Первый рассказ Магомета Багова.

- Хотел действительно стать начальником, вроде и заслужил, - начал свой рассказ Магомет, - но оказалось, что я ошибался. Заслужил тем, что, как и ты, Малич, воевал, и притом здорово. Немец гнал нас вначале, когда у нас не было техники и оружия. Потом, когда и у нас кое-что появилось и мы лучше присмотрелись к немцу, то погнали так, что гнали не останавливаясь. Я так старался, что у меня автоматы изнашивались и приходилось брать новые. Так и я их гнал через Венгрию, Австрию, короче - до края земли. Дальше была бескрайняя вода - море - туда и загнали мы немцев. Тогда я сказал себе: «Магомет, ты хорошо повоевал, смел врага с земли, загнал в воду, пора и домой возвращаться». Еду, думаю и говорю про себя: «Раз ты, Магомет, так здорово справился с немцами, то должен стать каким-нибудь начальником, конечно, большим». Но я в мирное время выше секретаря райкома начальника не видел и потому решил, что такую должность и займу. Наконец, приезжаю в свой Шовгеновск, захожу в райком, подхожу к кабинету первого сек­ретаря и думаю: наверно, все годы войны этот кабинет пустовал, пора и за работу браться. Открываю дверь и с изумлением вижу - сидит в кресле первого секретаря плюгавый Чундышка Мое. Тубер­кулезник несчастный. Он еще с молодости был и болезненный, и грамотный. Эти два его качества были взаимосвязаны. Он был гра­мотен, потому что вечно лежал и читал книги.

Спрашиваю я его:

- Ты, вечно несчастный, по какому праву сидишь в этом крес­ле? Я воевал, немцев всех разогнал, я должен быть главным в рай­оне!

- Пока такие дураки, как ты, немцев гнали, мы не дремали и заслужили свои должности, - отвечает Чундышка.

Бог с ним, что с больным связываться. Тут в райкоме надо уметь и говорить много на собраниях, чего я и не люблю, и не умею. А вот место председателя колхоза явно по мне. Прихожу в свой колхоз, захожу в контору, открываю дверь председателя - а там сидит Ким Сиюхов. «Ты ведь на фронт уходил. Когда успел этот стул занять? По праву на нем я должен сидеть. У меня и орденов много, и годы зрелые», - кричу ему.

- А я до фронта не дошел. По дороге простудился, полежал по госпиталям. А принципиальные партийцы и в тылу были нужны. Вот я и сел в это кресло, - пояснил мне Ким.

Ладно, бригадиром тоже не плохо быть. Прихожу свою бригаду и узнаю, что бригадиром здесь Азашиков Туркубий, еще в сорок тре­тьем году руку потерял в бою и с тех пор работает здесь. Ему ничего не сказал, ибо он единственный, кто соответствовал занимаемой должности.

Все мои притязания кончились тем, что вернулся к своей теле­ге. Место в ней оказалось вакантным, да и заднее левое колесо как оставил сломанным в сорок первом году, так и осталось подлежа­щим ремонту. «Однако, если говорить без шуток, посерьезному, - вмешался тамада, - то надо признать: что-то неладное творится в государстве, в котором должности раздают не по заслугам. Я гово­рю, конечно, не о себе, я как раз соответствую своей должности, я говорю о том, что каждый из нас видит. Вы там в институтах работа­ете, очень грамотные и, конечно, больше меня знаете, но я честно скажу - многое не понимаю».

- Ты, Магомет, как будто с Луны свалился. Неужели не знаешь, что надо учиться, чтобы стать начальником. А ты никогда за парту не садился, - кричал возбужденный алкоголем и рассказом Маго­мета рыжебородый мужик, совсем не похожий на адыга.

- Во-первых, я сидел за партой четыре года, умею читать и писать. И считаю, этого достаточно. А дальше человек должен сам учиться всю жизнь.

В том хваленом институте, который ты закончил, тебя только учили. Но ты сам не учился и потому ни хрена не знаешь. Если чес­тно говорить, я по крестьянскому делу профессор, а ты, закончив­ший сельхозинститут, годишься мне... - как там у них называется человек, помогающий профессору?..

Пошли подсказки всякие. Одни сказали, что это доцент, дру­гие, что это лаборант, третьи - ассистент. Кто-то вспомнил, что мы с Маличем вузовские работники и тогда обратились к нам за консуль­тацией. Малич, продолжая юмор Магомета, сказал, что уровень ры­жебородого по сравнению с Магометом чуть выше лаборантского, но ниже ассистентского и не в коем случае не доцентский.

Рыжебородый, конечно, не обиделся, сказал, что полностью со всем согласен, но просит его дальше не топтать. Тамада-«великан», стремясь поставить последнюю точку в споре спросил рыжебородого:

- Если образование есть главное условие карьеры, то почему нынешний секретарь райкома, который с тобой учился, свой пост занимает, а ты всего-навсего рядовой агроном?

Магомет Багов, не поднимая головы, произнес адыгскую пословицу: «Еджьаг, ау ыпшежьигъэп». Малич спросил Багова, почему он изменил в последнем слове первую букву – ведь обычно говорят «епшежьигъап». - В таком случае это не пословица, а бессмыслица. Смысл эта пословица обретает, если говорить «ыпшуи - эп» - «не отсеял» - т.е. знания получил, но он не отсеял шелуху знаний от зерен.

Вопрос всех взбудоражил и с разных сторон посыпались отве­ты на него.

В это время в комнату вошел один из родственников хозяев и сообщил, что во дворе начинается «состязание за кожу». Здесь надо читателю пояснить, что это такое. До революции одним из главных зрелищ на свадьбах было это состязание. В круг всадников кида­лась баранья кожа, и они начинали ее отнимать друг у друга. Начи­нались состязания в силе, ловкости всадников и быстроте их коней. Побеждал тот, кому удавалось от всех удалиться с кожей. Доказав всем, что его бесполезно преследовать он победоносно возвращался в свадебный круг. Сама по себе кожа не имела ценности, разыгры­вался престиж, который получал победитель. За годы советской вла­сти у шапсугов и бжедугов это свадебное зрелище почти исчезло. Здесь у чемгуев оно сильно модернизировалось. Во-первых, состя­заются пешие, во-вторых, в круг кидают не простую кожу, а кожаный мяч, в котором зашита какая-то сумма денег. Интрига состоит в том, что никто, кроме хозяина, не знает, сколько именно денег вложили в мяч. Заранее пускают слухи о больших суммах.

Я попросил Малича показать это состязание. Мы вышли во двор, где было уже много народа. Участвовать в состязании приго­товились ребята 14-16 лет, остальные были в роли зрителей. Нео­жиданно из двери основного дома вышел хозяин и кинул в круг ко­жаный предмет, по размеру и форме похожий на боксерскую грушу. Как оказалось, эта груша была смазана бараньим жиром и поэтому долгое время выскальзывала из всех рук. Наконец, один из парней прижал ее двумя руками к груди и, расталкивая всех головой и пле­чами, пробрался к калитке и стремительно пустился прочь. Погнав­шиеся за ним вернулись ни с чем. Мы с Маличем пришли в свою компанию. За это время в нашу компанию влились двое приглашен­ных русских мужчин и сразу им дали слово.

Тост говорил уже второй. Говорил он хорошо, отметил, что уже не первый раз имеет застолье с адыгами, но никак не привыкнет к тому, что за столом нет женщин. Когда выпили, тамада-«великан» стал пояснять русским гостям, что отсутствие женщин в мужском застолье есть как раз признак уважения и почитания женщин. Во-первых, застолье на то и застолье, чтобы пить, а мы мужчины много пьем. Зачем женщин к этому приобщать? Во-вторых, мало ли о чем мужчины могут говорить, они могут и грубые слова говорить. Зачем женщинам это слышать? Потому у них свое застолье, у нас - свое.

Этот разговор затронул родную стихию Малича, глубокого зна­тока и истории, и обычаев народов Северного Кавказа, и, в частно­сти, нашего адыгского народа. Он пояснил русским друзьям, что разделение мужчин и женщин в адыгском обычае (ведь и дом де­лится на мужскую и женскую половины) не есть признак дискрими­нации женщин. Все это есть лишь акцент на различия по полу. Объяс­няется оно, в свою очередь, тем, что адыгский народ формировался в период перехода от матриархата к патриархату и поэтому фактор пола у них подчеркивается во всем, в том числе и в бытовых отно­шениях. Различие по полу определяет и физическое и психологи­ческое различие. В этих различиях они не могут быть одинаковыми, и только в этом смысле они не равны. Вот что имеет в виду наш обычай. Соответствующее русскому слову «женщина», в адыгском языке слово «бзыльфыг» состоит из двух корней «бзы» - женщина и «льфыг» - рожденная[7]. Поэтому адыгское слово «бзыльфыг» надо переводить дословно как «рожденная женщиной». Слово «къэльфыгъ», состоящее тоже из двух корней, переводится «рожденный мужчиной». «Ты рожден мужчиной», «ты рождена женщиной» - раз так, то это ваше назначение в жизни – быть мужчиной и быть женщиной. Наш обычай, действуя последовательно требует учитывать эти различия в большом и малом. В быту тоже надо их учитывать. Поэтому адыгский классический дом делится на мужскую и женскую половины. Ответ Малича стали обсуждать между собой.

С приходом русских наш адыгоязычный разговор разбавился русским. Их соседи справа и слева или переводили тосты, или с ними общались, полностью перейдя на русский. Кроме того, тамада, при­дав своему мужественному лицу официальное выражение, заявил, что, следуя законам гостеприимства, все должны говорить так, чтобы наши русские братья все понимали. «Или говорите по-русски, или сами себя переводите», - повелел он. Пришедший с ними адыг, в элегант­ном костюме и при галстуке - наверное, руководитель чего-то, - стал просить разрешения сказать слово о своих русских друзьях. Но тама­да прежде решил закончить вопрос об отношении адыгов к женщине и стал пояснять, что, конечно, есть в этом отношении и суровые сто­роны. Так, обычай осуждает внешнее проявление любви мужа к жене, запрещает собираться вместе матери, сыну и невестке. Обычай из­бегания требует, чтобы кто-то удалился, если случается так, что они оказываются в одной комнате. Но ведь все эти требования касаются и мужчин. Далее тамада удивил меня некоторыми лингвистическими тонкостями, указав на то, что в адыгском языке есть два слова, соот­ветствующие русскому слову «жена». Одно «Ш1узэ» переводится как «женщина такого», а второе «гуаще» - княгиня. Первое слово приме­нимо к молодым женам, но не применимо к женщинам в солидном возрасте, имеющим детей и внуков. О них надо говорить «княгиня такого-то» - и это будет точно означать «жена такого-то». После выс­тупления адыга в элегантном костюме, тоже затронувшего вопрос о женщине, наступила тишина. Был слышен лишь звон вилок и ложек.

тишину нарушил этот же адыг в элегантном костюме. «Что мы все одни тосты говорим. Давайте анекдоты расскажем. Вот свежий – сегодня рассказали: у француза есть жена и любовница, но любит он любовницу; у англичанина есть жена и любовница, но любит он жену; у еврея есть жена и любовница, а любит он маму; у русского есть жена и любовница, а любит он водку».

Наступило молчание. Никто не смеялся – ведь в России водку любят все. Кто-то заполнил возникшую паузу впоросом: «Почему про всех есть, а про адыгов нет анекдотов?».

- Почему нет? – откликнулся Багов. – Все анекдоты про нас. Вот этот, который есйчас рассказали, не закончен, ведь. А его конец такой: у адыга есть жена, любовница, мама и водка. Но он любит и жену, и любовницу, и маму, и водку.

Возвращаясь к предыдущему разговору, Багов сказал:

- Главное, чтобы жена подошла мужу, и тогда обычаи сами к ним подстроятся.

Кто-то спросил Магомета, есть ли у него жена?

- Жена была у меня хорошая, один только недостаток у нее оказался - мало прожила. Хоть и моложе меня была. Женился на второй, почти своей ровеснице. Она давно забыла ночные утехи и думала, что и я их забыл. А я не могу глаз сомкнуть всю ночь, если рядом женщина. Не выдержала, бедняжка, больше полугода, ушла. С тех пор проблема у меня жениться. Молодые стесняются за меня, старика, идти, а те, что ближе ко мне по возрасту, боятся, зная, что буду к ним каждую ночь приставать. Да еще Муслимат всем порас­сказала много такое...

- Год назад ты же нашел русскую хорошую бабу прямо на до­роге, - крикнул с угла мужчина, как и я, постоянно слушавший Маго­мета.

- Не на дороге, а на станции, - поправил Магомет. Повез на станцию внучатую племяшку, уезжала она в Ростов. Проводил, смот­рю сидит баба, приятная, лет пятидесяти, с дочкой красивой лет пятнадцати - шестнадцати. Нищета их выгнала из средней России, едут к малоизвестному им родственнику под Ставрополь. Я убедил ее, что лучше ко мне поехать. Стали жить. Да, баба хорошая оказалась.

Магомет стал описывать сексуальность этой женщины откро­венно, почти физиологически и все же не пошло, не вульгарно. К сожалению не могу передать все это на его сочном языке. Одно могу сказать: слушая его, убеждался, что в этом семидесятипятилетнем теле живет еще мощный самец, далеко себя не исчерпавший, еще способный и ублажать женщин, и даже делать детей.

Магомет с сожалением отметил, что расстался с ней.

- Почему же с такой расстался? - спросил, сидевший напро­тив меня лысоватый мужчина, с масляными глазами, с улыбкой, де­лавшей его похожим на собаку, высунувшую язык из открытой пасти от удовольствия. Его явно растопили рассказы Магомета о сексу­альности женщины.

- Расстался я с ней не по своей воле - Аллах свидетель. Когда настала весна, ее девочка, стройная и смазливая, загуляла. Да еще как! Все механизаторы наши, на всех видах транспорта повадились к ней, к моему дому. Я долго терпел, пока летом один на комбайне не подавил все заборы и не снес угол моего дома. У меня стал скла­дываться конфликт почти со всеми механизаторами, со всеми молодыми - это точно. Пришлось посадить ее вместе с матерью в те­легу, привезти на ту же станцию. Дал им денег и отправил к тому самому малознакомому родственнику.

- Да, - заключил Магомет свой рассказ на русском языке, - баба нужна... и далее выматерился тоже по-русски. Вероятно этим подчеркивая, что ему нужна русская баба. В течение всего нашего ночного пира он неоднократно повторял эту фразу по-русски с рус­ским матом, когда речь заводили о его личной жизни.

В условиях, когда молодые соплеменницы не хотели, а пожи­лые не могли удовлетворить его притязания, вполне разумно было обратить надежды на представительницу соседнего великого этноса.

За столом становилось шумно. Тема отношения адыгов к жен­щине себя исчерпала. Я стал просить Малича как-то спровоциро­вать Багова еще что-то рассказать. Малич, попросив у компании тишины, обратился к Багову:

- Расскажи, Магомет, как ты помог Джанчатову снова занять свой высокий пост в Майкопе.

За все время нашего застолья Багов почти не ел. Еще в нача­ле он сослался на то, что плотно поужинал. За весь вечер и всю ночь он лишь несколько раз что-то жевал. Маленькая рюмка, кото­рую он регулярно поднимал, исчезала совсем в его корявом, мохна­том кулаке и появлялась на свет божий тогда, когда ставил ее на стол, почему-то каждый раз не напротив себя, а в сторонке. Просьба Малича застала его в момент, когда он только закурил очередную сигарету. Докурил ее до середины, притушил, остаток положил на спичечную коробку и начал свой рассказ.

 

⇐ Предыдущая12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: