 |
Основы применения Постановления № 362 к зарубежью
|
|
|
|
Если говорить о возраженях против правомочности применения Указа № 362 в зарубежье, то они сводятся к следующим трем:
1) Указ касается не зарубежья, а лишь епархий внутри страны.
2) Указ говорит лишь о "соседних епархиях", которым следует объединяться, а не о всех за рубежом.
3) Указом этим нельзя обосновывать ответственность зарубежного Временного ВЦУ или Архиерейского Собора и Синода за всю церковную жизнь в зарубежье.
Остальные аргументы, вроде тех, что епископы вследствие "бегства" уже потеряли свои архиерейские права, не выдерживают канонической критики и не имеют прямого отношения к Постановлению, но косвенно эта аргументация направлена на лишение Указа № 362 силы применительно к зарубежным архиереям.
Вне всякой полемики, в первую очередь следует решить, подходить ли к Постановлению № 362 исключительно по букве, или все же по духу. Например, М. Е. Губонин, составитель сборников легших в основу издания "Акты Святейшего Патриарха Тихона...", говоря о завещательной передаче прав отмечает, что тот защитный механизм, который содержался в.назначения Местоблюстителя как преемника по завещанию, безусловно не предусматривал поэтапной повторной завещательной передачи прав, так что "передача высшей церковной власти в духе того же соборного постановления была осуществлена еще и в отношении нескольких его Заместителей". Если рассматривать завещательное преемство и Постановление № 362 как взаимодополняющие друг друга меры охраны церковного преемства и правопорядка, то справедливо к обеим мерам самозащиты Церкви равно применять толкование "по духу".
Авторы Постановления № 362, не только не могли всего предусмотреть, но многого не могли даже и сказать открытым текстом. Например, об аресте или убийстве Патриарха речи нет. Не упоминаются архиереи, оказавшиеся вне досягаемости советской власти. Они считались "контрреволюционерами", а всякое решение в их пользу могло быть поставлено в вину как пособничество таковым. Для тогдашних обстоятельств само Постановление было актом достаточно рискованным. Если учитывать, что только в один Константинопольский Патриархат, насчитывающий всего лишь 30.00 верующих, влилось более 150.00 православных русских людей, эвакуированных из Крыма со многими священнослужителями и епископами; если учитывать, что огромная масса русской эмиграции обреталась и в других странах, где, как в Германии и во Франции, уже имелись храмы и приходы, то решение по духу Постановления представляется жизненной необходимостью.
|
|
|
Бывший летом на Женевской экуменической встрече в составе сербской делегации Евлогий (Георгиевский), тогда еще архиепископ, послал из Сербии отчет председателю зарубежного ВЦУ, митр. антонию, уже не в Россию, а в Константинополь обстоятельный доклад об этом мероприятии. «Одновременно я подал ему мысль о необходимости организовать оторванную от России зарубежную Русскую Церковь. „Много овец осталось без пастырей... Нужно, чтобы Русская Церковь заграницей получила руководителей. Не думайте, однако, что я выставляю свою кандидатуру..." писал я». В момент написания доклада Архиеп. Евлогий еще не знал о том, что он, согласно его прошению, 1/14 октября 1920 г. в Севастополе был назначен на Западную Европу южнороссийским ВЦУ; возглавляемым митр. Антонием. Ввиду ситуации, не только митр. Евлогий, но, конечно, и многие другие пришли к вполне естественному выводу, что необходимо церковное возглавление для зарубежья.
В наши дни это церковное дело вряд ли кто-нибудь станет сводить к "злостным проискам монархических контрреволюционеров". Правда, политический момент был логичной составляющей этих естественных устремлений. В первый момент повлияла также и решимость генерала Врангеля сохранить русскую армию, покинувшую Крым, для продолжения борьбы с большевиками. Однако воззрения на роль монархии и на монархические течения были различны даже у митрополитов Антония и Анастасия. В целом же преобладала церковная перспектива. Продлить полномочия членов ВЦУ на Юге России было решено по следующим причинам: «В виду сосредоточения огромного количества беженцев в различных государствах и частях света, не имеющих общения с советской Россией и не могущих сноситься с Высшим Церковным Управлением при Святейшем Патриархе, а также вследствие необходимости попечения о русской армии, выехавшей из Крыма».
|
|
|
Изгнанники архиереи, священнослужители и паства их стремились сохранить церковное единство и иметь свое пастырское окормление, при братском общении с каждой православной Поместной Церковью, на территории которой находились эмигранты. Кроме того русские православные люди в большом числе находились в странах неправославных. Говоря словами Постановления № 362: в общей организации церковной жизни заключался "непременный долг" всех архиереев, оказавшихся в новой обстановке.
Святая Земля осталась без должного окормления и организационного начала вследствие внезапной кончины Начальника Миссии, архимандрита Леонида (Сенцова). Характерно, что Дело № 1 заграничного ВЦУ касается именно Святой Земли: «. О положении Россиийской Духовной Мисси в Иерусалиме». Дата 2/15 ноября 1920 г. указывает на то, что проблемы зарубежной части Русской Церкви, потерявшей связь с центром, стекались к будущему зарубежному Высшему Церковному Управлению, когда оно еще не стало «заграничным». Первое же заграничное заседание «Высшего Церковного Управления на Юге России» состоялось на пароходе «Великий Князь Алексей Михайлович» в день его прибытия в Босфор вместе со 125 другими кораблями, 6/19.1.920. ВЦУ решило вопрос возглавления Миссии на своем третьем заседании, 16/29.1.920, но вскоре, ввиду тяжелого положения Миссии, решением от 31.3/13.4.921 ВЦУ возложило заботу о Св. Земле на архиеп. Анастасия (Грибановского), и он был направлен в Палестину.
|
|
|
Плавный переход от южно-российского ВЦУ к заграничному ВЦУ можно отметить в упомянутой деятельности и в назначении архиеп. Евлогия (Георгиевского), а также и у архиеп. Анастасия, который на том же заседании 1/14 октября 1920 г. в Симферополе назначен Управляющим русскими церквами Константинопольского района и официальным представителем у Вселенского Патриарха. К моменту прибытия ВЦУ Юга России архиеп. Анастасий уже действовал в Константинополе и приготовил почву для дальнейшей деятельности ВЦУ Юга России. Уже на втором заседании ВЦУ 9/22.1.920 он был включен в его состав. До заседания 29.1/12.2.920 ВЦУ продолжало именовать себя «Высшим Церковным Управлением на Юге России», в протоколе же этого заседания слова «на Юге России» были опущены, и согласно области своей деятельности оно стало именовать себя заграничным.
Огромные задачи по сохранению русского церковного присутствия стояли перед архиереями, в лице которых Русская Церковь присутствовала в зарубежье, перед их священнослужителями и верующим народом. В частности это касалось церковного имущества, становившегося «безхозным».
Вскоре в зарубежье при помощи советской власти стали действовать обновленцы. Борьба против «обновленцев» стада неотъемлемой частью забот митр. Антония и всего заграничного-церковного управления (см. в этой книге: письма митр. Антония ев. Патриарху Тихону). В частности, нужда в авторитетной реакции на деятельность обновленцев в Германии послужила основой для выделения Германской епархии (поначалу викариатство) в самостоятельную, о чем немедленно было по этой же причине сообщено германскому правительству. Справедлива оценка последующего развития известного историка Русской Церкви периода 20-х гг., Н. Н. Покровского: «Да и ясно ведь, что когда от имени РПЦ Троцкий, Ленин, Тучков стали отдавать приказания о конфискации имущества зарубежных церквей, о назначении церковных иерархов, разрыв стал неизбежен. 20 ноября 1920 г. патриарх, имея большую, чем в 1922 г., свободу, предвидел возможность худших времен».
|
|
|
Архиереи Русской Зарубежной Церкви в своем большинстве были членами Всероссийского Собора. Из шести избранных в Синод на первой сессии Поместного Собора четверо оказались в зарубежье и определяли судьбы Русской Заграничной Церкви: митрополиты Антоний (Храповицкий) и Платон (Рождественский) и архиепископы Анастасий Грибановский и Евлогий (Георгиевский). Это две трети избранного Синода! Другие двое из шести - митрополиты Арсений (Стадницкий) и Сергий (Страгородский).
Архиереи и пастыри Русской Зарубежной Церкви обязаны были заботиться о том, что было доступно им и что в то же время было совершенно недоступно российскому Высшему Церковному Управлению, находившемуся под сокрушающими ударами богоборцев. Как тогда, так и впоследствии не было никакой причины допускать чуждую Церкви Христовой руку богоборцев в дела управления Церковью. Постановление № 362 призвано было защищать Церковь от ихковарных махинаций, если только оно применимо...
Однако, каковы будут результаты, если подходить к данному Указу по букве?
Утверждение, что Указ № 362 касается только внутрироссийских епархий, канонист С. В. Троицкий, строивший целую концепцию на основе этого Постановления, сходу отметал. По его словам, прежнее употребление этой аргументации разве что лишило полемистов из парижского и американского лагеря права потом ссылаться на этот Указ, поскольку «если постановление 1920 г. не применимо к Карловцам, то оно не применимо и к Парижу. Однако, в тексте постановления нет ни малейшего основания для такого ограничения его действия», замечает Троицкий. Постановление касается возможности «передвижения фронта, изменении государственной границы» но упомянутыми случаями дело не ограничивается: здесь следуют слова «и тому подобное» (пункт 2). Если же речь лишь о приграничных епархиях, то Маньчжурия, Прибалтика, Западная Украина, Белоруссия, Польша и Финляндия подходят под этот пункт, а Германия и Франция как бы уже не подходят. На первые (кроме Дальнего Востока) можно было бы даже распространить понятие "соседние епархии" (пункт 2). Трудно сказать, в каком ключе (как "внутрироссийскую" или "соседнюю") рассматривал Митр. Сергий Польшу, но обратился он именно к Постановлению № 362, возражая против принятия митр. Дионисием (Валединским) во главе Польской Церкви автокефалии от Константинополя. В послании митр. Дионисию от 04.1.928 г. митр. Сергий указывал на предоставленную заграничным частям Русской Церкви временную самостоятельность и возможность «положить в основу церковной жизни это постановление», поскольку оно предоставляет «совершенно безболезненный выход из всяких затруднительных положений». Совершенно очевидно, что Постановление, предусмотренное к действию во всей канонической области Русской Церкви, касалось также и упоминаемой в Определении Всероссийского Собора от 7 декабря 1917г. Северо-Дмериканской епархии.
|
|
|
Заграничные области (например, также здесь упоминаемые Япония, Китай) часто назывались не епархиями, а "миссиями". В отношении Западной Европы утвердилось, весьма неточное понятие "заграничные приходы". Согласно Постановлению № 362 было логичным преобразовывать приобретшие достаточно самостоятельную церковную структуру "миссии", в полноправные епархии, или даже митрополичьи округа (к чему и стремился в отношении Западно-Европейской епархии С. Троицкий, вообще считавший отказ от употребления § 5 Постановления и переход митр. Евлогия под Константинополь крупнейшей ошибкой, выведшей его, к тому же, из состава Русской Церкви).
С. Троицкий в своей книге «Размежевание или раскол?» (1932) следует, как будто, букве Указа, когда ограничивает правомочность ссылки Русской Зарубежной Церковью на Постановление № 362 тем, что ее епархии между собой не "соседние". Но в Указе не говориться только о "соседних" епархиях при исключении любых иных возможностей. Соседние епархии и соседние архиереи, это канонически обусловленный термин. По канонам соседние архиереи должны привлекаться к общению (например при выборах и рукоположении архиереев). Авторы Постановления рассуждали в этом каноническом ключе, в смысле территориального распределения. Но учитывая, что здесь архиерею, в зависимости от церковной пользы, предоставлялось право основывать новые епархии, становится ясным, что цель упоминания "соседних епархий" в указании связи, т. е. чтобы архиерей по возможности действовал не единолично, не в отрыве от других, а соборно. Но вместе с тем, мысль здесь устремлена к «организации высшей инстанции церковной власти для нескольких епархий, находящихся в одинаковых условиях» (пункт 5). С. Троицкий пишет, что невозможно «назвать соседними и находящимися в одинаковых условиях русские епархии в Югославии, Китае и Америке» и что Западно-Европейская епархия и вовсе соседей не имеет. Однако вопрос в том, что считать "одинаковыми условиями" по духу.
Г. Граббе уже в 1932 году, сразу после выхода упоминавшейся книги С. Троицкого (в парижском, издательстве УМСА-Ргезя) в своем ответе «Единение или раздробление» (1932) отмечал на нелогичность рассуждений канониста: «Ведь преобразование одной епархии в округ в Постановлении [№ 362 - Н. А.] указывается лишь как выход из положения „в случае невозможности установить сношения с архиереями соседних епархий" (п. 2 Постановления). Можно ли говорить о невозможности для Северно-Американской или Западно-Европейской епархий установить сношения друг с другом и с Дальне-Восточными епархиями? Наконец, если все епископы согласны и желают объединиться, то почему же им это не сделать? Если имеет право на образование Высшего Церковного Управления или Митрополичьего Округа каждая отдельная оторванная епархия, то по какой логике С. В. Троицкий оспаривает то же право у из совокупности? (...) Если же понимать „одинаковые условия" в абсолютно буквальном смысле, как невидимому, хочет того профессор Троицкий, то этих данных для создания округа нет и в одной только Западной Европе, ибо в разных государствах, в которых имеются церкви, составляющие Зап. Европейскую епархию, различны законы, а следовательно и условия жизни не совсем одинаковы»
В Маньчжурии, когда передвинулись границы, существовали уже полноценно действовавшие церковные структуры, в которые беженцы могли влиться. Но и там, где православные епархии уже были, равно как там, где церковные структуры создавались беженцами, эмигранты, пересекшие границы этих стран, могли продолжать жить «на чемоданах» до самого скончания своей жизни. Кроме того, в случае Маньчжурии, край наполнился беженцами, но через некоторое время и те православные, которые там тихо и безмятежно проживали и в жизни не видели соввласти, в свою очередь превратились в беженцев, уходя дальше через Филиппины в Австралию, Западную или Южную Америку. Там они на каноническом основании образовывали приходы, сохраняя преемство Русской Церкви. Важно, что эти люди, куда бы они ни направлялись, несли с собою церковный дух гонимой Русской Церкви, а также имели законное и никогда не выходившее из состава Русской Церкви церковное управление.
Первое заседание, положившее начало зарубежному церковному управлению, происходило 6/19 ноября 1920 г., а Указ № 362 был издан в Москве днем спустя. О том, что за рубежом текст Постановления московского ВЦУ был получен только после Собора в Карловцах 1921 г. сожалеют как бывший делопроизводитель зарубежного Архиерейского Синода, тогда Георгий Граббе, впоследствии епископ Григорий, так и бывший секретарь зарубежного ВЦУ Е. Махароблидзе, который отмечает, что определение этого Собора от 13/26.1.921, в частности касательно Наместника Патриарха за рубежом и желательности назначения его Патриархом Тихоном «не отвечает смыслу и духу указанного акта».
В начале 1922 г. Постановление № 362 было получено из России и опубликовано97. Возможно, текст пришел разными путями почти одновременно. В Архиве Синода РПЦЗ сохранился протокол заседания «Высшего Русского Церковного Управления Заграницей -Российского Заграничного Синода» от 11/24 января 1922 в Сремских Карловцах, подписанный митрополитом Антонием и двумя членами Синода, епископами Гавриилом (Чепур) и Михаилом (Космодамианским), а также секретарем ВЦУ Е. Махараблидзе. Согласно этому протоколу копия Постановления № 362 была препровождена Начальником Российской Духовной Миссии в Китае, архиеп. Иннокентием (Фигуровским). Резолюция гласит:
«ПОСТАНОВИЛИ: Означенное Постановление Всероссийской Церковной Власти сообщить, для сведения, всем Преосвященным российских заграничных епархий, Начальнику Российской Духовной Миссии [от руки: в Японии] и управляющему военно- и морским духовенством, о чем им и послать указы».
Е. Махароблидзе рассказывает в 1940 г., что получил Указ от бывшего своего сотрудника в ВЦУ Юго-Востока России, который вернулся в Москву. В письме, к которому был приложен Указ № 362 этот знакомый сообщал, что «при угрожающей Св. Патриарху и его Высш. Церк. Упр-нию опасности прекращения их деятельности, Его Святейшество был очень озабочен урегулированием вопроса о церковном управлении и в данном случае основанием ноябрьского постановления послужил пример Ставропольского Собора и его В. Ц. Управления...».
В своих действиях до получения Постановления № 362 зарубежное ВЦУ руководствовалось опытом раннего общения с ВЦУ в Москве и прецедентами 1919 года. Как известно, московское ВЦУ признало решения Южно-Русского Церковного Собора даже уровня организации новых епархий, и судебных приговоров над епископами". Еще во время деятельности ВЦУ Юго-Востока России имелись сведения о поддержке этой деятельности св. Патриархом Тихоном и несомненно опыт существования этого прямого предшественника заграничного ВЦУ (а также другого «прототипа» - Сибирского ВЦУ) определял как Постановление от 7/20 ноября 1920 г., так и впоследствии подход зарубежного Архиерейского Синода к возглавлению Русской Церкви в Москве.
Образование зарубежного ВЦУ настолько соответствовало церковному восприятию того времени, что даже и без ведома о Московском Постановлении № 362 все зарубежные архиереи (в числе от 32 до 35) признавали заграничное Высшее Церковное Управление. Оно открывало приходские структуры и преобразовывало их в епархии для русских людей (Турция, Греция, Болгария, Южная Америка, Зап.-Европа). Если этим Управлением Южная Америка была отделена от "заграничных приходов" Западной Европы, то это было вполне логично - "соседними" эти две епархии (после их образования) назвать невозможно. Но сама история свидетельствует, что в главном, а именно в отношении независимой от богоборцев церковной жизни, здесь были некие "одинаковые условия": Не было проблем ни с Дальним Востоком, ни с Южной Америкой, ни с Финляндской епархией, правящий архиерей которой, архиеп. Серфим (Лукьянов) осуществлял связь с Россией. Он же всячески старался удержать митр. Евлогия от поступков, которые привели к расколу зарубежья.
Сегодня наиболее запутан вопрос о правомочности зарубежного Архиерейского Собора и Синода управлять всемрусским церковным зарубежьем. Первоначально этой проблемы не существовало: все архиереи, находящиеся за рубежом, были связаны с Собором заграничного Высшего Церковного Управления. Там, где препятствовали объединению правительства (Польша, Прибалтика), епархии не вошли официально в состав Русской Зарубежной Церкви. Их никто в этом не упрекал. Но связь с архиепископами Пантелеймоном (Рожновским) и с Иоанном (Поммером) сохранялась и впоследствии.
Тараном, пробившим брешь в единстве зарубежных архиереев, стал Указ из Москвы о закрытии ВЦУ от 22.4/05.5.922 за № 348-349, которому посвящена следующая глава. Истолкование этого Указа митр. Евлогием с двумя поддержавшими его викариями, а также автокефалистические стремления в Северной Америке постепенно подрывали единство Собора. Отойдя от этих соборных основ, отколовшаяся в Западной Европе часть церковных структур в последующие десятилетия подчинялась Москве (дважды) или Константинополю (трижды), или же объявляла себя автономной (дважды), в частности ссылаясь на Постановление № 362. В конце 40-х годов ушла из Русской Церкви часть православных верующих в Америке.
На этом месте следует коснуться тогдашних позиций митр. Сергия, который в сентябре 1926 г. равно благожелательно относился к разным вариантам церковного управления в зарубежье и нисколько не претендовал «быть судьей в деле, которого я совершенно не знаю». Митр. Сергий отстранял от себя возможность руководить из Москвы церковной жизнью зарубежья, ссылаясь на то, что «фактически нет отношений». Польза «церковного дела», по его мнению, требовала, чтобы «общим согласием» был создан «центральный орган церковного управления», который не нуждался бы в поддержке из Москвы. Митр. Сергий признавал, что в силу обстоятельств любые распоряжения из Москвы могли быть оспариваемы как неподлинные или как следствие неосведомленности (добавим: дезинформации) о церковной жизни за границей. Не говорил он в этом письме собратьям-архипастырям о том, на что намекал в проекте «Декларации» от 10.6.926, что указы эти могли рассматриваться как вынужденные, не выражающие свободную волю издающей их инстанции. При этом митр. Сергий не обсуждает разницы в вопросе «подлинности» или «осведомленности» церковной власти по поводу двух Постановлений, а лишь приводит как факт, что митр. Евлогий ссылается на Указ № 349 от 1922 г., а обращающиеся к нему архиереи - на Указ № 362 от 1920 г. Митр. Сергий здесь не сравнивает между собой эти два документа и не стремится вникать в суть вопроса. Дня него основную роль играет авторитетность создаваемого зарубежного центрального церковного органа управления. По его мысли, только в том случае, если «отдельного существования эмигрантская церковь устроить себе не может», то в православных странах следует подчиниться, став «на почву канонов» (имеются ввиду древние), местной церковной власти, а в странах не-православных создавать «самостоятельные общины или церкви», открытые всем православным людям, т. е. не узко русско-национального характера. Митр. Сергий считал такое раздробленное существование не только возможным, но и желательным по сравнению с попыткой «удержать власть и подчинить [всех - Н. А.] искусственно созданному центру». «Такое отдельное существование скорее предохранит от взаимных недоразумений и распрей», писал он. Применял ли он свою перспективу «такого отдельного существования» только к эмигрантам сущим в рассеянии в не-православных странах, или к отношению Москва-Зарубежье, из текста не до конца ясно. Во всяком случае он тут же заключал: «Такая постановка дела, невидимому, более соответствует теперешнему положению и нашей здешней церкви».
Вопрос у митр. Сергия упирается в оценку «авторитетности» или «искусственности» церковного центра. Но для тех, кого это касалось, вопрос стоял о готовности на распад и исчезновение русской церковной жизни. Причем интересно отметить, что митр. Сергий в этом письме, упоминая его, все же не придавал Постановлению № 362 существенного значения. А вскоре он сам согласился, удерживая власть, всех «подчинить искусственно созданному центру».
Желание митр. Сергия, чтобы «авторитетный» центр был способен «разрешать все недоразумения и разногласия, и имеющий силу пресекать всякое непослушание» было не абстрактным, а имело ввиду, чтобы проблемы конкретно разрешались отдельно от Москвы, «не прибегая к нашей поддержке», т.е. без ожидания вмешательств оттуда. Это было достигнуто как его письмом, так затем окончательно его «Декларацией» (1927). Но одновременно обновленчество и смена Заместителей Местоблюстителей, вторжение советской власти в управление Церковью - все это, обильно орошаемое пропагандой, при постоянных интригах Тучкова и его соратников из ГПУ, действовало разрушительно и на церковное зарубежье.
Главный вопрос состоит не в «авторитетности» центра, не в том, кого этот центр сумел себе подчинить, а кого не смог привести к послушанию, но в авторитетности церковно-правовой основы любого такого центра.
В русском церковном зарубежье того периода усилению центробежных сил извне послужили национальные интересы различных правительств и антицерковная деятельность советской власти, а изнутри то, что митр. Евлогий не признавал данной церковно-правовой основы. Он не считал для себя обязательным Постановление № 362 (которым лишь иногда пользовался), а вместо этого противопоставлял ему Указ № 349 от 1922 г. Отсутствие данного стержня, в связи с моментами личными, политическими, экономическими и др., подорвало возможность его общения с другими зарубежными епископами. Церковь - сообщество добровольное, но однажды воспринятая ответственность связывает. Митр. Евлогий был связан Архиерейским Собором, основанным на данном Постановлении. Аргументация митр. Евлогия страдает недостатком последовательности, в том числе и канонической, поэтому Указ № 349 о закрытии ВЦУ, к тому же упоминавший его лично, смог потом возыметь настолько разрушительное действие.
С. Троицкий, говоря о «притязаниях Карловацкого управления», не приводит (кроме того, что епархии не "соседние") ни одного аргумента, почему, с его точки зрения, «попытка организовать один административный центр для всех частей Русской Церкви за границей не находит опоры в Постановлении». Он говорит, что Карловацкий Синод, собирающий Архиерейский Собор, может в Сербии действовать исключительно по благословению Сербского Патриарха и Синода, а потом голословно критикует Сербскую Церковь за "слишком широко понимаемое гостеприимство». Но сербский Патриарх Варнава скорее из церковных соображений, чем просто «из гостеприимства» прилагал в те годы (1934-1935) все усилия, чтобы помочь преодолению расхождений митрополитов Евлогия и Платона (Рождественского) с заграничным Архиерейским Собором. В отношении митр. Платона и его Северно-Американской епархии он был успешен. Впрочем, сам С. Троицкий вскоре после этого, в 1937 г., отметив роль Постановления № 362 для Русской Заграничной Церкви, написал более справедливо: «Право на административную самостоятельность заграничной части Русской Церкви признано и всеми другими автокефальными Православными Церквами, кроме греческих [Константинопольское частичное непризнание С. Троицкий критикует в том же документе - Н. А.] и, что особенно важно, Сербской Патриархией, на территории которой находится Русское Заграничное Церковное Управление (акты Соборов Сербской Патриархии от 31-го августа 1921 г. № 31, от 9-го декабря 1924 г. № 41 и др.). (...) По вышеизложенным соображениям существование как Высшего Русского Церковного Управления заграницей - в виде Архиерейского Синода в Югославии, так и подчиненной ему Православной Епархии в Бельгии следует признать вполне отвечающим учению Православной Церкви».
Архиерейский Синод и Собор с тех пор перемещались в разные неправославные страны. Вследствие военных событий и последующей экспансии коммунизма Русская Зарубежная Церковь потеряла все приходы на территориях других православных Поместных Церквей (исключение - Святая Земля, где сохранились еще монастыри и, вместе с тем, должные канонические и просто хорошие отношения с Иерусалимским Патриархатом). В Святой Земле это произошло в 1948 году при основании государства Израиль, а в наши дни автономное управление Я. Арафата по"-своему вторгается в эти "канонические вопросы". Но правомочность самостоятельного церковного бытия не зависит от политики таких деятелей, а Указ № 362 пребывает и от всего этого ничего не менялось по существу в духовном назначении и образе жизни Русской Зарубежной Церкви. Каноническая основа ее оставалась той же, незыблемой.
Апология бегства
Чужд и Постановлению № 362 и церковному духу Российской Церкви той поры, да и Церкви вообще, косвенный аргумент, что покинувшие свои епархии архиереи якобы потеряли право действовать. Эта аргументация порождена уже в 1920-е годы Константинопольской Патриархией, которая весьма своебразно смотрела и смотрит на дела Русской Церкви. Повторяемые современными русскими авторами с этой подачи каноны касаются, однако, самочинно и произвольно покинувших свои епархии, а не епископов изгнанных, например, варварами или не допущенных во свой град. Церковная точка зрения на этот вопрос отображается также и в канонах св. Петра Александрийского, указывающего на заповедь Христа (Мф. 10, 23), Который "часто уклонялся от хотевших наветовать Ему" (Правило 9). Подобно и со ссылками на Апостольские Деяния и на Ирода, избившего младенцев в Вифлееме: "Посему оставившие все, ради спасения души, и удалившиеся, да не будут обвиняемы в том, что за них взяты [арестованы - Н. А] другие" (Правило 13). Упрекали в бегстве, св. Киприана Карфагенского и многих других, в том числе св. Афанасия Великого, который отвечал на это: "Если худое дело - бегать; то гораздо хуже - гнать. Один укрывается, чтобы не умереть; а другой гонит, стараясь убить. И бегать дозволяет Писание... Посему, если порицают за бегство; то пусть устыдятся более сами себя, как гонители... бегство служит великим обличением не гонимым, но гонителям" -"святые, у Спасителя научившись... в борьбе с гонителями законно спасались бегством, и укрывались от них, когда их искали" -"подвизаясь, не в праздности проводили время бегства, и гонимые не забывали о пользе других, но как служители благого слова, не скупились преподавать оное всем, даже и в бегстве проповедовали евангелие, предвещали ухищрения злоумышляющих, и ограждали верных увещаниями"; "А для прочих и вообще для всех нас человеков такой закон: - бегать от гонителей, укрываться от ищущих и не искушать дерзновенно Господа..." - "Убегать повелел Господь", объясняет Святитель, приводя многочисленные примеры, обличая тем и наших современников обращающих церковные правила.
Имелись достаточно веские канонические основания не ставить под вопрос епископские права русских епископов-изгнанников, о чем еще в 1922 г. пространно писал в своем ответе на Константинопольские притязания С. Троицкий.
Впрочем сама церковная реальность тех лет свидетельствует, как смотрели на это в Москве и в братских Поместных Церквах: во всем православном мире епископы-изгнанники принимались как представители своей паствы.
|
|
|
