 |
Ванда и Комов versus Chaos
|
|
|
|
На следующий день искать или ждать репортёра не понадобилось. Он сам подошёл к столику, где завтракал Алексей.
Взглядом кивнув на пустой стул, он вопросительно посмотрел на пилота и, получив утвердительный кивок, плюхнулся туда.
Где‑то под локтем бикнул сигнал. Алексей скосил глаза вниз и увидел тихо прикатившегося робота‑официанта. Тот, как положено, остановился в непосредственной близи от вызвавшего, чтобы ему не нужно было никуда тянуться.
Алексей сгрузил на него посуду, оставив лишь недопитую кружку чаю, и приготовился слушать опять полубезумные рацеи этого феерически невежественного журналиста. Чтобы хоть как‑то оттянуть этот момент, он проследил как робот крутанулся на месте на своих четырёх колёсах и покатил в сторону раздачи, лихо лавируя между расхаживающими по помещению поселянами.
Гонт тоже заинтересовался роботом, проводив его взглядом, а потом таки перевёл взгляд на медленно попивающего чай пилота и спросил.
– А почему вы не используете одноразовую посуду?
– Поселение, – излишне резко начал Алексей, – замкнутая экосистема. Нам невыгодно производить одноразовую посуду. Как потому, что её придётся утилизировать, а это дополнительные мощности и расход ресурсов, так и потому, что такая посуда, – Алексей показал кружку, из которой пил чай, – гораздо дешевле обходится.
– Почему?!! – искренне удивился Гонт. – Ведь она в сотни раз дороже!
– В сотни раз дороже, но используется в сотни тысяч раз дольше, чем одноразовая. Итого: тысячекратная экономия как минимум! Этими сервизами наши внуки и правнуки будут пользоваться!
– Но, разве вам не скучно будет всё время одной и той же посудой столетиями пользоваться?
|
|
|
– Во‑первых, одноразовая – гораздо более однообразна. Во‑вторых, вам вопрос: вы за время пребывания здесь хоть раз видели один и тот же орнамент на посуде?
– Нет!
– Вот именно, что «нет»! При её создании применялись все орнаменты, которые только были в памяти наших компьютеров. И ещё больше осталось. Так что уже этим разнообразием мы очень сильно разнообразим нашу жизнь – слегка скаламбурил Алексей.
– Вот, даже пол, потолок и стены у нас расписаны профессиональными художниками, – добавил Алексей и специально обратил внимание Гонта на узоры и фрески.
А они были выполнены на очень высоком профессиональном уровне. Красивые пейзажи и композиции действительно плотно покрывали все свободные поверхности стен. На полу, хорошо гармонируя с фресками, была нанесена целая система самых разнообразных орнаментов достаточно сложного вида. Причём, как хорошо было видно, орнаменты на потолке были большей частью растительные, а на полу – геометрические.
Гонт хмыкнул и, скроив спесивую харю, тем не менее решил и здесь придраться.
– Вот! Именно! Я тоже обратил внимание, что если у вас на стенах что‑то расписано, то в жутко архаической манере.
– В манере как минимум символического реализма? – поддел его Алексей саркастически.
– … И ничего, что бы можно было хотя бы отдалённо назвать современным цивилизованным искусством! – выпалил Гонт, совершенно проигнорировав реплику пилота. На что Алексей презрительно скривился и ответил.
– Абстракционизм, сюрреализм и примитивизм, так сильно вошедшие в моду ныне у вас на Земле, – особо подчеркнул он, – у нас считается признаком упадка и интеллектуального разложения.
– Вы выдаёте всегда себя за передовой форпост Человеческой Цивилизации, – решил зайти с другого края Гонт, – но это же значит, что и искусство у вас тоже должно быть передовое.
– А оно и есть – передовое. Наши художники пишут Жизнь и Красоту, а не распад и гниение, как у вас.
|
|
|
– Но ведь это, – Гонт всё равно гнул своё и обвёл широким жестом фрески на стенах столовой, – оно же АРХАИЧНО!
– Ну и что, что кто‑то считает ЭТО архаичным?! Ведь красиво! И создаёт нужный психологический настрой. Настрой оптимизма!
– Но ведь того же можно достичь и фресками в современном стиле!
– Современное – это далеко не значит, что лучшее и шедевральное. Вон, например, из сохранившихся картин Леонардо – до сих пор все картины почитаются как шедевры. А среди современных разве есть что‑то действительно близкое к чему‑то от Леонардо?
– Например, Хулио Кортес! – с апломбом заявил Гонт.
Алексей оглушительно рассмеялся.
– Вот эта МАЗНЯ – «шедевр, сравнимый с полотнами кисти Леонардо да Винчи»?!!! – воскликнул он сквозь приступы смеха!
– Вы ничего не понимаете в современном искусстве, молодой человек! – так же с апломбом заявил Гонт.
– Он пишет грязно и примитивно, – парировал Алексей, – и это противоречит эстетическим вкусам абсолютного большинства поселян.
– Вот именно потому, что они ничего не понимают, потому и противоречит! А поэтому нужно, чтобы у вас обязательно были подобные живописцы. Чтобы приучать, хотя бы понемногу, вот этих дикарей, – Гонт кивнул на поселян, сидящих за столиками и проходящих мимо, – к высшим достижениям культуры и цивилизации!
– Вы же такие «Передовые»! – издевательски добавил Гонт.
«Эти дикари», кто услышал рацеи Гонта, недоумённо оборачивались и проходили мимо. Кое‑кто хмыкал, кто‑то начинал смеяться.
– А почему у нас должны обязательно быть какие‑то ГРЯЗНЫЕ фрески, больше похожие на мазню шизофреника? – возразил Алексей. – Мы тут любим красоту, а не гниль! И Проект наш, как вы знаете, называется «Венера», а не «Тартар»! Что предполагает стремление к красоте, а не к той блевотине, которую вы там, на Земле, за «искусство» выдаёте.
– Кстати, а почему именно «Венера»? – решил уйти с неудобной темы журналист. – Ведь он охватывает и Марс, как мне известно.
Алексей неопределённо пожал плечами и ещё раз подивился неосведомлённости Гонта.
– Проект был назван не только в честь планеты Венера. Он же ещё понимается несколько аллегорически. Ведь в древнегреческой мифологии Венера – богиня любви. И как говорили философы и поэты древности: «Мир спасёт любовь».
|
|
|
– Вы хотите сказать, что само общество, которое здесь у вас есть – строится на принципах любви?
Алексей тут же смутился.
«Наверняка, – подумал он, – этот осёл перевёл весь высокий смысл сказанного на уровень ниже пояса!»
Такие «переводы» в недолгой практике их общения уже не раз случались, поэтому на вопрос ответил несколько уклончиво.
– Скорее всего, всемерного уважения всех к каждому.
– Несколько туманно…
– Не спорю. Для всех, кто впервые попадает в это общество – всегда имеется очень много загадок. Я сам через это прошёл. Потом разобрался.
– Мне ваши порядки напоминают то, что я видел в религиозных сектах.
– А с чего тут такое «определение»? У нас, насколько я знаю, никаких религиозных сект нет. Есть религиозные конфессии – четыре основных. Есть общие морально‑этические нормы, которые все стараются соблюдать неукоснительно – ну, специфика жизни у нас тут такая. …Но ничего больше.
– Но ведут себя все как единое целое. Я вчера это наблюдал там, – Гонт неопределённо кивнул за спину, – на другом краю «Звёздочки». Там все работали так, как будто все часть какого‑то организма. Даже бригадиры там до поры совсем не видны были.
– Ну и что? – не понял Алексей. – Единая этика, единые цели предполагают и соответствующую организацию общества, где каждый знает, что и как делать в той или иной ситуации.
– То есть вы хотите сказать, что имеется единая культура?
– Почти. Но всё равно я бы хотел задать всё тот же сакраментальный вопрос: «Ну и что?!».
Взгляд Гонта снова стал жёстким.
– Что вы за общество такое тут на «Звёздочке»? Нация? Но тогда какая? Или тут просто иные порядки? Чем вы вообще являетесь?
Вопрос был настолько неожиданный, что Алексей задумался и надолго.
«А ведь действительно… чем мы сами являемся? – с удивлением подумал Алексей. – Вот ведь… иногда и дураки бывают полезными».
Алексей снова вспомнил, как его приняли на «Звёздочке», как обнаружил «круги посвящения» и как его по ним водили. Вообще, все события, что вокруг него развёртывались, очень были похожи на те, что описывались в старинных книгах про спецслужбы.
|
|
|
Там тоже, прежде чем кого‑то посвятить в некие тайны, поднять на новые должности и дать новую работу, тщательно проверяли работника «на вшивость». Что мог определённо сказать Алексей, так это то, что он все предыдущие проверки прошёл.
Но оставался вопрос: а кто, собственно его так проверяет? Собственная СБ Проекта? Или всё общество?
А может и то и другое?
Но если и то, и другое, получается, что ВСЁ это общество имеет уровень самоорганизации, сопоставимый с организованностью весьма неслабой СБ от Домов.
Хорошо это или плохо?
Это хорошо. Если оно так, то это значит, что ошибок и идиотизмов, которые Алексей видел в огромном количестве на Земле, тут просто не должно быть. Да и не встречал он ещё ни разу тех «приколов», что так обычны для бюрократических, и не только, организаций на Земле. В тех, где он работал, сплошь и рядом получалось, что далеко не всегда и далеко не везде наверх и на ответственную должность ставился человек достойный и компетентный.
А тут… само то, что его каждый раз после прохождения неявной проверки продвигали выше, давали новую, более ответственную работу, – грело душу.
Вот только с последней «работой» что‑то совершенно непонятное выходило.
«Это что – я провалил какую‑то проверку, или наоборот, что‑то слишком хорошо сделал, что мною «заткнули» вот это, – Алексей с некоторой неприязнью посмотрел в сторону репортёра, – мерзко пахнущее направление?
НО!
Если вернуться «к нашим баранам», то остаётся весьма интересный вопрос: «А действительно, что мы есть? Что мы за общество такое?».
И тайн явных – до чёртиков. Причём тайн, очень хорошо известных значительной части людей на «Звёздочке», да ещё и очень аккуратно оберегаемых от «прочих»…
Да уж… Лучше бы меня посвятили во что‑то из них, чтобы хотя бы знать, что оберегать и куда не стоит соваться. А то – только намёками…
…А насчёт общества, это хорошо! Вон, как складывается ситуация! На ловца и зверь бежит!»
Алексей сильно оживился – мимо их столика проходила одна из дам, к которой он давно хотел «подъехать», но никак не решался. А она как раз из старожилов и, как Алексей знал, очень хорошо осведомлена обо всех группах и сообществах, занятых в «Проекте Венера».
«Заодно ещё одну сторону Проекта узнаю», – подумал Алексей, подзывая Ванду Василевскую к столику.
Ванда еле заметно поморщилась, что не укрылось от внимания Алексея. Но, тем не менее, подошла и вежливо спросила, чем может быть полезной.
|
|
|
– Вот, познакомьтесь, – начал было Алексей, но Ванда как‑то по‑особому холодно глянула на журналиста и прервала.
– Мы знакомы.
Сказано это было так, что Алексей тут же засомневался – а не было ли стычки у Гонта с этой красатулей. Ну… где‑нибудь, когда‑нибудь в его отсутствие. Но так как нужно было делать дело, он бодро «взял быка за рога», галантно усадив даму за стол.
– Журналист с Земли интересуется, что за общество или нация обитает у нас на «Звёздочке».
Ванда снова глянула весьма неодобрительно на Гонта и перевела всё внимание на пилота. Это демонстративное игнорирование журналиста тоже о многом говорило. Как минимум о неприязни к Гонту. Видя это, Алексей тут же понял, что придётся стать транслятором, чтобы выполнить на сегодня свою задачу.
– Не могли бы вы, уважаемая Ванда, рассказать о населении «Звёздочки»?
– Вас интересует национальный и этнический состав? – всё так же глядя на Алексея, спросила Ванда.
– И это тоже, – вежливо кивнув, подтвердил он.
– А, кстати, – подал голос со своего места Гонт, – я обнаружил, что на этом Космическом Поселении абсолютное большинство населения – русские. Это что, правило для всех Поселений? Что, все поселения состоят в основном из русских?
Алексей на этот вопрос сам знал ответ, поэтому и ответил сначала для Гонта.
– Да, это так. Большинство из поселян, как на «Звёздочке», так и на других станциях – русские.
– Я прав? – спросил он уже повернувшись к Ванде.
– Вы правы, – слегка улыбнулась Ванда. – Две трети народа русских отправились к звёздам.
– Поэтому их так много здесь? – тут же стал «рыть землю» Гонт.
– Нет, – ответила заметно холоднее Ванда, скосившись на журналиста. – Просто «Проект «Венера» – это ИХ проект. С него началось реальная колонизация космоса. С него началась колонизация Марса.
– Но на Марс ведь высадились раньше. Там давно стояла станция. Её англы поставили. Дом Крайт.
– Но показали, что его можно колонизовать, русские своим «Проектом «Венера», – тут же по‑прежнему холодно парировала Ванда.
– Как я вижу, здесь кроме русских много и других национальностей. Вот вы как русская….
– Я полячка! – тут же вздёрнула подбородок Ванда.
– А‑а… разве это разное? – растерялся Гонт.
Алексею стало неловко от бестактности Гонта, и он поспешил вмешаться.
– Поляки относятся к славянам, так же, как и русские, но это не одно и то же.
– И чем же конкретно поляков вы, русские, привлекли в этом проекте?
– Элементарно, Гонт! – хмыкнул Алексей. – Венера слишком большая планета, чтобы на ней было тесно нашим двум нациям. Да и другим места более чем хватит.
К сожалению, Гонт не понял и десятой части сказанного в намёках на исторические казусы, но Ванда поняла и расхохоталась. Журналист на неё недоумённо посмотрел и выдал очередное:
– Значит, вы привлекали людей и нации – колонизацией?
– И не только! – тут же ответил Алексей, так как сужение Гонтом темы на сугубо шкурные, в манере ведения им интервью, уже стало изрядно доставать.
– Что вы имеете в виду? – жёстко спросил Гонт, но за Алексея ответила Ванда. Видно, она смирилась с тем, что придётся участвовать в этом интервью, и активно включилась в тему.
– Здесь, на «Звёздочке», присутствуют все нарды, кто сохранил Мечту о Звёздах. Кто к ним стремился.
– Даже скандинавы? – решил придраться Гонт, глядя на белокурого мужика явно скандинавской наружности, проходящего мимо столика.
– Вы удивитесь, но они возродили древние культы викингов и не нашли ничего лучшего, как двинуть в новый «набег». Сюда. Их привлекла наша битва с Фенриром в лице Венерианского огненного ада.
Ванда проследила за Взглядом Гонта и с улыбкой кивнула здоровяку скандинаву, который, заметив, что она повернулась в его сторону, важно отсалютовал рукой.
– А японцы? – тут же последовал вопрос. – Я слышал, что заместитель Координатора на «Звёздочке» чистокровный японец.
– Это так. Танака – японец. Чистокровный.
– И у них тоже была своя, как вы выразились, «Мечта о Звёздах»? – последние слова Гонт произнёс с нескрываемым презрением, что покоробило обоих поселян.
– Японцы были всегда очень противоречивой нацией. – Начала отвечать Ванда в нейтральном тоне, чтобы сгладить явную бестактность Гонта. – Перед Первым Апокалипсисом они почти исчезли как народ. Они были поглощены американской цивилизацией – обамериканились.
На мгновение на лице Ванды мелькнуло брезгливое выражение.
– Они почти все стали американцами, говорящими по‑японски. Как ни странно это звучит, но их Путь к Звёздам лежал через восстановление культа самураев.
– Даже так?!
– У вас там, на Земле, очень много сказочек делается «Про Древнюю Японию». Эти сказки – тупые. У нас здесь – Звёздные Самураи.
Ванда усмехнулась, и в её голубых глазах зажглась лёгкая ирония.
– Теперь у нас здесь присутствуют Звёздные Самураи – повторила она и сделала лёгкий жест над головой, как будто помахав всем звёздам Вселенной разом.
– И… что… они это… и здесь?!! – ошарашенный Гонт сделал пару жестов руками в воздухе, как будто махал катаной. От избытка чувств начал жестикулировать.
– Нет, что вы! Если у кого и есть катаны, то фамильные. И висят они у них на стенах по каютам. Сейчас они сражаются с космосом и стараются показать, кто лучший, своим Служением. Их чувство Долга практически совершенно.
– Долг? Служение? У них тут что, древняя феодальная система? Или как в Домах? Но кто тогда их Сёгун?! – удивился Гонт. Как обычно он сделал неправильные выводы из правдивой информации.
– А! Я понял! – воскликнул он после секундного замешательства. – У них Сёгун – Танака!
Эта его тирада вызвала дружный взрыв смеха у Ванды и Алексея.
– Надо нашим самураям эту идейку подкинуть и рассказать! – Сказал Алексей, отсмеявшись.
– Вы думаете, оценят шутку? – с улыбкой спросила Ванда.
– А почему бы и нет? Хотя юмор у них часто весьма своеобразный.
– Что, могут сделать харакири?
Оба собеседника воззрились на Гонта с великим изумлением.
– Зачем? – поражённо спросил Алексей. – И вообще, у нас здесь такой идиотизм как самоубийство не практикуется. Тут космос, знаете ли. Он неадекватных очень быстро «лечит».
– Так! Они вас тут что, запугали?
На этот вопрос уже оба покатились со смеху. Потому что он тоже был изрядно идиотский.
– Не вижу ничего смешного! – деревянным голосом возразил Гонт.
– У нас запугивание тоже «не практикуется», – от души веселилась Ванда.
– Но если они самураи, то просто должны весьма успешно конкурировать с остальными сообществами. С их культом дисциплины и культом воинской доблести…
– Стоп, стоп, стоп! – прервал его словоизвержение Алексей. – Во‑первых, воинская доблесть? А зачем она им, и вообще нам? Мы разве с кем‑то собираемся воевать? У них есть куча культов. В том числе и доблести. Например, в спасении людей. Они у нас в основном как раз спасательными работами и занимаются. Во‑вторых, с чего вы взяли, что мы тут конкурируем между собой?
– Но конкуренция – базовый императив любой развивающейся экономики! – снова с апломбом заявил Гонт.
– Чушь какая! – поморщившись, вполголоса с удивлением высказалась Ванда. Но Гонт не заметил ни сарказма, ни брезгливости, с которой к этому заявлению отнеслись оба собеседника. Наоборот, он тут же кинулся защищать «базовые ценности демократии». Как он их понимал.
Через пять минут лицо у Алексея скривилось, как от съеденного лимона. Но на его удачу как раз мимо пробегал не кто иной, как Комов. А Комов был как раз специалист по социопсихологии.
– Эй! Эйей! Комов! – начал кричать и размахивать руками Алексей. Тот, к кому обращались, застыл и с сильным неудовольствием на лице вопросительно посмотрел на зовущего.
– Дима! Да нехрен кроить харю, что типа ты там куда‑то очень спешишь! – в своей манере начал обламывать того Алексей. – Я доподлинно знаю, что твоя смена аж через полтора часа. Иди сюда, ты нам нужен!
Комов тяжко вздохнул, признал правоту пилота и нехотя побрёл к столику. Хотя при подходе, увидев, кто ещё сидит за ним, заметно оживился и прибавил скорости.
Когда же узнал, о чём речь и из‑за чего разгорелась дискуссия, вломился в неё, как танк в подлесок.
– И нахрена вы тут ищете конкуренцию? – в весьма задиристом тоне начал он «наезжать» на журналиста.
Увидев, что Комов очень агрессивно настроен, Гонт поспешил все телекамеры перевести на него.
– Но ведь успешная конкуренция, – пример того, как один человек выиграл в честной конкуренции с другими, победил их, – один из самых популярных сюжетов, которые смотрят максимальное количество зрителей!
– И какого качества сюжеты вы тут ищете? – не менее ядовито поинтересовался Комов. Напор с его стороны был такой, что Ванда невольно отстранилась от столика.
– Он тут искал преступность и преступников, – ехидно подложил язык Алексей. – А ещё интересовался, где у нас тюрьма и можно ли пообщаться с её заключёнными.
– То есть интересовался, есть ли у нас всякое отребье? – тоном прокурора спросил Комов. Красивое лицо Ванды при этих словах Алексея тоже помрачнело.
Комов же вперился в зрачки Гонта и, во всё том же «прокурорском» тоне, продолжил.
– Угу. Это значит, чтобы для ваших дегенератов там, на Земле было интересно, у нас здесь должна присутствовать вся сугубо земная мерзость прошлых веков, плюс нынешняя?!! Со стрельбой, убийствами, всякими мерзавцами, мафией, олигархией… Вы чё там, охренели? Вы чё, всёрьёз думаете, что нам тут должно быть интересно драться, подлить, мошенничать?! Вот скажи на милость, на кой ляд нам вся эта дрянь?! Зачем? Мы тут что, стая шакалов, делящая подгнивший труп антилопы, или люди, осваивающие космос?!!
– А ведь он прав! – посмеиваясь, вступил в разговор Алексей, за что был награждён переводом всех телекамер на него.
– Но ведь конкуренция – главный императив… – попробовал было снова «возразить» Гонт, но был прерван Комовым.
– А зачем грызть глотки друг другу в конкурентной борьбе, если космос это сделает быстрее и эффективнее любого конкурента?
– Поясните.
– Да просто! Конкуренция предполагает весьма гнусненькую культуру поведения. Главной её особенностью является индивидуализм. То есть постановка личных интересов выше интересов коллектива, общества.
– Но ведь это нормально! Это основа Свободы Личности!
– Это вам так кажется! – парировал Комов. – В тех условиях, в которых мы живём – это смертельно опасно. Малейшее ухудшение условий среды существования рассыпает группу, коллектив, общество индивидуалистов на одиночек, блюдущих только свой сугубо шкурный интерес и мелкотравчатое благополучие. А возникновение смертельной угрозы провоцирует индивидуалистов на отчаянную войну «всех против всех», что резко снижает шансы на выживание каждого.
– Кстати, я ему это объяснял… – с видимым сожалением сказал Алексей, – не далее как вчера. И примеры приводил.
– Так какого чёрта «снова здорова»?!! – с пол‑оборота возмутился Дмитрий. Тем не менее, даже эту вспышку холерического темперамента Комова Гонт проигнорировал. Уж очень сильно, видно, нужны были ему примеры и сюжеты с конкурентной борьбой в космосе. На поселениях.
– Я вчера наблюдал бригады на монтаже… те, которые с той стороны работают. Они работали, как сумасшедшие. И вы будете утверждать, что так они могут работать БЕЗ конкуренции?!
– Естественно.
– Тогда что же они делают?! Почему они ТАК работают?
– Они не конкурируют, они соревнуются.
– Но ведь это же слова‑синонимы!
– Это вам так кажется! – жёстко ответил Комов. – А на самом деле между этими понятиями огромная дистанция.
– А я считаю, что синонимы! – упрямо гнул Гонт.
– Вы там, на Земле, почти никогда не понимали разницы между конкуренцией и соревнованием. А не понимали потому, что находили зазорным задуматься над тем, что до Западной цивилизации практически все успешные и долгоживущие цивилизации обходились почти без конкуренции для устройства своей внутренней жизни. И ведь ещё развивались.
– И что же, по‑вашему, это «соревнование» представляет? – издевательским тоном спросил Гонт.
– При соревновании запрещается своему оппоненту делать гадости или возвышаться за его счёт. Все силы при соревновании идут только на достижение результата. То есть, запрещено достигать победы за счёт нанесения ущерба оппоненту. Кроме этого, после достижения победы обязательно соревнующиеся обмениваются опытом. То есть дают друг другу те ноу‑хау, что наработали. И цикл соревнования повторяется.
– Но в чём смысл?
– А смысл в том, что при конкуренции любые ноу‑хау хранятся, как деньги в банке, и дозволено делать гадости оппоненту. Это значит, что бóльшая часть сил будет уходить: во‑первых, на нанесение ущерба оппоненту и, во‑вторых, на защиту от подобной деятельности. В итоге теряют оба. Только проигравший теряет гораздо больше, чем выигравший.
– А разве при соревновании никто ничего не теряет?
– А вы разве этого не заметили? Ведь при соревновании силы ни на нападение, ни на оборону не тратятся. При конкуренции тратятся – и это потери. Как минимум сил и нервов, а как максимум, ресурсов, времени и жизней людей. Далее, при соревновании в конце цикла люди ОБМЕНИВАЮТСЯ приобретённым опытом, в результате ОБА приобретают. При конкуренции только один – победитель – приобретает. Проигравший ТЕРЯЕТ. Но ведь общество состоит из людей, групп, коллективов и прочих объединений. Если одни приобретают, а другие теряют, то что получается? Это называется ИГРА С НУЛЕВОЙ СУММОЙ! И это, заметьте, при конкуренции!
При соревновании эта сумма ВСЕГДА положительна. Так как приобретают все.
– Но ведь страх потерять всё – универсальный двигатель прогресса!
– Страх?! Страху у нас тут более чем достаточно. Мы в космосе, а космос очень жестокая среда. Но даже если где его и нет, то всё равно людьми двигает вполне человеческое желание не отстать от лидера, да и попытаться самому им стать. Это желание – ВЕЧНЫЙ двигатель соревнования. А так как нет опасения у людей, что кто‑то ударит подло в спину, то и результат у них всех гораздо больше. Да и само утверждение, что «страх универсальный двигатель прогресса», просто ЧУШЬ! Посмотрите на наших людей – ими движет не страх. А желание, чтобы всем стало лучше. И как можно быстрее.
На несколько секунд Дмитрий замолчал, но его тут же неожиданно поддержала Ванда.
– Кроме того, что сказал Дмитрий, есть ещё одна гадость – при конкуренции гибель оппонента является абсолютной победой. Таким образом, оппоненты ЗАИНТЕРЕСОВАНЫ, чтобы их противник именно ПОГИБ. И никакими правовыми нормами это не урегулируешь. Особенно у нас, где сам космос предоставляет массу возможностей погибнуть безвозвратно.
– Спасибо, Ванда! – сказал благодарно Комов. – Именно это я забыл и пытался вспомнить, что упустил.
– Если мы тут будем конкурировать – мы погибнем. Звёзды шакалов не любят. Они их убивают. – Подвёл итог Алексей.
Но тут всех снова «подбодрил» очередной рацеей Гонт.
– Но если у вас нет конкуренции, то тогда у вас на поселениях – монокультура? Единое для всех тоталитарное образование?
От этого все тут же сморщились.
– У нас монокультура?! – тут же снова бросился в бой Комов. – У нас туча культур и субкультур! Но все они объединены одним – отрицанием конкурентного поведения. Оно для всех этих культур – Зло, Грех, равный убийству. Это как различение в религиях – есть те, кто поклоняется Богу‑создателю, а есть те, кто поклоняется его противоположности. Так вот все культуры, что есть у нас на поселениях – ярые антагонисты любым проявлениям сатанизма. В том числе и в виде культа конкуренции. Мы не приемлем вашего землянского преклонения перед ней!
– Так вы хотите сказать, что вас выгнала с Земли именно конкуренция? Вы не выдержали конкурентной борьбы?
– Чушь! Для того, чтобы «не выдержать конкурентную борьбу», нужно в ней участвовать. А мы принципиально отказались участвовать в этой игре. И потому ушли на звёзды.
– То есть вас Земля изгнала, как не приемлющих одну из ценностей цивилизации? – продолжал гнуть своё Гонт.
– Вы, видно, не поняли – мы не изгнанники с Земли. Мы ушли оттуда вполне добровольно. У нас нет многого из того, что есть у вас. Но главное, чего у нас нет – это вашей грязи, вашего Зла. Уходя с Земли, мы оставляли там прежде всего Зло. Приходя на Звёзды, мы приходили ЧИСТЫМИ. Чтобы начать жить заново, с чистого листа. Начисто, набело. Поэтому мы так резко относимся к следам той грязи, что вы пытаетесь нам сюда занести. Не принимайте это на себя. Мы‑то как раз вас понимаем. Вы не виноваты в том, что носите в себе всё это. Но мы просим также понять и нас – мы ДРУГИЕ. И мерить нас Земными мерками – по меньшей мере глупо.
– Может, вы и демократии не приемлете? У вас что тут, диктатура, если вы так яростно выступаете против всех ценностей Цивилизации?! – чуть ли не с презрением сказал Гонт.
Ни Ванда, ни Алексей уже и не подумали вмешиваться. Они с интересом наблюдали за этой дуэлью, поединком. Хоть и ясно было, что Комов тут в абсолютном преимуществе – за ним знания и опыт реальной работы в обществе Поселений, но наблюдать было всё равно очень интересно. Ванда даже поставила локотки на стол, сплела пальцы и положила на них подбородок, из‑за чего её лицо приобрело мечтательно‑лукавый оттенок пополам со жгучим интересом. Не всегда бывало так, что удаётся узнать о себе и своей цивилизации – а Поселения образовали здесь, в космосе вполне самостоятельную цивилизацию – что‑то воистину новое для себя.
– Что такое демократия? – не менее презрительно начал Комов. – Процедуры? ВАШИ процедуры? Так это ВАША демократия! Вы говорите, что у нас её нет? Правильно! ВАШЕЙ – НЕТ. У нас своя. Мы выбираем себе руководителей. На все уровни власти. Даже в Домах нет того, что есть у нас. Так как мы выбираем ВСЕХ. Снизу – доверху. А процедуры – действительно, у нас совершенно иные. И уж поверьте – они более совершенны, чем ваши. Мы долго их разрабатывали и отрабатывали. Главное, что они устраивают всех нас. Потому что обеспечивают верный выбор. Всегда. А если это вашим земным Праведным они не нравятся – так пусть выбирают то, что ИМ нравится. И не лезут к нам. Мы же не пытаемся навязать свой выбор им, как когда‑то двести лет назад навязывала страна по имени Америка. И чем это закончилось, помните? А кончилось это тем, что из той страны вышли Высшие, Изменённые и убили мир. Так что давайте не будем повторять этот путь – Путь Дьявола.
– По‑вашему, Путь Дьявола – это навязывание?
– А чем занимались Высшие, как не навязыванием своих целей всем остальным? Навязыванием задач по войне между собой. Ведь они брали людей, которым их «высокие» разборки были не нужны совершенно, и кидали их в войну. На убой. Вы это должны знать из истории.
– И что вы предлагаете?
– А не идти по Пути Дьявола! Не навязывать никому чуждые ему цели. Человек должен оставаться человеком! Не зверем, дерущим глотку ближнему своему в конкурентной борьбе за кусок мяса или за потаскуху‑самку. А человеком.
– Браво! – тихо, но очень убедительно сказала Ванда и зааплодировала. – Вы извините, друзья, но мне надо уже на смену. Так что, с вашего позволения, я Вас покину.
От Алексея и Дмитрия не укрылось, что обращение «друзья» и «Вас» относилось только к ним, но не к Гонту.
Оба почти синхронно поклоном изъявили согласие и некоторое сожаление, что Ванда покидает их общество.
Она грациозно поднялась и так же грациозно уплыла вдаль, смешавшись с толпой, быстро редеющей перед очередной сменой.
– Ой! – тут же сказал Комов. – А я тоже увлёкся! Мне же тоже нужно идти и как можно скорее! Так! Алексей! Ты мне тут тоже слегка нужен, так что я пока у журналиста тебя заберу.
Больше всего этой фразе удивился Алексей. Гонт лишь как‑то ошалело пожал плечами.
– Пойдём! – сказал Дмитрий. – Надо кое‑что обговорить. А то опять забуду.
Оба поднялись и вышли в коридор. Пройдя достаточно далеко в сторону технических лифтов, ведущих в доки, Дмитрий резко остановился.
– И как тебе этот хрен с грядки? – спросил он резко у Алексея.
– Гонт, что ли?
– Ясно дело!
– Мутный он! Правильно сказали, что есть некая угроза. Пытается грязь у нас нарыть…
– Или грязью полить.
– Это точно!
– Пожалуй, я был не прав, что тогда тебя не послушал. Надо мне к этой твоей «заботе» как‑то серьёзно подключаться!
– Слава Богам! – с облегчением сказал Алексей и картинно воздел руки к верху. Но Дмитрий пропустил это мимо ушей и принялся рассуждать вслух. Видно, словесная баталия с журналистом не шла у него из головы.
– У меня есть серьёзное подозрение, – всё, что мы наговорили ему на телекамеры, он понял либо неправильно, либо потом превратно истолкует.
– С него станется. Например, могу поклясться, что последнюю фразу он наверняка понял по‑своему.
– А я так её и построил, чтобы он понял её в рамках своих стереотипов. Он наверняка подумает о нас как о древних либералах, ратующих за личные свободы в ущерб всем. А у нас свобода понимается совершенно по‑иному. Как единство Долга и Права.
– Чую, что ему до этого понимания – слишком далеко.
– Потому так и говорил!
Комов цикнул языком и на мгновение задумался.
– …Пожалуй, ты тут оказался более прав, чем я! – он хлопнул Алексея по плечу. – Но тут я кое‑что понял из разговора с этим… И думаю, что это надо бы донести до сведения Совета Координаторов.
– Что именно? – заинтриговался Алексей.
– Да на Земле сильно «поплохело».
– Откуда такие выводы?
– Ты заметил, что этот Гонт постоянно пытался протолкнуть?
– Ты имеешь в виду рынок и конкуренцию?
– Да. Ведь ещё со времён Первой Катастрофы конкуренция почти была изведена. И если существовала, то в полупридушенном состоянии. Сами обстоятельства и требование выживания исключали этот стереотип. А тут, получается, что неофеодалы развились, укрепились, их аппетиты возросли и они начали облизываться на добро соседа. Но для того, чтобы воровство и откровенный грабёж не выглядел таковым, его нужно срочно обозвать чем‑то отвлечённым. И желательно оправдать ещё чем‑то весьма насущным – например, повышением экономической эффективности и повышением благосостояния.
– Ты думаешь, что всё так плохо?
– Убеждён.
– И эти выводы ты делаешь со слов этого надутого индюка?
– Но если он ТАК настойчиво пытается нашей культуре противопоставить мерзость конкуренции, то это значит, что он получил заказ.
– Пожалуй, в этом что‑то есть…
– Для меня это уже факт. Если появились разговоры о прелестях конкуренции и рынка – жди беды. Это значит, что готовится не просто мошенничество, а мегаворовство в мировом масштабе.
–?
– Вспомни историю Земли. Крушение СССР. Тогда, чтобы его уничтожить, тоже начались разговоры именно с этого.
На Алексея реплика Комова подействовала как настоящее откровение.
– Вот поэтому, – Алексей взял за грудки Комова, притянул его к себе и заговорил вообще еле слышно, – слушай внимательно и отвечай быстро. У нас на «Звёздочке» есть возможность перехватывать сразу то, что пишется на телекамеры Гонта?
Комов ещё более посуровел и ответил утвердительно.
– А раз есть, – продолжил Алексей, – сделай так: У нас есть летописцы, так пусть они пишут его видео‑ и звукоряд на свою аппаратуру, после подчищают то, что будет делать сам Гонт, а когда он будет перегонять на Землю, пусть подменяют его – на своё. Всё равно он эту подмену ранее своего прилёта на Землю не обнаружит.
– Тогда нужна будет твоя помощь в подчистке и монтаже. И…и нужны будут дополнительные вычислительные мощности. Иначе быстро не перемонтируем.
– А если создать трудности для пересылки? Ну, например, чтобы он мог пересылать только утром?
– Это само собой! Но ты же ведь тоже должен хоть чуть‑чуть спасть?
– Понял! Будет вам помощь моего личного искина. Благо «Стрела» сейчас на приколе стоит.
– Лады!.. Что‑то ещё? – спросил Комов, заметив, что Алексей слегка замялся.
– Та вот… – сказал он неопределённо и полез чесать затылок, на что Комов нахмурился.
– Ты случаем не знаешь, – начал Алексей несколько неуверенно, – что это наша Ванда на Гонта так… гм… косо смотрит?
– А ты разве не слышал?! – внезапно осклабился Комов.
– Не‑а! А чё за прикол? – сильно оживился Алексей, так как вообще хохмы любил, а тут явно что‑то «из той оперы».
– Так он ещё позавчера от неё по ушам словил! Решил, понимаешь, что у нас можно, как у них там, в Столице покупать на ночь баб… – сказал Комов и заржал, как конь.
– Бли‑ин! – схватился за голову Алексей. – Теперь перед Вандой извиниться надо!
– Не переживай! Она в курсах, что тебя к этому придурку приставили экскурсоводить. Впрочем,… ‑ Комов прищурился и посмотрел на сконфуженную физиономию Гамаюна, – если разве с целью посидеть с ней в кафешке вечерком…
– Так и сделаю! – тут же оживился Алексей.
Комов посмотрел по сторонам, проверяя, нет ли поблизости Гонта и не мог ли он подслушать, кивнул и сказал напоследок.
– Ну, тогда я побежал?
– Беги! Заговорщик! – хищно усмехнулся Алексей.
– Сам такой! – ухмыльнулся Комов и перешёл на бег.
Бросок к Венере
Взлом и перемонтаж сюжетов, создаваемых Гонтом и пересылаемых на Зе
|
|
|
