Стих сто шестьдесят четвертый

«Седмерицею днем хвалих Тя о судьбах правды Твоея».

Зубы, как пособники слова, навели на мысль о прославлении Бога, дивного в судьбах правды Его, так как между предметами слова нет выше слова о Боге, и между сими словами нет выше славословия. Его-то и выставляет пророк, давая разуметь, что, кто его достиг, тот достиг крайних пределов употребления слова и, прибавим, упот­ребления ума. Когда начинает исторгаться из сердца богохваление, то это значит, что ум начал вступать истинно в область боговедения, которое, отвлекая его внимание от всего другого, как несравненно низшего, приковывает взор его к единому Богу и разверзает пред очами его блеск славы Его, дивного в бытии Своем, в свойствах Своих и в действиях — в творении, промышлении, искуплении и устроении спасения каждого спасаемого. Созерцая это, он переходит от изум­ления к изумлению и, при каждом предмете со­зерцания, ничего не может изречь кроме славо­словия: слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!

Но и между предметами созерцания Бога есть степени. По свидетельству Исаака Сирианина, созерцание того, «как» Бог явил и являет Себя в тварях, есть первая степень; а созерцание Бога, «как» Он есть Сам в Себе,— вторая, высшая. Про­рок останавливается на первой, ибо судьбы прав­ды, ради коих он хвалит Бога, означают правед­ные суды, присуждения и определения Божий, как чему быть, и как что было уже и бывает на деле. Воспоминая это, пророк не может удержать языка своего от восхваления Бога, дивного в судьбах Своих и седмижды, или многократно в день хвалит Его. Святой Афанасий Великий пи­шет: «Как изучивший законы творения и промышления Божия, исповедуется он о судьбах правды Божией, о тех судьбах, по которым Бог создал разнообразные твари и промышляет о каждой из них. Словом «седмерицею»дает разу­меть, что не престает он хвалить, говоря как бы так: «всегда памятую судьбы Твои». Неудержи­мо стремится душа его к богохвалению. Желая удовлетворить этой жажде, он становится на славословие и, утолив ее несколько, останавлива­ется. Но лишь только остановится, как опять та же жажда начинает возбуждать его и поднимать на ноги, — и так целый день. «Пророк, говорит блаженный Феодорит, выражает этим пламенную любовь свою, так как не доходил до пресыщения в божественном песнопении».

Отчего скучают иные? — Оттого, что не напа­ли на предмет, который занимал бы их всесторон­не и насыщал вполне. Такой предмет один — Бог и судьбы правды Его. Отдайте Ему свой труд, время и внимание,— и вам некогда будет ску­чать; напротив, будете, как в раю, ибо с сладостию богомыслия и славословия ничто не может срав­ниться. Испытав это, святые отцы все время по­свящали на то; на том же основании и Святая Церковь заповедала многократно в день соби­раться на молитву. Древняя «седмерица»в настоя­щее время сокращена в «троицу»,совмещающую, однако же, все седмь чинов богослужебного сла­вословия: литургия — не в счет. Как Пасха меж­ду праздниками есть праздников праздник, так и литургия между службами есть служба служб.

Стих сто шестьдесят пятый

«Мир мног любящим закон Твой, и несть им соблазна».

Пророк начинает показывать, чем и как пита­ет душу верное исполнение закона Божия. На первом месте ставит он мир, и мир не малый, а обильный,— «мир мног». В условие же для сего по­ставляет не просто исполнение закона, а исполне­ние любящее: «мир мног любящим закон».Без этой любви закон — тяготящее иго, а с любовию он есть питающая манна. Отсюда мир, то есть все­сторонне удовлетворенное состояние.

Когда мы возлюбили закон, значит, он в сер­дце у нас. Если же он в сердце, то там уже нет страстей, ибо каждая заповедь закона, быв воз­люблена, изгоняет противоположную ей страсть, а все изгоняют все страсти. Таким образом, в сердце, возлюбившем закон, нет уже места стра­стям. Если же нет в сердце страстей, то нечему более возмущать и покой его. Оно почивает в покое, или во многом мире.

Но этот мир и покой — не вялое состояние бездействия, а блаженное состояние мирно живу­щей жизни. Мир — плод бесстрастия; бесстрас­тие же восстановляет человека в естественный его чин и в первоначальное соотношение его со всем сущим. Но первоначально было определено, чтобы, сочетаваясь со всем сущим, человек от всего воспринимал притоки живительных сил, стихий, влияний. Все это и возвращает ему закон, который возлюбил он. И от Бога, и от мира ан­гельского, и от мира человеческого, и от природы идут к нему непрерывно благотворные влияния и воздействия и питают все его естество — и тело, и душу, и дух; питая же, удовлетворяют всесторонне, а удовлетворяя, водворяют мир, ко­торый, по причине такого удовлетворения благо­творными влияниями, есть сладостный и много­питательный мир. Чем глубже мир, тем, значит, больше прибыло питательности.

Таковым «несть» и «соблазна».И у нас говорят: произвесть скандал, то есть наделать шуму. Таким образом, пророк, го­воря, что для любящих закон нет соблазна, дает разуметь этим, что закон, возлюбленный ими, переполняет их таким глубоким миром, что ничто не может нарушить внутреннего их покоя. Хоть бы весь мир на них обрушился,— они не смутят­ся, ибо обладают тем, что больше всего мира и чего лишить их не может никакая сила, даже большая мира. Блаженный Феодорит пишет: «Воспламеняемые Божественною любовию и хра­нением заповедей приобретающие мир с Богом, хотя вооружились бы на них все люди, живут в веселии. Свидетель этому божественный Павел, который взывает: «во всем скорбяще, но не стужающе си; нечаеми, но не отчаяваеми; гонами, но не оставля­емы; низлагаемы, но не погибающей» (2 Кор. 4, 8-9). И Господь, посы­лая апостолов по всей вселенной, «яко овцы посреде волков» (Мф. 10, 16), сказал им: «мир Мой даю вам, мир Мой оставляю вам»(Ин. 14, 27).