Критика взрослых: учителя и родители

Что вы говорите своим детям, когда они делают что-нибудь неправильно? А что говорят им учителя? Как уже отмечалось, дети внимательно вслушиваются не только в содержание, но и в форму, то есть не только то, что говорят им взрослые, но и как. И это особенно справедливо, если говорить о критике. Дети верят в критику, которая им адресована, и пользуются ею, чтобы сформировать свой собственный стиль объяснения.

Заглянем на минутку в типичный третий класс, как делал, скажем, Кэрол Двэк, один из ведущих специалистов в мире по эмоциональному развитию. Работа Кэрол пока­зала; как развивается оптимизм. Она может также снаб­дить нас ключом к пониманию того, что происходит с жен­щинами в детстве, что делает их более подверженными депрессии, чем мужчин.

Когда класс привыкнет к вашему присутствию и успо­коится, первое, что вы заметите, это удивительное различие в манере поведения девочек и мальчиков. Девочки, как правило, просто удовольствие для учителя: сидят спокойно, даже сложив руки, и как-будто бы внимательно слушают. Иногда, правда, шепчутся и хихикают, но в основном ведут себя как положено. Мальчики же — сущее наказание. Они ерзают, даже если стараются сидеть спокойно — хотя пос­леднее случается не слишком часто. Они, похоже, и не слушают, и не подчиняются школьным правилам так пунк­туально, как девочки. И уж если балуются, а это бывает сплошь да рядом, то могут начать кричать и бегать.

Вот класс склонился и делает задание по подгруппам. Что говорит учитель детям, которые плохо работают? Какого

Дети я родители: истомен оптимизма 203

сорта критику он адресует третьеклассникам, когда у них не получается задание?

Мальчикам, не справившимся с заданием, обычно го­ворят: «Ты был невнимателен», «Ты недостаточно старал­ся», «Ты хулиганил, когда я давал задание подгруппам». К какому виду объяснений относятся эти замечания? Они временные и конкретные, но не широкие. Временные — потому что вы можете увеличить свое усердие, можете повысить внимательность (если хотите) и можете перестать хулиганить. Итак, мальчики слышат, что их несоответствие школьным требованиям объясняют временными и конкрет­ными причинами.

Девочек же, по наблюдениям Двэк, обычно клеймят совсем другим способом. Поскольку они не хулиганят и вроде бы слушают внимательно, по этим позициям их и не критикуют. И учитель акцентирует их внимание на следую­щем: «Ты слабовата в арифметике», «Ты всегда сдаешь неряшливую работу», «Ты никогда не проверишь задания». Основная часть временных причин (невнимательность, не­старание, дурное поведение) отбрасывается, зато на девочек обрушивается шквал замечаний постоянного и широкого характера. И что же оседает у них в итоге после третьего класса?

Кэрол Двэк прояснила этот вопрос, давая девочкам из четвертого класса невыполнимые задания. А потом смотре­ла, как они будут объяснять, почему с ними не справились.

Всем давали слова-перепутаницы, чтобы из них соста­вить анаграммы (ZOLT, IEOF, МАРЕ и тому подоб­ные); усилия детей были тщетны, поскольку составить из этих букв реальные слова невозможно. Все дети очень старались, но еще до того, как они исчерпали все возмож­ные комбинации, им говорили: «Ваше время истекло».

«Почему ты не выполнила (не выполнил) задание?» — спрашивал экспериментатор.

Мартин Э, П. Зелигмаи

Девочки отвечали что-нибудь вроде: «Я плохо играю в слова» или «Думаю, что я не очень хорошо соображаю».

Мальчики же, которым давали такое же задание, гово­рили: «Я был невнимателен», или «Я не очень старался», или вообще «Кому они нужны, ваши паршивые головолом­ки?»

В атом тесте девочки давали постоянные и широкие объяснения своим неудачам; объяснения же мальчиков ос­тавляли еще место для надежды, поскольку были времен­ными, конкретными и такими, что допускали возможность перемен. И здесь мы встречаемся со вторым источником влияния на стиль объяснения ребенка: критикой, которую взрослые адресуют ребенку при его неудачах. Снова и снова ребенок слушает внимательно, и снова и снова он слышит: «Ты глупая», «Ты нехорошая», и это накладывает отпеча­ток на то, что он сам о себе думает. Если же он слышит объяснения временные и конкретные типа «Ты недостаточ­но старался» или «Вообще-то эти головоломки — для шестого класса», то он видит, что проблемы разрешимы и носят локальный характер.

Кризисы в жизни ребенка

В 1981 году в Гейдельберге я слушал Глена Элдера, одного из основных специалистов в мире по социологии семьи; он выступал с докладом перед группой исследовате­лей, интересующихся тем, как дети ухитряются расти в условиях неблагоприятной обстановки. Он рассказал нам об интереснейшем исследовании, над которым он работал в течение всей своей жизни. По его словам, два поколения назад, перед Великой Депрессией, группа ученых-мечтате­лей, его предшественников, взялась за исследование поко­ления, продолжавшееся в течение почти шестидесяти лет. Сейчас объектам этого исследования кому за семьдесят, а

Дети и родители: истоки оптимизма 205

кому и за восемьдесят лет, и они продолжают участвовать в этой эпохальной работе длиною в жизнь. И не только они, но и их дети, а теперь и внуки.

Глен рассказывал о тех, кто выстоял во время Великой Депрессии, а также о тех, кто никогда не оправился. Он сообщил очарованной его рассказом группе, что девушки из среднего класса, семьи которых разорились, психологически оправились к началу пожилого возраста, после чего их ста­рение протекало нормально с точки зрения и физической, и психологической. Девушки же из низших слоев, разорив­шиеся в тридцатые годы, буквально разваливались к началу пожилого возраста, и их старость была трагической физи­чески и психологически.

Глен высказал свои предположения о причине этого различия.

«Я думаю, что женщины, которые старели нормально, усвоили во время своего детства, которое пришлось на Великую Депрессию, что неблагоприятные обстоятельства будут преодолены. В конце концов, большинство семей воспрянули экономически в конце 30-х — начале 40-х годов. Это научило их оптимизму, и кризис с его разреше­нием сформировал их стиль объяснения по отношению к неблагоприятным событиям, делая их временными, кон­кретными и внешними. Это означает, что в старости, когда умирал их лучший друг, они думали: «Я найду себе еще». И этот оптимистический взгляд способствовал их здоровью и нормальному ходу их старения.

Что же касается девушек из семей низших слоев, то в большинстве своем эти семьи не смогли оправиться после Великой Депрессии. Они были бедны до нее, во время нее и после. Они научились пессимизму. Они убедились, что если приходит беда, то тяжелые времена остаются навсегда. Их стиль объяснения стал безнадежным. И когда впослед­ствии умирал их лучший друг, они думали: «Никогда уже

206____________________ Мартин Я П. Зелигмаи

у меня не будет снова дружбы». Этот пессимизм, впитан­ный в детстве из реалий существования, накладывался на каждый новый кризис и подрывал их здоровье, их успехи и их благосостояние».

«Правда, все это в значительной степени предположе­ния, — сказал Глен в заключение. —г Никто и понятия не имел пятьдесят лет назад о стиле объяснения, соответствен­но никто его и не измерял. Ужасно жаль, что у нас нет машины времени, чтобы вернуться в тридцатые годы и проверить мои умозаключения».

Этой ночью я не мог заснуть. «Ужасно жаль, что у нас нет машины времени», — звучало у меня в голове. В пять утра я стал ломиться к Глену.

«Глен, просыпайся, есть разговор. У меня есть машина времени!»

Глен вылез из постели, и мы пошли прогуляться.

«В прошлом году, — объявил я Глену, — я получил письмо от замечательного молодого социопсихолога Криса Питерсона. Оно прозвучало для меня как подарок судьбы. В письме Крис просил о помощи, сообщал, что он заперт в маленьком колледже, где ведет в течение года восемь учеб­ных курсов; у него много конструктивных идей, готов к переезду. Я пригласил его поработать со мной пару лет в Пенсильванском университете, и он принял мое приглаше­ние. Оказалось, что у него действительно есть прекрасные идеи».

Наиболее конструктивная идея Криса состояла в том, как суметь оценить стиль объяснения людей, которые не согласились бы заполнять соответствующие анкеты: герои спорта, президенты, кинозвезды. Крис неустанно штудиро­вал спортивные страницы и к каждому заявлению футбо­листа, носившему причинный характер, он относился так, как будто это был пункт из вопросника, заполненного этим спортсменом. Так, если в оправдание того, что он не забил

Дети и родители: истоки оптимизма 207

гол, мазила говорил, что ему помешал ветер, Крис указы­вал, что цитата имеет постоянный, широкий и личный ха­рактер по шкале от одного до семи баллов. Фраза «Мне мешал ветер» получала один балл за постоянство, посколь­ку ничего нет менее постоянного, чем ветер; около одного балла за широту, поскольку ветер мешал только полету мяча, но не личной жизни; и один балл за личностный характер, поскольку футболист не виноват в ветре. Таким образом, «Мне помешал ветер» — очень оптимистичное объяснение плохого события.

Затем Крис усреднял рейтинги всех причинных заявле­ний данного футболиста и получал оценку его стиля объяс­нения, не прибегая к вопроснику. Потом мы показали, что такая оценка более или менее соответствует оценкам, полу­ченным при помощи вопросника. Мы назвали эту технику CAVE (анализ содержания словесных объяснений).

«Глен, — продолжал я, — CAVE — это и есть машина времени. Мы же можем пользоваться этой техни­кой применительно не только к людям, которые не пожела­ют отвечать на наши вопросы, но и к тем, которые просто не могут — например, потому что уже умерли.

Вот почему я тебя разбудил. Сберегли ли твои предше­ственники интервью тридцатых годов, которые брали у де­тей Беркли и Окленда?»

Глен немного подумал. «Это, конечно, было до широ­кого использования магнитофонов, но мне кажется, что беседы стенографировались. Я могу уточнить, когда вер­нусь к своим архивам».

«Если в нашем распоряжении будут подлинные запи­си, — сказал я, — то мы сможем воспользоваться техни­кой CAVE. Каждый раз, когда опрашиваемый ребенок характеризовал в своем ответе причинные связи, мы можем использовать этот ответ по аналогии с пунктом вопросника. Затем, привлекая нейтральное жюри, которому неизвестен

208_____________________ Мартин Э. П. Зелипяаи

источник цитат, оценить степень оптимизма последних. И тогда в результате мы будем знать, насколько оптимистич­ны были все эти дети пятьдесят лет тому назад. Мы смо­жем пропутешествовать во времени и проверить твои пред­положения».

Вернувшись к своим архивам в Беркли, Глен проверил и обнаружил в них стенограммы ранних опросов и полные тексты интервью, взятых в разное время, сначала у дево­чек потом v матеоей, а затем у бабушек. Мы воспользо­вались этими записями, чтобы оценить динамику стиля объяснений этих женщин, для чего извлекли оттуда все ответы, носившие причинный характер, отдали их жюри, не знакомому с источником, и поручили им оценку по всем трем ключевым параметрам.

Предположение Глена оказалось в значительной степе­ни верным. Женщины из среднего класса, которые нор­мально старились, склонялись в основном к оптимизму. Женщины из низших слоев с тяжелой старостью имели склонность к пессимизму.

Первое же использование «машины времени» позво­лило достигнуть трех целей.

Во-первых, «машина времени» оказалась в наших ру­ках исключительно мощным инструментом. Мы теперь могли оценивать оптимистичность людей, которые не стали бы работать с нашими вопросниками; достаточно было иметь стенограмму беседы. При помощи техники CAVE мы те­перь могли прочесать огромное количество материала: пресс-конференции, дневники, беседы терапевтов с пациентами, письма с фронта, завещания. Мы могли оценивать стиль объяснения детей, слишком маленьких даже для теста CASQ, разговорив их, выудив из беседы их причинные заявления и обработав последние по аналогии с ответами на анкету. Мы оказались в состоянии оценить оптимизм давно умер­ших президентов Соединенных Штатов и заключить, возрас-

Дети и родители: истоки оптим изма _____________ 209

тал или снижался уровень пессимизма в истории Америки, были ли одни культуры и религии пессимистичнее других.

Во-вторых, «машина времени» дала нам дополнитель­ное подтверждение того, что мы учимся своему стилю объ­яснения у своих матерей. В 1970 году был проведен опрос бывших детей из Беркли-Окленда, которые стали уже ба­бушками, а также их дочерей, теперь уже матерей. Мы обработали материалы этих опросов при помощи техники CAVE и оказалось, что результаты совпадают с данными вопросников, причем выявилось значительное сходство между уровнем пессимизма матерей и дочерей. Как отмечалось выше, один из путей, которым мы учимся оптимизму, со­стоит в. том, что мы слушаем, как наши мамы объясняют причины происходящего с ними в повседневной жизни.

В-третьих, наша «машина времени» показала впервые, что в формировании нашего оптимизма участвуют реальные кризисы, через которые мы проходим в детстве. Девочки, пережившие экономический кризис, который был преодо­лен, утвердились в понимании того, что дурные события носят временный характер и их можно изменить. Но дети, которые испытали лишения Великой Депрессии и остались затем в нищете, пришли к тому, что стали считать дурные события фиксированными и неизменными. Так что серьез­ные кризисы детской поры могут стать для нас шаблоном (вроде формочек для печенья), которым мы будем пользо­ваться всю оставшуюся жизнь для объяснения новых кри­зисов.

Кроме результатов нашей совместной работы с Гленом Элдером существует еще ряд свидетельств, подтверждаю­щих, что стиль объяснения формируется у детей в процессе преодоления или серьезных жизненных кризисов. Эти сви­детельства были кропотливо собраны английским профессо­ром Джоном Брауном, Когда я в первый раз встретился с ним, он уже десять лет ходил по самым нищим кварталам

210_______________________ Ма ртин Э. Я. Зелигман

Южного Лондона и брал интервью у домашних хозяек. Он опросил их около четырехсот в поисках ответа на вопрос, как предотвратить депрессии. Суммарное количество людей в тяжелой депрессии, обнаруженных им, способно было повергнуть в шок: свыше 20% опрошенных — домохозяй­ки, причем половина — в состоянии психоза. И тогда он попытался понять, чем отличаются женщины, впавшие в тяжелую депрессию в этих суровых условиях, от тех, кто оказался несокрушим?

Ему удалось выделить три защитных фактора. Доста­точно было присутствия хотя бы- одного из них, чтобы депрессия не началась, даже перед лицом тяжелых потерь и нищеты. Первый защитный фактор — интимные отноше­ния с мужем или любовником. Такие женщины побеждали депрессию. Второй фактор — работа вне дома. Третий — чтобы в семье было не более двух детей в возрасте до четырнадцати лет, о которых было бы необходимо забо­титься.

В дополнение к этим трем факторам стойкости Браун выделил два важнейших фактора риска: недавняя потеря (смерть мужа, эмиграция сына) и, что наиболее важно, смерть матери до достижения ребенком подросткового воз­раста..

«Если мать умирает, когда вы еще малы, — объяснял Джордж, — вы думаете о дальнейших потерях самым безнадежным образом. Если ваш сын эмигрирует в Новую Зеландию, вы уже не скажете себе, что он отправился искать счастье и непременно вернется. Нет, вы будете счи­тать его все равно, что умершим. Все потери во взрослом возрасте будут казаться вам смертями».

Потеря девочкой матери — постоянна и всеобъемлю­ща. От матери зависит столь многое из того, что делает девочка. Это особенно верно до периода созревания, пока еще мальчики и орда ровесниц не стали частичной заменой.

Дети и родители; истоки оптимизма 211

Если реальность нашей первой крупной потери определяет строй наших мыслей о причинах наших будущих потерь, то в открытиях Джорджа есть смысл. Эти несчастные дети познают, совсем как те дети из низших слоев времен Вели­кой Депрессии, что потеря постоянна и всеобъемлюща. Их мать ушла и больше не вернется, и вся их жизнь теперь обеднела. Потери в дальнейшей жизни трактуются теперь таким образом: он умер^ он никогда не вернется, я не могу дальше существовать.

Итак, теперь мы располагаем подтверждением того, что существуют три фактора, влияющих на стиль объясне­ния вашего ребенка. Во-первых, форма анализа причинных зависимостей, который он слышит от вас каждый день — особенно если вы его мать. Если ваш стиль оптимистичен, то его будет таким же. Во-вторых, форма критики, адресуе­мой ему при неудачах: если критика носит постоянный и всеобъемлющий характер, то у него будет формироваться пессимистичный взгляд на самого себя. И, в-третьих, ре­альные потери и травмы раннего возраста: если они релак-сируют, у него вырабатывается теория, что дурные события можно изменить и покорить. Но если же они неизменны и всеобъемлющи, то можно считать, что в сознании ребенка посеяны семена беспомощности.

ГЛАВА 8

ШКОЛА

Однажды в прохладный и ветреный день апреля 1970 года, когда я был еще совсем молодым профессором Пен­сильванского университета, я оказался в очереди желающих войти в Хэддон-Холл, некогда импозантный, а теперь слегка пришедший в упадок отель, который ждал, пока Атлантик-Сити превратится в своего рода Лас-Вегас на востоке стра­ны. Поводом собрания был очередной съезд Восточной ассоциации психологов. Передо мной стояла женщина, ко­торая со спины не показалась мне знакомой; но стоило ей повернуть голову, как я открыл рот от изумления. Мы с ней дружили на протяжении всего детства.

«Джоан Стерн, — воскликнул я, — ты ли это?»

«Мартин Зелигман! А ты что тут делаешь?»

«Я — психолог», — сказал я.

«И я!»

Мы расхохотались. Ну, конечно, кем же еще могли мы быть, если ждали регистрации на этом съезде в этот выход­ной. Джоан защитила докторскую по психологии в Новой школе социальных исследований, я — в Пенсильванском университете, и вот мы, два профессора, были тут как тут.

Мы вместе ходили в детский сад («Помнишь мисс Мэнвилль?») и росли в трех кварталах друг от друга («Стит-тиг все еще на месте?»). Когда меня послали в привилеги­рованную академию в Олбени, она поступила в ее эквива­лент для девочек, Сент-Агнес. Жизнь у обоих резко улуч­шилась с того самого дня, как мы покинули Олбени и поступили в колледж. Мы открыли, что в мире полно людей вроде нас, а внешность Дэбби Рейнольде и музыку

Школа____________________________________ 213

Элвиса Пресли любят вовсе не везде, так же, как не везде презирают живой ум. Джоан теперь была замужем, носила фамилию Джиргус.

Я спросил, над чем она сейчас работает. «Я занимаюсь детьми, — отвечала она, — их восприятием и мышлением, и как все это меняется с возрастом». Она рассказала мне о своей очаровательной работе, посвященной зрительным ил­люзиям. Я рассказал ей о приобретенной беспомощности.

«Твой отец жив? — спросила она. — Как, наверное, тебе было трудно», — вздохнула она, узнав о его смерти. Она прекрасно понимала тяжесть этой потери; ее мама умерла, когда Джоан была еще подростком.

По ходу собрания мы проводили все больше и больше времени вместе, пытаясь увязать наше общее прошлое с нынешней жизнью. К тому моменту, как мы расстались, мы оба пришли к мысли, что когда-нибудь наши научные интересы (детство и самоконтроль) вполне могут состыко­ваться.

Впоследствии Джоан стала деканом факультета соци­альных наук в Нью-Йоркском городском колледже, а за­тем деканом в колледже Пристонского университета, я же продолжал свою работу по стилю объяснения. Прошло еще десять лет, прежде чем наши интересы совпали. И тогда они срослись вокруг вопроса об оптимизме в классе.

Как влияет стиль объяснения ребенка на его школьные успехи?

Давайте начнем с того, что вернемся к основной теории. Когда мы в чем-то терпим поражение, мы все ощущаем беспомощность и депрессию — по крайней мере, на мгно­вение. Мы не предпринимаем сознательных действий так быстро, как могли бы в другой ситуации, а иногда и вообще не пытаемся. Если пытаемся, то не очень настойчиво. Как вы уже прочитали, стиль объяснения — великий модулятор

214 Мартин Э. П. Зелигман

приобретенной беспомощности. Оптимисты оправляются от этой мгновенной беспомощности почти сразу. Довольно быстро после поражения они собираются, встряхиваются и возобновляют свои попытки. Для них поражение — это вызов, препятствие на пути к неизбежной победе. Оно носит временный и конкретный, а не всеобъемлющий характер.

Пессимисты увязают в своем поражении, которое счи­тают постоянным и всеобъемлющим. Они впадают в деп­рессию и' остаются беспомощными в течение очень долгого времени. Для них препятствие — синоним поражения, а поражение в одной битве — все равно что проигрыш вой­ны. Они не предпринимают новых попыток неделями и месяцами, а если и пытаются, то малейшее новое препятст­вие вновь отбрасывает их в беспомощное состояние.

Теория четко предсказывает, что и в классе, и, как мы узнаем в следующей главе, на спортплощадке успех не обя­зательно приходит к самым одаренным. Приз вполне мо­жет достаться тем, кто при адекватной талантливости явля­ется оптимистом.

Верны ли эти предсказания?

В КЛАССЕ

Недавно я познакомился с историей одного мальчика, которого я буду называть Аланом. В возрасте девяти лет он относился к категории детей, которую некоторые психо­логи называют «омега» — таких робких, с плохой коорди­нацией, которых в играх выбирают последними. Он был, однако, исключительно ярким и одаренным художником. По словам учителя рисования, ему не приходилось видеть лучших рисунков, сделанных ребенком в начальной школе. На десятом году жизни Алана его родители разошлись, и он впал в депрессию. Отметки у него резко ухудшились, он стал неразговорчивым и утратил интерес к рисованию.

Школа____________________________________ 215_

Но учитель рисования не поставил на нем крест и попытался разговорить мальчика. И тут он узнал, что Алан считает себя глупым, неудачником и неженкой, и вообще каким-то образом возлагает на себя вину за развод родите­лей. Учитель стал терпеливо объяснять Алану, как он оши­бается в своих самооценках, и подвел Алана к другому, более реалистичному суждению относительно себя. Посте­пенно Алан пришел к пониманию того, что он не только не глуп, а исключительно удачлив. Он узнал, что координация приходит к некоторым мальчикам с опозданием, а тот факт, что спорт дается ему с трудом, делает его попытки еще более достойными уважения. Учитель был знаком с роди­телями Алана и сумел доказать ему, что тот совсем не виноват в их разводе.

В сущности, он помог Алану изменить стиль объясне­ния. Не прошло и нескольких месяцев, как Алан стал получать высшие оценки в школе и добиваться первых успехов в спорте, возмещая упорством и энтузиазмом не­достаток мастерства. Он уже больше не был ребенком ка­тегории «омега», а стал на путь к тому, чтобы стать под­ростком «альфа».

Если ваш ребенок плохо успевает в школе, это еще не причина для того, чтобы учителя и даже вы сделали оши­бочный вывод, что он бездарен и даже глуп. Может ока­заться, что ваш ребенок в депрессии, и его депрессия меша­ет ему настойчиво пытаться и рисковать во имя того, чтобы раскрыть свой потенциал. Будет гораздо хуже, если вы придете к выводу, что ваш ребенок Глупый и бездарный, а он об этом узнает и включит эту характеристику в свою самооценку. Его стиль объяснения может при этом стать еще хуже, а плохая успеваемость войдет в привычку.

216 Мар тия Э„ /7. Зелигмая

⇐ Предыдущая13141516171819202122Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: