 |
Эпиктет о рабстве. Сенека. Дион Хризостом. Глава VI. Раннее христианство (I–IV вв.). Социальный состав первохристианских общин
|
|
|
|
Эпиктет о рабстве
Говорят, что он велел сделать себе на могиле следующую эпитафию: «Я, Эпиктет, был рабом, калекой, бедным, как Ир, но боги считали меня своим другом»[138]. В своих афоризмах он высказывает такие суждения о рабстве. «Чего не желаешь себе, того не желай и другим, тебе не нравится быть рабом, не обращай и других в рабство. Раз ты не можешь обойтись без услуг рабов, ты прежде всего сам раб; как не уживаются друг с другом добродетель и порок, так и свобода и рабство. Как здоровый не захочет, чтобы ему прислуживали больные или видеть больными своих домашних, так благородный человек не позволит себе прибегнуть к услугам рабов или жить под одной кровлей с несвободными людьми»[139].
Сенека
Философ Сенека подчеркивает, что и мы должны рассматривать рабов как людей, как ниже поставленных друзей, и, поскольку они стоят под той же высшей властью, они должны рассматриваться как со–рабы. «Они рождены от того же семени, дышат тем же воздухом, радуются тому же небу, одинаково живут и одинаково умирают! »[140] [141] «И римский всадник, и вольноотпущенник, и раб — лишь пустые имена, измышленные честолюбием и несправедливостью».
Дион Хризостом
Еще более решительное осуждение рабства мы находим у писателя II в. н. э. Диона Хризостома. «“По чему ты различаешь раба от свободного? ” “Раб есть тот, который есть сын рабыни”. “Но знаешь ты, кто его отец, мать его, почему ты ее считаешь рабыней? ” “Ибо она имеет господина”. “Но если этот господин держит ее несправедливо, не свободна ли она по праву? ” “Да, но если он ее купил? ” “Купил, у кого? ” “Но если она родилась у него”. “Родилась от кого? ” Мы доходим, таким образом, до первого раба, т. е. до военнопленного или до человека, попавшегося разбойникам, т. е. до факта насилия, несправедливого, не имеющего никакой силы в глазах справедливости. На такой несправедливости можно ли основывать право? »[142]
|
|
|
Из подобных суждений мы видим, что институт рабства подрывается в своих устоях уже в античном сознании. Окончательный же принципиальный подрыв оно получает в проповеди христианства.
Глава VI. Раннее христианство (I–IV вв. )
Литература: С. Булгаков. Два града, I—II (очерки «О первохристиан–стве» с указаниями литературы, «Первохристианство и социализм», «Христианство и социальный вопрос»). Зейпелъ. Хозяйственно–этические воззрения отцов церкви, пер с нем., 1913 (с обширной литературой и широким использованием первоисточников). Гаркак. Сущность христианства. СПб., 1907. Перев[од] Л. М. Каутский. Античный мир, иудейство и христианство, пер. Рязанова (с точки зрения экономического материализма). В. Герье. Блаженный Августин. Москва, 1910. Творения мужей апостольских (в русском переводе прот. П. Преображенского), апологетов (в переводе его же). Учение 12 апостолов (Изд. «Посредник»). Творения отцов церкви свв. Василия Великого, Григория Богослова (переводы в изд. Московской Дух[овной] Акад[емии]), св. Иоанна Златоуста (Петербургской), св. Амвросия Медиоланского (Киевской), блаж. Августина (особенно «О граде Божием» в изд. Киевск[ой] Дух[овной] Акад[емии]), Оригена (особенно «Против Цельса», пер. проф. Писарева. Казань, 1912), Климента Александрийского (особенно «Quis dives salvetur? »). Проф. И. В. Попов. Иоанн Златоуст и его враги. Otto Schilling. Reichtum und Eigentum in der altkirchlichen Litteratur. Freiburg, 1908. Th. Sommerlad. Das Wirtschaftsprogramm der Kirche des Mittelalters. 1903. A. Deissmann. Das Licht von Osten. 1908.
Мы подходим к тому всемирно–историческому перелому, которым является проповедь христианства. То или иное отношение к христианству как религии есть дело личного религиозного убеждения, и эту сторону вопроса мы естественно должны здесь совершенно исключить из нашего рассмотрения. Но и при всяком отношении к христианству, будем ли мы видеть в нем абсолютную религию и исповедовать воплощенного Бога–Слово, или же считать ее за человеческое создание, религиозно–исторический конгломерат, порожденный многовековым развитием религии, во всяком случае невозможно отрицать, что христианство представляет собою первостепенной важности исторический фактор, открывает новую историческую эпоху, производит в истории человечества глубочайший переворот. Поэтому мы не можем миновать его и в истории экономических мировоззрений, на которые, как и на все стороны жизни, распространило свое влияние христианство, и должны отдать себе ясный отчет в характере этого влияния.
|
|
|
Конечно, рассматривая христианство лишь как экономическое учение, мы берем его с наименее существенной для него стороны, ибо хозяйственная этика христианства целиком коренится в его религиозной метафизике и потому имеет производный характер. Но это ограничение вытекает из специального характера нашего изучения.
Социальный состав первохристианских общин
Христианство в самый ранний период существования по социальному составу своих проповедников и первоначальных последователей имело главным образом «пролетарский» характер, так как оно вербовались из кругов преимущественно низших, реже средних, хотя оно никогда не было учением, свойственным какому–нибудь одному социально–экономическому классу или группе, как это пытаются иногда представить современные его историки[143]. В первое время, приблизительно до половины II века, представители высших кругов составляли исключение, насколько это можно установить по историческим свидетельствам. За такой социальный состав первоначального христианства говорят все те исторические сведения, которые мы имеем, и прежде всего за это говорит его язык, тот язык, на которым написаны книги Нового Завета и на котором раздавалась проповедь апостолов. Как известно, книги Нового Завета написаны на греческом языке, но этот греческий язык не есть тот эллинский язык, на котором писали античные писатели, а язык более позднего, так называемого эллинистического периода, называемый филологами «койне», «всеобщий». На этом языке говорило разноплеменное население стран эллинистической культуры. Но и, кроме этого, есть признаки, что язык, на котором написаны книги Нового Завета, имеет еще и народные особенности, именно он содержит речения, которые неизвестны в литературном языке и имеют происхождение из бытового языка средних и низших классов. Этот основной филологический факт давно уже установлен на основании внимательного изучения языка Нового Завета. В последние годы эти наблюдения получили чрезвычайно интересное подтверждение благодаря раскопкам, производящимся в Египте и представляющим собой колоссальный научный интерес. Благодаря сухому климату Египта, сухим пескам его пустынь, в земле на значительной глубине, сохранилась на черепках, на камнях и на металлических пластинках целая масса документов, записок, долговых обязательств, частных писем, целый ряд договоров из эпохи происхождения христианства… Один из немецких исследователей (Дейсман), изучавший эти материалы, сравнивает эти раскопки с социальной анкетой, проведенной задним числом относительно отдаленной эпохи истории, причем эта анкета дает возможность установить особенности экономической, социальной, бытовой жизни в эту эпоху. Между прочим, изучение этих материалов, поскольку они характеризуют язык Нового Завета, приводит к заключению, что некоторые выражения, которые считались до сих пор особенностями новозаветного языка и не находили для себя иного объяснения, встречаются при этих раскопках на черепках в надписях простонародья и средних слоев. Таким образом, в египетских песках мы находим новые доказательства тому, что христианство по своему языку, а стало быть, и по своему составу было движением народным. Но это филологически–археологическое доказательство является, в сущности, даже излишним ввиду тех общеизвестных фактов, которые мы знаем. Даже и сам Основатель христианства ранее своего выступления на общественное служение, по преданию, занимался плотничеством, апостолы же были рыбаками или ремесленниками (например, апостол Павел был, как известно, делателем палаток). Ап. Павел в одном из своих посланий, в сознании достоинства труда, желая подать пример другим, говорит: «и трудимся, работая своими руками» (1 Кор. 4, 12). Многие образы, слова и понятия, которые часто употребляются в Новом Завете, заимствованы из обычной жизни труда. Например, на одной из многочисленных могильных надписей на юго–западном берегу Малой Азии у некоего Дафна написано, между прочим, что он скончался, много поработав, и как раз в этих же самых выражениях восхваляет ап. Павел ефесскую Марию, и в римских катакомбах встречаем ту же надпись, где жена восхваляет мужа, который много поработал для нее. В других надписях мы читаем характеристику погребенных в простых бытовых словах: «охраняла дом, пряла лен, покорная, трудолюбивая, стыдливая, благочестивая, домоседка»[144]. Все это черты, которые, конечно, неприложимы к аристократии, в особенности к римской. В связи с этим понятно, как должна была звучать заповедь ап. Павла о том, что «кто не работает, не должен есть» (2 Фессал. 3, 10), это есть обращение к населению, имевшему труд своим повседневным занятием. Вместе с тем несомненно и то, что члены первохристианских общин отличаются не только низким социальным положением, но и значительной бедностью. Памятники свидетельствуют о глубокой бедности среди общин, об этом говорит, например, постоянная забота ап. Павла о том, чтобы более богатые общины или даже небогатые собирали в пользу своих бедных собратий. О том, что много бедных входило в состав христианских общин, говорят даже имена их, которые встречаются в посланиях ап. Павла, ибо многие из них таковы, что могут принадлежать только рабам. (Известно, что рабы имели особые имена, подобно кличкам, которые даются собакам, и вследствие этого рабские имена сравнительно легко отличить. ) Этот факт сам по себе, даже если не останавливаться на внутреннем содержании христианского учения, достаточно говорит за то, что в христианском сознании возвышается человеческая личность как таковая, а вместе с нею возвышается и труд. Ясно само собой, что движение, которое имеет в своем составе так много рабов, бедняков, трудящихся, будет совершенно чуждо воззрений, которые глубоко внедрились в античном мире, что раб не человек и что физический труд представляет собой низшее занятие, недостойное свободного человека.
|
|
|
|
|
|
|
|
|
