Проклятие дорог: из Италии в Сибирь

А судьба дяди Биболета складывалось далее так. В немецком отступлении сложился отдельный адыгский обоз, в который люди попали по самым разным, порою невероятным причинам. Тетя Су-сана, ставшая женой дяди Биболета в этом нелегком походе попала в обоз, потому что ее, бывшую учительницу немецкого языка, нем­цы заставили быть переводчиком. Родственник, уходивший вместе, с немцами, убеждал тетю Сусану в том, что оставаться ей опасно.

Бесспорным лидером обоза был признан дядя Биболет. Оче­видцы рассказывали как много сложных проблем, возникавших в пути, он решал в пользу всего обоза. Его мужество, принципиаль­ность и честность снискали ему безмерную благодарность со сто­роны земляков, а у всех немцев, которые его знали - авторитет.

Адыгский обоз в едином строю дошел до Австрии. Далее он распался, пути земляков разошлись.

Дядя Биболет вместе с тетей Сусанной попали в Италию и там были взяты в плен американцами. С ними было еще несколько че­ловек из Краснодарского края, русских. Американцы относились к ним хорошо. В их лагерях они пробыли почти год. Там родилась старшая дочь дяди Биболета - Аня.

В один из дней американское командование собрало всех советских граждан, оставшихся в их плену - часть уже успела уехать в Америку. Американский представитель объяснил, что советские вла­сти настаивают на их возвращении в СССР, что с нашими властями они подписали протокол об условиях возвращения. По этому прото­колу советские власти обязывались к бывшим военнопленным от­носиться, на основе международного соглашения, максимально гу­манно. Вслед за американским выступил советский представитель, подтвердил все его слова и заверил, что с учетом трудностей воен­ных лет, они все будут амнистированы. Как рассказывала тетя Сусанна, большинство наших бывших граждан с недоверием и страхом восприняли эти все обещания. Прошло несколько дней, в течение которых американцы затребовали от советских властей еще допол­нительные гарантии безопасности для наших граждан, бывших у них в плену. Эти дополнительные гарантии были даны в обстановке пол­ной гласности переговоров. Настал день, когда всех подвезли к по­езду, возле которого играл духовой оркестр. На поезде ярко выде­лялся лозунг «Родина-мать ждет вас!» Через громкоговоритель наш представитель произносил пылкие приветственные речи. Мягкий пас­сажирский поезд с бывшими американскими узниками направился в сторону страны Советов. Без остановок ехали более суток. Пер­вая остановка длилась бесконечно долго. Когда на соседний путь заехал товарный поезд, как рассказывает тетя Сусанна, в их поезде стало творится невероятное. Во все вагоны устремились наши сол­даты пограничной службы и, орудуя прикладами, с грубой матерной руганью, обзывая немецкими ублюдками, стали всех перегонять в соседний товарный поезд, отделив женщин и детей от мужчин. И увез тот товарняк всех их, и женщин, и мужчин, и детей прямым хо­дом в Зауралье, в самую глубину Сибири, со всеми их провозгла­шенными в Италии правами человека и гражданина.

Женщины по дороге узнали, в каких вагонах находятся их му­жья. Иначе они не были бы женщинами. Далее, они некоторые свои вещи на остановках смогли поменять на хлеб. Они знали, что их мужей везут в суровом режиме и помогали им. Так, тетя Сусанна рас­сказывала, как она на остановке добегала до вагона дяди Биболета, выкрикивала его фамилию и бросала через голову конвоира пол­буханки добытого ею хлеба. Хлеб непременно передавался в руки адресата - другое дело, что дядя Биболет один этот хлеб не съедал, а делился со всеми.

Когда в начале 70-х годов мне в руки попался «Архипелаг Гу­лаг» А. Солженицына, я удивился, что многие места в нем мне пока­зались знакомыми. Потом я уяснил причину: подобные сцены этих мест запечатлелись в сознании моем из рассказов дяди Биболета и тети Сусанны.

Конечным пунктом их скорого поезда (действительно он ехал в ускоренном темпе) оказалась сибирская глубинка. Здесь не то суд не то трибунал присудил дяде Биболету двадцать пять лет лагерей и пять лет поражения в гражданских правах (наказание типа «нельзя голосовать»). Тетя Сусанна понесла наказание полегче: она была осуждена не на лагерный режим, а на режим выселенной. Так она стала работать даже в детсаде. Дядя Биболет работал на какой-то шахте, при которой была большая слобода. Вскоре и там он добил­ся признания и уважения. Поэтому тетя Сусанна могла с ним общать­ся довольно-таки свободно. Об этом свидетельствует появление на свет здесь их второй дочки - Вали.

Побег в никуда

Шло время. Людей симпатизировавших и уважающих дядю Биболета становилось и среди охраны и среди администрации все больше и больше. Узнавая подробности, нелепым образом, его сло­манной судьбы и видя, что он представляет собой как личность, они проникались к нему колоссальным сочувствием. В конце концов у них и возникла идея возможности «побега» дяди Биболета что и слу­чилось.

Тетя Сусанна с детьми, как было условленно, ждала его на ка­кой-то станции, на границе Казахстана. Дядя Биболет рассказывал, что-то, что он увидел, прибыв на место встречи, испугало его силь­нее всего, что он видел на войне. А увидел он, с Сусанной еще чело­век пять женщин с детьми, ее подруг, прибывших с нею, с надеждой на помощь дяди Биболета в благоустройстве своей судьбы. Тетя Сусанна не до конца понимала, в каком статусе уехал ее муж из лаге­ря. Она думала, что его отпустили, «с условием жить в Казахста­не»... Как настоящий мужчина, охраняя жену от лишних пережива­ний, он не говорил ей о всех подробностях своего «освобождения».

Организаторы побега даже указали место в Казахстане, где лег­че было затеряться. Прибыл он туда со всем «гаремом» и стал обу­страиваться. Там было очень много выселенных чеченцев. По су­ществу они там решали все проблемы, не начальство. Чеченцы при­знали дядю Биболета и это сказалось благоприятно на всех его делах. Он с их помощью устроил и жилье, и работу всем подругам жены. Сам он построил дом, и стали они жить так не плохо, что те годы потом вспоминали как самую хорошую пору своей нелегкой жизни.

Жили они поживали там, горя не знали два года до 1949, пока однажды не явился к ним один элегантный, не похожий на их много­численных друзей и знакомых, человек. Он вежливо расспрашивал о том, как они поживают, где сейчас может быть Биболет Абадзе, гово­рил, что очень давно они с ним знакомы. Каждый день дядя Биболета искало не мало людей. Он работал в строительстве, в узловом месте снабжения и тетя Сусанна особого значения этому визиту не придала. Вечером, когда муж вернулся с работы, она не сразу вспомнила о необычном визитере, сначала помогла ему помыться, накормила. Зашли соседи, с ними пообщались и лишь потом она вспомнила о дневном посетителе. Тетя Сусанна видела мужа в разных переделках и ни в одной из них он не терял самообладание, воспринимал опас­ности, как говориться, глазом не моргнув. Но после рассказа о днев­ном посетителе она впервые его увидела побледневшим. Повадки кагэбэшников он знал хорошо. Утром дядя мой не стал собираться на работу, послал за главой чеченского тейпа. Они, уединившись, долго беседовали. Чеченский лидер настаивал на побеге, обещал всемир­ную поддержку, но дядя Биболет не согласился. Он сказал жене, что надо настраиваться на возвращение в Сибирь.

К обеду подъехали два газика и остановились на почтитель­ном расстоянии от дома. В одном были люди в гражданской одеж­де, в другом - в милицейской форме. Дядя Биболет оправившись от шока и снова обретший свой мужественный юмор, вышел им на встречу и сообщил, что заждался их.

 

***

 

На этот раз загадочное советское правосудие решило судить его в г. Краснодаре. Был организован большой процесс, на который вызвали свидетелей из всех четырех аулов Афипского сельсовета. Закон суров, но он закон. Когда вспоминаешь фонетическое звучание этого латинского афоризма - дура леке сед леке, невольно обращаешь внимание на то, как по-русски звучит латинское слово закон – «дура».

Ни один из них не дал показаний против подсудимого И все - отличие от застенчивых в публичных выступлениях земляков, по настоящему, по боевому, рьяно защищали дядю Биболета рус­ские жители хутора Пароно - Покровского, где он спас жизнь не одно­му человеку в бытность бургомистром. Пришлось судебным влас­тям открытый суд сделать закрытым. Он и присудил ему очередные двадцать пять лет лагерей с пятью годами поражения в гражданс­ких правах. На этот раз он очутился в г. Прокопьевске. Туда с детьми прибыла и тетя Сусанна.

 

Снова встреча друзей…, но уже по амнистии

В тысяча девятьсот пятьдесят шестом году Хрущев объявил амнистию, под которую попали осужденные по пресловутой 58-ой статье. Это были все осужденные по политическим мотивам (быв­шие военнопленные, работавшие на немцев и т. д.), хотя по 58-ой статье их вина квалифицировалась как уголовные преступления. Наша идеология тогда исключала возможность появления полити­ческих преступников в стране.

Мой отец, отбывавший, свои двадцать пять лет в лагерях Крас­ноярского края, внезапно вернулся в мае 1956 года. С аулов пода­лись родственники отмечать это событие. Однажды, проводив оче­редную партию гостей, мои родители возвращались домой. Мама сообщила отцу совершенно неожиданную новость: «А знаешь, где-то здесь за деревьями прячется Биболет. Я видела, когда мы все вышли со двора. Я не могу ошибиться». Пока отец ворчал по поводу того, что вечно маме, что-то кажется, на противоположной улице из-за дерева вышел дядя Биболет. Увидев многочисленных отбываю­щих родственников, он решил им сходу не показываться на глаза.

Его отпустили по амнистии. С дороги дядя Биболет попросил­ся в баню и они взяли с собой нашего младшего брата Алика, кото­рый был свидетелем того, что произошло в бане.

Последний раз отец и дядя Биболет виделись в сорок третьем году. За это время чего только не происходило в их жизни. Было о чем поговорить. В бане они мылись медленно, потому что у каждого многое накопилось в душе, что не возможно было умолчать, не со­общить тут же друг другу. В это время, небольшая компания мало­культурных, вдобавок, пьяных мужиков очутились по соседству. Од­ному из них невыносимо было слышать адыгскую речь, и он стал их периодически оскорблять. Вначале дядя Биболет встрепенулся, но отец его успокоил, сказав, что с дураками связываются, только ду­раки. Но когда наглый мужик подошел и категорически потребовал прекратить разговор на «чучмекском» языке, дядя мой не сдержал­ся. Молниеносным ударом шайкой он рассек голову хаму, а подско­чившего на помощь здорового мужика одним ударом так нокаутиро­вал, что тот подзалетев под прилавки остался лежать там безды­ханно. Из головы первого пострадавшего хлестала кровь (известно, что в бане вены и капилляры расширяются). Началась паника. Отец дал команду идти к выходу приговаривая, что не предполагал, что так быстро возникнет реальная угроза возвращения туда, откуда они только приехали. В предбаннике шла жаркая дискуссия. Один му­жик доказывал банщику, что пострадавший сам напросился, причем с большим усердием. Когда мои родственники, наспех одевшись, выходили из бани им встретилась в дверях вызванная милиция, с которой они благополучно разошлись. На всякий случай шли домой по закоулкам.

Дома дядя Биболет всячески извинялся перед отцом, на что отец ему сказал, что глупо так рисковать, но все же если бы он не наказал хама, то перестал бы уважать его.

Нет, не сломили достоинство этого человека тяжелейшие ис­пытания.

Вскоре приехала и тетя Сусанна с детьми. В поисках работы они потом уехали в Крымский район, где дядя Биболет работал на виног­радниках. Донимала нужда и они снова уехали в Прокопьевск, где у тети Сусанны была хорошая работа в детском садике. Там они пробы­ли несколько лет и потом окончательно вернулись в Краснодар.

Моего отца через полгода после амнистии снова посадили. Уехал он тогда из Красноярского лагеря совершенно легально. Но была с ним история аналогичная той, что с Биболетом. Большие симпатии и авторитет, которым он пользовался в лагере, способ­ствовали тому, что в 1956 году отцу «натянули» амнистию, под кото­рую он не совсем подходил. «Особые» органы это обнаружили. В Армавирской тюрьме он досиживал еще четыре года.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: