 |
Глава четвёртая. «Вы — мои братья, и никто не принуждает вас оставаться со мной, вы находитесь здесь по собственному произволению. Помня об этом, никогда не преступайте моих правил». Они же, услышав такие слова, положили старцу поклон и обещали впредь исп
|
|
|
|
Глава четвёртая
Недолго преподобный Нил наслаждался безмолвием в уединении: вскоре он был принужден принять на жительство с собою нескольких братьев. Впрочем, большинство из них не смогли с ним остаться и ушли, не выдержав суровости подвигов. Понимая и сам, что требования его очень строги, преподобный часто спрашивал своих учеников, не тяготятся ли они жизнью с ним и не хотят ли уйти. В своих наставлениях и руководстве учениками он не хотел ни на йоту отступить от верности слову Божию. При обычном общении преподобный мог быть бесконечно снисходительным к людским немощам, но в духовном руководстве не допускал поблажек. Он знал, что, уступив, он уничижил бы смысл таинства, Божественную волю, ум Господень [194], лишил бы людей возможности достичь духовного совершенства и само спасение сделал для них затруднительным.
Однако преподобный никогда не осуждал тех, кому было трудно с ним жить. Так должны поступать и мы. Не нужно никого критиковать и рассуждать: зачем такой-то монах живет в обители, если он не исполняет своих монашеских обязанностей? Или что это вообще за монастырь, если в нем такие нерадивые братья?
Ведь ни грех, ни добродетель сами по себе не предопределяют судьбу монастыря или конечную участь человеческой души. Грех не может быть препятствием для любви Бога и Его премудрого Промысла. Напротив, грех в конечном счете может приблизить грешника к Царствию Небесному, ввести его в рай, если он покается и действительно возлюбит Бога, подобно евангельскому разбойнику и блуднице. Но и человеческая добродетель не имеет достоинства сама по себе, она являет собой лишь слабый отблеск безмерной любви Божией к человеку, Его неустанного промышления о нем, Его Божественной щедрости. Если у меня есть какая-то добродетель, талант, если я поступаю по совести, то все это от Бога, дар Божий. Но в сравнении с праведностью Христа, Пресвятой Богородицы и святых моя добродетель все равно что темное пятно, она ничтожна в глазах Божиих. Так что ни мой грех, ни моя праведность не имеют сущности, потому что человеческая праведность — это лишь смутное отражение праведности Божией, а грех — только отсутствие добра.
|
|
|
По-настоящему важно и значимо другое: как нам встать на путь, ведущий к совершенству, как исполнить волю Божию, благую и совершенную [195]. И монастырь — это как раз то место, где человек может достичь совершенства. Что же такое совершенство?
Совершенство есть подражание жизни Христа, постижение и ведение совершенной воли Божией и, как результат, познание Самого Бога. Но никто не может познать Бога и Его волю, если не возлюбит Бога. И наоборот, никто не может возлюбить Бога, если не познает Его. Таким образом, человек все более томится жаждой Бога, желание богопознания разгорается в нем, подобно пламени, так что уже ничто не может отвлечь его от непрестанного стремления к Богу. Но как только человек перестанет стремиться к совершеннейшей жизни, ослабит духовное напряжение, направит свои силы на достижение чего-то земного и тленного, он тут же из духовного человека превратится в плотского и земного.
И потому пусть даже монахи совершают какие-то ошибки, грешат, но если они в то же время ищут Бога, то их монастырь — это дом, где прославляется Бог. И напротив, тот монастырь, в котором внешне все устроено правильно, но нет познания совершенной воли Божией, — это уже не дом Божий, но дом, где Бога оскорбляют, где уничижают Его благость и как бы задают скептический вопрос: «Может ли кто знать, что такое спасение и совершенство? » Но зачем тогда вообще жить в монастыре?
|
|
|
Таким образом, первостепенное значение для монастыря имеет то, как мыслят его насельники, к чему они стремятся, каков предмет их любви, какие цели они себе ставят. И очевидно, что монашеская жизнь требует ежедневного неутомимого труда и терпения ради стяжания Бога.
Преподобный Нил был строг и требователен к тем, кто хотел с ним остаться: он не желал умерять ревность своих учеников и не шел на уступки, он предпочитал, чтобы они покинули его, чем жили нерадиво. Уступки и компромиссы — начало духовных неудач. И потому однажды, когда три брата нарушили монастырский устав[196], преподобный Нил сказал им:
«Вы — мои братья, и никто не принуждает вас оставаться со мной, вы находитесь здесь по собственному произволению. Помня об этом, никогда не преступайте моих правил». Они же, услышав такие слова, положили старцу поклон и обещали впредь исправиться.
«Вы мои братья, — говорит преподобный, — и по собственной воле остаетесь со мною. И потому, какими бы трудноисполнимыми ни казались вам мои заповеди, никогда не преступайте их». Святой Нил не боялся требовать этого от братьев, понимая, что на самом деле всю тяжесть подвижничества берет на себя Христос и иго Его — легко[197]. Братьям нужно было лишь показать свое произволение, и если бы святой попустил, чтобы произволение их изменилось и обратилось к чему-то приземленному, то никто не смог бы после этого возвести их ум горе.
В душе блаженного Нила были неизгладимо начертаны заповеди евангельские и слова Христовы: «А вы не называйтесь учителями»[198], — и потому он и слышать не хотел, чтобы к нему обращались с почетными именованиями. Когда же число его учеников, этих чад пустыни, стало расти, так что каждый день он духовно рождал своих сыновей и ревностно пас их на пажитях евангельских, тогда он начал возлагать бремя игуменства на других и поступал так до конца своей жизни.
Преподобный Нил считал себя ниже всех, недостойным никакой чести. Именно поэтому он не желал носить игуменский сан, но возлагал это звание на одного из своих учеников.
Размышляя над прочитанным отрывком, мы можем остановиться на трех особо важных моментах. Во-первых, обратим внимание на слова «когда же число его учеников, этих чад пустыни, стало расти». Жизнеописатель здесь хочет подчеркнуть не столько притягательность самого святого Нила, сколько славу Христа и Его Церкви. Когда люди обращаются от пути греха на путь святости, а тем более когда возрастает число чад пустыни, то есть монахов, тогда прославляется Бог. И поэтому в те исторические периоды, когда в церковной жизни начинался духовный подъем, возрастало и число монашествующих, этих жителей пустыни. Монах, в каком бы устроении он ни находился, в любом случае отличается от мирянина: он не принадлежит ни жене, ни детям, ни отцу, ни матери. Он оставил все и принадлежит только Богу. Он абсолютно чужд миру сему, он — приношение Богу. И он не перестает быть Божиим, пусть даже сам он — всего лишь глиняный сосуд [199], невзрачный и жалкий.
|
|
|
Монах самой своей жизнью напоминает людям о том, что все принадлежит Богу и является Его достоянием, — вся Твоя суть [200]. Монах — это нечто уникальное и единственное в своем роде, он каждый день свидетельствует о силе и славе Божией, о победе Бога. Он доказывает, что Бог продолжает завоевывать сердца людей и занимать главенствующее место в их жизни, а люди признают это и отвечают на Божественный зов. Таким образом, монах доказывает существование теснейшей связи между Богом и душой человека.
Когда число монахов уменьшается, это означает, что Церковь слабеет, теряет свои позиции. Конечно, Церковь никогда не погибнет, хотя бы погибли города и страны и целые века безвозвратно ушли в прошлое. Вот так безвозвратно уйдет в прошлое тот род и то место, которые не украсились монашеским жительством. «Бесчадие» пустыни или малочисленность ее обитателей показывает, что люди перестали считать Бога своим господином, хотя и вол знает владетеля своего, и осел — ясли господина своего [201]. Это признак того, что люди не чувствуют Божия присутствия и потому остаются равнодушными и окаменелыми, находясь пред всевидящим взором Великого Бога, своего Творца и Владыки. Каждый день они поклоняются тысяче ничтожных вещей, радуются чему угодно, кроме Единого Бога, о Котором они даже и не вспоминают.
|
|
|
Жизнеописатель святого Нила с восторгом говорит, что чада пустыни умножались, а значит, и слава Божия с каждым днем все увеличивалась. И пусть вокруг общины святого Нила бушевал порок, в который погружен весь мир, но самое главное — это то, что находилось множество людей, желающих посвятить жизнь Богу, а это победа для Бога. И когда бы человек ни становился монахом, пусть даже в последний момент своей жизни, в глазах Божиих его отречение имело огромную цену. Ведь кто может больше прославить Бога: тот, кто Ему принадлежит, или тот, кто Ему чужд?
Второе, на что я хотел бы обратить ваше внимание, — это на слова «каждый день он духовно рождал своих сыновей». После того как человек духовно родится, он начинает возрастать в духовной жизни, и это возрастание представляет собой непрерывное рождение от духовного отца. Причем происходит оно не иначе, как при помощи слова. Без слова наставник не может рождать чад ни примером своей жизни, ни святостью, ни усилиями воли.
Слово таинственно питает человека духовной пищей, оно есть проводник Святого Духа, осенением и действием Которого происходит любое духовное зачатие и рождение. Слово — это меч, нож, единственное оружие в руках старца, именно словом духовный наставник рождает учеников. Для этого отцу нужно лишь услышать от ученика признание в полной своей преданности: «Се, раб Господень» или «Се, раба Господня». Как только ученик исповедует это сердцем и устами, немедленно происходит духовное зачатие.
Конечно, однажды родившись, чада не перестают оставаться детьми своего отца, при этом их первоначальное рождение не прекращается, оно становится для них непрерывным возрождением, духовным возрастанием в меру полного возраста Христова [202] непрестанным совершенствованием в жизни по Богу. Рождение со временем может продолжаться, получать развитие так же, как может возрастать праведность и укрепляться истина (как, впрочем, может усиливаться злоба и распространяться ложь). Небесный Отец сказал Господу Иисусу Христу: Аз днесь родих Тя [203]. И те же слова по праву может произнести духовный отец, обращаясь к своему чаду: «Сын мой, я родил тебя однажды и продолжаю рождать тебя каждый день своими трудами, слезами, потом, заботой о твоем спасении, советами и в первую очередь — словом. Слово — то могущественное средство, которое оживотворяет твою душу и приближает тебя к Богу».
Отец должен говорить своему чаду каждый день: «Я ныне родил тебя», чтобы монах мог жить полнокровной жизнью в Боге. В свою очередь, для духовного сына нет большей чести, чем сказать отцу: «Сегодня ты родил меня».
|
|
|
Псаломские слова Аз днесь родих Тя ясно доказывают, что Сын, к Которому обращены эти слова, рожденный из недр Бога Отца, и Сам есть Бог единосущный Отцу, причастник силы и жизни Небесного Отца, отличающийся от Него лишь ипостасным свойством рожденности. Подобным образом и духовный сын, ежедневно предающий себя воле духовного отца: «Се, раб твой», изо дня в день обновляющийся духом и приближающийся к Богу, неизменно отверзающий свое сердце для приятия отеческого слова, сможет сказать своему отцу: «Сегодня ты родил меня» и станет самым живым чадом Божиим, богом по благодати, имеющим всю славу Небесного Отца. Ведь это не перстное, но духовное и нетленное рождение. Жизнь такого послушника свидетельствует о том, что он имеет в себе Духа Святого, «глаголющаго и деющаго»[204], текущего в жизнь вечную [205]. И потому действительное сыновство духовного чада, дерзновение, с которым он может сказать своему отцу: «Я знаю, что я твой сын, потому что ты меня родил сегодня; не вчера и не позавчера, а сегодня, прошлое не в счет, я его забыл и не помню», — такое дерзновение свидетельствует, что сын причастен вечной жизни, он обожается, преуспевает в жизни во Христе и уготовляет себе место в вечности.
В-третьих, нужно остановиться на важных словах: «и ревностно пас их на пажитях евангельских». Здесь речь идет опять же о старце, при поддержке которого послушник вступает в славную духовную битву.
Славную потому, что именно в ней Бог наш познается как Господь Саваоф, Господь Сил, Господь Победитель. Пастырь, желающий исполнить волю Божию, должен пасти свое стадо, руководствуясь Евангелием. Пусть его слова и сама его жизнь соответствуют благовестию Христову: он должен каждый день передавать ученикам евангельское учение по примеру Самого Господа. Задача пастыря — научать пасомых исполнению Божиих заповедей и призывать их ни в чем не отступать от истин евангельской проповеди. Он должен хранить церковное предание, передавая его своему духовному сыну, а через сына — внуку и так далее. В основание своей проповеди пусть пастырь полагает учение апостолов, мучеников и Самого Христа, Который есть краеугольный камень всего евангельского учения и христианского жительства[206].
Там, где звучит подлинная, неискаженная проповедь слова Божия, где собирается паства, огражденная евангельским учением, — присутствует Сам Бог, ибо Он всегда там, где благовествуется истина. Само слово «Евангелие», или «благовестие», говорит нам о подателе всех благ Христе. Нет ничего прекраснее, чем собрание людей, внимающих Евангелию! Это отображение Царства Небесного, свидетельство о единстве Тела Христова — Церкви.
Преподобный Нил, желая по-евангельски управлять своими чадами, с самого начала стал искать себе преемника, на которого он мог бы впоследствии возложить бремя игуменства. В этом он подражал великим отцам: так делали почти все святые, бравшие на себя заботу о духовных чадах, и потому вполне естественно, что и преподобный Нил «начал возлагать бремя игуменства на других и поступал так до конца своей жизни».
Любой игумен всегда заботится о том, чтобы найти подходящего человека, который мог бы со временем стать его преемником. Само существование монастыря зависит от того, найдется ли нужный человек, способный в будущем продолжить дело игумена: стать духовным наставником, по-евангельски пасущим чад пустыни, чад Божиих. Ведь люди настолько слабы и немощны, настолько склонны ко греху и беззащитны пред древним змием, что не могут жить одни. Им необходимо постоянно слышать проповедь слова Божия, чувствовать рядом с собой Божие присутствие. Иными словами, им нужен наставник, как видимый знак присутствия Божия. Наставник вселяет в них силы, передает им благодать Божию, помогает непрестанно общаться с Богом и чувствовать на себе действие Божественного Промысла. Если же не найдется достойного преемника игумену, преуспеяние духовных детей будет невозможным.
Есть в монастыре игумен? Значит, монахи, эти избранные чада Божии, если только у них есть желание и расположение обновляться со дня на день [207], непрестанно освящаются и обновляются духом. Нет игумена? Тогда возникает опасность потерпеть сокрушительное поражение. Без духовного отца души людские страждут, как нива, оставленная своим хозяином: они теряют силы, обращаются в бесплодную пустыню. Подобно тому как желтеют листья и сохнут деревья, так гибнут и души и торжествует сатана, если нет отца, который постоянно вдохновлял бы своих чад и воскрешал их души во Христе.
Вот почему наш Небесный Отец, показуя Свою любовь и снисхождение к человеку, Свою неустанную заботу о нем, ведь Отец доныне делает [208], сподобляет человека стать причастником Своего отцовства, дает ему право быть отцом. Будучи Сам Отцом, Бог, действуя через Сына Своего, делает и других отцами, способными иметь своих собственных чад. Итак, если нет отца, то есть игумена, монастырь страдает духовным бесплодием и не может порождать духовных чад. Подумайте, что было бы, если бы человечество не дало миру чистейшего сосуда — Пресвятой Богородицы? Сын Божий не смог бы родиться по человечеству, и Небесному Отцу пришлось бы ждать, возможно, еще много веков, пока не появится на свет избранный сосуд девства, способный вместить в себя Сына и Слово Божие. Вот так ждет Бог и подходящего человека, способного рождать духовных чад.
И когда такие люди появляются на свет, мир может и не знать о их существовании, но каждый из них (даже если он был бы единственным в своем роде) свидетельствует о безграничной любви к нам Небесного Отца, Его непрестанном промышлении о нас. Чада, сколько бы их ни было, хоть сотни тысяч, не могут заменить собой отца, а значит, и доказать Божие присутствие, тогда как всего один духовный отец самой своей жизнью свидетельствует о присутствии Бога на земле.
Преподобный Нил, несмотря на всю свою простоту, проник в суть этого духовного таинства и стал подыскивать себе преемника. Побуждали его к тому и его подвижнический дух, и правильное монашеское устроение, и осознание того, что нужно найти человека, который смог бы сделать то, чего не сделал он сам из-за своей болезненности, трудов и склонности к безмолвию. Братство преподобного Нила было небольшим, но он поручал управление то одному, то другому из братьев, желая, с одной стороны, оставаться в своем любимом безмолвии, а с другой — испытать, кто из них сможет окончательно заменить его. Таким образом, он не снимал с себя ответственности за своих чад и бремени духовного руководства ими, но в то же время не забывал о том, что должен найти себе преемника.
Но, конечно, преподобного Нила беспокоило то, что он не мог найти себе достойного преемника. Кто знает, сколько слез он пролил, умоляя Бога явить, наконец, Свою волю о том, кто сможет стать вместо него игуменом. И вот, такой человек нашелся, и преподобный Нил был им очень доволен.
|
|
|
