Отвержение соборного правосознания и Постановления М 362 митрополитом Сергием (Страгородским)

Как Заместитель Местоблюстителя митр. Сергий (Страгородский) демонстративно не признавал "границ полномочий". Мысль о неограниченности его прав у него созрела уже в первый период его заместительства. По переписке с митр. Агафангелом в 1926 г. видно, каким образом митр. Сергий ставил себе в заслугу сохранение «единоличного возглавления» Церкви, в котором он полагал «каноническую преемственность власти» (31.5.926), сначала применительно к митр. Петру, но уже здесь подспудно применительно и к самому себе, что позже проявится открыто и беспощадно.

Ключ к таковому подходу - неосведомленность находящегося в тюрьме Местоблюстителя. К этому присоединяется точка зрения, согласно которой «вместе с должностью Местоблюстителя» митр. Сергий самолично воспринял «всю ответственность за правильное течение церковных дел». Следовательно он должен уже относиться к исходящим из тюрьмы распоряжениям неосведомленного Местоблюстителя, как к «советам лица безответственного», и действовать исключительно «лишь под своею ответственностью». В том же письме митр. Сергия от 31.5.926 г. содержится формулировка, что Местоблюститель, «лишенный возможности быть надлежаще осведомленным о состоянии церковных дел, не может уже ни нести ответственность за течение последних, ни тем более в вмешиваться в управление ими».

Эта мысль почти дословно повторяется в появившейся пять лет спустя статье митр. Сергия «О полномочиях Патриаршего Местоблюстителя и его Заместителя»: «За распоряжения своего Заместителя Местоблюститель ни в коей мере не может быть ответственным, и потому нельзя ожидать или требовать, чтобы Местоблюститель вмешивался в управление и своими распоряжениями исправлял ошибки Заместителя. (...) Как самостоятельный правитель, Заместитель сам и отвечает за свое правление перед Поместным Собором».

В своей статье 1931 г. «О полномочиях...» митр. Сергий опирался, среди прочего, на "историческую аналогию". Он ее усматривал в словах митр. Агафангела, который (по собственному выражению) «почитал своим долгом... созыв Всероссийского Собора». На основании того, что такой «Собор полномочен поставить вопрос и о суде над самим Патриархом» митр. Сергий делал вывод:

«Настоящее положение нашего Церковного управления - во главе с Заместителем здравствующего, но устранившегося [згс! - Н.А.] от дел Местоблюстителя - до тождества аналогично положению управления в 1922 г. при устранившемся Патриархе и фактически управлявшем Заместителе. Нет, поэтому, никаких оснований утверждать, будто теперешний Заместитель в отличие от тогдашнего, должен почитаться ограниченным в правах, хотя бы в документе, передающем власть, и не было никаких оговорок об ограничении (как не было их и в 1922 г.)».

Утверждения эти и выводы из них довольно странные. Митр. Сергий ссылается на то, что некогда именно митр. Агафангел избрал себе титул «Заместителя», которого в поручении Патриарха не было, и говорит, что свои полномочия митр. Агафангел определял «не по техническому значению слова "Заместитель", а по существу дела»

Однако, во-первых, поручение созыва Собора митр. Агафангелу вытекает не из рассуждений о возможных "полномочиях Заместителя", а из текста грамоты Патриарха от 3/16.5.922, гласившей: «почитаю полезным для блага Церкви поставить Ваше Высокопреосвященство [митр. Агафангела] во главе Церковного Управления до созыва Собора». Митр. Сергий видел это иначе, но все же Патриарх Тихон (согласно собственному его свидетельству) действовал здесь согласно § 1 именно Постановления № 362. Патриарх следовал всей логике этого Постановления и, следовательно, действовал соборной, а не просто своей единоличной властью. Во-вторых митр. Сергий, ставя в цитате из послания митр. Агафангела от 5/18.6.922 «почитал своим долгом... созыв Всероссийского Поместного Собора» отточие, устранил немаловажные слова: «почитаю своим долгом, по вступлении в управление делами Церкви, созвать Всероссийский Поместный Собор». А митр. Агафангел не только не вступал в управление Церковью, но призвал Церковь к самоуправлению согласно, опять же, Постановлению № 362!

От тонко рассуждающего митр. Сергия вряд ли мог укрыться факт, что положение его нельзя назвать «до тождества аналогичным» положению митр. Агафангела в 1922 году. Его утверждение о «фактически управлявшем Заместителе» (т. е. митр. Агафангеле) выглядит не иначе как подтасовка. Самая церковная действительность того года равно как и текст послания митр. Агафангела, не управлявшего Церковью, а просившего окончательно вершить дела на местах, по которым следовало раньше обращаться к Синоду, просившего лишь в сомнительных случаях пользоваться разве что его советом как старшего собрата архиерея, - говорят о многом, но только не о «неограниченности прав» какого бы то ни было «Заместителя»...

По логике статьи митр. Сергия с ее игнорированием соборных законов и при отсутствии Собора, полномочного поставить вопрос о суде над Патриархом, Заместитель оказывается выше такого вопроса, и - странным образом - выше Местоблюстителя, Патриарха и Собора.

Здесь следует сказать несколько слов о спорности передачи местоблюстительских прав единоличным распоряжением. Митр. Петр решился на это - что он имел при этом ввиду, будет показано ниже. Аналогично поступил и митр. Иосиф (Петровых) немногим позже. Единоличную передачу местоблюстительских прав приходится считать привившейся практикой, так что и ставший патриархом в 1943 г. Сергий «Завещанием» назначил в Местоблюстители митр. Алексия (Симанского), хотя выбирать Местоблюстителя следовало Собору архиереев. Но если у св. Патриарха Тихона было соборное поручение назначить себе кандидатов в Местоблюстители, то митр. Петр поступил так без соборной санкции: у него такого поручения не было. Поэтому, будучи сам принят в Местоблюстители соборне, он в сущности имел право только назначать себе исполняющего обязанности Местоблюстителя, и то лишь в духе § 1 Постановления № 362. Расширительное толкование завещательных единоличных распоряжений вносило неясность в подходе к ним. Митр. Сергий, как видно, создал немалые проблемы своим толкованием этого шага митр. Петра в смысле получения от него неограниченных патриарших полномочий. Оставалось спорным, могла ли иметь место таковая передача прав, и тем более это касалось возможности завещательного распоряжения на случай смерти. Таковое «Завещание» митр. Петра в истории Русской Церкви появилось в 1937 г. (см. ниже). Никогда не был решен вопрос, не следовало ли в случае кончины одного из кандидатов в Местоблюстители обратиться опять к изначальному (имеющему соборную санкцию) патриаршему Завещанию. Вопросы эти могут казаться гипотетичными, ведь вся церковная власть уже была в руках митр. Сергия, который создал «свой» Синод и шел своим путем. Однако, именно в этом свете возникали сомнения в правомочности действий митр. Сергия. Оказывается, сбросив со счетов Постановление № 362, церковная власть в России оказалась в полосе этой неясности, а фактически и сомнительного присвоения себе прав.

На самом же деле единоличная передача прав, как метод правопреемства в исключительных обстоятельствах может рассматриваться в другом правовом русле, чем то, в которое его властной рукой вводил митр. Сергий. В свете Постановления № 362 данная форма единоличной передачи церковной власти не иное что как признание именно предусмотренного самим Указом положения. Следовательно, в этом акте уже содержится признание невозможности сохранять полноправное центральное церковное управление. Тогда, в свою очередь, таковое должно быть некогда восстановлено согласно тому же Постановлению. Единоличная передача прав оказывается в таком контексте лишь одной из возможностей, связанных по духу с Постановлением № 362. Но она не исключает и не противостоит другим возможностям действовать, сохраняя при этом самоограничение власти.

Именно такую постановку вопроса митр. Сергий целенаправленно обходил. Можно подумать, что митр. Сергий вместе со своей аргументацией о «неограниченности прав» совсем «забыл» о Постановлении № 362. Но это не так. О нем ему постоянно напоминали другие архиереи, и он сам, в случае надобности, мог на него сослаться (см. ниже, Варшавскому митрополиту Дионисию по поводу польской автокефалии). Даже в той же статье "О полномочиях..." он касался Постановления № 362, причем весьма своеобразно. Указывая на резолюцию митр. Петра от 01.2.926 г., митр. Сергий подчеркивал: «проэктируя передать высшее управление Церковью коллегии из трех архиереев, Местоблюститель совершенно определенно указывает, что коллегии этой он вверяет только текущие дела, дела же принципиальные и общецерковные оставляет за собой». В документе же от 06.2.925, которым митр. Петр передавал обязанности Местоблюстителя, митр. Сергий отмечает отсутствие такой оговорки, и дополняет: «да и по существу дела ее не могло быть». Одной фразой позже он отводит от себя действие Постановления № 362, которому некогда подчинял себя даже и сам св. Патриарх:

«Ведь у нас существует постановление Патриарха и Синода от 5/18 мая [циркулярное письмо на случай прекращения деятельности епархиальных советов, см. выше - Н. А.]⁵⁶ и 7/20 ноября 1920 г. за № 362, по которому предоставлялось епархиальным архиереям вершить все дела (а не только текущие), когда прекратится административная связь с центром. Какой же был бы смысл нагромождать лишнюю инстанцию - Заместителя, если бы последний не мог ничего делать больше предоставленного каждому епархиальному архиерею».

Данный оборот мысли не касается главного вопроса и содержит явный полемический прием аргумента от противного ("если бы не мог ничего делать больше"), логическая порочность которого вряд ли ускользнула от внимания автора, славившегося своим умом. Такой уход в сторону от сути Постановления № 362, не говоря уже о неотличении его от циркулярного письма, показывает, что автор здесь борется против него. Постановление № 362 представлено неверно. Суть его не в передаче полноты власти и всех прав епархиальным архиереям. Именно согласно самому Постановлению, у указанного патриаршей властью "лица или учреждения", естественно, имеются по сравнению с отдельными архиереями расширенные функции, но в то же время эти функции ясно ограничены церковным порядком (§ 1). Указанное в Постановлении расширение автономии было не произвольно, а узаконено и подотчетно. Автономия ограничивается соборной ответственностью, но не просто какого-то будущего, отодвигающегося в мифическую даль Собора, а постоянной соборной взаимосвязью архиереев.

Итак, если взять как две крайности централизацию и распад, то -касательно обоих полюсов - дело лишь в законной мере действий единоличной власти (централизации) и столько же в законной мере прав при расширенной автономии (децентрализации). В обоих случаях церковно-правовое видение является основным ключевым моментом. Спор о митр. Сергии и его Синоде более касается первой стороны дела (централизации). Однако Постановление № 362 не исчерпывается, как это пытается представить митр. Сергий, лишь расширением автономии. Это соборное Постановление ограничивало Местоблюстителя и, тем более, если придерживаться того же духа, его Заместителя. Самой своей правовой нормой оно сохраняло при далеко идущей децентрализации церковные основы тогдашнего патриаршего церковного строя. Законность определения границ, пусть расширяемых ради блага Церкви, отнюдь не предоставлялась произвольному толкованию, но была здесь подчинена соборному началу, как в отношении источника (законодателя), так и в промежуточный период, и, наконец, в устремленности к установлению нормального порядка.

Выше уже цитировались слова священномученика Кирилла Казанского, утверждавшего, что связь с волей Всероссийского Собора и, тем самым, сохранение законной преемственности в Русской Церкви обеспечивается «взаимодействем» двух факторов одновременно - как завещательной передачей Патриархом Тихоном местоблюстительских прав, так и Указом № 362. Здесь следует добавить, что в случае св. Патриарха Тихона единоличное начало завещания имело соборную основу (поручение Собора), а в Указе № 362 содержалось узаконение единоличного начала, на котором, опять-таки, в своих действиях основывался даже св. Патриарх Тихон. Эта церковно-правовая уравновешенность, в которой Указ № 362 играет своеобразную ключевую роль, устранялась митр. Сергием, с целью расширить границы своей единоличной власти.

Трудно сказать, насколько защита этих позиций у митр. Сергия была искренней, а насколько она была продиктована исключительно расчетом в ключе политической целесообразности. В стране развивающегося тоталитаризма «искренность» тоже была подвержена законам политической целесообразности. Как бы то ни было, по убеждению или по горькой необходимости, следовавшей из его предыдущих шагов (скорее всего это было на своем уровне и тем и другим одновременно), - в любом случае защита именно этих позиций в самом первом номере разрешенного ему было "Журнала Московской Патриархии" привела митр. Сергия к тому, что он, столь же ловким, сколько несообразным путем отмахнулся от решения авторитетнейших церковных органов, в отличие от него самого имевших безспорные полномочия.

Тем более следует оценить правосознание Святейшего Патриарха Тихона, который уже в 1922-1923 гг. не прошел мимо данного Постановления соборных инстанций. Он не только видел свою собственную ответственность в свете Постановления № 362, но и внятно сказал об этом. Сравнивая этот факт с образом рассуждений и действий митр. Сергия, мы видим существенное, качественное изменение подхода. Создается впечатление, что этот перелом в подходе к церковной жизни преемственно продолжает определять каноническое сознание и положение в современной Московской Патриархии.