 |
В Царство Небесное; итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве
|
|
|
|
Небесном; и кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает;
А кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы,
Если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во
глубине морской.» (Матфей,18,3-6)
Имеется изменение смысла в отношении малого сего в этой притче. Сначала употребляется слово паидион, что означает, по-гречески, маленький ребенок. Но когда Христос говорит:
«а кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня»,
греческое слово другое – это микрос, что означает маленький, малый, как в слове микроскопический. Это относится уже не к малым детям, а к людям, которые начали следовать Христу и имеют малое понимание – или, скорее, начали понимать через то, что малое в них, - то есть это относится к тем, в ком началась метанойя.
Затем, далее, сказав, что неизбежно должны прийти случаи сомнения:
«…но горе тому человеку, через которого соблазн приходит.» (Матфей,18,7)
Он добавляет:
«Смотрите, не презирайте ни одного из малых сих; ибо говорю вам, что
Ангелы их на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного. Ибо Сын
Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее. Как вам кажется? Если
Бы у кого было сто овец, и одна из них заблудилась, то не оставит ли он
Девяносто девять в горах и не пойдет ли искать заблудившуюся? и если
Случится найти ее, то, истинно говорю вам, он радуется о ней более, нежели
О девяноста девяти незаблудившихся. Так, нет воли Отца вашего Небесного,
чтобы погиб один из малых сих.» (Матфей,10-14)
Здесь заблудшая овца есть «малый сей». В этой притче устанавливается связь между одним, который теряется и
«…нет воли Отца вашего Небесного…»
|
|
|
Именно на этого одного направлена воля Божия; или это одно в человеке, что может связать его с «небесами».
«Так, нет воли Отца вашего Небесного, чтобы погиб один из малых сих.»
И хотя не делается прямого упоминания о «раскаянии», мы должны опять себе напомнить фразу, сказанную Христом:
«…если не покаетесь, все так же погибнете…» (Лука,13,5)
То есть, как уже сказано, человек, который не достигает состояния, называемого раскаянием, или метанойей, погибает. Но воля Божия начинает действовать на человека, который «раскаивается»; и это связано с нахождением того, что потеряно или заблудилось в нем. И если мы опять вернемся к фразе в Молитве Господней:
«…да будет воля Твоя и на земле, как на небе…» (Матфей,6,10)
и примем ее опять в ее внутреннем смысле к внутреннему состоянию человека, то можно понять, что она относится к «небесам» в человеке, или скорее, к той возможности в человеке прийти под новые влияния, называемые волей Божьей. И это, в этой притче, связано с нахождением того, что потеряно в себе – именно, с этим одним, о котором ясно сказано, что нет воли Божьей, чтобы оно погибло.
Возьмем другую аналогию: давайте предположим, что человек хочет извлечь золото из земли. Для того, чтобы сделать это, он должен иметь какое-то приспособление для этой цели. Но это приспособление есть только средство к достижению цели. Цель – это извлечь золото, и, когда золото найдено, приспособление больше не нужно.
Точка зрения на человека, в Евангелиях, в некоторых отношениях подобна этой аналогии. Человек, каким он является, рассматривается как потерявшийся, но в нем существует что-то столь же ценное, как золото. Сперва он должен научиться, как жить в мире и приобрести из него, так сказать, приспособление для жизни. Но это, в свете учения Евангелий, не есть его цель. Приспособление, которое человек приобретает из жизни, может быть хорошим или плохим, и если оно плохое, то в нем не существует ничего, что может повести его дальше. Все добро, которое он приобретает в жизни, реально не его собственное, а есть его первая стадия, которую абсолютно необходимо достичь в отношении всего учения о человеческой эволюции. Эта приобретенная сторона его, которая реально не собственная и в то же самое время дает ему возможность играть какую-нибудь полезную роль в жизни и вести себя достойно, выполнять свой долг и т.д. – не есть та часть его, из которой он может развиваться. Но если он не сформирована в нем, невозможен никакой внутренний рост или эволюция. Вся эта сторона, которая, как было сказано, может быть приобретена из жизни путем воспитания или обучения – ибо без этого ничто далее не может произойти в нем, - может быть условно названа
|
|
|
«девяносто девять»
или та сторона его, которая
«не имеет нужды в покаянии».
Она не нуждается в «покаянии» потому что она не может расти. Человек, в котором эта сторона хорошо построена, самым лучшим возможным образом, через действие лучших влияний во внешней жизни, - сам еще не живой. Как бы он ни был хорош, он еще, с внутренней точки зрения учения Христа, мертв или заблудший. Но необходимо понять, что жизнь приводит человек только к одной стадии его возможной эволюции, и все учения в Евангелиях и другие подобные учения, где о человеке говорится в самом внутреннем смысле, - говорят о его дальнейшей эволюции, которая начинается с метанойи. Но чтобы человеку, для того, чтобы раз-учиться, стать
«как малый ребенок»,
стремиться найти то, что потеряно в нем, - неизбежно надо идти против всего того, что он проходит ощупью, и всего того, что он совершил, и всего, что он считает ценным в своей карьере. Вся эта сторона представлена
«девяносто девятью»,
которые не нуждаются в «покаянии» просто потому, что в нем нет потребности. Смещение человеком своей внутренней основы и начинание по-новому – или «поворачивание себя», или отделение от своих, не лишенных основания чувств заслуги, - означает борьбу, которая не может даже начаться, если он не видит, что все, что он сделал, есть средство к другой цели. Именно об этой цели говорят Евангелия почти каждым словом.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
|
|
|
Даже после трехлетнего общения с Христом ученики не претерпели «раскаяния». Почти последними словами, сказанными Христом Петру, были:
«…но Я молился о тебе, чтобы не оскудела вера твоя; и ты некогда,
обратившись, утверди братьев твоих.» (Лука,22,32)
Греческое слово эпистрофо, употребленное здесь, означает «повернуться кругом», «возвратиться» и, метафорически, «раскаяться», «прийти в себя».
Уже ясно, что метанойя (раскаяние) означает «поворачивание кругом»:
«…если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Матфей,18,3)
говорится в Евангелии от Матфея. Но обращение приобрело неясный сентиментальный смысл. Буквально оно означает нечто определенное – именно, «поворот кругом» ума, истинную умственную трансформацию. Это слово на греческом языке употребляется по отношению к останавливанию и поворачиванию лошадей, или к поворачиванию солдат. В Деяниях Апостолов слова метанойя и поворачивание кругом встречаются вместе и переводятся:
«покайтесь и обратитесь»
Имеется в виду определенный внутренний акт – акт, который может действительно иметь место – именно: ум может претерпеть внезапное резкое изменение. И этот акт ясно показан в притче о блудном сыне, где младший сын
«Придя же в себя, сказал: сколько наемников у отца моего избыточествует
хлебом, а я умираю от голода…» (Лука,15,17)
и возвратился к своему отцу.
В этой притче, которая, как было сказано в предыдущей главе, часто воспринимается совершенно буквально, как говорящая о молодом человеке, растрачивающем свое состояние, и которая часто порождает комментарии по поводу несправедливого поведения отца, - появляется та же самая идея, что и в обеих предыдущих притчах. Что-то, что было потеряно, найдено. В этом случае потерянное называется младшим сыном. В первой притче это -– одна овца из ста, во второй – один серебренник из десяти, а в вышеупомянутой притче это – один из двух братьев. И хотя не является никакого прямого словесного указания на «раскаяние», как в первых двух притчах, ясно, что вся притча символизирует этот акт, происходящий в человеке, и что этот акт связан с нахождением этого одного, как ясно выражено в предыдущих притчах. Вдобавок, в этой притче, нахождение того, что было потеряно, связано с дальнейшей идеей – именно, с разницей между: быть живым и быть мертвым:
|
|
|
«а о том надобно было радоваться и веселиться, что брат твой сей был мертв и ожил,
пропадал и нашелся.» (Лука,15,32)
Ясно, что мертвый и живой не могут иметь здесь физического смысла, а могут относиться только к внутреннему состоянию человека. То есть состояние человека, в котором потеряно это одно, символизирует человека, в котором метанойя не произошла, и оно сравнивается со смертью. Следует заметить, что когда это изменение произошло, об объекте говорится не только как о живом, а о живом снова. Почему снова? И почему младший сын является темой притчи? И почему, как мы видели из предыдущей цитаты, человеку необходимо стать как малому ребенку? И к чему должно повернуться в человеке что-то, что потерялось в нем; и что это теряется, которое есть одно в нем, ради которого оставляется все остальное?
Ясно, что в человеке что-то теряется, значит было состояние его, когда оно не было потеряно; и что если человек может стать живым снова, значит было состояние, когда он был жив.
 |
В нас есть нечто вечно юное, которое может понимать сверх того мира, сверх феноменальной реальности. Но эта одна вещь в нас, вечно юная, теряется нами в мире предметов и внешних объектов ощущений и, пользуясь логикой ощущений, тратится в бесполезных размышлениях, бессмысленных для нее, потому что она способна понимать более высокую логику, и новый мир, совершенно отличный от того темного мира ощущений и временной логики, в которую она переходит и в которой она теряется. Эта магическая сторона нас самих, которую мы чувствуем в детстве, разрушается жизнью и остается только воспоминанием, смутно ощущаемым по временам, напоминающим на мимолетное мгновение что-то, что мы знали когда-то и что ушло из нашей жизни.
Именно это одно в нас должно быть найдено снова, ибо именно об этой отсутствующей части нас, которая потеряна, говорят эти притчи. Ее настоящая судьба должна быть изъята из жизни, удалена от власти внешних вещей и внешних событий. Таким образом человек делается живым снова. Ибо такими, какими мы являемся, в нашем настоящем состоянии, в котором это одно потеряно, мы все живем неправильно, как бы мы ни желали делать добро и как бы мы ни поступали. Это одно потеряло свою истинную связь, и, пока так обстоит с человеком, он не достиг своего правильного состояния, из которого может начаться его собственная эволюция. Он не «раскаялся», то есть не претерпел метанойю. Поэтому он погибает. И пока эта одна вещь в нем потеряна, все, что он делает, неправильно. Ибо, когда над человеком довлеет внешняя жизнь и он испытывает только влияния того, что действует на него извне и аргументирует только из того, что он может видеть, он – машина, приводимая в движение своими ощущениями, и внутренне движется в противоположную сторону. Над ним господствует внешняя жизнь, и нет жизни в нем самом. Та часть его, которая есть истинно он сам и из которой могут начаться его собственное индивидуальное существование и рост, потеряна. Она находится не в том месте. И это есть грех. То есть в этом состоянии все не попадают в цель, упускают из виду саму идею своего собственного существования.
|
|
|
И люди часто в какой-то степени чувствуют это сами и знают, что тем, что они чувствуют слишком сильно, или слишком тревожатся обо всем, или всегда расстроены, обеспокоены и находятся во власти жизни, они поступают неправильно каким-то неопределенным образом, который не имеет ничего общего с моралью или нарушением морали; и что они не должны позволять жизни иметь такую власть над ними и что, делая это, они виновны в каком-то преступлении, которое они чувствуют инстинктивно и не понимают. И они не осознают, что на протяжении всех Евангелий говорится именно об этом неправильном состоянии человека, и что с этой точки зрения ничто другое не имеет значения; и что, если человек не осознает, что он находится в этом состоянии, и не начинает искать ту часть себя, которая потеряна в вещах, не имеющих значения и не относящихся к ней, и не углубляется в себя, и не начинает изменять своего отношения к жизни, - он потерпит неудачу в своей цели и не понял тайны своего существования. Люди думают, что Евангелия говорят о внешней жизни и о моральном отношении к внешней жизни; и они не видят, что они говорят о человеке и о его возможности рождения вновь. Почти в каждом предложении они говорят о внутреннем состоянии человека, о неправильном состоянии, в котором он находится, и как это состояние должно быть изменено. Они говорят не о внешней жизни или внешней морали, а о самом человеке и о его состоянии, в котором он находится внутри себя в жизни. Они не называют человека просто добрым или нравственным, а говорят о действительном изменении человек и о превращении его в другого человека. В этом вся их идея, - что человек может и должен измениться в себе и стать другим лицом, каким бы «хорошим» или «плохим» он ни был в жизни. И первый шаг есть метанойя.
 |
Какова природа этой стороны в нас – этой стороны, которая является реальной нами самими и которую мы потеряли? Можно ли определить ее или сделать более ясной для нашего понимания? Это одно в обличии блудного сына уезжает в далекую страну. Он растрачивает свое состояние и тратит все и в то же самое время в той стране начинается голод. Он начинает нуждаться, и никто не дает ему ничего; и именно тогда он «приходит в себя» и вспоминает:
«сколько наемников у отца моего избыточествует хлебом, а я умираю от голода…»
(Лука,15,17)
Что это за голод, эта нужда, это бедствие? И что такое хлеб? Эта притча должна быть полностью извлечена из своего буквального оформления и своего физического смысла. Имеется в виду не физический голод или нужда и не буквальный хлеб; и
«…расточил имение свое…»
и
«…прожил все…»
не относится к настоящим деньгам. Человек был мертв – но он пришел в себя, и таким образом стал живым опять. В акте вспоминания себя к нему пришла истина. Он был в действительности не на своем месте – там, где он был, - в дальней стране, в которую он поехал, где ни один человек не давал ему ничего и где пища была всем, что он мог получить. Жизнь стала бессмысленной, и тот смысл, который представлялся, был как пища свиней – одни отруби. Во внешней жизни нет ни одной вещи, которая не может стать совершенно бессмысленной. Это – не нравственная истина, а факт, как бы ни неприятно было признавать его. В равной мере фактом, относящимся к природе вещей, является и то, что всякий стремится к исполнению себя и ко всему, чего он жаждет в жизни. Хотя он чувствует разочарование; он также чувствует, что его случай исключительный, или что он в конце концов найдет то, что он ищет, или он чувствует, что если бы его обстоятельства были иными или если бы жизнь была другой, все было бы у него так, как он хочет. Но жизнь не может быть существенно иной. Жизнь, в основе своей, всегда одна и та же; и человек всегда заключен в тюрьме самого себя, своих собственных ревностей и ненавистей, и не может убежать от этого чувства себя, как бы ни изменялись внешние обстоятельства. Человек страдает не от жизни, а из-за себя. Пока он видит все, в чем он нуждается, и все, чего он желает, вне себя, и стремится достичь этого таким образом, он растрачивает смысл и в конце концов наступает голод, несмотря на величайшие богатства, которые он может быть приобрел. И пока он чувствует, что он сам состоит во всем этом, он «грешит», то есть он совершенно не понимает, что предназначено человеку делать и чем он может стать, - он не попадает в цель.
Нет худшей болезни, чем бессмысленность. Но жизнь может стать бессмысленной двумя совершенно различными путями. Она может стать просто безо всякого интереса, так, что все, что человек делает или делал, кажется бесполезным и бесцельным, и его собственное существование – не имеющим никакого смысла. Но есть совершенно другое переживание, в котором, в свете большего смысла, всякий обычный смысл перестает иметь какую-либо ценность. В таком переживании, которое случается рано или поздно со многими людьми, человек уходит в себя от всякого смысла в жизни. Это переживание наступает тогда, когда человек внезапно проблеском чувствует, что он отличен ото всего того, что он видит, слышит и осязает. Он осознает, что он сам существует. Его собственное существование больше не есть существование, слившееся с жизнью. Он осознает, что он есть он сам – не то, за что он принимал себя, - он перестает чувствовать себя только через сравнение с другими. Он видит, что он одинок, один, и не известен другим и не видим. Он видит, что он есть он сам и что другие видят только его тело. Он знает, что если бы он смог сохранить это состояние, это новое внезапное осознание себя, жизнь никогда не могла бы причинить ему боль и ничто в жизни никогда не казалось бы ему несправедливым, и он никогда не мог бы ревновать, завидовать или ненавидеть. В такой момент человек приходит в себя.
Этот момент проходит и снова человек находится в своем обычно состоянии – то есть этот напряженный внутренний смысл самого себя как отдельного творения, как индивидуума, как совершенно единственного в своем роде и отличного ото всего остального, исчезает. Снова он оказывается во власти своих ощущений, слитый со внешней жизнью и ее смыслами, и с вещами и целями той реальности, которая дается ощущениям. Снова он начинает думать из своих ощущений и их логики и удовлетворять потребности, которые удовлетворяются тем, что вне его. Осознание того, что самое реальное, что имеет наибольший смысл, проходит и заменяется другой «реальностью», другим набором смыслов, которые теперь он видит вне себя. Он больше не отделен от своих ощущений и их образов жизни. Он забыл себя и опять стал человеком потерявшимся или мертвым. Но если он помнит что-нибудь, он знает, что это состояние сознания, которое он испытал, есть тайна его жизни и что, если бы он мог обрести его снова и сохранить его, все остальное не имело бы значения.
Это – метанойя в самом полном смысле. Это – новое состояние сознания, к которому он внезапно прикоснулся и которое так же внезапно исчезло. В этом состоянии человек обретает себя. Он обретает то, что потеряно. Он обретает «Я». Это – первая истина, первое осознание ее. Вот когда человек становится живым, и это есть точка, из которой начинается внутренняя эволюция. Все, что человек предпринимает в своем обычном состоянии, делается неправильно и из неправильного места в нем. Поэтому Христос повторяет:
«Если вы не раскаетесь (если не достигнете метанойи) …
вы не можете войти в Царство Небесное».
И в притче о блудном сыне это внезапное резкое изменение ума в человеке изображено в радатической форме, ибо вся притча имеет внутренний смысл. Одно в человеке уводится из-под власти ощущения и представления ощущения, и приходит в себя и вспоминает. Что было потеряно – найдено. Человек пробуждается от сна ощущений, от смерти и становится живым снова.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Блудный сын обнаруживает, что его окружает голод, и вспоминает, что в доме отца есть хлеб и достаточно. Но, как было сказано, ни этот голод, ни этот хлеб не следует понимать буквально. Хлеб, которого не хватает блудному сыну, - не буквальный хлеб, и подобным же образом, когда говорится в Молитве Господней:
«…хлеб наш насущный дай нам на сей день…» (Матфей,6,11)
«…хлеб наш насущный подавай нам на каждый день…» (Лука,11,3)
имеется в виду не буквальный хлеб. Давайте рассмотрим смысл хлеба в Молитве Господней. Слово, переведенное как «ежедневный», неизвестно в классическом греческом языке и употребляется в Новом Завете только в тех двух местах, где дается Молитва Господня. Греческое слово эпи-оусиос это слово, как и слово метанойя, не такое слово, которое легко понять или передать простым переводом. Слово эпиоусиос не означает ежедневный. Оно имеет гораздо более сложное значение. Хотя это всегда осознавалось и было дано много интерпретаций, перевод как в официальном варианте, так и в пересмотренном варианте Нового Завета остается – ежедневный. И поэтому большинство людей, возможно, воображают, что имеется в виду ежедневный хлеб, и считают, что они просят, чтобы было достаточно еды изо дня в день в буквальном смысле. Те, у кого много хлеба, произносят эти слова, не понимая их, если он вообще думают о смысле слов, которые они произносят; они полагают, что они, должно быть, относятся к бедным людям, у которых нет еды в достаточном количестве. Им не кажется необычным, что эта фраза, которая появляется в самом начале Молитвы Господней, относится просто к физическому питанию, и они не видят ничего странного в контексте:
«…хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши…» (Матфей,6,11-12)
«…хлеб наш насущный подавай нам на каждый день; и прости нам грехи наши…» (Лука,11,3-4)
Просьба о «ежедневном хлебе» - первая личная просьба, сформулированная в Молитве Господней, и поэтому самая важная; и за ней следует вторая личная просьба: «прости нам». То есть после громадного смысла первых фраз Молитвы Господней, - которые пока были затронуты в одном месте, именно, что воля Божья не свершается на земле, - люди позволяют себе думать, что весь уровень Молитвы внезапно изменяется и высказывается личная просьба о буквальной пище, за которой следует вторая личная просьба, чтобы наши грехи были прощены. То есть они полагают, что первая просьба физическая, и, хотя они осознают, что прощение грехов должно быть чем-то гораздо более значительным, чем-то духовным и поэтому психологическим в глубочайшем смысле, они не видят ничего странного в том, что эта просьба о ежедневном хлебе идет первой.
В Молитве Господней есть три личные просьбы: первая – о «ежедневном хлебе», вторая – о «прощении» и третья – о «не введении во искушение». Здесь Молитва кончается. Это – первоначальная форма Молитвы. Но к ней были добавлены слова:
«Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.» (Матфей,6,13)
В форме, данной в Евангелиях от Матфея и Луки – двух единственных Евангелиях, которые дают Молитву Господню, - эти последние слова отсутствуют в пересмотренном варианте, хотя они включены в официальную версию в тексте Молитвы в Евангелии от Матфея.
В притче о блудном сыне очевидно, что, если человек поворачивается в себе и идет в противоположном направлении – а это реверсирование 1, достаточно ясно представлено просто во внешней образной форме притчи, - он идет в направлении, где он может получить хлеба и достаточно, и ускользает от голода, в котором он оказывается. Но что такое этот хлеб? Именно это определение эпиоусиос в Молитве Господней, переведенное так неточно, как ежедневный, раскрывает природу этого хлеба. Давайте попытаемся понять это слово. Оно может быть разделено на две части: эпи и оусиос.
По-гречески оусиа2 означает то, что свое собственное; оно относится, в юридическом смысле к тому, что является своей личной собственностью. Понимая происхождение слова таким образом и только в такой мере, первая личная просьба в Молитве Господней приобретает новый смысл. Произнося это предложение:
«…хлеб наш насущный дай нам на сей день…»,
человек просит в действительности то, что его собственное, - не буквально, ежедневный хлеб, а питание, которое питает то, что есть его собственное. В жизни, где ничто не является тем, чем оно притворяется, и все ведут искусственное и нереальное существование и давно потеряли то, что «их собственное», и больше ничего не помнят, эта просьба, сформулированная таким образом, приобретает глубокий смысл. Заметим, что в первых фразах Молитвы, - после признания, что возможен и более высокий уровень существования и что имеются силы выше уровня человечества, и следовательно, что может быть достигнуто новое состояние человека, и после мольбы о том, чтобы воля Божия вершилась на земле и таким образом индивидуально в человеке, на «земле» человека, чувственного человека, - первая личная просьба состоит в том, чтобы тому, что его собственное и таким образом реальное, было дано питание. Это – просьба не об обычном хлебе, а о той самой пище, с помощью которой человек может расти внутренне, в своем собственном бытии, в своем собственном мышлении, в своем собственном чувствовании, в своем собственном понимании. Но если эта трансформация или рождение вновь, - только о чем в Евангелиях и идет речь и о чем они говорят почти в каждой строчке, - если эта трансформация возможна, у каждого человека должно быть что-то внутреннее, или касающееся его, нечто, что – если он может слышать, если он может чувствовать и начинает понимать и в конце концов следовать – приведет его к метанойе, к этому повороту в противоположную сторону и таким образом – к совершенно новому ощущению себя и новому смыслу своей жизни на земле.
В слове эпи-оусиос, частица эпи3, в своем самом основном смысле, означает положение – именно, положение чего-нибудь, что лежит на чем-то еще и таким образом над ним и касаясь его.
Таким образом, полный смысл этого слова, переведенного как ежедневный, в его сочетании с последующим словом хлеб (которое по-гречески означает обычный хлеб), означает, что то, что реально в человеке, что является его собственным и что он потерял, находится как раз над ним и касается его; и эта часть Молитвы Господней является личной просьбой почувствовать то, что было потеряно, это утраченное чувство, и почувствовать его теперь – сегодня, в этот момент, - потому что это чувство есть пища – не буквальная пища, - а та пища, которая дает возможность человеку стать живым.
Когда младший сын в притче
«…придя же в себя…» (Лука,15,17),
он почувствовал первый намек на это чувство, на эту пищу, которую он забыл, поэтому он повернулся и начал узнавать себя вновь.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Эта притча – о человеке, который терпит неудачу, и о направлении, в котором он поворачивается, когда он терпит неудачу. Она идет за притчей общеизвестной – о блудном сыне, где показан человек, который, «придя в себя», возвращается.
Но это возвращение представлено только в принципе. Блудный сын пробуждается и возвращается, и его видит издали его отец и радушно принимает его. Она (притча) описывает только успех и радость при возвращении того, что было потеряно, и возвращении к жизни того, что было мертвым. Но притча о неправедном управляющем говорит о человеке, который терпит неудачу, но который действует похвальным образом. Эта притча всегда считается самой сложной и непонятной притчей в Евангелиях. Она рассказывается следующим образом:
«Сказал же и к ученикам Своим: один человек был богат и имел управителя, на
которого было донесено ему, что расточает имение его; и, призвав его, сказал ему:
|
|
|
