Мероприятия в области экономики 9 глава

Условия морской службы в военно-морской культуре фор­мировали общегосударственный образ мышления у всех: от нижних чинов до адмиралов.

На суше все было иначе. Сухопутный командир всегда на­ходился под контролем высшего начальства и всегда имел возможность в той или иной мере переложить свою ответст­венность на плечи высшего начальства. Перекладывание от­ветственности вверх по служебной лестнице, вплоть до госу­даря-императора, закономерно кончается Аустерлицем, даже если император и имеет какое ни на есть военное образо­вание.

Именно поэтому Цусима случилась на сто лет позднее Аустерлица. Для того, чтобы стали возможными Порт-Артурская ночь 8/9.02.1904 (нового стиля), Цусима, необходимы были телеграф и радио, позволившие единоначальнику пере­кладывать свою ответственность на Петербург. В этом же причина и американского Перл-Харбора 7.12.1941 г.. хотя там, похоже, не обошлось без масонского провокационного вмешательства со стороны Вашингтона, отвергшего ряд целе­сообразных предложений местного командования.

Военный рэйтинг морской культуры России был всегда высок. И историки «владычицы морей» предпочитают не вспо­минать о таких фактах, как уход Нельсона от Ревеля (Тал­линн); как неудачу со взятием в плен эскадры адмирала Д. Н. Сенявина, когда ввязываться в бой с русскими не хоте­лось, а принудить к сдаче не смогли и согласились взять рус­скую эскадру на сохранение до конца войны; как десантную операцию в Петропавловске-Камчатском и артиллерийскую дуэль с соловецкими монахами в ходе крымской войны. В 1917 г. ВМС США хотели жить умом адмирала А. В. Кол­чака, но он был патриот и отказался.

За двадцать лет советской власти сионо-нацизм, уничто­жив представителей старой армии, не смог искоренить воен­ную культуру России. После «необоснованных» репрессий 1937 г. началось закономерно обоснованное возрождение воен­ной культуры России.

Ошибки высшего политического руководства СССР в пер­вой половине 1941 г. оказывали влияние и на деятельность Наркомата Обороны, в ведении которого находились сухо­путные войска, и на деятельность Наркомата ВМФ.

В том, что Флот встретил войну по боевой тревоге, про­явился САМОДЕРЖАВНЫЙ образ мыслей, воспитанный в высшем командном составе ВМФ СССР российской морской культурой.

В том, что Сухопутные войска были застигнуты врасплох немецким нападением, проявилась ВЕРНОПОДДАНОСТЬ, воспитанная военной культурой российской армии и лейб-гвардии. К утру 22 нюня российскую армию привела та же сила, что и к солнцу Аустерлица: собственная верноподдан­ность в сочетании с недостаточной компетентностью в вопро­сах стратегии высшего политического руководства госу­дарства.

Хронология начала войны была такова. 15 мая 1941 г. немецкий военный самолет «Юнкерс-52» без каких-либо препятствий со стороны ПВО СССР совершил полет по марш­руту Белосток—Минск—Смоленск—Москва («Военно-истори­ческий журнал» № 6, 1990). Германия получила представле­ние о реальном уровне готовности войск ПВО. 15.06.1941 главное командование военно-морского флота Германии прика­зало уничтожать советские подводные лодки при их обнару­жении к югу от линии Клайпеда — южная оконечность о. Эланд. В ночь на 21 и 22 июня Германия приступила к минированию нейтральных вод Балтийского моря.

С 26.05.1941 г. командование Черноморского флота отдало приказ, согласно которому при нахождении в море предписы­валось держать оружие в готовности к немедленному исполь­зованию и докладывать экстренно по радио с грифом «факти­чески...» об обнаружении кораблей, подводных лодок и само­летов, о которых не было оповещения.

Северный флот перешел на повышенную готовность вече­ром 18 июня. Военный Совет Балтийского флота ввел повы­шенную готовность днем 19 июня.

19 и 21 нюня командир базы Ханко (быв. Гангут) на тер­ритории Финляндии С. И. Кабанов посетил все части базы, дав указание о применении оружия в случае нападения про­тивника, которое может начаться в ближайшие часы.

21 июня в 17 часов командующий Балтийским флотом В. Ф. Трибуц отдал циркулярное распоряжение командирам соединений о пребывании дежурных частей и боевого ядра в готовности к немедленному использованию оружия.

В ночь 21/22 июня Нарком обороны С. К. Тимошенко от­дал указание Наркому ВМФ Н. Г. Кузнецову о приведении флотов в полную боевую готовность. Оно стало известно фло­там около 24 часов 21 июня 1941 г. Стимулом к изданию ди­рективы послужил доклад командующего Киевским ВО М. А. Пуркаева о немецком перебежчике, утверждавшем, что утром 22.06 начнется война. Но если бы перебежчика не бы­ло? — Флот уже все равно был в боеготовности близкой к полной, а сухопутные войска все равно имели бы примерно тот же уровень боеготовности, близкий к нулю.

К 3 часам ночи 22.06.1941 г., когда начались первые на­леты, большинство кораблей и частей ВМФ были в состоянии полной боевой готовности и открыли огонь немедленно по обнаружении противника. От «внезапных» налетов авиации Германии ВМФ СССР потерь в корабельном составе не имел.

Кроме того, в Главном штабе ВМФ ежедневно на неком графике откладывали величину одного из германских пара­метров. Экстраполируя этот график в будущее, уже примерно за неделю до начала войны знали, что 20—23 нюня 1941 этот параметр достигнет значений, которые можно интерпретиро­вать в сочетании с общим ходом процессов в мире единствен­ным образом —война. И к войне готовились, не ожидая ука­заний высшего руководства, поскольку высшее руководство может ошибаться точно так же, как и подчиненные. Государ­ственный образ мышления предполагает подстраховывать
возможные ошибки как подчиненных, так и вышестоящих начальников.

Корабельный состав, инфраструктура базирования созда­ется десятилетиями, но может быть лишена боевой ценности в течение нескольких минут внезапным ударом. С приходом на пост Наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова основное внимание о организации службы было уделено разработке системы боевых готовностей частей и соединений Флота и отработке навыков приведения всей военно-морской структуры к полной боевой готовности, дабы этого внезапного удара не было.

Безусловно, что инфраструктура флота менее обширна, чем инфраструктура сухопутных войск, а се элементы более компактны. Эти два фактора упростили перевод Флота на немедленную боеготовность в ночь 21/22 июня. Но дело в том, что моряки имели систему управления боеготовностью флота в целом, имели представление о ее быстродействии и потому осмысленно по собственной инициативе повышали боеготов­ность флотов так, чтобы эта система могла сработать. Поэто­му проблема «внезапности» перед ВМФ не стояла.

Сухопутные войска, находившиеся в ведении Наркомата обороны, этой проблемы не видели; системы управления бое­вой готовностью военных округов, частей, родов войск не раз­работали и не освоили в действии. Это привело к «внезапно­сти» нападения, хотя потери 22 июня 1941 — результат не вне­запности, а НИЗКОГО по сравнению с требованиями времени профессионализма командования сухопутных войск СССР в двадцатые-тридцатые годы. Это касается в полной мере и реп­рессированных маршалов. Если бы они действительно созда­ли систему управления боеготовностью сухопутных войск, аналогичную по назначению флотской, то от нее бы вряд ли отказались к 1941 г. и их преемники. Кроме того, репрессии затронули не только командование сухопутных войск, но и командование ВМФ.

Маршал Г. К. Жуков пишет:

«В оперативном плане 1940 года, который после уточнения действовал в 1941 году, предусматривалось в случае угрозы войны:

· привести все вооруженные силы в полную боевую го­товность;

· немедленно провести в стране войсковую мобилизацию;

· развернуть войска до штатов военного времени соглас­но мобплану;

· сосредоточить и развернуть все отмобилизованные вой­ска в районе западных границ в соответствии с планом при­граничных округов и Главного военного командования.

Введение в действие мероприятий, предусмотренных опе­ративным и мобилизационным планами, могло быть осущест­влено только по особому решению правительства. Это особое решение последовало в ночь на 22 нюня 1941 года. В бли­жайшие предвоенные месяцы в распоряжениях руководства не предусматривались все необходимые мероприятия, кото­рые нужно было провести в особо угрожаемый войной период в кратчайшее время».

Естественно, возникает вопрос: почему руководство, воз­главляемое И. В. Сталиным, не провело в жизнь мероприятия им же утвержденного плана?

Г. К. Жуков объясняет это тем, что все помыслы и дейст­вия И. В. Сталина «были пронизаны одним желанием — из­бежать войны и уверенностью в том, что ему это удастся».

Уже в 1970 г., когда «Воспоминания и размышления» вы­шли из печати первым изданием, Г. К. Жуков отмечал: «Сей­час у нас в поле зрения, особенно в широких, общедоступных публикациях, в основном факты предупреждений о готовив­шемся нападении на СССР, о сосредоточении войск па наших границах и т. д. Но в ту пору, как это показывают обнару­женные после разгрома Германии документы, на стол к И. В. Сталину попадало много донесений совсем другого рода». Далее сообщается об издании Кейтелем 15 февраля 1941 г. специальной «Директивы по дезинформации против­ника», в соответствии с которой в массовом количестве печа­тались топографические карты Англии; к войскам прикоман­дировывались переводчики английского языка; были разра­ботаны операции «Гарпун» и «Акула»; в войсках распростра­нялись слухи о договоренности с СССР о пропуске контингентов вермахта в Индию и отдыхе в восточных регионах рейха перед вторжением в Англию.

При этом необходимо помнить, что нападение на СССР противоречило долгосрочным интересам Германии, поскольку затяжной характер войны не вызывал сомнений ни в СССР, ни у трезвых военных специалистов Германии, что предопре­деляло по крайней мере если не полный разгром Германии, то ее полное истощение в длительной войне. Ошибка высшего руководства страны в том, что гитлеризм им рассматривался как КОНЦЕПТУАЛЬНО САМОСТОЯТЕЛЬНОЕ ЯВЛЕНИЕ, не способное к политике самоуничтожения.

Кроме того. И. В. Сталин и высшее государственное руко­водство не получили систематического военного образования, не имели практического опыта командования большими мас­сами войск, штабной работы, а только осуществляли общее руководство деятельностью Наркоматов обороны и ВМФ в общегосударственной жизни. В пользу этих утверждений го­ворят и слова И. В. Сталина вечером 21 июня при обсужде­нии проекта директивы о приведении войск в боевую готов­ность, приводимые Г. К. Жуковым: «...нападение может на­чаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений». Но никто, судя по всему, не возражал, что нападение может начаться вне­запным массированным ударом. Г. К. Жуков и Н. Ф. Ватутин пошли готовить директиву согласно указаниям И. В. Сталина, хотя ехали в Кремль вместе с К. С. Тимошенко, договорив­шись во что бы то ни стало добиться приведения войск в пол­ную боевую готовность. Был и проект иной директивы, отвер­гнутой И. В. Сталиным как преждевременной, текст которой Г. К. Жуков не приводит.

Похоже, что высшее руководство страны не знало, что и как спросить у военных об обеспечении согласованности вне­шней политики и мероприятий по обеспечению обороноспособ­ности страны, при которых исключен удар противника по небоеспособным войскам. Военные же верноподданно избе­гали подсказок и советов высшему руководству государства. Во всяком случае, нигде не отмечено, чтобы профессионалы-военные доложили руководству государства, что на приведе­ние всех вооруженных сил в полную боевую готовность (ЭТО ГЛАВНОЕ!) согласно оперативному, плану им требуется столько-то часов от момента получения такого указания Нар­комом обороны в зависимости от времени года и времени суток. Если такое указание не поступит своевременно, то противник нанесет удар по небоеспособным частям и будет КАТАСТРОФА. Сухопутные войска сделали вид, что ночь начала русско-японской войны, когда в Порт-Артуре флот понес потери в результате внезапного нападения, сухопутных войск ни коим образом не касается. Флот извлек уроки — армия ограничилась тем, что в знак презрения за Цусиму ее офицеры перестали отдавать воинскую честь офицерам фло­та, но армия ничего не изменила в своей организации до са­мого 1941 г. Сухопутные войска верноподданно ждали дирек­тивы правительства, не задумываясь о способности прави-

тельства вовремя выдать директиву. После же смерти И. В. Сталина всю ответственность за «внезапность», КОТО­РАЯ «ПОЧЕМУ-ТО» МИНОВАЛА ФЛОТ, столь же верно-подданно возложили на И. В. Сталина.

Эти вопросы тем более актуальны, что Флот теперь под­чинен Министерству обороны, во главе которого стоят сухо­путные военные, выросшие на армейской культуре вернопод­данности, а не САМОДЕРЖАВИЯ. Будь это в 1941 г., Флот вряд ли бы встретил войну по боевой тревоге. Вооруженные силы СССР стали полностью верноподданными с объедине­нием их в одном министерстве. Это, конечно, обеспечивает единство командования, но в связи с сопутствующей этому верноподданностью возникают вопросы: «Знают ли Министр обороны СССР и все президенты, сколько требуется време­ни, чтобы привести в полную боевую готовность хотя бы стра­тегические силы всех видов Вооруженных Сил и ПВО/ПРО страны? И знают ли это же самое Министр обороны США и их президент? И где знают лучше: в СССР или в США?»

После 1945 г. уровень военного профессионализма выс­шего руководства СССР изменялся следующим образом.

И. В. Сталин—Генералиссимус СССР. Квалификационный уровень подтвержден подготовкой страны к войне 1941 — 1945 гг.; победой в ней под его общим руководством фронтом и тылом; закладкой основ научно-технических и военных прог­рамм, позволивших обеспечить к началу 60-х годов военно-стратегический паритет СССР и НАТО; поддержанием воен­ного рэйтинга СССР на достаточно высоком уровне, что позволило избежать ядерного нападения, пока СССР не об­ладал ядерным оружием (по американским расчетам 1947 г. выходило: 70 бомб в первом ударе по СССР, и через месяц русские танки на берегу Ла-Манша).

Н. С. Хрущев —генерал-лейтенант. Квалификационный уровень отчасти подтвержден в годы войны участием в работе штабов; на посту главы Советского государства квалифика­ционный уровень подтвержден реализацией научно-техниче­ских и военных программ эпохи «сталинизма», позволивших добиться военно-стратегического паритета к началу 60-х го­дов Но уже имели место откровенные глупости и подлость — увольнение Н. Г. Кузнецова и Г. К. Жукова, понимавших в вопросах обороноспособности больше, чем он; начал кам­панию по дискредитации командования Вооруженных Сил; приступил к разоружению в одностороннем порядке, что само по себе не является преступным, но оно сопровождалось пре-
ступным нарушением сбалансированности средств вооружен­ного воздействия разных видов Вооруженных Сил СССР; не заложил научно-технических программ поддержания паритета.

Л. И. Брежнев —комиссар, что в переводе с французского на русский означает приказчик. Жена — еврейка, дети тоже: чурбановщина — сионистская мафия; раздавал чины, награды, должности, в том числе и по просьбе жены. Л. И. Брежнев — приказчик от сионизма. И. В. Сталин же был хозяин, что по Словарю В. И. Даля означает: вла­делец, властный распорядитель, управитель, старший, голова, большак.

Министром обороны после смерти А. А. Гречко Л. И. Бре­жнев избрал Д. Ф. Устинова, промышленника, а не военного. 22.06.1941 г. он находился в своем рабочем кабинете. Как пишет В. Г. Грабии, Д. Ф. Устинов «бледный, полуодетый (он ночевал в кабинете после закончившейся глубокой ночью, как было принято в то время, работы) сидел за столом, за­крыв лицо руками и растерянно повторял:

-- Что же делать? Что же теперь делать?

Все присутствующие молчали.

Это было очень тяжелое зрелище. Я подошел к нему и тронул за плечо:

— Дмитрий Федорович, откройте сейф, там мобилизаци­онные планы...»

Естественно, что в мемуарах Д. Ф. Устинова этого эпи­зода нет, а мемуары В. Г. Грабина вышли из печати в 1989 г., спустя 9 лет после смерти автора и после смерти Д. Ф. Усти­нова.

М. С. Горбачев —все воинские звания получены при служ­бе в запасе; по вольному найму в Вооруженных Силах тоже не служил. О квалификационном уровне говорит развал сель­ского хозяйства в годы «застоя», потеря управления народ­ным хозяйством в целом в годы «перестройки», вспышки гражданской войны, полная подчиненность государственности СССР сионо-нацизму НАТО и ООН в вопросах внешней и внутренней политики.

Прогрессивное падение уровня военного профессионализма высшего руководства отражалось на службе личного состава Вооруженных Сил (годовщина и прочее), на их развитии и на оценках высшим руководством СССР того, что в армии и флоте хорошо, а что плохо. Трансформацию оценок «хоро-
шо»/«плохо» можно проследить на примерах нарушения гра­ниц СССР самолетами и кораблями стран НАТО.

Bо времена Г. К. Жукова, в начале 50-х гг., американские самолеты-разведчики ночью с территории Ирана над Каспий­ским морем выходили в район Астрахани. Когда это приняло характер ежедневных акций, то командующий войсками ПВО страны, лично находясь на КП, наводил на цель истребите­ли-перехватчики. Хотя отметки цели и перехватчиков на эк­ране радара станции наведения полностью сливались, но лет­чик цели не видел и не мог пресечь полет нарушителя. Это было оценено как «плохо» и послужило основанием для соз­дания всепогодных перехватчиков с бортовой системой целе­указания оружию. Создание перехватчиков было оценено как «хорошо».

После полетов высотного бомбардировщика «Канбера» в 1956 г. над территорией СССР и ГДР, когда опять не на­шлось средств пресечь полет, это тоже было оценено как «плохо». Форсирование работ по созданию и развертыванию систем зенитных ракет было оценено как «хорошо», что на­шло подтверждение в уничтожении У-2, пилотируемого Паурсом.

20 апреля 1978 г. южно-корейский «Боинг-707» был при­нужден к посадке на лед озера в Карелии. В высшем руко­водстве страны уже был «плюрализм» по поводу, что такое «хорошо», а что такое «плохо»; это нашло отражение и во взглядах высшего кабинетного командования.

«Красная Звезда» (15 марта 1991 г.) приводит воспоми­нания генерал-полковника Владимира Царькова, руководив­шего перехватом «Боинга»: «Только посадили «Боинг», как позвонил тогдашний главком войск ПВО: «На какое рас­стояние самолет вторгся в наше пространство?» «Километров на 150 примерно,— отвечаю. «Вы будете уволены, гене­рал»,— отрезал он. Не успели мы познакомиться с радио­перехватом (разыскивается южно-корейский «Боинг» с сот­ней пассажиров на борту), опять звонок главкома. Доклады­ваю о радиоперехвате и слышу: «Царьков, вас будет судить международный трибунал...» А ведь наш главком не из роб­кого десятка...»

После 4 апреля 1983 г., когда палубная авиация ВМС США имитировала бомбометание над Курилами, на заседа­нии военного совета округа состоялся следующий диалог при разборе инцидента.

И. Третьяк, командующий войсками округа: «Почему вы не вступили в бой?»

Командир соединения: «Я не хотел начинать войны. Бой мог перерасти в военный конфликт, на его развязывание у ме­ня не было полномочий».

И. Третьяк: «Будь на вашем месте фронтовик, он немед­ленно послал бы истребители на перехват американцам. Вы заслужили снятия с должности.> («Красная звезда», 13.03.91).

1 сентября 1983 г. был сбит южно-корейский «Боинг-747». Если по меркам времен маршала Жукова — плохо то, что он был сбит не над Камчаткой при первом вторжении, а над Сахалином перед выходом из воздушного пространства СССР после вторичного вторжения. Если по меркам современной советской прессы — плохо то, что он вообще был сбит. Но в то же время та же пресса тычет в глаза войскам ПВО стра­ны «Сесну» М. Руста, которого просто пожалели, памятуя о «Боинге», и не разметали в пух и прах реактивной струей истребителей.

«Порктаун» за несколько лет до вторжения в территори­альные воды СССР в районе Севастополя вторгся в терри­ториальные воды СССР в районе Камчатки. ВМФ в обоих случаях проявил снисходительность и оружия не применял.

По мнению прессы плохо, что ПВО страны пожалело М. Руста и он долетел до Москвы, но то, что в отношении «Йорктауна» ВМФ проявил снисходительность — это «хоро­шо», хотя инциденты эти «одного поля ягоды».

А плюрализм мнений прессы по этому поводу отражает самое обыкновенное непонимание высшим руководством стра­ны того, для чего в СССР в мирное время существуют Воо­руженные Силы. И это хорошо видно из официальных сооб­щений ТАСС сентября 1983 г., сначала отрицавших факт уни­чтожения «Б-747», затем признававших его постепенно и нагородивших столько противоречий, что высшее руковод­ство СССР добилось только одного: дискредитировало страну и ее вооруженные силы. Хватило бы тогда и одного сообще­ния: «Уничтожен неопознанный разведывательный самолет, не вступивший в радиосвязь, отказавшийся подчиниться командам истребителей ПВО страны. Если это был ваш «Б-747», то вы — подонки, пославшие пассажирский лайнер ь разведку».

По этой причине встают вопросы о целесообразности про­вокаций такого рода с точки зрения НАТО; целесообразной
реакции на них Вооруженных Сил СССР; целесообразной ре­акции руководства государства на провокации и действия военных по их пресечению.

С точки зрения НАТО, одиночные провокации целесооб­разны, поскольку позволяют вскрыть характер взаимодейст­вия средств СССР в ходе их реакции на провокации и полу­чить при этом определенные разведданные. Но целесообраз­ность массовых провокаций, с точки зрения НАТО, определя­ется реакцией на них правительства СССР.

Правительство печется об улучшении международной об­становки. Инциденты, подобные случаям с «Боингами> и У-2 Пауэрса, вызывают обострение отношений СССР с внешним миром, что не нравится «элитарному» руководству страны. Но вразумить директораты зарубежных авиакомпаний о БЕЗ­НРАВСТВЕННОСТИ сотрудничества с ЦРУ и использования лайнеров с пассажирами в разведывательных целях Совет­ское правительство не может. Не может оно вразумить и коман­дование НАТО о недопустимости вторжения военных кораб­лей и самолетов в чужое пространство и проведения в нем учений. Оно может только вразумить свое командование пос­ле того, как лайнер сбит, о недопустимости сбивать пасса­жирские самолеты, поскольку это подрывает усилия Прави­тельства по улучшению обстановки в мире.

Но когда кто-то вторгся в воздушное пространство, прак­тически невозможно разобраться в темпе принятия решения: вторгся «Б-747» с 300 пассажирами или «Б-52» с 80 тоннами боевой нагрузки. Что вторглось, зачем, как, какую реальную опасность оно представляет,— это все выясняется достоверно только после уничтожения ЦЕЛИ. Ночное небо — не авиа­салон в Ле-Бурже с экскурсоводами, а КП района ПВО рабо­тает не по киносценарию, а по обстоятельствам. Однако, чем дальше от эпохи Г. К. Жукова, тем хуже эти элементарные веши укладываются в головы политического руководства СССР. И все вопросы решаются не исходя из внутренних ин­тересов СССР, а исходя из враждебных по отношению к СССР интересов конгломерата в полном соответствии с американ­ской доктриной ядерного сдерживания, по своему существу являющейся доктриной постепенного принуждения. Поэтому «раздалбон» катится вниз по служебной лестнице, и в итоге уже после вторжения военных самолетов командир соедине­ния объясняет свое бездействие: «Я не имел полномочий на­чинать войну». А если командир, ведущий вторгающиеся са­молеты, уже имеет полномочия начать войну? — Тогда повто-
рение всех «прелестей» лета 1941 г., но на более высоком научно-техническом уровне, и потому более страшных. И кто за это ответит: Кремль или командир? И будет ли кому за это спросить?

Командир соединения ПВО, ВМФ, ПРО должен быть вправе, должен иметь полномочия начинать войну, пресекая вторжение извне, в пределах своей зоны ответственности, ПОСКОЛЬКУ ОН НЕ ЗНАЕТ ВСЕЙ ОБСТАНОВКИ ВНЕ ЗОНЫ ЕГО ОТВЕТСТВЕННОСТИ. Это должно делать ре­шительно и эффективно.

Единственное исключение из этого —введение в действие стратегических наступательных вооружений; это — ответст­венность Главнокомандующего и Генштаба.

Если каждый командир не вправе отразить вторжение в свою зону ответственности, то все вместе они прозевают войну, которая начинается одновременным вторжением в зоны ответственности всех командиров; все они кинутся за разъяс­нениями и указаниями к вышестоящим начальникам, и про­изойдет потеря общего управления, даже если к тому моменту вышестоящее командование будет работоспособно. А если оно будет в трансе бормотать: «Что же теперь делать?» В толпо-«элитарном» обществе такой вариант закономерен, поскольку вышестоящие штабы засоряются карьеристами, не способны­ми к принятию решений и ответственности за них.

Преследование и угрозы в отношении командиров СА и ВМФ, принявших решительные и эффективные меры к пресе­чению вторжения в пределах их зон ответственности,— ПРЕ­СТУПЛЕНИЕ перед народом со стороны старших начальни­ков, руководства государства и прессы.

По этой причине, с точки зрения военной безопасности СССР, возможно признание только такого разграничения от­ветственности:

· авиакомпании и авиалюбители отвечают за то, что их самолеты следуют вне воздушного пространства СССР или в нем по всем известным коридорам под управлением службы воздушного движения;

· в случае навигационных ошибок, которые вполне воз­можны всегда, командиры гражданских судов оповещают сами диспетчерские службы о потере ориентации, либо те оказывают им содействие сами, обнаружив отклонение от маршрутов;

· ПВО страны при вторжении самолетов в воздушное пространство и выходе из коридоров предпринимает меры
к выдаче целеуказания для уничтожения прежде всего. Унич­тожение производится, если самолет-нарушитель не подчиня­ется командам ПВО. Запрет на уничтожение может быть дан вышестоящим командованием, но оно же несет ответствен­ность за последствия запрета.

ПВО страны должно отвечать только за НЕПРИНЯТИЕ своевременных эффективных мер к пресечению полета нару­шителей.

Это же касается и отношения к вторжению кораблей ино­странных ВЛАС. Если они отказываются покинуть территори­альные воды СССР, то против них должно применяться ору­жие. Поскольку пославшее их командование преследует свои интересы, то целесообразно удовлетворение и своих военно-технических интересов за счет интересов потенциального про­тивника. В частности, «абордаж» «Порктауна» «Беззаветным» для обеих сторон интереса не представлял; но что было бы с «Йорктауном» в результате ракетного залпа по нему даже не самой новой ракетой — представляет ВЗАИМНЫЙ интерес для ВМФ СССР и ВМС США. Если же принято решение, что вторжение «Йорктауна» — просто идиотская шутка Пента­гона, то нечего и спектакль с «абордажем» устраивать; это не оправдано ничем и представляет опасность для своего корабля.

НАТО ведет себя безответственно нагло: единственный способ вырабатывать в нем ответственность и здравомыслие— бить по зубам в случае вторжения в территориальные воды и воздушное пространство СССР. Потакание провокациям не ведет к снижению напряженности, но парализует свои воору­женные силы и снижает военный рэйтинг страны, поскольку в понимании западного толпаря в медной каске все это вы­глядит так: «Раз нас не бьют — значит нас боятся!» Иного в их головы не вмещается.

Поэтому ЗДРАВОМЫСЛЯЩЕЕ правительство должно оценивать улучшение международной обстановки не по фак­там пассивности своих вооруженных сил, деморализованных правительством же, в провокационной обстановке, а по СО­КРАЩЕНИЮ ЧИСЛА ПРОВОКАЦИЙ, предпринимаемых против страны.

Фактически же с брежневских времен проводится та же политика в отношении Вооруженных Сил СССР, что и в 1941 г.: «не поддаваться на провокации». И делают это подчас те же люди, что критикуют И. В. Сталина за все, включая и тре-
бование «не поддаваться на провокации». Но сторона, идущая на провокацию, также не желает влезать в незапланирован­ную ею войну, как и мы сами не хотим войны. Причина же, позволяющая принять к исполнению очередной план «Бар­баросса»,— падение военного рэйтинга, в том числе и за счет игнорирования провокаций и боязни низших начальников пресечь провокацию, поскольку по-прежнему, как и во вре­мена «сталинизма», высшего начальства и руководства госу­дарства они боятся больше, чем потенциального противника. Все это вкупе создает предпосылки к возникновению иллюзии или обоснованной уверенности в безнаказанности, и потенци­альный агрессор развязывает горячую войну.

К июню 1941 года имело место и нарушение сбалансиро­ванности сухопутных войск: укомплектованность средствами радиосвязи составляла от 30 до 60% по разным видам; была нехватка автоматического стрелкового оружия. Массирован­ный удар по небоеспособным войскам и инфраструктуре привел к уничтожению на земле большей части авиации запад­ных округов, что еще более усугубило разбалансированность сухопутных войск и обеспечило господство немцев в воздухе.

Диверсии и военное уничтожение объектов проводной свя­зи в сочетании с нехваткой средств радиосвязи привели к по­тере управления войсками, после чего оперативный план Ген­штаба на 1941 год стал бесполезной бумагой, т. е. произошло опрокидывание существовавшей концепции ведения войны и наступило концептуальное безвластие над вооруженными си­лами. Оно длилось до восстановления управления войсками на всем протяжении линии фронта.

Характерно, что Одесский военный округ не потерял уп­равления войсками и его авиация в меньшей степени постра­дала на земле, чем авиация его северных соседей. Причина этого не столько в том, что он находился в стороне от на­правления главного удара Германии, сколько в том, что его командующий И. Е. Петров по собственной инициативе предпринял меры по повышению боеготовности частей округа, не дожидаясь директив московского начальства.

Предыдущая123456789101112Следующая

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: