Преподобный жил в безмятежии, радости и веселии духовном.

Повергнувшись пред жертвенником с сокрушенным и смиренным сердцем, он воззвал ко Спасителю: «Господи, Ты веси немощь мою! Помилуй мя и ослаби брань нечистых демонов, ибо я отчаялся в самой жизни моей».

 

Понуждение себя и боль — это неразлучные спутники подвижника. Именно они делают его причастником апостольского звания и наследником Царства Небесного. Они дают ему дерзновение и надежду на то, что после смерти он найдет на небесах то самое сокровище, которое собирал всю свою жизнь.

Подвиг — это единственный способ показать Богу нашу любовь к Нему, смирение, надежду на Него. Как мы, христиане, можем уподобиться Христу, стать причастниками Его жизни? Только через боль, несение креста Христова. А это значит, что мы должны всегда носить крест Христов, утруждая свою плоть и не ослабевая духом, всем своим существом переживая Его крестные страдания.

Но здесь нас ждет двойная опасность. Во-первых, мы можем дать цену своим подвигам, счесть их за нечто великое, а во-вторых, возомнить, что мы достойны духовных наслаждений, божественных созерцаний. И тогда подлинный духовный опыт мы меняем на духовное сладострастие, искушаем Господа, уподобляясь иудеям, которые непрестанно требовали от Спасителя знамения[146]. Мы молимся и ждем: не увидим ли, не почувствуем ли что-нибудь. Мы хотим ощутить Христа, хотим удостовериться, что Он нас слышит, хотим сразу всё. Все это доказывает только одно: мы любим не Бога, но самих себя.

Если мы придаем цену своему подвигу, превращаем его в самоцель, преувеличиваем его значение и считаем себя великими подвижниками, то Бог отвращается от нас. И тогда жизнь начинает казаться нам суровой и безотрадной, мы заходим в тупик: не чувствуем благодати и внутренней свободы, находимся в плену у своего эгоизма, так что и Христос не может приблизиться к нам и наделить нас Своими щедрыми дарами.

Блудная брань была попущена святому Нилу не случайно. Бог хотел оградить его от душевных бедствий, в особенности от гордости, к которой могла привести его высокая подвижническая жизнь. Для святого Нила это искушение оказалось плодоносным. Смирившись и осознав свою немощь, он понял, что подвиг сам по себе ничего не дает. Тогда он пал «пред жертвенником с сокрушенным и смиренным сердцем», — ведь если наш подвиг не сопровождается смирением, то напрасны все труды, — и воззвал к Богу: «Ты знаешь, Господи, что я немощен, помилуй меня, я отчаялся! Освободи меня от брани нечистых демонов. Сам я ничего не могу сделать».

 

Сказав это и оставшись простертым долу, он пришел в легкое забытьё. И вот видит перед собой за тонкой светлой завесой живого Господа, пригвожденного ко кресту. В великом страхе святой Нил воззвал ко Господу: «Помилуй мя, Владыка, и благослови раба Твоего! » Спаситель, отъяв от креста десницу, трижды благословил его, и божественное видение прекратилось.

 

Выше мы читали, как святой Нил в состоянии между сном и бодрствованием испытал сатанинское наваждение. Сейчас в легком забытьи он созерцает божественное видение. «Видит перед собой за тонкой светлой завесой живого Господа, пригвожденного ко кресту». Не случайно биограф называет Господа живым: Господь не умирает. Христос всегда жив, и в таинстве Божественной Евхаристии, когда Он приносит Себя в жертву за нас, мы причащаемся Его живого Тела.

Определение «живой» говорит о том, что преподобный Нил стал причастником бесценного, исключительного дара апостолов: он своими глазами видел живого Христа. После распятия и воскресения, перед вознесением на небеса, Господь явил Себя живым [147] Своим ученикам. Тем самым память о Его присутствии навсегда запечатлелась в их сердцах и подала им силу свидетельствовать всему миру о том, что распятый Христос жив, что Он воскрес.

Независимо от того, чувствуем мы Божие присутствие или забываем о Боге, достигли богопознания или погружены в неведение, живем в грехе или стремимся к святости, — Господь жив. А если это так, то для каждого из нас надежда никогда не потеряна, мы можем быть уверены в Господе. Мы предстоим распятому Господу, значит, мы всегда находимся перед Ним, Его благодать близка, и Его рука всегда рядом, чтобы в любой момент нас поддержать и спасти.

Преподобный увидел распятого на кресте «живого Господа». По православной традиции Христос никогда не изображается на кресте изможденным: Он мирен и царственно величественен.

Преподобного отделяла от креста легкая светлая завеса, через которую он смотрел на Христа. Тончайший шелковый покров, как бы ни был легок, служил преградой, отделявшей преподобного Нила от Бога. Если бы он был совершенно свободен от всякого искушения и брани (однако мы знаем, что он пребывал в борении, испытывал мучения), то ничто, даже эта легкая завеса, не отделяло бы его от Господа. Но в то же время прозрачность и легкость покрова, который можно было без труда откинуть, говорили о душевной чистоте святого.

Когда преподобный Нил увидел перед собой Господа, то с великим страхом воззвал к Нему о помиловании. И Спаситель в ответ на это простер Свою руку и трижды благословил его.

Явление Спасителя преподобному было настолько живым и ярким, что нельзя сомневаться в его подлинности. Это было истинное богоявление с присущей ему силой и божественным величием. Эта сила и потрясающая убедительность богоявления были необходимы преподобному Нилу, чтобы укрепить его в искушениях и изменить его жизнь, то есть помочь ему начать новое жительство. Все то, о чем святой не мог даже помыслить, чего не мог достичь своими трудами, он обрел, смиренно простершись пред Богом.

Духом преподобный Нил, без сомнения, бодрствовал, был в сознании. Об этом говорит то, что он созерцал живого Христа и это заставило его в ужасе воскликнуть: «Помилуй мя, Владыка, и благослови раба Твоего! » Бывает такое, что человек спит, но какая-то тревога, боль, надежда или любовь не дают ему покоя, сердцу не спится[148]. Вот и преподобный Нил впал в забытье, но духом был бодр, внутреннее напряжение не давало ему уснуть, ведь он боролся на пределе сил, находясь между жизнью и смертью, грехом и святостью, Богом и демоном. Ему предстояло или победить и достигнуть бесстрастия, ради которого он вышел из мира, или, как уже упомянул в прошлой главе агиограф, умереть, потому что смерть в подвиге почетней столь безотрадной жизни.

Бог сотворил человека не для страданий, не для искушений, не для тяжкого труда, не для того, чтобы сокрушить Свое создание, но для того, чтобы даровать ему полноту божественного мира, привести его к обожению. Именно поэтому на вопль святого Нила о помиловании Христос так стремительно откликается: Он отрывает от креста пригвожденную руку и трижды благословляет его, так чтобы у преподобного не осталось ни тени сомнения в истинности происходящего.

 

На этом божественное видение прекратилось. А с ним прекратилась и плотская брань, и естественные телесные истечения. То, чего не могли превозмочь бесчисленные бдения, строгие посты и жгучая жажда, было побеждено смирением и признанием собственной немощи.

 

Последние слова жизнеописателя очень ярко говорят об основании, фундаменте духовной жизни, о подлинном богословии, которое обрел святой Нил благодаря своей борьбе. Это был подлинно духовный воин. Осознав, что тщетен труд человека, опирающегося только лишь на собственные силы, он прибегнул к Божией помощи.

«Прекратилась и плотская брань, и естественные телесные истечения». Конечно, это не значит, что лукавый более не искушал подвижника, однако теперь он лишался права бесстыдно подвергать испытанию его душу, влиять на его внутреннее духовное устроение. Это неестественное, тяжелое для человека испытание уже не грозило святому Нилу, хотя ему еще предстояли нападения от врага, искушения при выходе в мир и борьба с собой. При всем этом он оставался внутренне чистым и свободным от действия соблазнов, потому что сатана мог нападать на него только извне, поражая лишь плоть, но не душу. Прекращение брани свидетельствовало о духовном исцелении. Но поскольку преподобный стремился к бесстрастию, к приобретению прочного устроения души, он желал получить от Бога знак, чтобы увериться, что Он подлинно явил над ним Свою чудодейственную силу. Этим знаком и было прекращение телесных истечений.

Мы с вами уже читали о том, что прекращение естественных истечений в состоянии сна или бодрствования, то есть полное иссыхание организма, происходит при ограничении питья. При этом человек может ощущать внутренний жар. И святой Нил попробовал одиннадцать месяцев вовсе не пить воды. Тем не менее, победить естество ему не удалось. Жажда, бдение и поклоны оказались тут бессильными, но тогда на помощь пришло смирение. Впрочем, и подвиги были необходимы: ими преподобный доказал искренность своего желания стяжать чистоту, явил непорочность своего духа, который он хотел полностью обратить к Богу и освободить от всего плотского, даже естественного. Именно к этому стремились и все святые. Организм святого Нила высох настолько, что в нем уже не могло возникнуть никаких плотских движений. Тогда при помощи Божией и наступил конец плотской брани. Это самое настоящее чудо — чудо духовного преображения, и этого-то желал преподобный Нил. Ничего другого он не просил для себя у Бога.

Какое же значение имеет подвиг в жизни христианина? Подвиг для духовного человека — это его жизнь, он так же естественен для него, как дыхание. Что для тела дыхание, то для духа подвиг. Христианин «выдыхает» все человеческое, земное, плотское, и «вдыхает» Бога. Подвигом он выражает свою любовь к Богу и признаёт собственную немощь. Наши подвижнические труды — вовсе не следствие нашей святости, они лишь свидетельствуют о нашем сердечном расположении, о нашем желании покаяться, получить от Бога прощение, благодать.

Сколько бы мы ни трудились, сколько бы ни изнуряли себя, мы ничего особенного не совершаем, потому что Бог ждет от нас только одного — смирения, осознания того, что мы во всем немощны и грешны. Когда все свои подвиги мы совершаем ради того, чтобы стяжать смирение, чувство собственного недостоинства, тогда приходит благодать Божия.

Когда нищий хочет выпросить чего-то у прохожих, он показывает им свои лохмотья, чтобы они сжалились над ним и подали ему милостыню, или начинает кричать о своей нужде, как умолял Христа даровать ему зрение евангельский слепец. Так и мы своими постами, бдениями, тем, что мы спим на полу, добровольными лишениями показываем Богу свои «лохмотья» — смиренное сознание своей нищеты и молим Его открыть наши сердечные очи, чтобы нам осознать свою греховность, покаяться и получить прощение.

Получив прощение, мы продолжаем подвизаться ради получения благодати. Когда же благодать посетит нас, мы подвизаемся уже с тем, чтобы отблагодарить Бога за все Его дары. Так что и начало, и середина, и конец нашей духовной брани состоит в аскетическом делании.

Великие подвиги, которые возлагал на себя преподобный Нил, позволили ему глубоко познать свою немощь и недостоинство. Он понял, что, какие бы подвиги он ни совершал, он ничего из себя не представляет. И тогда он припал к Богу, чтобы исповедать Ему свою немощь. Заметьте: не искушения и болезни, а духовную немощь.

«То, чего не могли превозмочь бесчисленные бдения, строгие посты и жгучая жажда, было побеждено смирением и признанием собственной немощи». Эти слова вдохновляют и нас, возбуждают ревность, возводят горе. Агиограф как бы говорит нам: «Э, брат, ты устаешь от трудов и бдений? Но ведь ты трудишься не ради того, чтобы чего-то достичь! Что ты можешь сделать своими силами? Трудись, чтобы показать Богу, что ты немощен, и Он Сам все устроит».

Сатана, стремясь поколебать святого, использовал особенности его характера, что он постоянно проделывает и с нами. Зная слабости душевного устроения преподобного Нила, он заставлял его так сильно страдать, что тот душевно изнемогал, не мог оставаться в пещере и выходил из своего уединения. Но когда искушение достигло крайней степени, тогда преподобный обрел совершенное самопознание, за которым последовало осенение Божественной благодатью и избавление от брани.

Подвиг всякого христианина имеет одну цель — познание собственной немощи, греховности. Это познание приходит не в результате того или иного совершенного мной греха, ведь грех приводит лишь к виновности пред Богом, тогда как подвиг помогает мне понять, что больна сама моя природа. Я понимаю, что внутренне я полностью парализован, слеп, ни на что не способен, истощен настолько, что не могу даже пошевелить пальцем. После того, как я это осознаю, нужно сделать следующий шаг: доказать, что я подлинно стремлюсь к воскресению, желаю спастись. Тогда Бог приходит и подает просимое. Как только человек до глубины души почувствует свою немощь и покажет Богу свое искреннее желание исцелиться, он начинает дышать Богом, становится причастником Божественной благодати. А до этого момента он только падает и страдает, как это было с преподобным Нилом.

Но разве, скажете вы, Бог не знает моего сердца? Неужели Он не видит, что я стал монахом, желая этого с раннего детства?

Бог все видит, но Он уважает свободу человека и отвечает только тогда, когда человек поймет, чего же, в действительности, ищет его сердце, о чем просят его уста. Он отвечает, когда уже ничто в этой жизни, кроме Бога, человека не интересует. Бог — это неиссякаемый источник, богатейшая сокровищница, во мгновение ока Он может дать нам все, что нам нужно, и даже прежде нашего прошения[149]. Но если речь идет о чем-то серьезном, великом, Он ждет, чтобы мы пострадали, помучились, не получая просимого. Когда же мы духовно созреем и осознаем величие дара, и к тому же подлинно возжелаем его получить, тогда Бог подаст его нам.

Итак, самое главное, что нам нужно, — это смириться, чтобы заложить основы нашей внутренней жизни. Затем мы должны понять, что лишения, боль и мрак нам необходимы, ими испытывается наша любовь и доверие к Богу. И это — страшное испытание, потому что оно покажет, насколько мы любим Бога и верим Ему. Если мы не ослабеем, но выдержим это испытание, то докажем, что наша любовь к Богу истинна. В самом деле, если сегодня, находясь во тьме, я не теряю своей веры в Него, то тем более я буду верен Ему завтра, когда окажусь во свете. И главное, получив благодать после испытанной боли и мрака, мы осознаем, насколько велик полученный нами дар, и, конечно, уже не захотим променять свет на тьму, здоровье на болезнь, Бога на диавола.

Теперь мы будем верны дару Божию, станем бережно хранить его. Если же, несмотря на полученную благодать, мы падем и утратим дар Божий, нам будет очень трудно обрести его снова. Это все равно, что грешить в надежде на покаяние. В таких случаях Бог становится очень суровым, а человек оказывается почти неспособным исправиться, потому что падением он доказывает свое пренебрежение к Богу и Его дарам. Очевидно, что человек, пренебрегающий Божией благодатью, не может получать от Бога духовные дары, потому что он ожесточается все сильнее, теряет ревность и все дальше удаляется от Бога. Однако тот, кто устоял во всех испытаниях, приобретает, наконец, способность крепко держаться на ногах. Он доказывает на деле свое желание спастись, и теперь Бог, желающий всем спасения, и человек идут вместе.

Таким путем шел ко Христу святой Нил. «Он понес столько трудов! » — сказали бы мы. Но что все его труды? Весь его подвиг, усталость и изнурение были тем кратковременным легким страданием, ради которого он получил в безмерном преизбытке вечную славу [150], силу, святость и обожение. Простой и смиренный человек поднялся с земли на небесную высоту, все преодолел Божиим содействием и Божией силой.

Преподобный Нил созерцал необыкновенное видение: Христос, пригвожденный ко кресту, отъял от распятия Свою руку и трижды благословил его. Мне кажется, нет более прекрасного образа, который бы так ярко показывал, что Бог всегда готов помочь нам. Можно ли сомневаться, что Христос благословит и нас с вами, ведь для нас Он уже не распятый на кресте человек, но живой Бог, пребывающий в наших сердцах и умах. Для нас Он — не минутное видение; мы непрестанно питаемся Его словом, в Нем находим радость и усладу, ежедневно принимаем Его Тело и Кровь. Мы стали едино с Ним.

Преподобный Нил во время брани пережил немало напряженных и величественных моментов. Взирая на его борения, и мы можем ощутить свою греховность, не подвергаясь при этом пламени искушений, которые были попущены ему. Впрочем, если наши сердца окажутся ожесточенными, то нам тоже их не миновать. Не миновать, если будет нужно ради нашего спасения, ибо Бог Вседержитель хочет нас спасти, вывести на свет.

И когда мы блуждаем во мраке и не способны из него выбраться, Он попускает прийти бедам и искушениям, которые помогают нам, даже если мы этого не понимаем, устремиться к созерцанию Бога всей силой своего произволения. Достаточно нам всего однажды, оказавшись в горниле искушений, осознать свое полное бессилие и смириться до глубины души, чтобы этот опыт мог поддерживать нас в нашей духовной жизни многие годы. Впрочем, если бы мы непрестанно осознавали свою немощь так же глубоко, как преподобный Нил, мы могли бы каждый миг чувствовать, как за смирение нам подается помощь Божия.

Так окончился первый этап подвижничества преподобного Нила, и он вышел из него победителем. Поразительно, как низко, даже до адских глубин, может пасть человек, при всей святости своей жизни! И посмотрите, куда возводит человека Бог! К сожалению, как правило, требуется очень много времени для того, чтобы Бог возвел нас из глубины нашего падения, потому что сердце человека ожесточено. Рабочий, которому нужно прорубить скалу, работает молотом, ломом и другими тяжелыми орудиями. А теперь представьте, что приходится делать Богу, чтобы сокрушить наше ожесточенное сердце! И чем больше мы закоснели, тем больше требуется времени и труда.

Впрочем, было ли сердце преподобного Нила черствым? Нет, конечно, поэтому святому и не понадобилось много лет мучений. Все его поступки говорят не о жесткости его сердца, а о его любви к Богу, силе его устремленности ко Христу. Он подвергался искушениям не из-за того, что Богу нужно было сломить жестокость его сердца, но из-за того, что был очень чувствительной натурой. По характеру он был меланхоличен и склонен к унынию. Люди замкнутые, склонные к унынию, обыкновенно легко ранимы, обидчивы, подвержены искушениям. Кроме того, преподобный Нил был человеком святой жизни, а таких сатана нередко искушает плотской бранью. Преподобного же ничто не останавливало, он не поворачивал вспять, но всегда шел вперед, пока не достигал цели.

А не мог ли преподобный, спросите вы, повести себя в искушениях как-то иначе? Думаю, что нет, ведь он вел себя очень естественно, делал то, что он считал нужным, что подсказывало ему сердце. Кто-то другой на его месте, конечно, мог бы повести себя иначе. Если бы святой Нил уступил искушению и пал в грех, то оказался бы не без вины, потому что грех — это свободный выбор человека. И как Бог попустил сатане искушать Иова, но не позволил ему отнять у него жизнь, так и здесь сатане было попущено искушать святого сколько тот хочет, но не разрешено ввергнуть его в грех. Воля преподобного осталась свободной.

Да и мог ли согрешить святой Нил после того, как делал все возможное, чтобы противостоять искушению? Сатана может ввергнуть в грех, только если человек сам поддается на его внушения. Тогда Бог отступает, и сатана получает права на человека. Но преподобный Нил противился искушению, используя все подручные средства. Видел он перед собой колючки? Уязвлял ими свое тело. Были у него силы делать поклоны? Делал бесчисленные поклоны. Он не жалел себя, готов был разбить голову об пол, лишь бы ни на йоту не уступить искушению. Конечно, другой святой подвизался бы иначе, может быть, не так пылко, — все зависит от человека. Но смирение и сознание своей немощи, несомненно, должны сопровождать любой подвиг. Это не значит, что Господь каждому из нас предопределил, какими трудами и подвигами мы будем Ему служить. Так мыслят протестанты. Бог не предопределяет. Выбор в наших руках, а значит, каждый из нас может достичь совершенства.

 

* * *

 

После явления распятого Христа к преподобному Нилу стали приходить ученики. Первый из них не удержался возле преподобного. Второй остался с ним и даже достиг святости. Немало было и таких, кто прожил какое-то время, но потом ушел. И дело было не в наставнике, а в учениках. Послушник должен избрать себе такого старца, язык которого он был бы способен понимать. Затем, прежде чем пообещать ему, что останется с ним навсегда, ему нужно хорошенько подумать, действительно ли он готов жить с этим человеком до конца своей жизни. Если он к этому не готов, то лучше сразу уйти. Не в мир уйти, но поискать другого старца, другой монастырь, если конечно, повторю, он еще не дал обета. Думаю, что достаточно самого малого времени, чтобы понять себя, сможешь ли ты остаться с этим старцем.

Хочу, впрочем, подчеркнуть: самое главное, что должно быть у того, кто хочет стать монахом, — это искреннее желание понять старца. Как правило, всякий человек понимает то, что он хочет понять. Кто хочет понять, тот понимает все, а кто не хочет, тот не понимает ничего. Понимание на сто процентов зависит от расположения человека. Бывает, какой-нибудь очень простой человек приходит учиться богословию, и на первый взгляд он ничего не понимает. Но если ты его спросишь, понял ли он что-нибудь, он удивится вопросу: «Мне все понятно! » И он не обманывает, потому что простота его души и доброе расположение действительно дают ему разумение в духе. Он понимает внутренне, сердцем. Дело здесь не в количестве серого вещества, но в расположении, произволении человека. Нужно полюбить слова старца, принять их в свое сердце, захотеть понять их всем своим существом, а не просто осознать умственно.

Разве, например, апостолы понимали все то, чему учил их Христос? Нет, конечно. И потому Он нередко делал им замечание: Неужели вы еще не разумеете? [151]  «Да что же вы так неразумны? Еще ли не понимаете? » Но апостолы уверяли Спасителя, что они всё понимают, потому что они Его любили, были Ему преданы, у них было чистое, искреннее сердце. Дух Святой просвещал их.

А если, спросите вы, человек подвизается без наставника, руководствуясь только книгами, то может ли он преуспеть духовно? Может, но не так, как со старцем. Одно дело духовное чтение, хотя и оно очень важно, и совсем другое — живое слово наставника. Человек — это личность, образ Божий, а не бездушная книга.

Поэтому то, насколько ты будешь понимать своего старца, зависит от твоего желания его понять, от силы этого желания, от того, что именно ты хочешь понять и как глубоко проникаешься мыслями твоего старца. Если ты противопоставляешь себя ему и считаешь, что у него свой подход, а у тебя свой, если его слова ты рассматриваешь как его личное мнение, то ты не сможешь ни усвоить, ни понять его слово, слово Божие.

 

Преподобный жил в безмятежии, радости и веселии духовном.

 

Естественное состояние, в котором должен жить человек, — это безмятежие, духовная радость и мир, и преподобный Нил этого состояния достиг. Человек не создан ни для скорбей, ни для боли. Скорби посылаются нам Богом, потому что Он желает возвести нас из нашего убожества на духовную высоту, дать нам успокоение от браней, радость и духовное веселие.

Как же мы относимся к встречающимся нам трудностям? Например, у нас есть немощь: нам хочется быть радостными, но вместо этого мы легко поддаемся унынию. Из-за этого мы огорчаемся. Конечно, наша скорбь не по Богу, она эгоистична: нам хочется ощущать радость, но мы не можем. Мы смотрим на свои немощи по-земному. Помните, как апостол Павел подобным образом просил Господа избавить его от болезни? Что же ответил ему Бог? Довольно для тебя благодати Моей [152]. Бог как бы возразил на просьбу апостола: «Неужели ты не понимаешь? Если Я заберу у тебя эту немощь, то ты можешь погибнуть. А с этой болезнью ты пойдешь прямо на небо».

И наш характер, и наши немощи, и все наши скорби и трудности оказываются для нас самыми лучшими проводниками на пути к небу. Если же они становятся для нас препятствием, то причина тому — наш собственный эгоизм. Мы сами оставляем Бога, нам как будто не нужен ни Он Сам, ни Его благодать, мы любим только себя. И вместо того, чтобы поклоняться Христу, мы поклоняемся самим себе. Один человек может злоупотребить своей красотой и стать блудником, другой — физической силой и стать преступником, третий — деньгами и превратиться в подлого и низкого человека; так и наше отношение к самим себе может извратиться и мы можем обожествить свое «я».

Если человек не чувствует духовной свободы, радости, веселия, то это значит, что он пока еще не обрел связи с Богом. Тот человек, который не возлюбил Господа всем сердцем, не предался Ему со свободой, все еще находится между тлением и нетлением и потому огорчается и страдает от трудностей и проблем, тяжело переносит искушения и чувствует себя неудачником в жизни.

Человек Божий, человек духовный всегда мирен, никогда и ничем не может быть омрачен мир его души. Над ним нет ни облачка: солнце стоит в зените и разгоняет любые тучи. У него могут быть внешние скорби, но они не задевают его души, не вызывают внутренней боли. Как купина, хотя и была объята пламенем, но не сгорала, потому что в ней был Бог, так же точно происходит и со святыми. Они могут гореть в огне искушений и скорбей. Но что такое этот огонь? Это посещение Божие, присутствие Живого Бога, Который таким образом не дает им успокоиться, но побуждает все больше искать Его. И потому в этом огне они не сгорают. Они уже пребывают в состоянии обожения, оказываются причастниками Божеского естества [153]. Они не страдают ни душевно, ни духовно. У них лишь одно страдание, одна боль — страсти Христовы. У них одно стремление — к совершенству, одна жажда — жажда Бога.

 

⇐ Предыдущая14151617181920212223Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: