 |
Нельсон, равнина Кентербери 2 глава
|
|
|
|
Киттен, которая задержалась на пороге паба, надеясь подслушать разговор, закусила губу. Присцилла советовала ей как можно дольше скрывать от мистера Баркера тот факт, что с недавних пор у нее начались ежемесячные кровотечения. И она пыталась тайком стирать тряпки, которые давала ей Нони, чтобы удержать кровь. Киттен была отнюдь не отсталой, а очень даже смышленой девочкой, и уже давно привыкла избегать мистера Баркера. Но месяц назад ее выдала Сюзанна. Она нашла тряпку и принялась громко причитать. Кричала что‑то о «проклятии Евы» и «злой женской доле». Киттен особенно не прислушивалась к ее словам, однако Баркер, судя по всему, обратил на них внимание. Поэтому он готов был осуществить свои угрозы и сделать Киттен одной из своих публичных женщин.
– После следующего крупного улова и начнет, Прис! – продолжал рассуждать Баркер. – Если в сети Хемплмена попадется что‑то стоящее и у парней зазвенят деньги в карманах. Конечно, для начала придется мне ее объездить…
Киттен замерла. О чем это он? Он хочет ее… Жирный Баркер станет первым мужчиной, с которым она…
– Ты? – протянула Присцилла, и в тоне ее появилось нечто новое: ревность!
Киттен вздохнула. Она знала, что Присцилла питает некие чувства к Баркеру, хотя при всем желании не могла понять, что ее вечная заступница нашла в толстом и громогласном владельце публичного дома. Наверное, Присцилла надеется: однажды он захочет, чтобы она принадлежала только ему, и перестанет продавать ее китобоям. Присцилла как‑то призналась Киттен, что ненавидит запах ворвани и крови, которым те пропитались. Тогда ей и правда было лучше с Баркером, от которого несло лишь пивом и прогорклым жиром.
|
|
|
– Из ума выжил, что ли? – Тон Присциллы снова изменился. Киттен хорошо ее знала: так она говорила тогда, когда хотела, чтобы люди плясали под ее дудку. – Ты же деньги потеряешь!
Баркер мерзко расхохотался.
– Сладкая моя, она от этого не сломается, – заявил он. – Я на ней еще много заработаю! Вот укрощу ее…
Присцилла фыркнула:
– Ах, она и так послушна! Девочка прекрасно знает, что ничего другого ей не остается. И, возможно, ей этого даже хочется…
Возмущенная Киттен снова закусила губу. Не думает же Присцилла на самом деле, что ей «этого хочется»! Наоборот, Киттен не желала становиться шлюхой! Она достаточно часто повторяла Присцилле, что намерена жить иначе, чем ее мать! Присцилла и Нони тоже не казались ей образцами для подражания. Да, они сами себя обеспечивали, им хватало на хлеб и выпивку, причем пили они в меру, лишь после работы позволяли себе пропустить не больше одного или двух стаканчиков виски. В любом случае они имели постоянный доход, порой неплохо проводили время и, кажется, даже веселились. У Нони был приятель, который пообещал, что женится на ней, когда заработает немного денег китобойным промыслом. А у Присциллы был Баркер…
– Так зачем трудиться? – поинтересовалась стареющая проститутка. – Или ты ее хочешь? – Этот вопрос она задала с подвохом.
Баркер хрипло рассмеялся, голос его стал слащавым.
– Вот уж нет! Разве тощий цыпленок может меня возбудить? Ты же знаешь, я люблю высоких и сильных женщин…
Киттен попыталась пропустить мимо ушей звуки, недвусмысленно свидетельствовавшие о том, что Присцилла и Баркер принялись ласкать друг друга.
– Тогда руки прочь от малышки! – пригрозила в конце концов Присцилла. – И помни о заработке! Кое‑кому из ребят наверняка захочется быть первым у Киттен.
Девочка услышала хриплый смех Баркера.
– А ведь ты права… – согласился он. – Как думаешь, Прис, сколько я смогу за нее взять? Двойную цену? Тройную от обычной? – Теперь в его голосе звенела жадность. – Или нет, я придумал! Мы устроим аукцион! Кто предложит больше, тот ее и получит. Вот это будет номер, говорю я тебе, как в больших клубах в Англии! Мы все как следует организуем, выставим ее напоказ, причем парни весь вечер будут только смотреть, пока разохотятся, а потом… Ей понадобится красивое платье.
|
|
|
Киттен отвернулась. Дальше слушать она не желала. Уже сейчас ей становилось дурно, и не только от вони, исходившей от лежавшей на пляже туши кита.
Аукцион! И Присцилла не возражала, наоборот, она и натолкнула Баркера на эту идею… Киттен почувствовала, что ее предали. А потом вспомнила, что Присцилла никогда не сомневалась в том, что предначертано Киттен. Пока она была ребенком, Присцилла пыталась защитить ее, да и теперь она наверняка дала бы ей еще пару месяцев или даже лет. Но все же Присцилла была уверена: одинокая женщина в этой новой, почти необитаемой стране не сможет честно заработать себе на жизнь. Иной судьбы, кроме как стать проституткой, у Киттен не было.
– Ты должна выжать из этого максимум! – подбадривала ее Присцилла, когда Киттен вновь и вновь говорила ей о том, что не хочет идти путем матери. – Да это и не навечно. Ты ведь красавица, и наверняка вскоре найдется парень, который захочет жениться на тебе. Только держись подальше от выпивки и постарайся не влюбиться в первого, кто покажется тебе милым. Выбери кого‑нибудь посерьезнее, человека, который будет копить деньги, чтобы однажды завести свое дело… На равнинах за Порт‑Викторией осваивают земли. Если тебе немного повезет, станешь фермершей.
Похоже, фермерство казалось Присцилле весьма достойным занятием, но Киттен не имела о нем ни малейшего представления. Она никогда не видела крестьянского двора: ее мир ограничивался окрестностями китобойной станции, и она не знала бы другого дома, кроме паба, если бы не Линда Хемплмен.
Подумав о ней, Киттен сразу почувствовала себя лучше. Возможно, все же есть выход из ее ужасного положения. Джордж Хемплмен был основателем и владельцем китобойной станции. Он наверняка поможет ей, если его попросит об этом жена. Киттен достаточно будет рассказать этой даме о том, что ей угрожает. Девочка вздохнула. Конечно, ей не хотелось огорчать Линду Хемплмен подобными историями, но ничего другого она не могла придумать. Лучше всего сделать это немедленно, поскольку ей все равно пора убираться из паба. Скоро появятся первые мужчины…
|
|
|
Оставив пляж позади, Киттен нырнула в полутьму негустого леса. Здесь, рядом с берегом, росли ропалостилисы и искореженные ветром южные буки, растения, похожие на олеандр, и другие деревья и кустарники, названий которых Киттен не знала. Лес ей нравился. Здесь воздух был более свежим, земля – еще влажной после дождя, и аромат леса не позволял запаху разлагающейся туши проникнуть сюда с побережья. Киттен немного успокоилась, ей даже подумалось, что деревья могут стать ее друзьями…
Но она тут же отчитала себя за нелепые мысли и двинулась по тропе к дому Хемплменов. Тропа довольно круто поднималась в гору. Джордж Хемплмен построил свой дом над лесом, который опоясывал бухту и пляж узкой лентой, а затем взбирался на туссок[5] – поросшую травой возвышенность. Посреди равнины стоял дом, из которого открывался чудесный вид на лес и побережье, и при этом до его обитателей не доносился неизбежный шум китового промысла и столь же неизбежная вонь разложения. Хемплмен следил за тем, чтобы пойманных китов потрошили там, где их не могли увидеть из дома. Паб и примыкающие к нему хижины также не портили пейзаж для Линды Хемплмен, когда той хватало сил выйти на террасу.
Однако, к сожалению, в последнее время это случалось все реже. Миссис Хемплмен постоянно болела – у нее было слабое сердце. Она страдала от частых приступов, которые надолго приковывали ее к постели. Мистер Хемплмен постоянно говорил о том, что его супругу нельзя волновать – ни при каких обстоятельствах не следовало беспокоить ее проблемами, связанными с китобойной станцией. Поначалу ему не нравились и частые визиты Киттен, но миссис Хемплмен не уставала заверять его в том, что девочка ее только радует.
Джордж и Линда Хемплмен поселились на полуострове Бэнкс в заливе Пераки два года назад, незадолго до того, как сюда приехал Баркер со своими проститутками. Тогда миссис Хемплмен чувствовала себя намного лучше. Конечно, она слышала о женщинах на берегу, приходила посмотреть на них – возможно, надеялась на их общество. Но Присцилла, Нони и тем более Сюзанна не могли составить компанию Линде Хемплмен. Невозможно было даже представить, что проститутки в своих заштопанных и зачастую грязных платьях рассядутся на ее аккуратных диванах и креслах… Как могло их грубое просторечье нарушить тишину, царящую в ее доме, заглушить те нежные приветливые слова, с которыми она обычно обращалась к Киттен?..
|
|
|
Вспомнив, как впервые услышала приятный тихий голос Линды Хемплмен, говорившей на тогда еще незнакомом для нее языке, Киттен улыбнулась. Они с одинокой женщиной из особняка сразу понравились друг другу и вскоре отлично поладили. А началось все с того, что Киттен недоверчиво взглянула на лакомство, которое миссис Хемплмен подарила ей, впервые встретив на пляже. Прежде никто не давал ей сладостей. Слово Plätzchen, «печенье», было первым, которое она выучила по‑немецки.
– А когда его берут, то говорят danke [6]! – сказала миссис Хемплмен после того, как Киттен засунула лакомство в рот обеими руками.
Киттен внимательно посмотрела на нее и повторила незнакомое слово. В доме Линды Хемплмен все разговаривали друг с другом вежливо. Киттен многому пришлось научиться, однако она впитывала знания, хорошие манеры и, главное, новый язык очень быстро. Вскоре милая женщина стала пускать ее к себе днем и вечером, когда открывался паб и шлюхи принимали гуляк, и девочка выучила немецкий язык очень быстро. А поскольку Сюзанна обычно засыпала пьяной в объятиях последнего клиента и для Киттен не находилось места в хижине, девочка чаще всего ночевала на конюшне при доме.
Джордж Хемплмен об этом и не подозревал: Киттен прокрадывалась из дома в конюшни, когда слышала, что он возвращается домой, и утром поднималась, чтобы уйти в паб, задолго до того, как он покидал жену. Линда Хемплмен, напротив, знала обо всем. Она каждое утро оставляла возле конюшни молоко, хлеб и мед для девочки – в те дни, когда чувствовала себя лучше. Но это было много недель тому назад… Теперь уже Киттен подавала завтрак в постель своей подруге, годившейся ей в матери.
А сегодня в ее сердце закралось дурное предчувствие, когда она открыла входную дверь и увидела, что комнаты и кухня пустуют. Бросалось в глаза, что хозяйки в доме нет, несмотря на то что мистер Хемплмен всячески старался поддерживать в доме чистоту и не беспокоить жену. Все казалось запущенным. Посуду после завтрака не помыли, подушки на диване были сложены кое‑как, и, конечно же, никто не занимался уборкой.
|
|
|
Киттен позвала фрау Хемпельманн по имени, чтобы сообщить о своем визите, и направилась к спальне, которую Джордж Хемплмен не так давно обустроил для своей жены на первом этаже. Вообще‑то комнаты супругов располагались на втором этаже, куда вела лестница, но сейчас Линда Хемплмен была слишком слаба, чтобы подниматься по ступенькам. Киттен бродила по дому, поправляя предметы и переставляя мебель, и тут ей в голову пришла одна мысль. Если теперь она официально считается взрослой, то миссис Хемплмен может взять ее в служанки! Она будет жить здесь, ухаживать за своей госпожой и заботиться об уюте семейства Хемплмен. Или нет, лучше все‑таки жить не здесь…
Киттен часто мечтала о том, чтобы спать в настоящей постели, в настоящей комнате, но тем не менее она оставалась настороже. Миссис Хемплмен была больна, а ведь ее муж – тоже мужчина! Киттен часто слышала, как Баркер ворчал, мол, для шефа его шлюхи недостаточно хороши. Китобои утверждали, что он посещает бордель в Порт‑Виктории.
– Котенок? – Миссис Хемплмен открыла глаза, когда Киттен вошла в ее комнату.
Та была небольшой и ранее предназначалась для занятий рукоделием. Киттен порой заставала хозяйку здесь: Линда вышивала, сидя у большого окна, откуда открывался вид на бухту.
– Очень рада тебя видеть! Ах, какие красивые цветы! Огненные…
Киттен улыбнулась худой и бледной женщине, лежащей в постели. Она знала, что та обрадуется букету ярко‑красных цветов рата [7], которых она нарвала для нее перед домом. Эти цветы в изобилии произрастали в округе, и сами по себе, отдельными кустами, и как паразиты в кронах риму [8]или других деревьев. Однако миссис Хемплмен любила эти цветы и придумала для них свое название.
– Нужно только поставить их в вазу, – деловито произнесла Киттен и стала менять увядшие желтые цветы ковайи [9], которые принесла вчера, на роскошные красные.
Девочка изо всех сил притворялась, что все в порядке, хотя то, как выглядела миссис Хемплмен, привело ее в ужас. Казалось, она слабела и старела день ото дня! Линде Хемплмен было не более тридцати лет, но даже потрепанная жизнью пропойца Сюзанна выглядела моложе. Некогда блестящие светло‑русые волосы потускнели и заметно поседели. Лицо стало бледным и костлявым, глаза глубоко запали, под ними лежали темные тени.
– Вы чувствуете себя хорошо, фрау Хемпельманн? – спросила Киттен, всячески стараясь, чтобы ее вопрос прозвучал искренне, хотя то, что ее взрослая подруга чувствует себя скверно, прямо‑таки бросалось в глаза. – Сделать вам чаю? Принести что‑нибудь?
Линда Хемплмен попыталась приподняться. Киттен поставила вазу на ночной столик и помогла ей. Казалось, это придало ей немного сил, женщина провела руками по волосам, которые не подбирала на ночь.
– Не расчешешь ли ты меня, дитя? – спросила она слабым, но очень мелодичным голосом. – А чай… чай – о, это было бы прекрасно, но чай подождет. Сначала просто посиди со мной, котенок, а потом принеси чай и хлеб с медом для нас обеих, хорошо?
Линда Хемплмен не испытывала голода, но точно знала, что сегодня Киттен еще толком ничего не ела. Присцилла и Нони готовили только для себя и своих друзей, и девочке редко что‑нибудь перепадало. Сюзанна не готовила совсем, а заработанные деньги тут же спускала на выпивку, так что Киттен не могла себе ничего купить. Киттен подозревала, что клиенты недоплачивают ее матери, а из того немногого, что оставалось, Баркер еще и вычитал свою долю. Свои жалкие гроши Сюзанна тратила на виски.
Однако Киттен была терпелива. Она с детства привыкла голодать. Нет, она не станет попрошайничать у миссис Хемплмен. Вместо этого она взяла в руки щетку для волос, лежавшую на ночном столике, и принялась расчесывать редеющие волосы, а потом заколола их красивым черепаховым гребнем, который миссис Хемплмен привезла из Сиднея.
– Может быть, вы хотите умыться? – спросила Киттен и сразу же отправилась за водой, тряпкой и полотенцем, разумеется, не забыв о кусочке ароматного мыла.
– С удовольствием, но тебе придется мне помочь, – с грустью в голосе произнесла Линда.
Несомненно, ей не хотелось зависеть от кого бы то ни было. Однако Киттен нравилось заботиться о ней. Она даже помогла женщине снять сорочку и надеть чистую после мытья. Девочка подумала, что, наверное, сейчас самый удачный момент, чтобы поговорить о деле.
– Мне кажется, вам нужен постоянный помощник, – осторожно начала она. – По дому и… Особенно теперь, когда вы больны…
Линда Хемплмен с грустью кивнула:
– Конечно нужен, дитя мое. Но ведь это должна быть женщина, а служанку не так‑то просто найти. Джордж собирался уже расспросить маори… Но я не хочу, чтобы рядом со мной была дикарка, которая и слова человеческого не скажет…
Она презрительно наморщила лоб, да и Киттен не представляла себе в этом доме женщину маори. Обе они побаивались полуголых полных туземок, которые временами, любопытствуя, приходили на китобойную станцию и продавали рыбакам сладкий картофель или зерно. Судя по всему, маори обрабатывали поля и растили сады, и они всегда вели себя очень приветливо, однако очень плохо говорили по‑английски. И вряд ли им понравилось бы наводить порядок в доме или помогать леди одеваться. Кроме того, по мнению Киттен, они выглядели устрашающе – у женщин вокруг рта змеились странные линии, они же украшали лица мужчин. Все маори делали себе татуировки, миссис Хемплмен может напугать их вид.
– Давайте я буду помогать вам! – храбро предложила Киттен. – Я же знаю, где все лежит, что вы любите и…
– Ты ведь еще ребенок! – улыбнулась миссис Хемплмен. И добавила снисходительным тоном: – Очень мило с твоей стороны, что ты хочешь быть полезной, но ты и без того мне очень помогаешь. Однако ты слишком мала, чтобы работать по‑настоящему!
– Это только вы так думаете! – вырвалось у Киттен. – Мистер Баркер считает совсем иначе. Но у него, правда, совсем иные представления о настоящей работе!
Спохватившись, девочка умолкла. Вообще‑то она не собиралась выражаться столь недвусмысленно. Она с ужасом поняла, что Линда Хемплмен встревожилась. Ее бледное лицо залила нездоровая краска… Ох, Киттен наверняка взволновала ее, и, чего доброго, у нее сейчас случится приступ. Киттен бросилась искать нюхательную соль. Иногда приступ удавалось слегка ослабить.
Однако миссис Хемплмен сумела взять себя в руки. Она отмахнулась, когда Киттен поднесла к ее лицу флакончик.
– Неужели это означает, дитя, что этот тип хочет… Он хочет, чтобы ты… продавала себя?
Киттен кивнула с несчастным видом.
– Другой работы здесь нет, – вздохнула она. – По крайней мере, для девушки. Мужчина может охотиться на китов или тюленей, еще что‑нибудь делать, не знаю. Но девушка может заниматься только тем, чем занимается моя мать, и выбора у меня нет. – Киттен хотела быть мужественной, но не сумела сдержать рыданий. – Если вы меня не наймете… – Она подняла голову и с надеждой поглядела на больную. – Я буду очень стараться. Я буду много работать, по‑настоящему помогать вам, я…
Линда Хемплмен слабо махнула рукой.
– Но мне недолго осталось, дитя мое, – мягко произнесла она.
Киттен нахмурилась.
– Вы уезжаете? – растерялась она. – Мистер Хемплмен бросает станцию?
Киттен не поверила своим ушам. Дело Джорджа Хемплмена процветало. Каждые несколько месяцев его компаньон капитан Клейтон отплывал со станции на корабле с переполненным трюмом, а в Англии хорошо платили за ворвань и другие продукты китобойного промысла. Кроме того, если бы станцию пообещали закрыть, мужчины в пабе обязательно обсуждали бы это.
Но миссис Хемплмен покачала головой.
– Нет, – прошептала она. – Мой супруг, наверное, останется здесь. И с Божьей помощью найдет себе другую жену…
– Другую?.. Но зачем же? – ужаснулась Киттен. – Вы ведь не собираетесь оставить его, правда?..
– Собираюсь, – строго ответила Линда Хемплмен. – Хотя так нельзя говорить. Георг, – как обычно, она произнесла его имя на немецкий манер; она никак не могла привыкнуть к тому, что он переделал его на английский лад, – был мне хорошим мужем, а я была для него любящей женой. Но я… Боже мой, деточка, неужели я действительно должна сказать это? Я умираю. Я отправляюсь к Богу. Я уже слышу Его зов, котенок.
Киттен внезапно испытала жгучую ненависть к этому Богу, о котором никогда не слышала до знакомства с миссис Хемплмен, но который, судя по всему, играл важную роль в жизни верующей немки. И вот теперь Он намеревался отнять у Киттен единственную защиту, на которую она могла надеяться в этой жизни!
– Но ведь этого не может быть, фрау Хемпельманн! – возразила она. – Вы же еще совсем не старая. Конечно, сейчас вы болеете, но все будет хорошо. Ведь раньше вы всегда поправлялись после приступа. И если вы позволите мне заботиться о вас… все вмиг снова наладится, и…
Линда Хемплмен снова покачала головой:
– Не наладится, детка, поверь мне. Последний приступ был слишком тяжелым – а я устала, котенок. Я с радостью пойду на зов Господа. Вот только тебя мне жаль и, конечно же, Георга. – Она протянула руку и осторожно погладила Киттен по щеке.
– Но… но когда?..
Киттен готова была снова заплакать, голос ее стал хриплым. Хотя она прекрасно понимала, что на такой вопрос нельзя дать ответ. Миссис Хемплмен не могла знать, когда именно призовет ее к себе Господь. Может быть, это случится не так уж скоро. Может быть, через несколько месяцев… через год… Киттен станет копить заработанные у Хемплменов деньги, а потом, когда Линда умрет, отправится в другое место, сбежит с китобойной станции…
– Несколько дней, пожалуй, деточка, – тут же лишила ее последней надежды больная женщина. Голос ее звучал так, словно она уже сейчас собиралась преставиться. – Самое большее – несколько недель. И ты должна понять… Ты поймешь… Я не могу взять тебя к себе. Как это будет выглядеть? В каком положении окажется мой муж, если приведет в дом столь юную девушку за несколько дней до того, как его супруга… Мне действительно жаль, малышка…
Киттен закусила губу. Ей было совершенно наплевать на репутацию Джорджа Хемплмена. Но даже если бы миссис Хемплмен передумала, не имело смысла покидать паб всего на несколько дней или недель. Баркер снова наложит на нее свои лапы, как только умрет Линда.
– Ты приготовишь нам чай, милая? – прошептала миссис Хемплмен. – Может быть… может быть, я поговорю с Георгом о тебе. Вдруг существует какая‑то возможность… Вдруг он знает семью в Порт‑Виктории или еще где‑нибудь, которой нужна служанка…
Больная изо всех сил старалась, чтобы ее голос звучал бодро, но Киттен не питала никаких иллюзий. Порт‑Виктория была похожа на залив Пераки, ее тоже населяли китобои и искатели приключений. Правда, она слышала, что с недавних пор на равнине Кентербери появились переселенцы и среди них были женщины и дети. Но нужна ли им служанка, если у них еще и дома‑то нет? И возьмет ли одна из этих женщин в дом такую девушку, как Киттен? Внебрачную дочь шлюхи, у которой даже имени нет, пусть ее и считают красивой? В голосе Присциллы звучала ревность, когда она говорила с Баркером о Киттен, а миссис Хемплмен до смерти боялась, что девочка может соблазнить ее супруга.
Заваривая чай и нарезая хлеб, Киттен поняла, что надежды нет, и это отбило у нее весь аппетит. Она не сможет вести честный образ жизни. Если не удастся ничего придумать, придется подчиниться желанию Баркера.
Глава 3
Прошла целая неделя, прежде чем в заливе Пераки показался кит, – для Киттен это стало последней отсрочкой. Во время постройки судна мужчины зарабатывали недостаточно, чтобы позволить себе много тратить на шлюх, даже Присцилле, Нони и Сюзанне работы не хватало. Однако на этой неделе Нони уже была полностью загружена. Миссионер пока не собирался ехать к «дикарям». Вместо этого он каждый день несколько часов проводил у Линды Хемплмен по просьбе ее мужа, молился вместе с ней и пытался поднять ей настроение. Но каждый вечер он появлялся в пабе и выбирал себе женщину, предпочитая обычно Нони. Было совершенно очевидно, что он все еще мечтает о Киттен. Даже встречая ее в доме Хемплменов, он пожирал ее взглядом. Киттен хотелось уйти, но она не могла оставить наедине с преподобным больную подругу. Та уже совсем не могла двигаться без посторонней помощи, и, конечно же, нельзя было ожидать от преподобного, что он станет поддерживать ее, чтобы она могла сесть, или подавать ей кружку с водой. Кроме того, будучи англичанином, он совсем не знал немецкого языка, а миссис Хемплмен плохо говорила по‑английски. И женщина очень радовалась, когда Киттен присутствовала во время их беседы и переводила его слова, – а уж преподобный отец приходил в полный восторг. Он всякий раз требовал, чтобы девушка садилась на постель рядом с больной. Он все время искал повода, чтобы дотронуться до нее, временами даже обнимал Киттен, словно охваченный отеческим умилением и гордостью, если ей удавалось быстро отыскать цитату из английской Библии в немецкой и прочесть ее вслух. Впрочем, читала она не особенно хорошо, миссис Хемплмен только начала учить девочку, когда болезнь ее одолела.
– Он тоже захочет сделать ставку, – с грустью произнесла Киттен, обращаясь к Нони, которая по поручению Баркера перешивала для нее платье матери.
Владелец паба даже купил блестки, чтобы украсить его. Утром приехал Том Карпентер, бродячий торговец, который поставлял товары и белым на отдаленных фермах, и племенам маори. Туземцы любили яркие одежды, в то время как поселенцы предпочитали пополнять запасы необходимых продуктов, например муки и бобовых. И, конечно же, Карпентер продавал и виски – дешевле, чем Баркер, который обычно закупал его сам. Капитан Клейтон привозил ему целые бочонки виски из Ирландии.
Нони вздохнула:
– И, возможно, ему даже денег хватит – родная община собрала средства для его миссии. Если бы они знали, где он их тратит!
– Но я не хочу его! – возмутилась Киттен.
Нони подтолкнула ее к старому зеркалу, которым пользовались все проститутки, но Киттен демонстративно отвернулась. Она не хотела видеть себя в новом наряде. Одного беглого взгляда было достаточно, чтобы понять: ее хрупкое тело в облегающем красном платье сведет мужчин с ума. Если же Баркер заставит ее распустить волосы, которые она обычно заплетала в косу, и золотистые локоны рассыплются по плечам…
– Лучше сразу смирись, – равнодушно заявила Нони, собирая ткань декольте. Теперь даже казалось, что у Киттен есть грудь. – Мы не можем выбирать мужчин. А от попа хотя бы не воняет ворванью, к тому же он не берет силой и всегда быстро кончает. С этой точки зрения бывает и хуже. Плохо, если первым становится юнец, молодой и горячий, – еще, чего доброго, вскружит тебе голову! Тогда у тебя сложится неправильное впечатление о том, что тебя ждет.
Киттен не ответила. Она не хотела молодого и горячего мужчину, она вообще не хотела мужчину! По крайней мере, такого, который заплатит деньги за право воспользоваться ее телом! Девочка отчаянно пыталась найти выход: с тех пор как Баркер объявил, что после следующей ловли состоится аукцион, почти все мужчины на станции провожали ее сладострастными взглядами. Она едва осмеливалась выходить на улицу.
Однажды солнечным утром, которое Киттен встретила в особняке, после того как провела полную ужаса ночь рядом с задыхающейся Линдой Хемплмен, раздался возглас, которого она так боялась:
– Кит в бухте! Все по лодкам!
Из дома Киттен не видела приготовлений, но слышала голоса мужчин и чувствовала повисшее в воздухе напряжение. Китобои спускали на воду лодки, в каждой из которых помещалось по двенадцать гребцов и одному гарпунщику. Лодки были довольно большими, однако по сравнению с огромными существами, с которыми мужчины сражались в море, они казались крохотными. Кит мог одним‑единственным ударом хвостового плавника перевернуть лодку, однако не делал этого. Эти животные вели себя миролюбиво, даже когда мужчины обстреливали их: они предпочитали бежать, а не обороняться. Снова и снова они подпускали к себе лодки на расстояние выстрела, хотя легко могли бы уплыть прочь или уйти под воду при виде людей.
И только когда крючья тяжелых гарпунов крепко застревали в их телах, киты принимались отчаянно бороться с мужчинами, которые тянули за канаты, свисающие с крючьев, чтобы вытащить их на землю, но почти всегда проигрывали эту борьбу. Боль и потеря крови лишали морских великанов сил, и в какой‑то момент они сдавались – зачастую спустя много часов. В конце концов мужчины тоже чувствовали себя измотанными до предела. Но только теперь и начиналась настоящая работа, когда кит лежал на берегу. Они отрезали от его туши куски мяса – чаще всего не дожидаясь, пока животное умрет, – затем вываривали его, чтобы получить ворвань… Киттен встряхнулась. Вонь, исходящая от котлов, еще много дней будет витать над бухтой.
Сегодня вечером мужчины, наверное, будут чувствовать себя слишком усталыми, чтобы торговаться за девушку. Возможно, Баркер отложит аукцион еще на сутки. Киттен все еще не придумала, как ей спастись, разве сослаться на то, что она должна ухаживать за миссис Хемплмен. Не станет же Баркер оттаскивать ее от постели больной женщины…
– Котенок! – послышался слабый голос миссис Хемплмен.
Она проснулась – Киттен решила, что это добрый знак. Девочка заставила себя улыбнуться, оборачиваясь к ней.
– Скоро… придет преподобный. Ты не могла бы… привести меня в порядок?
Это тоже звучало многообещающе. Киттен не рассчитывала, что Линда проявит такую волю к жизни после столь тяжелой ночи. Пока она возилась с водой для мытья и щеткой, пришел мистер Хемплмен.
– Линда, дорогая! Как ты себя чувствуешь?
Он коснулся губами бледной щеки своей супруги, но тут же снова отстранился, несмотря на то что от миссис Хемплмен приятно пахло розовым мылом, которым ее только что умывала Киттен.
Однако Линда все равно улыбнулась мужу.
– Хорошо… – прошептала она. Для того чтобы повысить голос, ей давно уже не хватало сил и дыхания. – Я… Пожалуйста… Пожалуйста, посиди со мной немного… – Она протянула руку к мужу и тут же закашлялась даже после столь ничтожного усилия. – Я должна кое‑что сказать тебе…
Но Джордж Хемплмен отмахнулся от нее:
– Милая, не сейчас, кит в поле зрения. Мне нужно спуститься вниз, загнать ребят в лодки, проследить, чтобы они не позволили этой твари прикончить их… – Джордж Хемплмен обычно наблюдал за лодками китобоев, сидя в своей собственной, более крупной. Он координировал их работу, выкрикивая приказы в рупор. – Смотри, вот и преподобный идет…
В коридоре возле комнаты как раз показался священник: Джордж Хемплмен не закрыл за собой дверь.
– Увидимся вечером… – Хемплмен явно хотел поскорее уйти.
– Значит, так Богу угодно… – прошептала его жена.
Она была очень бледна, и Киттен снова показалось, что за ночь она усохла еще больше. К этому моменту девушка тоже понимала, что жить Линде осталось совсем недолго.
|
|
|
