Нельсон, равнина Кентербери 8 глава

– Это уладится само собой, молодой человек, как только мы прибудем на место, – уверенно произнес он.

Карлу стало интересно, как духовник представляет себе свою миссию. Вряд ли коренное население знает немецкий язык. Если уж он решил проповедовать маори на языке белых людей, то это может быть только английский. Но, может быть, пастор планировал выучить язык маори? Судя по книге, которую прочел Карл, тот был не похож ни на какой другой.

В итоге Карлу пришлось придумать новый способ, чтобы практиковаться в английском языке, – пусть и нарушая правила.

В одно прекрасное спокойное утро, когда сквозь люки на среднюю палубу даже проникли лучики солнца, он взобрался по лестнице на верхнюю палубу и отправился на поиски собеседника.

 

Подставив солнцу лицо, Джейн Бейт наслаждалась теплом, которое, впрочем, нисколько не улучшало ее настроения. Она приобрела привычку каждое утро прогуливаться по палубе, обычно во время завтрака. Мать постоянно ругала ее за то, что она берет слишком большие порции, пытаясь в буквальном смысле заесть свою скуку и печаль. Джейн, конечно же, знала, что вредит собственному здоровью, поэтому решила каждый день прогуливаться вместо завтрака. Впрочем, замерзнув под дождем, она обычно снова впадала в тоску, и Петер Ханзен, дворецкий, готовил ей чашку горячего шоколада, чтобы поднять настроение.

Что ж, теперь хоть погода наладилась. Быть может, скоро Джейн сможет проводить больше времени на палубе и ей не придется слушать ссоры сестер и глубокомысленные дискуссии, с помощью которых коротали время миссионеры. Отец постоянно бранил никчемных грязных поселенцев – одного ребенка они уже потеряли, и, если ситуация не изменится, вспыхнут эпидемии, люди начнут умирать один за другим. Врач подтвердил это и посоветовал еще больше ужесточить меры, направленные на то, чтобы заставить людей соблюдать порядок и поддерживать свои каморки в чистоте. Затем миссионеры попросили Господа помочь людям, живущим внизу, и простить их.

К молитве присоединялись пассажиры верхней палубы, но Джейн прекрасно знала, что ее отец заботится исключительно о прибыли. Что касается ее самой, ее ожидания полностью оправдались. Когда судно отчалило, ей стало нечего делать, абсолютно нечего. Она была обречена на бесконечную скуку. Временами она ловила себя на том, что с интересом высматривает в океане китов, которые, если верить капитану, часто показывались в этой части земного шара. Собственно говоря, киты ей были совершенно безразличны, а порой она даже испытывала к ним ненависть, поскольку корсет, который мать заставляла ее носить даже здесь, на судне, болезненно впивался в ее тело.

Не поздоровавшись, Джейн прошла мимо матроса, драившего палубу, и наконец нашла того, на ком можно выместить свое недовольство. Наверх поднялся один из пассажиров средней палубы! И он даже не пытался спрятаться, когда она подошла к нему, а открыто и приветливо улыбнулся ей. Более того, он осмелился обратиться к ней!

– Goot mornink, ladi! [16] – произнес он на ломаном английском.

Джейн в недоумении уставилась на него.

– Issnt it a nize dei? [17]

Джейн наморщила лоб. Молодой человек, похоже, растерялся.

– Вам нельзя здесь находиться! – набросилась она на него. – Какое бесстыдство: пробрались сюда и пристаете к людям! Немедленно уходите к себе в каюту, в противном случае я пожалуюсь отцу!

Светловолосый юноша вообще‑то не выглядел таким уж ненормальным, как можно было подумать, заслышав его речи; он удивленно и даже с некоторой обидой посмотрел на нее. У Джейн на секунду возникло желание сказать ему что‑нибудь утешительное, но она тут же передумала. Что ей до этого безумца? Она развернулась на каблуках и направилась к каютам, надеясь, что выглядит величественно. Ни в коем случае нельзя становиться такой же толстой, как ее мать.

Карл с несчастным видом посмотрел ей вслед и подошел к матросу, который, качая головой, наблюдал за этой сценой.

– Я сказал что‑то не то? – спросил он у матроса.

Тот пожал плечами.

– Не наю, не слушал я‑а, – пробормотал он на своем гамбургском диалекте, но затем спохватился и попытался изъясняться на более‑менее приличном немецком. – Скорее всего, ничего плохого ты не сделал, так‑то. Эта девушка всегда так себя ведет, не обращай внимания. Ворчит на всякого, кто под руку подвернется…

Карл потер рукой лоб.

– Просто… я говорил с ней на английском. И, может быть… я сказал что‑то обидное…

Матрос, мужчина невысокого роста с острым подбородком и хитрыми бегающими глазками, бросил на высокого переселенца быстрый взгляд, а затем снова принялся драить палубу.

– И что ты сказал‑то? – поинтересовался он, снова переходя на нижненемецкий диалект.

Карл повторил слова, с которыми только что обратился к девушке.

Матрос замер со шваброй в руках и усмехнулся ему в лицо.

– Ну, вряд ли ты мог ее этим обидеть, – заявил он. – Но это и не английский.

– Разве? – Теперь Карл совершенно растерялся. – Но здесь так написано! В моем словаре. Я специально купил эту книгу. Оказывается, все, что тут написано, – неправда?

Расходы на книгу… и множество потраченных на зубрежку часов… Неужели все это было напрасно?

Матрос рассмеялся.

– Да нет, в книге, наверное, все написано правильно, – спокойно сказал он. – Дело в том, что это произносится иначе, чем пишется. По крайней мере, мне так думается, на английском я много не читал…

– Но говорил? – жадно ухватился за соломинку Карл. – Вы говорите… ты… ты говоришь по‑английски?

Мужчина присвистнул сквозь оставшиеся у него зубы.

– Ну, не так, как изысканные господа, – уточнил он. – Только то, что можно в гавани узнать – типа, как заказать пива и койку, шлюху подцепить, сторговаться… купить пожрать…

Судя по всему, еда в списке потребностей матроса находилась на последнем месте, в то время как Карл старательно заучивал названия основных продуктов питания. Сразу же после того, как выучил слова «работа» и «деньги».

– Скажи что‑нибудь! – попросил матроса Карл.

Тот снова усмехнулся.

– Ну, то, что ты пытался сказать той девушке, правильно произносится так: Good morning, Lady. Но англичанин сказал бы скорее «мисс». Капитан называет эту леди «мисс Джейн» или «мисс Бейт».

– Miss означает, что она не замужем, мы в таких случаях говорим «фройляйн», – усердно закивал Карл.

Это слово он тоже успел выучить, и, к счастью, оказалось, что оно произносится так же, как пишется. А другие слова…

– Isn ’ t it a nice day? – повторил матрос, когда Карл протянул ему свой словарь с выражениями.

Это звучало очень непривычно, и у Карла голова пошла кругом. Однако, как бы там ни было, теперь у него появился эксперт.

– Ты сможешь научить меня? – спросил он матроса. – Я и заплатить готов…

Сердце юноши обливалось кровью, он мысленно пересчитывал имеющиеся у него деньги, надеясь, что тот много не запросит.

Однако матрос только головой покачал.

– Да я мало что знаю, – сказал он, – и то, может, не все правильно произношу. Так что оставь деньги себе…

– Но ты знаешь больше, чем остальные! – взмолился Карл. – Пожалуйста! Может быть… может быть, я могу что‑нибудь для тебя сделать? Например, помочь тебе… – Он кивнул головой на палубу. – А ты меня за это научишь английским словам. Как тебя зовут‑то хоть?

Матрос сказал, что его зовут Хайн, Карл тоже назвался и принялся оглядываться в поисках второй щетки и ведер.

– Да тебе ведь нельзя находиться на этой палубе, – напомнил ему Хайн. – Как ты собираешься мне помогать, а?

Карл задумался. Он был исполнен твердой решимости начать обучение. Молодой человек подумал, не обратиться ли к Бейту за особым разрешением, но потом пришел к выводу, что это не такая уж хорошая идея… Карл в растерянности посмотрел на мостик – и увидел капитана Шахта, беседовавшего со штурманом.

Карл собрал всю свою волю в кулак. Капитан вежливо приветствовал всех на своем судне и всякий раз пытался уладить разногласия между переселенцами и Бейтом. Во время венчания двух пар и поминальной службы по маленькому Рудольфу Шахт показался ему очень человечным. И юноша решился. Худшее, что может случиться, – капитан скажет ему «нет», и, даже если он рассердится на то, что ему помешали, не станет же он швырять Карла в море.

Молодой человек поднялся на мостик и тут же почувствовал проблеск надежды, когда Шахт улыбнулся ему.

– Чем я могу помочь тебе, сынок?

Через несколько минут Карл получил работу помощника матроса на верхней палубе и узнал, что по‑английски это называется job [18]. Он будет на подхвате у Хайна и других моряков, а на каком языке он при этом станет с ними общаться, капитану было совершенно безразлично. Прощаясь с ним, Шахт заговорил по‑английски, и Карл решил, что его слова прозвучали довольно благожелательно, хотя смысл он не уловил:

– So good luck, boy. After you have finished your studies, you will be welcome in every harbour. I hope they won ’ t forget to teach you the word «French disease» …[19]

 

В последующие недели погода улучшилась, ярко сияло солнце, и, в отличие от бледных как смерть пассажиров средней палубы, Карл сумел загореть, работая на свежем воздухе. Матросы заставляли его драить палубу и поддерживать в порядке спасательные шлюпки, иногда даже помогать поднимать паруса. Одновременно они учили его английским словам, значения которых он иногда не знал даже по‑немецки. Он догадывался, что речь шла о словах, которые доброму христианину знать не обязательно. Учился он, однако, и нужным вещам. Кроме того, в какой‑то момент он понял, что произношение слов из его словаря подчиняется определенным правилам. Например, двойное «о» произносится как «у», «а» почти всегда звучит как «э», а «е» – как «и». В свободное время он продолжал штудировать словарь, а потом проверял свои знания на практике с матросами. К сожалению, они не всегда могли ему помочь – чтобы подцепить девушку в порту, им не нужно было знать слов «плуг», «борона», «зерно» или «лопата». Кроме того, Карл с трудом мог составить из выученных слов целые предложения. Матросы помнили лишь пару фраз, и их грамматику он не понимал.

Но затем дело сдвинулось с мертвой точки, когда к ним присоединился дворецкий Бейтов. Петер Ханзен, невысокий приветливый мужчина, говорил по‑английски почти бегло, поскольку ему довелось вместе с хозяевами пожить и в Австралии, и в Новой Зеландии. Кроме того, его жена была родом из Шотландии. Ханзен был готов помочь Карлу, поскольку тот не высмеивал его «женскую работу», в отличие от матросов. Если дворецкий зарабатывал деньги тем, что чистил костюмы, гладил блузки, вытирал пыль и подавал шоколад, для Карла это скорее являлось поводом позавидовать ему, чем начать презирать. Где еще найдешь такую легкую работу!

Впрочем, Бейт был непростым работодателем. Он почти не оставлял дворецкому свободного времени и ругал за малейшую оплошность – например, за то, что Ханзен не умел угадывать его желания по глазам. Карл часто спрашивал себя, как дворецкий выносит такое отношение. Сам он давно взбунтовался бы и отказался от должности. Но, когда он сказал об этом дворецкому, Ханзен только равнодушно пожал плечами:

– Это часть работы, парень. Ему нужен половик, чтобы ноги вытирать, – и вот он я. Вам, поселенцам, тоже пошло бы на пользу, если бы вы вели себя чуть потише. Постоянные жалобы только бесят Бейта… Здесь, на судне, вы от него все равно никуда не денетесь.

Ланге и Брандманн, как и все остальные малоземельные крестьяне, всегда отличавшиеся уверенностью в себе, возмущались уже почти каждый день, хотя после того, как прекратились дожди, ситуация на средней палубе улучшилась. Основным предметом спора оставался рацион, кроме того, всех раздражал запрет появляться на верхней палубе – теснота в каморках и плохой воздух самым катастрофическим образом сказывались на здоровье. Когда от лихорадки умерли еще двое маленьких детей, переселенцы потребовали улучшить жилищные условия. Бейт же напоминал им о постоянных нарушениях правил, взимал денежные штрафы и снова сокращал рационы – якобы из‑за нехватки провианта. Он говорил, что переселенцам придется потерпеть до промежуточной остановки в Байе. На это повар возразил, что еды достаточно, вот только качество припасов оставляло желать лучшего, да и разнообразием они не отличались: пассажиров средней палубы кормили только морскими галетами, бобовыми, картофелем и солониной. Все согласились с поваром. Еда была скверной и плохо усваивалась. Многие дети постоянно жаловались на боли в животе.

– В Байе мы пойдем в консульство! – заявили мужчины из других общин.

Они составили петицию, в которой жаловались на Бейта. Ланге и Брандманн постоянно совещались, пытаясь решить, можно ли рискнуть и присоединиться к ним. Во время ежедневных выходов на палубу мужчины стояли рядом и спорили.

Таким образом, Карлу снова представилась возможность подойти поближе к Иде. Как и все женщины, она проводила свободные часы, стирая одежду детей и заботясь об их здоровье. Наконец‑то стало сухо, сбылось и пророчество матросов насчет жары. Ида и другие женщины поднимались на верхнюю палубу, чтобы просушить выстиранную одежду и набрать пресной воды из спасательных шлюпок, если все же шел дождь, чтобы прополоскать вещи. Они раздевали младших детей и отправляли их играть голышом под солнцем, несмотря на то что миссионеры не одобряли этого. Кроме того, на судне родился ребенок. Гордая мать назвала своего сына Петер Пауль, в честь капитана Шахта и его корабля. В целом, несмотря на все напряжение, жизнь на судне наладилась, капитан обвенчал еще три пары.

Карл встретил Иду на палубе, когда она расстилала поверх спасательной шлюпки платье своей сестры. На нем все еще виднелись пятна: у переселенцев не было мыльного раствора. Но Карл думал лишь о том, что наконец‑то застал ее одну. Он незаметно приблизился к ней, улыбнулся девушке и произнес приветственную фразу, которую так долго учил:

– Good morning, Ida! I am glad to see you! How are you and how is your family? [20]

Ида удивленно уставилась на него, а затем тоже улыбнулась.

– Карл! – взволнованно воскликнула она. – Что ты говоришь? Это английский? Где ты выучился?

– Yes, Ida, – ответил Карл. – I am learning English [21].

Молодой человек просиял, когда девушка разгадала значение слов.

– Yes означает «да»? – с восторгом произнесла Ида. – А learning – это «учу»? Не так‑то и трудно. Но почему ты называешь меня «Айда»?

От волнения девушка совсем забыла, что разговаривать с Карлом нужно тайком. Когда он обратился к ней, она отступила на шаг, за надстройку на судне. В обычной ситуации она не стала бы этого делать, но ради того, чтобы впервые в жизни услышать язык новой родины, можно было и нарушить какое‑нибудь незначительное правило. Мысль о том, что она сама тоже сможет выучить английский, окрылила ее.

– Это твое имя, Ида! – с улыбкой кивнул Карл. – В английском буквы произносятся по‑другому. Поначалу это кажется ужасно трудным, но на самом деле тут нет ничего сложного. Смотри…

Карл присел на корточки и пальцем прочертил несколько слов в слое пыли, собравшемся на досках палубы несмотря на ежедневные уборки. По всей видимости, это был мелкий песок – они действительно приближались к берегу.

Ида сосредоточенно разглядывала английские слова – и внезапно вздрогнула. Ее звала госпожа Брандманн:

– Ида! Что ты там делаешь?

Карл вежливо поздоровался с матерью Оттфрида, но та ему не ответила. Ида заметно испугалась, и молодой человек понял, что у нее будут неприятности.

– Идем, нам нужно развесить мешки с соломой, чтобы они наконец‑то высохли, – строго произнесла госпожа Брандманн.

– Я с удовольствием помогу, – предложил Карл, но мать Оттфрида лишь бросила на него уничтожающий взгляд.

– Ида!

Ида осмелилась лишь робко кивнуть ему, а затем, понурившись, последовала за своей будущей свекровью.

 

И, конечно же, вечером отец устроил ей взбучку. Это случилось, когда она укладывала спать Франца. Ида решила провести это спокойное время, обучая брата и сестру первым словам на английском языке. Элсбет отнеслась к этому без особого восторга, но Франц с удовольствием повторял за ней выражения.

– Good morning, Ida! Good afternoon, Elsbeth! Good night, Franz! [22] – бормотал он, смеясь над тем, что желает спокойной ночи самому себе.

Якоб Ланге слушал, нахмурив лоб.

– Что это такое? Ида? Франц?

Франц тут же втянул голову в плечи.

– Это английский язык, отец, – пояснила Ида. – Мы должны выучить его, чтобы объясняться с людьми в Новой Зеландии. Меня научил Карл Йенш…

Она решила, что будет лучше, если она произнесет имя Карла сама, прежде чем отец начнет упрекать ее в том, что она виделась с ним.

– Мне уже сообщили, что ты разговаривала с этим парнем! – строго произнес Ланге. – Хотя я не раз запрещал тебе это еще дома… Он глупец и нищий, да и вообще, не годится порядочной девушке общаться с мужчиной наедине, кем бы он ни был. Ты помолвлена, Ида! Неужели мне придется выдать тебя замуж прямо здесь, на судне, чтобы сохранить твою честь?

Ида испугалась: почему‑то мысль о скором заключении брака с Оттфридом внушила ей страх. Ведь она должна была радоваться – или хотя бы испытывать равнодушие и смирение. Однако даже ее смирение имело границы. Ида ни в коем случае не хотела выходить замуж на этом судне и проводить первую брачную ночь на заскорузлом мешке с соломой, в одной коморке с отцом или даже с семьей Оттфрида! Другие молодые пары не особенно беспокоились из‑за этого. Какие причины заставили этих девушек так скоропалительно выйти замуж, Ида и представить себе не могла.

Она понурилась.

– Нет, отец. Прости меня, я… я не подумала. Разговор был совершенно невинный. Если еще раз представится подобная возможность, я просто приглашу Оттфрида. Ему тоже было бы полезно выучить несколько слов по‑английски, до приезда…

– Чушь! – фыркнул Якоб Ланге. – Оттфрид выучится, когда мы окажемся на земле. Если это вообще понадобится… В конце концов, мы собирались основать свою собственную деревню. Мы все едины в своем мнении, она будет называться Санкт‑Паулидорф. Потому что мы уже стали единой общиной. И, конечно же, мы будем говорить на языке Мартина Лютера, на языке Библии…

Ида прикусила губу. Разве Мартин Лютер не перевел Библию с другого языка?

– Но власть… – напомнила она. – В конторах будут говорить по‑английски. А торговцы? Нам ведь придется что‑то покупать…

Ланге отмахнулся.

– Конечно, придется выучить пару слов, это не смертельно, – подытожил он. – Но нашим женщинам не нужно будет утруждать себя подобными вещами. Разве ты ходила в Мекленбурге к помещику, если что‑то требовалось? Покупала лошадей? Заказывала коз? – Он снисходительно усмехнулся.

Ида потерла лоб.

– Я не уверена в том, что мы сможем так просто взять и перенести Рабен‑Штейнфельд на другой край мира, – с необычным для нее мужеством произнесла девушка. – Мы уже не в Мекленбурге.

Но Ланге лишь покачал головой.

– Пусть это будет моя забота, – осадил он дочь. – И забота твоего супруга. Как только нам выделят землю, вы с Оттфридом сможете пожениться. В будущем месяце Элсбет исполнится тринадцать, она уже достаточно взрослая, чтобы вести хозяйство. А тебе пора замуж, супруг выбьет из тебя всю эту дурь. Знать английский, да еще, чего доброго, и лучше мужчин. Этого только не хватало! Ложись спать и молись о смирении!

Вытянувшись во весь рост на своем наконец‑то сухом, хотя все еще немного отдающем затхлостью мешке, Ида вздохнула. Так вот в чем дело: она ни в коем случае не должна знать новый язык лучше Оттфрида! А ведь он всегда учился хуже. Внезапно ей снова вспомнилась школа и то, как ей нравилось читать и писать. И как приятно было, когда учитель хвалил ее.

Ее и Карла.

 

На следующий день во время свободного часа на верхней палубе Якоб Ланге и Брандманны не спускали глаз с Иды. Тем не менее она нашла возможность снова подойти к спасательной шлюпке, где вчера развесила для просушки платье Элсбет. Она наклонилась за ним и при этом украдкой покосилась в сторону, где, как она предполагала, должен был стоять Карл. Да, он стоял там и смотрел на нее. Ида быстро засунула книжку о Новой Зеландии под лежавшее в лодке весло. Карл найдет ее здесь, ему наверняка не терпится прочесть ее. И вдруг, к своему изумлению, на том же месте она нащупала другую книгу. Не раздумывая она схватила ее и спрятала в карман юбки. Карл подмигнул ей, когда колокол снова позвал переселенцев под палубу и Ида прошла мимо его каморки.

Позже, лежа на своей койке, она достала книгу, открыла ее – и в страхе уставилась на изображение толстого, покрытого пугающими татуировками мужчины. Это был воин маори. Она держала в руках новую книгу об их новой стране! А затем из нее выпал листок бумаги. «From Karl, for Ida, – было написано на нем. – The first things to learn … » [23]

С гулко бьющимся сердцем Ида снова и снова повторяла обучающие фразы, которые написал для нее Карл: «My name is Ida. I live in Nelson, New Zealand. Your name is Karl. You live in Nelson, New Zealand. Ida has a brother. His name is Franz. He lives in Nelson, New Zealand. Ida has a sister. Her name is Elsbeth. She lives in Nelson, New Zealand. Karl and Ida and her family live in Nelson, New Zealand» [24].

И только выучив все на память, она подумала, что в последнем предложении должно быть сказано: «Оттфрид и Ида». Но это были не те слова, которые она хотела произносить на новом языке. Она вспомнила то, что выучила вчера: «Good night, Karl». Ида хотела еще добавить «I am glad to see you», но передумала, поскольку не видела этой фразы перед собой. Однако Карл ей действительно приснился.

 

Глава 7

 

Третьего марта, спустя несколько недель плавания, судно «Санкт‑Паули» прибыло в Байю, регион в Бразилии. Городок, в гавани которого оно причалило, назывался Сальвадор, что означало «спаситель», как сообщили переселенцам во время воскресного богослужения миссионеры. Город был назван в честь Иисуса Христа, и пасторы несколько раз подчеркнули это. Впрочем, они напомнили переселенцам, что жители страны – закоренелые паписты, поэтому сходить тут на мессу или даже просто зайти в дом Божий нельзя.

Многие женщины стали жаловаться на это, поскольку снова понадобилось прочесть несколько погребальных месс. Незадолго до прибытия в Байю на судне вспыхнула болезнь, похожая на оспу, но врач не был уверен в том, что это именно она. Пришедшая вместе с ней лихорадка унесла еще трех маленьких детей – Ида благодарила Небо за то, что у Франца она протекала в достаточно мягкой форме. И теперь ей не хотелось ничего, кроме как снова ощутить под ногами твердую землю и хоть немного отдохнуть от удушающей тесноты средней палубы.

В действительности же вылазка на берег стала не просто приятной передышкой. Нет, впервые бросив взгляд на Сальвадор, Ида испытала нечто вроде откровения! Это место полностью соответствовало ее представлениям о рае, насколько это вообще было возможно. И девушка зачарованно смотрела на широкие светлые песчаные пляжи, обрамленные зелеными лесами, яркие причудливые дома, залитые столь ослепительным и жарким солнечным светом, какого раньше Ида не могла себе и вообразить. Прямо в порту продавали свежие фрукты, названий которых Ида не знала, но, увидев их, немедленно захотела попробовать. После долгого однообразного питания она полагала, что почувствует себя на седьмом небе от счастья, когда во рту у нее будет таять сладкая сочная мякоть.

Поначалу Бейт не разрешил переселенцам покидать судно. Обращаясь к ним, он утверждал, что в Сальвадоре небезопасно, что они наверняка столкнутся с грабителями и убийцами, если станут бродить сами по себе. Но Ланге, Брандманн и другие стали протестовать. Они благодарны за предупреждение; разумеется, они ни в коем случае не хотят подвергать опасности женщин и детей. Но что мешает мужчинам сходить на прогулку?

В конце концов одиннадцать молодых переселенцев – все без исключения сорвиголовы – самовольно покинули судно и таки добрались до немецкого консульства, чтобы подать петицию с жалобой на Бейта. Впрочем, это не принесло им особого успеха. Служащие посольства выслушали их, приняли бумагу и заверили, что передадут ее в Новозеландскую компанию, но конкретных мер принять не обещали. Впрочем, один из сотрудников посольства сопроводил мужчин обратно на судно и переговорил там с Бейтом и капитаном. В результате Бейт пришел в ярость и отомстил пассажирам, едва сотрудник посольства сошел на берег. Он вызвал на палубу зачинщиков, заставил их несколько часов ждать под палящим солнцем, пока он вынесет «приговор», затем стребовал с каждого штраф в полкроны за то, что они покинули судно без разрешения. После этого большинство переселенцев пали духом – все очень надеялись на то, что консул вступится за них. Поедая морские галеты и солонину, они терпеливо дождались, пока их расселят на суше, как это было обещано.

Карл Йенш покинул корабль тайком вместе с матросами, которые получили увольнительную. Он с восхищением осматривал новый город, наблюдал за людьми: большинство из них были невысокими, темнокожими и черноволосыми, одевались в яркие одежды. Они много смеялись, громко разговаривали на еще одном незнакомом Карлу языке, но те, кого он встречал в районе порта, вполне понимали немногие английские слова, которые он успел выучить. Карл робко поинтересовался, как пройти в баню, и очень воодушевился, получив ответ. Впрочем, это оказалось заведение весьма сомнительного толка. Его действительно можно было назвать тем словом, которому его научили матросы, но в купальных чанах занимались в основном такими вещами, которые заставляли Карла краснеть до корней волос. С едой ему повезло больше. В трактире за один из накопленных пфеннигов ему подали густой острый суп с бобами и мясом, а еще рис и фрукты. Последние он взял с собой на судно и положил их под сиденье спасательной шлюпки – для Иды.

«To eat, – написал он на листке, вырванном из старой школьной тетради. Скоро ему понадобится новая. – Mango, banana, orange» [25].

По‑немецки Карл добавил: «Их нужно чистить». Когда он попытался надкусить банан, хозяин трактира рассмеялся и показал ему, как снять кожуру. Он мог бы посмотреть в словаре, как это сказать по‑английски, но вряд ли Ида сумела бы его понять. Хотя английский язык давался ей легко – по крайней мере письменный. Карл каждый день оставлял ей записку с новыми словами и фразами, а Ида писала ему ответы, переставляя фразы местами и пытаясь строить новые.

«I am glad arrive in Bahia. I see forest and sand» [26]. А в последнее время она даже стала составлять небольшие послания на новом языке, и вскоре Карл с Идой уже вели оживленную переписку. «Beit say, we live in house in Bahia. Ida see Karl, when live in house» [27].

Когда поселенцев расселят на суше, встречаться станет проще. Карл на это очень надеялся и обрадовался, когда на следующий день после его самовольной вылазки на берег капитан сообщил пассажирам, что их сейчас расселят за пределами Сальвадора.

Вздыхая с облегчением, люди покинули среднюю палубу и разместились в расположенных на пляже хижинах, которые Брандманн пренебрежительно назвал бараками. Он тут же снова начал возмущаться, когда его жена обнаружила в кухне черных тараканов.

Ида же была очарована обстановкой. Разумеется, покрытые пальмовыми листьями деревянные домики были убогими, но пляж, на котором их построили, казался ей невообразимо прекрасным, а простиравшийся за ним тропический лес представлял собой настоящее чудо. Каждый день солнце ярко сияло в безоблачном небе, песок сверкал золотом, а море переливалось лазурью. В воздухе витал запах экзотических цветов, а вечером из города доносилась музыка. Барабаны, флейты и мандолины – их звуки сплетались в диком ритме. Ида никогда не слышала таких быстрых рулад, таких головокружительных мелодий. Сердце ее билось чаще под звуки этой музыки, ей хотелось, чтобы ей позволили танцевать под нее.

Население Байи оказалось приветливым и открытым. Очень быстро в импровизированном поселении немцев появились первые любопытствующие, среди них были женщины и девушки в ярких одеждах, которые продавали фрукты и овощи. Ида поражалась тому, что мочки ушей у них проколоты и в отверстия вдеты золотые или разноцветные кольца. Их яркие цепочки и браслеты издавали веселый перезвон, когда они вступали в беседу, оживленно жестикулируя. Уличные торговцы предлагали фрукты и пирожки с крабовым мясом, а матросы учили переселенцев ловить рыбу и жарить ее здесь же, на пляже, на открытом огне. На вкус она была бесподобной, особенно приправленная лимонным соком – совсем не такая, как карпы из деревенского пруда в Мекленбурге или корюшка, которую Антон иногда тайком выуживал из озера помещика.

Переселенцы стали постепенно дополнять скудные рационы, выделенные им Бейтом, фруктами и другими продуктами. Женщины с недоверием рассматривали тропические плоды, и Ида едва не выдала себя, когда они вдруг принялись есть манго и бананы прямо с кожурой. Карл подмигнул ей издалека, пока она деловито чистила фрукты, притворяясь, что сама до этого додумалась.

Местные жители все время ходили босиком, что ужасно возмущало женщин из числа переселенцев, и они готовы были обсуждать это часами. Ида злилась на них за такую предвзятость. Сама она однажды украдкой сняла чулки и туфли, чтобы пройтись босиком по пляжу. Песок под ногами оказался теплым, он щекотал ее между пальцами… Она вошла в море и позволила волнам омывать ноги – это ощущение было совершенно непередаваемым. Ида еще никогда не чувствовала себя настолько счастливой, как на этом пляже к западу от Сальвадора.

Предыдущая12345678910111213141516Следующая

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: