническом материале, взятом из двух случаев. В первом быстрое распознование и разрешение такого сопротивления способствовало продвижению терапии пограничного пациента. Второй случай иллюстрирует, как сопротивление нарциссического контрпереноса привело к временным регрессиям у шизофренического пациента.

Случай миссис С. 1

Интересная и привлекательная женщина под сорок, миссис С. высказывала страхи, что она распадается на части, и паранойяльные идеи, когда пришла ко мне на лечение. В ее личности присутствовал сильный элемент депрессии; несколько раз она думала о самоубийстве.

Жена юриста и мать двух девочек подростков, она была редактором детских книг в хорошо известном издательстве. Своего мужа она описывала как чересчур властного, склонного к насилию человека, который вынуждал ее повиноваться своим сексуальным требованиям. Ссоры по поводу воспитания их дочерей и по финансовым вопросам были еще одной причиной конфликта. Она чувствовала, что ее брак ее уничтожает.

Она была единственным ребенком, и в качестве основного события своего детства приводила описание постоянной битвы со своей доминирующей матерью. В исходном интервью она едва упомянула отца, человека, занимавшего в доме подчиненное положение на вторых ролях. Периоды уходов в себя, чередующиеся с периодами, когда она чувствовала себя здоровой и способной к действию, отмечали ее годы в колледже. Она выразила отчаянную нужду понять свои текущие трудности и конфликт своих чувств по поводу оформления развода с мужем. По ее ощущениям, если принять решение по поводу того, как разрешить эти проблемы, это даст ей возможность чего-то добиться для себя. Она говорила: “Моя основная забота сейчас — это как мне выжить”.

На протяжении первых двух лет терапии миссис С общалась со мной в первую очередь как с такой частью ее психики, которая “оказывает влияние”. При обсуждении этого периода вырабатывающегося нарциссического переноса позже она сказала: “Границы моего эго постоянно колебались. Иногда вы были частью моего эго, иногда вне его”. Часто она говорила, что она знает совершенно точно, что у меня на уме. Хотя она обычно ошибалась на эту тему на ранней стадии наших отношений, позже бывали моменты, когда она очень точно описывала мои чувства и мысли на тот момент.

В течение нескольких месяцев миссис С была полностью погружена в то, что она думала и говорила. Она не прерывала свои размышления, чтобы задавать вопросы или добиваться комментариев. По мере того как она продолжала говорить, не проявляя никакого интереса к моему присутствию, я начинал погружаться в себя, задремывать и осознавал, что мои мысли ушли в сторону. Я с неудовольствием принимал состояние скуки, которое часто на меня накатывало.

Для того, чтобы облегчить ее страдания и снять опасность деструктивного отыгрывания, я задавал ей четыре или пять вопросов о фактах в каждой сессии по вопросам, интересным для нас обоих. Она переживала эти короткие случаи вербального кормления как попытки оказывать на нее влияние. Поскольку все, что бы я ни сказал, интерпретировалось враждебным образом, я испытывал давление, заставляющее меня сохранять молчание. Временами я чувствовал себя полностью выключенным.

Ее инсинуации, что я пытаюсь оказать на нее влияние, чтобы она осталась со своим мужем, были мне неприятны, поскольку я вполне уважал ее желание принять собственное решение. Туманные намеки, что я своими ходами приведу ее к примирению, вызывали сильное желание начать доказывать ей, как она не права.

Вы как моя доэдипальная мама; вы либо пичкаете меня едой, которая мне не нужна, либо морите меня голодом. Эта доминирующая тема нарциссического переноса сообщалась различными способами. Например: Вы пытаетесь мною манипулировать и контролировать меня. Вы не говорите мне то, что я хочу услышать. Вы не разговариваете, потому что я вам не нравлюсь. У вас враждебные желания по поводу меня. Вы обращаетесь со мной, как со своей пленницей.

Молчаливый анализ ее защитных реакций на мои редкие интервенции заставил меня осознать, что она индуцирует у меня желание оказать на нее давление, чтобы она приняла мои идеи. Узнавание и понимание этого нарциссического контр-трансферного сопротивления проходило значительно легче благодаря материалу сновидений, которые она приносила.

В самом начале наших отношений она рассказывала о сновидениях, в которых на нее набрасываются и затем душат или насилуют. На протяжении многих лет она видела сны о таких и прочих пугающих ситуациях. Особую важность она приписывала этим сновидениям из-за того, что они возвращались часто. Она среагировала на мой интерес к этим сновидениям тем, что начала чаще рассказывать сны.

Изменения в ее сознательных установках и клинических симптомах шли параллельно изменениям в характере ее сновидений. Например ослабление ее страхов, что в этих взаимоотношениях ее одолеют, смыкалось со сновидениями, в которых ей удалось себя защитить. В конечном итоге, когда она стала переживать меня как сотрудничающий с ней объект, ей стали сниться не угрожающие встречи. Таким образом сновидения миссис С служили барометром ее прогресса в терапевтических отношениях и в ее жизни.

Ранние сновидения, указывающие на бессознательное желание, чтобы кто-то доминировал над ней, показали ясно, что действовать в соответствии со своими порывами оказать давление на миссис С было бы антитерапевтично. Склонность это сделать была разрешена тем, что я позволил ей руководить мною.

Такой подход был применен и в тот момент, когда она обвиняла меня в том, что я пытаюсь на нее влиять, чтобы она сделала то, что я считаю для нее лучшим. Я ответил “Я в эту игру не играю. Я не буду навязывать вам свою волю никаким образом. Я буду говорить с вами, только когда вы хотите, чтобы я говорил, и сообщать вам только то, что хотите знать” (кормление по требованию).

Эта парадигма, которая быстро разрешила контр-трансферное сопротивление, вызвала также одну из самых крупных битв в анализе. Когда я реагировал на ее приглашение говорить, она жаловалась, что я пытаюсь влиять на нее; когда она не приглашала меня, она жаловалась, что мое молчание заставляет ее чувствовать себя несчастной.

Эти два паттерна нарциссического трансферного сопротивления были разрешены тем, что ей было продемонстрировано, что она может добиться, чтобы я говорил, когда и как ей будет угодно. Выйдя из обоих паттернов она начала соотноситься со мной как с отдельным человеком. Позже идея контролировать меня стала ей так же неприятна, как идея чтобы контролировали ее. Она начала жаждать отношений взаимного сотрудничества. Она не будет пытаться контролировать меня, а я не буду пытаться контролировать ее. В таком партнерстве она хотела, чтобы я сотрудничал с ней спонтанно - заговаривал, когда мне захочется и говорил, то, что мне захочется.

В самом начале терапии я часто был сильно занят тем, чтобы идентифицировать и прояснить индуцированные чувства, и решения, как реагировать на них, обычно требовали длительного продумывания. В противоположность ускользающему характеру нарциссического контрпереноса, мои аффективные реакции на миссис С после того, как нарциссический перенос преобразовался в объектный перенос, возникали как непосредственная данность. Я начал значительно лучше осознавать эмоциональный взаимообмен и реагировал на него быстрее.