Проблема территории и лидерства

Распространенное представление об агрессивности живот­ных в значительной мере возникло под влиянием понятия "территориальные претензии". Роберт Ардри своими кни­гами "Территориальный императив" и "Адам и его окру­жение" произвел такое огромное впечатление на широкого читателя, что никто теперь не сомневается, что человек унаследовал инстинкт охраны территории от своих дочеловеческих предков. И этот инстинкт многие преподносят нам как один из главных источников агрессивности и че­ловека, и животного. Люди любят проводить аналогии, и многим очень удобной кажется идея, что причина войн также коренится во власти именно этого инстинкта.

Данная идея по многим причинам оказалась совершен­но неприемлемой. Прежде всего есть много видов живот­ных, у которых инстинкт охраны территории не зафиксирован. Дж. Скотт утверждает, что "этот защитный инстинкт проявляется лишь у высокоразвитых видов — у членистоногих и позвоночных, и то довольно хаотично". Другие исследователи "склонны считать", что так назы­ваемая защита территории — выдумка, на самом деле это фантастическое название для обычной поведенческой ре­акции на чужака, с элементами дарвинизма и антропо­морфизма XIX в. А для доказательства этой гипотезы необходимы более развернутые систематические исследо­вания.

Н. Тинберген различает территориальный инстинкт вида и индивида. "Я уверен, что территорию выбирают по при­знакам, на которые животное ориентировано генетически. Это проявляется в том, что животные одного вида (или одной и той же популяции) выбирают себе среду обитания, соответствующую одному и тому же типу. Что касается отдельной особи и ее связей со своей территори­ей (со своим «гнездом», жилищем, местом выращивания потомства), то эти связи вырабатываются в процессе об­учения".

При описании жизни приматов мы уже видели, что территории разных видов часто перекрещиваются. И если мы можем чему-то научиться, наблюдая человекообраз­ных обезьян, так это тому, что различные группы прима­тов достаточно спокойно относятся к своей территории и что они не дают никаких оснований к тому, чтобы пере­носить на них образцы человеческого общества, которое ревностно охраняет свои границы и силой преграждает путь вторжению любого "чужака". Гипотеза о том, что принцип территориальности стал основой агрессивности, ошибочна и еще по одной причине. Ведь защита собствен­ной территории предполагает выполнение функции укло­нения от серьезных сражений, которые были бы неизбеж­ны, если бы на территорию проникало так много посто­ронних особей, что вызывало бы перенаселение. На самом деле угрожающее поведение, которое принято квалифи­цировать как "территориальную агрессивность", является всего лишь инстинктивной программой поведения, направ­ленной на равномерное распределение жизненного про­странства и тем самым — на сохранение мира. Эта ин­стинктивная программа животного выполняет ту же са­мую функцию, что и правовое регулирование у человека. И потому, когда появляются другие, символические мето­ды обозначения территориальных границ, предупреждаю­щие, что "Вход воспрещен!", — инстинкт становится из­лишним. И конечно, не стоит забывать, что большая часть войн была развязана ради получения преимуществ како­го-либо рода, а не ради охраны границ от угроз нападе­ния (если не брать всерьез подстрекателей войны).

Не менее ошибочны и популярные в широких кругах представления о понятии лидерства. Многие животные виды (хотя и не все) живут иерархически организованны­ми группами. Наиболее сильный самец доминирует (явля­ется лидером); он раньше других самцов получает пищу, сексуальные и другие радости, например, ему первому че­шут шерсть и выбирают блох...[89]

Однако лидерство, как и территориально-охранитель­ный инстинкт, встречается вовсе не у всех животных, да и у позвоночных и млекопитающих — тоже нерегулярно. Что касается лидерства у приматов, то здесь существуют большие различия между видами: так, у макак и павиа­нов наблюдается довольно развитая, строго иерархиче­ская система, а у человекообразных обезьян иерархия пред­ставлена менее четко. Вот что пишет о горных гориллах Шаллер:

110 раз я наблюдал взаимодействия, явно носящие харак­тер иерархии с лидером во главе. Положение лидера обнару­живалось чаще всего в мелочах: ему уступали дорогу при вхо­де, оставляли лучшее место или же он сам выбирал это место и "сгонял" с него нижестоящего самца. Для доказательства своего доминирующего положения горилла не предпринима­ет почти никаких действий. Обычно нижестоящий просто ухо­дит с дороги при приближении лидера, или достаточно быва­ет одного взгляда последнего в его сторону. Самый явный жест лидера — это легкое похлопывание нижестоящего жи­вотного тыльной стороной ладони по плечу.

А братья Рейнольде в отчете о поведении шимпанзе в лесах Будонго сообщают следующее:

Если и были какие-то различия в статусе между отдель­ными шимпанзе, то они составляли, может быть, какую-то долю процента от остальных моделей наблюдаемого поведе­ния. Мы не встречали признаков линейной иерархии ни сре­ди самцов, ни среди самок; мы не видели, чтобы кто-то из самцов имел исключительные права на бегущую самку, и постоянного лидера в группе тоже не обнаружили.

Т. Роуэлл в книге о павианах высказывается против общей концепции лидерства. Он утверждает, что "иерар­хическое поведение тесно связано с возникающими стрес­совыми ситуациями различного рода; в подобных ситуа­циях нижестоящее по иерархии животное первым прояв­ляет неблагополучные психологические симптомы (напри­мер, более слабую выносливость в случае болезни). И коль скоро иерархическую структуру (ранг) определяет подчиненное поведение, а не доминирующее, как это принято считать, то можно рассматривать стресс как фактор, вли­яние которого зависит от индивидуальной конституции животного, и тогда понятно, что стресс одновременно вы­зывает такие изменения в поведении (покорность), кото­рые и определяют установление иерархической социаль­ной организации".

На основании своих исследований Роуэлл пришел к убеждению, что "иерархическая система устанавливается и сохраняется главным образом благодаря проявлениям покорности нижестоящих животных, а не как результат целенаправленных действий вышестоящих по укреплению своего лидерства".

Сходную мысль мы обнаруживаем у В. А. Мэзона, ко­торый вел наблюдения за шимпанзе.

Я хочу заметить, что выражениями "лидерство" и "подчине­ние" просто принято обозначать тот факт, что шимпанзе часто относятся друг к другу, как пугливые к пугающим. Конечно, можно предполагать, что внутри группы более крупные, силь­ные, неугомонные и воинственные особи (которые любого могут устрашить) имеют в целом групповой лидерский статус. Мо­жет быть, это объясняет тот факт, что на воле взрослые сам­цы обычно занимают командное, доминирующее положение по отношению к взрослым самкам, которые, в свою очередь, "командуют" молодыми. Но, кроме этих наблюдений, ничто больше не доказывает, что абсолютно все шимпанзе живут в иерархически организованных структурах. И тем более нет убедительных доказательств того, что у животных существу­ет самостоятельное стремление к социальному лидерству. Шим­панзе отличаются своенравием, они импульсивны и жадны, и уже эти черты дают достаточно оснований для развития отношений лидерства—подчинения (так что вряд ли есть не­обходимость искать еще какие-то собственно социальные мо­тивы формирования иерархической структуры).

Таким образом, лидерство—подчинение следует считать все­го лишь одним из аспектов взаимоотношений между двумя индивидами, а в социальных отношениях — естественным сопутствующим явлением.

Итак, на лидерство, если оно вообще имеет место, рас­пространяется тот же самый вывод, который я сделал в отношении проблемы территориальности. Оно имеет фун­кцию сохранения мира и единства в группе и препятству­ет ссорам, грозящим перейти в серьезную схватку. Чело­век, у которого этот инстинкт отсутствует, заменяет его договорами, правилами приличий и законами. Человек часто описывал иерархическую организацию животных как пародию на свою собственную систему: "вла­ствующий босс" ведет себя как вождь, освещая своим блес­ком всех нижестоящих. Это правда, что у обезьян авто­ритет лидера часто держится на страхе, который он вну­шает другим членам стаи. Но у человекообразных (каки­ми являются шимпанзе) авторитет вожака часто опира­ется вовсе не на страх перед наказанием со стороны силь­нейшего, а на его компетентность и умение повести за собой всю стаю. Мы уже приводили пример из книги Корт-ланда, когда старый седовласый шимпанзе, благодаря опыту и мудрости, играл роль лидера, несмотря на физи­ческую слабость.

Какое бы место ни занимало лидерство в жизни живот­ных, ясно одно: право на эту роль лидер должен заслу­жить и постоянно подтверждать — это значит, что он снова и снова должен доказывать сородичам свое превос­ходство в силе, уме, ловкости или других качествах, ко­торые сделали его лидером.

Хитроумный эксперимент Дельгадо с маленькими обе­зьянами показал, что лидер утрачивает свое доминирую­щее положение, если он хоть на мгновение потеряет те качества, которыми отличался от других.

Зато в человеческой истории все наоборот: как только в обществе был легитимирован институт лидерства, кото­рое не опирается на личную компетентность, стало необя­зательным, чтобы властвующий (вождь) постоянно про­являл свои выдающиеся способности; более того — про­пала необходимость, чтобы он вообще был наделен каки­ми-либо выдающимися качествами. Социальная система воспитывает людей таким образом, что они оценивают компетентность лидера по званию, униформе или еще бог знает по каким признакам; и пока общество опирается на подобную символику, средний гражданин не осмелится даже усомниться в том, что король не голый.