 |
Программы для обработки материала
|
|
|
|
ЛИТЕРАТУРА
Вольф 2006 – Вольф Е. М. Функциональная семантика оценки/ Вступ. ст. Н. Д. Арутюновой, И. И. Челышевой. Изд. 3-е, стереотипное. М.: КомКнига, 2006. 280 с.
Гройс 2018 – Гройс Б. В потоке/ Б. Гройс, пер. А. Фоменко. М.: Ад Маргинем, 2018.
208 с.
Ефимова 2007 – Ефимова Н. Н. Риск//Антология концептов/под ред. В. И. Карасика, И. А. Стернина. М.: Гнозис, 2007. С. 435 – 445.
Жолковский, Мельчук 1967 — Жолковский А. К., Мельчук И. А. О семантическом синтезе // Проблемы кибернетики. Вып. 19. М.: Наука, 1967. С. 177—238.
Захаров, Хохлова 2010 – Захаров В. П., Хохлова М. В. Анализ эффективности статистических методов выявления коллокаций в текстах на русском языке [Электронный ресурс] / В. П. Захаров, М. В. Хохлова// Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии: По материалам ежегодной Международной конференции «Диалог» (Бекасово, 26–30 мая 2010 г. ). Вып. 9 (16). — М.: Изд-во РГГУ, 2010. – С. 78.
URL: http: //www. dialog-21. ru/digests/dialog2010/materials/html/22. htm (дата обращения 20. 03. 2018).
Коллинз 2004 – Коллинз Р. Может ли социология создать искусственный разум? // Личностно-ориентированная социология. М.: Академический проект, 2004. С. 566 – 598.
Кустова 2011 — Кустова Г. И. Слова со значением высокой степени: семантические модели и семантические механизмы (Magn’ы-прилагательные) // Слово и язык. Сб. статей к восьмидесятилетию академика Ю. Д. Апресяна. М.: Языки славянских культур, 2011. С. 256
— 268.
Лебон 2008 – Лебон Г. Психология народов и масс. /Пер. с. фр.; Предисл. И. Владимирова. М.: ТЕРРА – Книжный клуб, 2008. 272 с.
Луман 2005 – Луман Н. Реальность массмедиа/ Пер. с нем. А. Ю. Антоновского. М.: Праксис, 2005, 256 с.
Люгер 2005 – Люгер Джордж Ф. Икусственный интеллект: с тратегии и методы решения сложных проблем. 4-е издание.: Пер. с англ. М.: Издательский дом «Вильямс», 2005. 864 с.
|
|
|
Майер-Шенбергер, Кукьер 2014 – Майер-Шенбергер В., Кукьер К. Большие данные. Революция, которая изменит то, как мы живем, работаем и мыслим / Виктор Майер-Шенбергер, Кеннет Кукьер: Пер. с англ. М.: Манн, Иванов и Фербер, 2014. 522 с.
Московичи 1998а – Московичи С. Коммуникация – это valium народа//Век толп. Исторический трактат по психологии масс/Пер. с франц. М.: «Центр психологии психотерапии», 1998. С. 226 – 237.
Московичи 1998б – Московичи С. Молекулярная социология: сети и представления//Машина, творящая богов /Пер. с франц. М.: «Центр психологии психотерапии», 1998. С. 345 – 362.
Самма 2007 – Самма Дж. Торговля против толпы: извлечение прибыли из страха и жадности на рынках акций, опционов и фьючерсов/ Джон Самма; пер. с англ. Андрея Соколова. М.: Издательство «Омега –Л»: И-трейд, 2007. 304 с.
Сигель 2014 – Сигель Э. Просчитать будущее: Кто кликнет, купит, соврет или умрет / Эрик Сигель; Пер. с англ. М.: Альпина Паблишер, 2014. 374 с.
Талеб 2009 – Талеб Н. Н. Чёрный лебедь. Под знаком непредсказуемости / Пер. с англ. В. Сонькина, А. Бердичевского, М. Костионовой, О. Попова под редакцией М. Тюнькиной. М.: Издательство КоЛибри, 2009. 528 с.
Тиханович 2009 – Тиханович А. Н. Лексическая функция MAGN в современном русском языке: корпусное и экспериментальное изучение. АКД. СПб, 2009. 23 с.
Убин 1969 — Убин И. И. Выражение параметра Magn в русском языке // Машинный перевод и прикладная лингвистика. Вып 11. М., 1969. С. 60—105.
Финн 2006 – Финн В. К. Синтез познавательных процедур и проблема индукции// Интеллектуальные системы и общество: Сборник статей/ Предисл. Д. А. Поспелова, Д. Г. Лахути, В. Б. Тарасова. Изд. 2-е, испр. и существ. доп. М.: КомКнига, 2006. С. 129 – 219.
Флах 2015 – Флах П. Машинное обучение. Наука и искусство построения алгоритмов, которые извлекают знания из данных/ пер. с англ. А. А. Слинкина. М.: ДМК Пресс, 2015. 400 с.
Хайкин 2008 – Хайкин С. Нейронные сети: полный курс, 2-е издание.: Пер. с англ. М.: Издательский дом «Вильямс», 2008. 1104 с.
|
|
|
Хилл 2004 – Хилл С. Шестьдесят трендов за шестьдесят минут: Пер. с англ. СПб.:
«Крылов», 2004. 352 с.
Bollenet al 2011 – Johan Bollen, Huina Mao, and Xiao-Jun Zeng, Twitter Mood Predicts the Stock Market, Journal of Computational Science 2, no. 1 – March 2011.
Cukier 2012 – Cukier, Kenneth. Tracking social media: The mood of the market // The Economist online. – June 28, 2012. URL:
http: //www. economist. com/blogs/graphicdetail/2012/06/tracking-social-media (дата обращения 20. 03. 2018).
Golder 2011 – Golder, Scott A. Diurnal and Seasonal Mood Vary with Work, Sleep, and Daylength Across Diverse Cultures / Scott A. Golder and Michael W. Macy // Science. – Vol. 333, no. 6051. – September 30, 2011. – P. 1878–1881.
Словари
Бабенко 2017 – Словарь-тезаурус синонимов русского языка/ ред. Бабенко Л. Г. М.: Словари XXI века, 2017. 442 с.
Горбачевич, Балахонова 2016 – Большой академический словарь русского языка/ ред. Горбачевич Л. С., Балахонова Л. И. В 23 томах. М.: Российская академия наук. Институт лингвистических исследований. Наука, 2016.
Ожегов 1990 – Ожегов С. И. Словарь русского языка/под ред. Н. Ю. Шведовой. М.: Русский язык, 1990. 917 с.
ТКС 1984 — Мельчук И. А., Жолковский А. К. Толково-комбинаторный словарь современного русского языка. Опыт семантико-синтаксического описания русской лексики. Вена: WienerSlawistischerAlmanach. Sonderband 14. 992 с.
Программы для обработки материала
SE – Sketch Engine[Электронный ресурс]. URL: http: //www. sketchengine. co. uk/(дата обращения 28. 04. 2018).
Л. И. Богданова
ОБЕДНЕНИЕ РУССКОГО ЦЕННОСТНО-СМЫСЛОВОГО УНИВЕРСУМА КАК СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ УГРОЗА
В современном обществе особое внимание обращают на проблему практической значимости научных исследований. Это касается и лингвистических работ, которые, по- видимому, должны быть более тесно связаны с запросами социума. Выявление социокультурных угроз имеет непосредственную связь с общественной практикой, обнаруживая языковой аспект опасных для общества и человека тенденций, процессов и явлений. В данной работе основным предметом изучения становятся лексические «потери» и
«приобретения» последних десятилетий, тесно связанные со смысловыми сдвигами, семантическим опустошением ряда слов, колебанием и изменением оценочной характеристики. Когнитивный подход к изучению общественно значимых феноменов помогает объяснить, как человек воспринимает и интерпретирует происходящие изменения в обществе, какую оценку им даёт.
|
|
|
Значения слов языка, создающие в совокупности языковую картину мира, составляют
«интерпретацию действительности в её измерениях физических, психологических, социальных, духовных» [Бартминьский 2005: 32]. Термин «языковая картина мира», если основываться на его внутренней форме, предполагает статичное, одномоментное отражение действительности, что, впрочем, не отрицает ни изменения самой объективной реальности, ни трансформации её отображения в языке. Совершенно очевидно, что с изменениями в сознании людей происходят аналогичные изменения и в определенных фрагментах языковой картины мира, что косвенно подтверждают идеи Льва Гумилёва. В его теории этнос рассматривается как динамическая система, включающая людей, элементы ландшафта, культурную традицию и взаимоотношения с соседями [Гумилёв 2011: 100].
В этой связи появление или исчезновение из лексикона тех или иных слов также связано с изменением жизни, сознания, нравственных установок, что, в свою очередь, находит выражение в языковой картины мира. «Отображение» картины жизни может оказаться размытым, нечётким, расчленённым.
Оценочные смыслы, занимающие важное место в данной работе, относятся к наиболее точным диагностическим признакам, определяющим изменения в сознании людей, употребляющих те или иные лексические единицы, содержащие субъективные компоненты значения. И это, действительно, так, поскольку человек, живущий в контексте культуры, не
может существовать вне системы оценок, ценностей, ценностных установок и культурно значимых ориентиров. Именно в континууме идей, оценок, этических норм отображается в языке коллективная личность. На основе изучения оценок и ценностей, закодированных в значении слов, можно лучше понять социокультурную природу человека, говорящего на этом языке, его ценностные установки и ориентиры. Неслучайно Питирим Сорокин понимал культуру не только как совокупность значений, ценностей и норм, которыми владеют взаимодействующие лица, но и как совокупную общность носителей, которые объективируют, социализируют и раскрывают эти значения, встроенные в структуру знаний человека о мире. «Пакет информации» об определённом фрагменте человеческого опыта закреплён в когнитивной лингвистике термином фрейм. Меняющаяся структура фрейма может также косвенно свидетельствовать о тех или иных социокультурных угрозах. В мире политики ориентация на оценки и ценности, путём искусного рефрейминга, пересмотра структуры того или иного фрейма, значимого для формирования политической программы, может объединить людей вокруг носителей одних идей и оттолкнуть от других [Lakoff 2004].
|
|
|
Ценности составляют основу и фундамент единой культуры. В связи с рассматриваемой проблемой одной из серьёзных угроз в плане сохранения этнокультурных ценностей можно считать утрату национально-культурной идентичности. Деформация той духовной среды, в которой молодой человек социализируется в современных условиях, почти с неизбежностью влечёт за собой появление общества манкуртов. Утрата идентичности — это путь к моральной деградации этноса. При утрате идентичности человек ощущает свою абсолютную чуждость другим людям, всему окружающему миру, усиливается тенденция к маргинализации, асоциальному поведению. Кризис идентичности, принимая массовый характер, рождает иванов, родства не помнящих, формирует
«потерянные поколения».
Эффективное общение, к которому стремятся современные люди, также не может быть обеспечено, если партнёры по коммуникации не освоили в полном объёме оценочно- ценностный потенциал языковых единиц, используемых в речевом взаимодействии. Различия в интерпретации оценочного знака важных для общения слов могут привести к конфликту ценностей, возникающему как между представителями разных культур, так и внутри одной культуры. Оценки и ценности, с одной стороны, достаточно устойчивы в определённом социокультурном пространстве, с другой стороны, эти значения текучи и изменчивы. Динамические процессы в экономической, общественной и культурной жизни, проходящие в том числе и под влиянием глобализации, приводят к изменениям, а нередко и к деформации ценностного универсума, что не может не рассматриваться как
социокультурная угроза. Приходится констатировать, что в современных условиях ни одно значение не может быть зафиксировано раз и навсегда, и это создаёт предпосылки для постоянной борьбы за определение понятий, важных для общества, для человека, для сохранения и поддержания его идентичности [Laclau, Mouffe 1985]. Примечательно, что ещё Л. В. Щерба отмечал, что незыблемых понятий, которые «одинаковы для всех времён и для всех народов» просто не существует [Щерба 1975: 69].
|
|
|
Для слов, включающих в своё значение оценочную сему, характерен наибольший
«отрыв» от объективных свойств предметов: их содержание зависит от оценки, непосредственно определяется основанием оценки. По словам Н. Д. Арутюновой, «оценка обусловлена субъективными вкусами, интересами и взглядами (социальными, этическими, эстетическими) говорящего, группы говорящих, определённой части общества, и только по отношению к ним оценочное высказывание может рассматриваться как истинное или ложное» [Арутюнова 1998: 50]. Из этого следует, что одни и те же явления разными людьми могут оцениваться как положительно, так и отрицательно. То, что для одного человека описывается словом трусость, для другого представлено как осторожность; то, что один называет жестокостью, другой – справедливостью; один называет что-либо смелостью, другой – лихачеством и безрассудством; мотовство может кем-либо характеризоваться как щедрость и т. д. Ср. также: Как это всё назвать, господа? Лакейством или деликатностью перед Европой? (Ф. М. Достоевский, НКРЯ).
В этом плане конфликт оценок нередко отражается даже в лексическом заполнении актантно-ролевой структуры глагола, что демонстрируют следующие примеры:
Были офицеры, которые хвалились жестокостью своего обхождения с солдатами, именно в этом видя истинную дисциплину (Е. Тарле);
[Юшка] стал открыто хвастаться своим бездельем и похотливостью, курить и пить, сколько влезет (И. А. Бунин).
Глаголы хвалиться, хвастать, хвастаться и т. п., если исходить из их лексического значения, предполагают высокую оценку субъектом своих действий, поступков, идей, принадлежащих ему предметов, поэтому логично было бы предположить, что объектная позиция должна замещаться при этих глаголах исключительно словами с позитивной семантикой, но в данной модели, включающей оценку со стороны, как раз и происходит совмещение в одной структуре внутренней и внешней оценки: то, что люди (общество) считает жестокостью, хвалящийся субъект назвал бы решительностью, твёрдостью, силой и т. п.; слова безделье и похотливость тоже отражают внешние оценки, словами внутренней оценки могли бы быть приятный досуг, влюбчивость, мужские победы и т. п.
За последние десятилетия проблема осмысления ценностно-оценочного потенциала и смыслового наполнения лексических единиц ещё более обострилась. Не последнюю роль сыграл в этом Интернет, который постепенно стал важной и неотъемлемой частью жизни современного человека, необходимым элементом культуры повседневности. Продукт этой культуры, который одновременно является и её субъектом, представляет собой новый социокультурный феномен, характерный для информационной эпохи. Он получил специальную номинацию – «человек виртуальный». «Homovirtualis» проявляет себя в языке особым образом, поскольку ситуация речевого общения в Интернете создаёт новые условия для реализации актуальных языковых процессов. Недостоверность имени, «аватарность», делает интернет-пользователей более раскрепощёнными, свободными в выражении своей жизненной и языковой позиции, а иногда и уверенными в собственной безнаказанности и вседозволенности, что зачастую отрицательно влияет на выбор лексики, не отягощённый раздумьями, порождает речевую небрежность и распущенность, грубость и вульгарность. Интернет-общение можно рассматривать как один из факторов обеднения словаря, его примитивизации и упрощения ценностных смыслов.
Остановимся на проблеме «угасания» важных для нравственной жизни общества смыслов. Забвение слов может восприниматься болезненно, так как их исчезновение, уход из употребления нередко приравнивается к деактуализации значений, к утрате важных смыслов. И, действительно, динамические процессы в экономической, общественной и культурной жизни могут приводить к деформации ценностно-смыслового универсума.
Среди уходящих слов и «ускользающих» смыслов деятели культуры и искусства давно уже называют порядочность, совесть, честь, благородство, достоинство… Так, академик Д. С. Лихачёв среди уходящих слов отмечал любезность, воспитанность, порядочность. Порядочный человек для него тот, кто «не украдёт из статьи своего товарища, не выступит с его разоблачением, не зачитает книгу, не обидит женщину, не нарушит слова» (из интервью с Д. С. Лихачёвым). Б. Ш. Окуджава в своих стихах приравнивал такие слова, как совесть, благородство и достоинство, к словам-борцам, к святым словам: «Совесть, благородство и достоинство – вот оно, святое наше воинство». В. С. Высоцкий писал:
«Досадно мне, что слово “честь” забыто…». Но за последнее время многое изменилось. Следует отметить, что современная молодёжь нередко затрудняется при попытке дать определение этим культурно значимым понятиям. И, как показывает практика, толковые словари, призванные обеспечивать речевые действия, связанные с чтением, пониманием, далеко не всегда помогают понять, какие закреплённые обществом оценки зафиксированы в словарях, каков оценочный знак представляемого понятия, какие признаки включены в его содержательный объём и где проходит граница со смежными понятиями [Богданова 2017].
Полное забвение общественно значимых ценностей, представленных словами честь, достоинство, благородство, может обернуться социокультурной катастрофой. Причём, речь не идёт о формальном исчезновении этих слов, они достаточно частотны: бороться за честь школы, отстоять честь коллектива, честь и слава нашим героям, для меня большая честь выступать на этой конференции, с честьювыйти из трудной ситуации и т. п. Несмотря на частотность слова честь во фразеологизированных конструкциях, нельзя не заметить его смысловое опустошение и ценностную девальвацию. При попытке дать определение слову честь затрудняются не только школьники, считающие, что человек чести – это ‘человек, который говорит правду’, но и взрослые люди, специалисты гуманитарного профиля, филологи.
Задуматься о том, каков же комплекс ценностных признаков, в том числе и в различительном аспекте, у таких сложных понятий, как честь, достоинство, совесть, представляется полезным не только лингвисту. Не столь однозначны и ответы на такие вопросы: Хорошо ли в русском коллективе быть прагматичным, честолюбивым, амбициозным, стремиться сделать карьеру? Радоваться или огорчаться, если тебя называют индивидуалистом? Эти и другие вопросы, связанные с реальной жизнью современного человека, далеко не столь просты, как может показаться на первый взгляд. Одно из свидетельств в этом плане — творческие работы студентов и школьников. Так, в школьных сочинениях (их проверкой автор был занят летом 2017 года) ученики пытались ответить на вопросы, что такое честь и достоинство, как они понимают бесчестье, какой поступок можно считать бесчестным и др. Нередко их ответы показывают, что человек чести в их понимании всего лишь честный человек, который говорит правду. Ср. Честь является стимулом честных поступков. Честный человек говорит правду и старается поступать справедливо. Бесчестными поступками можно назвать насилие, ложь в адрес других людей (отрывки из школьных сочинений).
Именно поэтому изучение динамики изменений, происходящих в ценностно- смысловом слое лексики, представляется важной задачей современной лингвистики. Результаты, полученные в исследованиях такого рода, могут быть отражены в толковых словарях, роль которых, на наш взгляд, должна повышаться именно в плане общекультурного образования молодых людей.
Задача, связанная с выявлением ценностных смыслов, приводит к необходимости дефиниционного комплексного анализа. Остановимся на изучении словарных дефиниций ряда культурно значимых понятий, к которым мы прежде всего относим честь, совесть и достоинство.
Содержащееся в дефинициях этих слов эксплицитное указание на положительное качество даёт возможность достаточно легко декодировать из значений рассматриваемых лексических единиц представление об оценках и ценностях. Так, обратившись, например, к определению слова честь в Словаре С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой, видим, что честь в лексикографическом представлении — это ‘достойные уважения и гордости моральные качества человека’ [СОШ], следовательно, из данного определения легко вычленяется общий положительный ценностный смысл. Пользователь словаря однозначно понимает, что честь – это хорошо. Правда, при этом остаётся загадкой, какие же именно моральные качества человека достойны уважения и гордости. Очевидно, что в данном случае авторы словаря апеллируют к оценке обществом и самим субъектом данного качества, не определяя их конкретно. Более детально это понятие рассмотрено в Большом толковом словаре, где честь определяется как ‘совокупность высших морально-этических принципов личности (честность, порядочность, добросовестность и т. п. ); сохранение собственного достоинства и уважение личного достоинства другого’ [БТС]. Однако, если обратиться к толкованию тех понятий, через которые определяется честь (честность, порядочность, добросовестность), то полной и ясной картины не получится. Так, честность толкуется через обращение к прилагательному честный, которое в первом значении определяется как ‘отличающийся неспособностью врать, открытостью, прямотой’ (о человеке); свойственный такому человеку; ‘искренний, правдивый’ (о человеке, его характере, мыслях, поступках). Порядочный человек определяется как ‘честный и благородный, ведущий себя в соответствии с принятыми в обществе нормами поведения; неспособный на низкие поступки’. Добросовестный человек – 'честно, старательно выполняющий свои обязанности, обязательства' [БТС]. Основываясь на этих лексикографических данных, можно было бы предположить, что человек чести – это открытый, прямой человек, говорящий исключительно правду, не нарушающий принятые в обществе нормы поведения, старательно выполняющий свои обязанности. Но такое представление, извлечённое из словарей, явно не согласуется с интуитивным пониманием чести, имеющим до сих пор романтический ореол. В данном случае мы видим иллюстрацию того положения, что ценность целого не равна сумме ценностных характеристик составляющих его частей. Надо отметить, что современные студенты и школьники легко вычленяют положительный оценочный компонент значения слова честь, однако не всегда могут объяснить, в каких поступках проявляет себя такое качество, как честь.
Обращение к Словарю В. И. Даля даёт нам новый материал для размышлений о ценностях. Для В. И. Даля честь — это 'внутреннее нравственное достоинство человека, доблесть, честность, благородство души и чистая совесть’ [Даль 1999], т. е. в словаре даётся
толкование слову честь через набор слов с безусловно положительной оценкой, однако для современного молодого человека, по-видимому, не всегда будет понятно, как соотносятся признаки доблести, благородства и честности в общем понятии чести, в каком иерархическом порядке они находятся по отношению друг к другу. Тем не менее можно заключить, что во всех трёх случаях из приведенных определений однозначно можно заключить, что честь – это безусловная ценность. При этом человек, характеризующийся отсутствием данного качества, оценивается отрицательно с помощью слов с негативной оценкой: Бесчестный – ‘нарушающий требования чести, непорядочный’. Бесчестный поступок [СОШ].
Итак, честь – это ценность для русского коллектива. Но для понимания роли этого культурного понятия в жизни социума необходимо определить, какое место занимает эта ценность в иерархии ценностей современного человека, носителя русского языка. В этом плане полезным будет сравнение с другим славянским языком — польским, в котором понятие honor (честь) занимает самые высокие позиции. В научных исследованиях уже неоднократно отмечалось, что даже сходные условия жизни и сходная история народов далеко не всегда предполагают сходство менталитета. По мысли Б. Ю. Нормана, русское честь в советское время обесценилось, десакрализовалось из-за частотного использования, например, в лозунге «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи» (сейчас он цитируется исключительно в ироническом контексте). Именно поэтому считать польское honor и русское честь эквивалентными понятиями «можно только условно, первое из них имеет сильную традицию в шляхетской культуре и культивировалось веками практически без перерыва» (Норман 2013: 12). Небезынтересно будет отметить, что слово гонор в русском языке имеет отрицательную оценку, что не является исключением по отношению к межъязыковым паронимам. В словарях русского языка отмечается: Гонор - ‘самомнение, заносчивость’: Сбить с кого-н. гонор [СОШ].
Обращение к анализу слов, имеющих тот же корень (честь), даёт в определённом смысле парадоксальный материал. Так, внутренняя форма слова честолюбие, на первый взгляд, предполагает своего рода «протозначение», понимаемое как ‘любовь к чести’. Желание обладать таким положительным качеством, казалось бы, должно оцениваться позитивно. Но честолюбие реализует значение слова честь, осмысляемое не как внутренне качество, а как внешние атрибуты – почести, слава. При этом дефиниция слова честолюбие, определяемого как ‘жажда известности, почестей, стремление к почётному положению’ [СОШ], не сообщает напрямую о положительной или отрицательной оценке этого качества, однако имплицитно оценка всё же содержится, причём, отрицательная, так как слово жажда (‘сильное, страстное желание’), даёт возможность предположить, что излишнее проявление
даже положительного качества или стремления к нему может оцениваться обществом как отрицательная черта (ср. щедрость — это положительное качество, а расточительность уже порицается обществом). Слово честолюбивый, определяемое в Словаре Ожегова и Шведовой как ‘склонный к честолюбию, вызываемый честолюбием’ [СОШ], также не имеет помет, а толкование не содержит ни эксплицитной, ни имплицитной информации об оценке данного качества. Словарь В. И. Даля, напротив, в словарной статье слова честь комплексно, эксплицитно и имплицитно, выражает оценку качеств, представленных словами честолюбие и честолюбивый. Честолюбие определяется как ‘искательство внешней чести, уваженья, почёта, почестей’, где определение внешняя для слова честь намекает на отрицательную оценку этого качества. Иллюстративный материал словарной статьи эксплицитно выражает отрицательную оценку: Похвала и награды подстрекают только честолюбие, побужденье внешнее и низкое [Даль 1999]. Честолюбивый определяется как ‘человек, страстный к чинам, отличиям, ко славе, похвалам и потому действующий не по нравственным убежденьям, а по сим видам’ [там же]. Нетрудно заметить, что дефиниция в своей заключительной части содержит эксплицитную негативную оценку чрезмерного стремления к чинам, что современные словари русского языка уже не отмечают.
Согласно концепции В. В. Колесова, «для русского коллективного бессознательного честь и совесть равноценны и равнозначны по нескольким признакам», поскольку отражают проявление «личной ответственности в общественной среде» [Колесов 2004: 110]. Обратимся к толкованию понятия, обозначаемого словом совесть с целью выяснения ценностной составляющей значения этого слова и её отражения в словарях.
В Словаре С. И. Ожегова совесть – это ‘чувство нравственной ответственности за своё поведение перед окружающими людьми, обществом’. Люди с чистой совестью [СОШ]. Из словарной статьи не совсем ясно, как оценивается это качество. Определение слова бессовестный (не имеющий совести) проясняет оценочную направленность: Бессовестный – ‘нечестный и наглый’. Бессовестный обман. Бессовестный лжец (там же).
В. И. Даль определяет совесть как ‘нравственное сознание, нравственное чутьё или чувство в человеке; внутреннее сознание добра и зла; тайник души, в котором отзывается одобрение или осужденье каждого поступка; способность распознавать качество поступка; чувство, побуждающее к истине и добру, отвращающее ото лжи и зла; невольная любовь к добру и к истине; прирожденная правда, в различной степени развития’ [Даль 1999)] Иллюстративный материал словарной статьи подтверждает безусловно положительную оценку данного качества: Добрая совесть – глаз Божий (глас Божий). Богатый совести не купит, а свою погубляет. От человека утаишь, от совести не утаишь (там же). Такое определение согласуется с тем, как понимал совесть русский философ И. Ильин: «Совесть
нужна каждому человеку. Совесть есть живая и цельная воля к совершенству» [Колесов 2004: 112]. Думается, что частотное использование слова совесть в рекламе одноимённой банковской карты идёт не на пользу осмыслению этого понятия (Ты забыла «Совесть» дома? Как можно забыть «Совесть»? ), из значения слова «вымывается» его ценностное содержание.
Честь, совесть, достоинство – эти слова нередко выступают в одном и том же контексте. Русское слово достоинство в качестве одного из своих значений обозначает согласно Словарю С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой «совокупность высоких моральных качеств, а также уважение этих качеств в самом себе» [СОШ]. Как видим, и здесь словарная дефиниция не отличается чёткостью, в толковании отмечается лишь совокупность высоких моральных качеств, без их конкретизации. Большой толковый словарь русского языка добавляет к этому определению важную характеристику: «сознание своих прав, своей значимости» [БТС]. Тяжёлые экономические условия жизни, как отмечает И. Г. Милославский, воспитали в очень многих русских людях внутреннюю убежденность в том, что достоинство – вещь несоизмеримо менее важная, чем материальные блага. В современной жизни невысокая оценка достоинства как характеристики личности выражается чаще всего в известном изречении: «Ты начальник – я дурак, я начальник – ты дурак», где особенно ярко проявляется готовность и самому унижаться, и унижать другого.
Игнорирование достоинства человека – одна из угроз гармоничному развитию российского общества. Готовность ронять своё достоинство, поступаться им в надежде когда-нибудь приобщиться к власти или, как сейчас говорят, войти во власть, чтобы тогда отыграться на достоинстве других, компенсировать собственные прежние унижения – опасное явление для здоровья общества (ср. дедовщина).
Характерной чертой русской культуры можно считать то, что высокая оценка человеком своих качеств, поступков, идей, отрицательно оценивается обществом, что и находит отражение в языке. Будучи отклонением от «нормы», люди, демонстрирующие такое нестандартное поведение, в языке предстают как выскочки, зазнайки, снобы, склочники, про них говорят, что они чванятся, зазнаются, выпендриваются и т. п. Здесь можно обнаружить даже сходство с китайским языком: Торчащий гвоздь забивают.
В подобных негативных номинациях отражается двойственность в оценивании самоуважения и самомнения. Опыт подсказывает, что подчеркнутое уважение к себе, преувеличение своих прав, слишком высокое мнение о своей собственной ценности приводят людей к неразумным поступкам, способным и сотрясать социальную организацию, и драматически осложнять отношения с другими людьми. Следовательно, нужна разумная мера. Но измерить достоинство человека, достоинство отдельной личности,
достоинство группы людей, вплоть до нации, практически невозможно. Достоинство человека проявляется не только по отношению к себе самому, но и к окружающей природе, к собственной истории, к родному языку, к иерархии таких ценностей, как, например, человеческая жизнь, другой человек, богатство, справедливость, сострадание, наслаждение и т. п.
Надо отметить, что русским социумом отрицательно оценивается и самоуничижительное отношение: при глаголах со значением ‘ самоунижения ’ источником эмоции является преимущественно лицо, причем, лицо, занимающее более высокое положение в обществе по сравнению с субъектом. Субъект же является лицом морально униженным. В соответствии с законом наивной этики, выделяемым Ю. Д. Апресяном, обществом осуждаются и лица, забывающие о собственном человеческом достоинстве [Апресян 1995: 351]: все глаголы данной подгруппы содержат в своём значении отрицательную оценку, в отличие от глаголов ‘преклонения’. «Вторжение» в глагольную синтагматику культурного фона проявляется, с одной стороны, в том, что позиция лица, занимающего более высокое положение, обозначается формой Перед кем (эта позиция культурно нагружена в русском языке), а с другой стороны, в том, что потеря личного достоинства, потеря своего лица в отношениях такого рода маркируется отрицательной оценкой социума (лебезить, заискивать, угодничать), что демонстрируют и примеры из Национального корпуса русского языка: сдавшись, возненавидел всю эту муть с диссертацией, говорил, что лучше честно получать сто тридцать целковых, чем мучиться, надрывать здоровье и унижаться перед нужными людьми (Юрий Трифонов, Обмен, НКРЯ).
Несмотря на имеющиеся различия, глаголы ‘самоунижения’ и ‘преклонения’ объединяет общий элемент сознательного отношения к лицу-каузатору, проявляющийся в допустимости осознанного, часто намеренного самоуничижительного поведении. Ср. Как могли вы так добровольно унизиться перед выскочкой, перед жалким подростком! (Ф. Достоевский, НКРЯ).
Для того, чтобы найти разумную середину между унижением, холуйством, подхалимством, лизоблюдством, с одной стороны, и высокомерием, зазнайством, чванством, самодурством, с другой стороны, необходимо в первую очередь точно знать и глубоко понимать предмет, требующий к себе достойного отношения. И. Г. Милославский утверждает, что такой важнейший для нашего общества феномен, каким является русский язык, осмысляется в головах значительной части нашего общества не только невнятно, но просто ошибочно, а потому едва ли может быть включен в области, где человек, для которого этот язык родной, может проявить свое достоинство [Милославский 2015].
Многие русские ценности, нуждающиеся в сохранении, проявляются в общении, в
|
|
|
