Глава 3. Значение византийской правой доктрины в становлении российского законодательства и перспективы его развития

ГЛАВА 3. ЗНАЧЕНИЕ ВИЗАНТИЙСКОЙ ПРАВОЙ ДОКТРИНЫ В СТАНОВЛЕНИИ РОССИЙСКОГО ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВА И ПЕРСПЕКТИВЫ ЕГО РАЗВИТИЯ

3. 1. Влияние византийских правовых норм на юридические памятники Древней Руси

Одной из важнейших политических функций государства является право формулировать новые нормы жизни общества, издавать законы. Система законодательства непосредственно отражает деятельность государственных институтов по осуществлению этой функции. Именно поэтому изучать этапы становления государства невозможно без документов, зафиксировавших совокупность всех правовых норм, которые действуют в данном государстве и регулируют отдельные сферы социальных отношений. Политико-юридическая система, которая отражается в законодательстве, является наиболее общей формой социального контроля за поведением человека. По словам В. Бергера, она образует «внешний» концентрический круг социального давления на человека. Наиболее же «тесным» и - соответственно - жестким оказывается круг личных связей человека (прежде всего его отношения в семье), которые регулировались не светскими законодательными памятниками, а нормами канонического права[55].

Влияние Византии на государственно-правовое, духовно-нравственное, экономическое и геополитическое развитие Древней Руси является объектом многих исследований.

Наиболее ранние письменные памятники русского права — это тексты договоров Руси с Византией (911, 944 и 971 гг. ). Обращение к этим памятникам и их анализ неминуемо ставят вопрос о рецепции византийского права и применении его предписаний и норм на славянской почве, а также о влиянии на урегулирование отношений наследования у восточных славян правовых систем других народов, с которыми славяне так или иначе контактировали. Как замечали А. П. Каждан и Г. Г. Литаврин, «... славяне вступили в соприкосновение с Восточной Римской империей, когда у них еще не сложилось классовое общество, а эксплуатация рабов носила патриархальный характер. Война, которую прежде вели для того, чтобы отомстить за нападение соседей, стала промыслом, обогащала знать»[56]. Содержание этих документов касаются различных аспектов взаимоотношений Руси и Византии - от международных обязательств (будь то уплата дани или возвращения рабов и пленников), до урегулирования различных споров, как гражданских, так и уголовных между греками и русскими. В данном случая имела место неоднократная попытка примирить интересы сторон в вопросах, составляющих предмет договора, для чего, собственно, необходимо было соотнести и сами средства достижения соглашения - византийские правовые установления с обычным правом славян. Следуя этой цели, законодатель придерживался компромиссного пути, ориентируясь как на византийское право, так и на «закон русский». Однако следует признать, что при всей значимости данных документов для истории русского права, содержание их носило весьма ограниченный характер, так как применение его было рассчитано на урегулирование отношений «международного» характера[57]. Интересным представляется точка зрения такого автора, как Трифонов С. Г., который считал, что по договорам Руси с Византией сложно определить даже характер и значение такого памятника, который мог бы содержать нормы русского позитивного права: «…Во-первых, это договоры, а договор — это совсем не то, что законодательный или вообще юридический памятник внутреннего происхождения. Во-вторых, договоры эти являются соглашениями представителей двух народов, а значит — не лишенными влияния византийского и скандинавского права»[58]. Стоит также отметить мнение М. Ф. Владимирский-Буданова, который в договорах Руси с Византией находил нормы «смешанного», «компромиссного» права. Он считал, что право выраженное в договорах, не есть ни право византийское, ни чисто русское: оно составлено искусственно договаривающимися сторонами для соглашения русского обычного права с столь отличным от него культурным византийским правом. Однако, в договорах гораздо больше следов; русского права, чем византийского[59].

Совсем другой характер приобретает масштаб проникновения византийской культуры в связи с событиями 988 года. С принятием христианства в IХ-Х вв. на древнеславянский язык были переведены многие сочинения вероисповедального содержания. Получили широкое хождение и многие юридические документы. Речь идет в первую очередь о различных сборниках византийского (канонического) права.

Обращение к правовым источникам Византии, в первую очередь канонического права, было связано с появлением в древнерусском обществе церковной организации. В данном случае рецепирование византийского законодательства определялось самыми что ни на есть практическими потребностями церковной организации, получившей в свою юрисдикцию от княжеской власти достаточно широкий круг дел в соответствии с церковными уставами[60].

К числу древнейших источников Древней Руси Х-ХI веков следует отнести Устав князя Владимира Святославовича о десятинах, судах и людях церковных. По своей правовой природе «Устав князя Владимира Святославовича о десятинах, судах и людях церковных», несмотря на то, что идеологическим поставщиком православного христианства для Руси стала Византия, не имеет прямых аналогов в византийском законодательстве, являясь оригинальным произведением древнерусской юридической мысли. В то же время, как отмечают исследователи, содержательная часть памятника права имеет разделы, являющиеся характерными для византийской церковно-правовой традиции выраженных греческих Номоканонов и элементов германского иммунитетного права (воспрещение княжеским властям доступа в частное имение, судебные и податные привилегий)[61]. Как отмечает В. Цыпин, значение документа «огромно — по существу дела, так как вплоть до эпохи Петра I судебная власть Церкви по тяжебным и уголовным делам сохранялось в тех пределах, которые очерчены были Уставом святого Крестителя Руси»[62]. Поэтому устав получил свое правовое распространение по всей территорий Древней Руси с единственной оговоркой. В него были привнесены национально-территориальные особенности отдельных удельных земель, особенно в период феодальной раздробленности.

Таким образом, Устав Владимира представляет собой, как пишет митрополит Макарий, «с одной стороны, извлечение из греческого Номоканона и входивших в состав его законов Моисеевых, а с другой — опыт русского самостоятельного законодательства, согласного с духом Номоканона»[63]. Данный юридически оформленный документ явился первым правовым опытом, удостоверяющим первоначально формируемые законоположения преимуществ Русской митрополии, которые были выражены в отношении к институтам государственной власти, общества; в наделении церковной организации, ее духовных лиц полномочиями и компетенциями, в том числе и в сфере юрисдикционной деятельности; закреплении и предоставлении правовой защиты отдельному перечню лиц, подлежащих церковному судопроизводству, а также установления перечня видов преступлений, подпадавших практически в неизменном списке вплоть до XV в., то есть до времени образования Русского централизованного государства[64].

Указания на номоканон как источник церковно- канонического права, на основании которого и вершился суд, содержатся и в других правовых документах. Получившие в результате рецепции восточного римского права на Руси широкое распространение номоканоны представляли собой своды церковно-гражданского права Византии. В славянском переводе номоканоны имели хождение на Руси в виде Кормчей книги. Так, Кормчие книги, которые являются сборником церковных канонов и прежде всего византийского гражданского права, послужили центральным источником права в Древней Руси. Известный дореволюционный ученый в области канонического права Михаил Бенеманский говорил, что номоканоны того времени имели юридическую силу не только по церковным, но и по светским вопросам[65]. В Кормчей содержатся нормы регулирующие семейно-брачные отношения, а также нормы гражданского и наследственного права. Также она регулировала отношения между церковью и государством, что, можно сказать, послужило конституционной основой российского общества Древней Руси. Как в канонах, так и в церковно-гражданском законодательстве были заложены конституционные принципы, разделяющие эти две сферы власти и определяющие их юрисдикцию.

Русская редакция Кормчей книги не имела аналогов среди других нормативных правовых актов, потому как она носила особый творческий характер в отношении адаптации норм византийского права к уже сложившимся обычаям. Кормчая книга отличалась от византийского номоканона в одном существенном отношении: она содержала два византийских сборника законов, Эклогу и Прохирон, которые не были включены в структуру византийского номоканона[66].

В дальнейшем Кормчие книги закономерно стали дополняться юридическими статьями и русского происхождения, в первую очередь из княжеских церковных уставов. Фактически эти сборники охватывали все действовавшее русское право. Именно в составе Кормчих и других сборников дошла до нас Русская Правда. Так, характеризуя правовую природу такого юридического памятника, как Русская Правда, необходимо отметить, что это не просто один документ в виде памятника права, его архетип в природе не существует, в связи с тем, что не был сохранен. Именно в ней изначально были сосредоточены нормы, относящиеся к различным отраслям права, зарождающимся в Древней Руси. В этом смысле Русская Правда, как первый древнерусский кодекс очень выгодно отличалась от иных, современных ей, законодательных актов, в которых правовые нормы содержались фрагментарно и не отражали системности[67].

В настоящее время ученые насчитали свыше 110 различных списков Русской Правды, которые при этом сильно отличаются по своему внутреннему составу друг от друга[68]. Более того, по своей содержательной структуре это довольно сложный документ, который включался, как уже было отмечено раннее, в Кормчие книги и разного рода церковно-юридические сборники, объединявшие в себе Правду Ярослава, Правду Ярославичей, Устав Ярослава о судах, Устав Владимира Мономаха и некоторые другие акты. Поэтому в исторической и юридической литературе принято различать несколько редакций Русской Правды. Так, авторский коллектив Академии наук УССР предложил свою условную классификацию рассматриваемого памятника права, выделив в нем пять редакций, которые, в свою очередь, содержат группы и виды списков. Но в исследовательской среде ученых — историков права принято классически рассматривать три существенные редакции Русской Правды: Краткую, Пространную и Сокращенную[69]. В настоящее время большинство ученых склоняются к тому, что в качестве источников Русской Правды отмечаются нормы обычного права Закона русского, светское законотворчество и судебная практика князей. Однако многочисленные редакции памятника права, как отмечают исследователи, также содержат элементы и реципированного римско-византийского и отчасти болгарского права в виде так называемого действующего кодекса церковных узаконений, в состав которого входили: извлечения из законов Моисеевых[70].

Таким образом, Русская Правда, являясь светским юридическим установлением, испытала в содержательно-текстологической редакции ее архетипа влияние норм Закона русского, судебной практики княжеской власти и реципированных церковно-правовых норм римско-византийского и отчасти болгарского права. Не случайно в целях пропаганды христианского правосознания и формирования правовой культуры у населения, испытавшего воздействие официально установленной идеологемы, текст Русской Правды содержится в церковно-юридических актах, дошедших до наших дней в качестве памятников права[71].

Достаточно свободный характер заимствования византийского права подтверждается также тем фактом, что состав древнерусских Кормчих не вполне тождествен с греческими номоканонами. Византийские сборники церковного права подвергались значительной переработке в угоду потребностей властных структур древнерусского государства. Вполне естественным образом составители кормчих на Руси пропускали те установления, которые касались особенностей положения константинопольской церкви. В равной степени не были применимы и многие установления и исходя из различных уровней развития византийского и древнерусского обществ[72].

Таким образом, можно утверждать о том, что распространение православия явилось своеобразным фактором рецепции византийского канонического права и, частично, светского законодательства.

Сравнительно-правовой анализ текстов юридических памятников показывает, что, несмотря на наличие прямой и опосредованной рецепции византийских правовых норм в древнерусском законодательстве, последнее является результатом развития русского общества, русского правосознания. В лучшем случае нормы византийского права выступали в роли «субсидиарного» права, помогая разрешить спорную ситуацию, которая не могла быть удовлетворительно разрешена в рамках обычного права (однако и в этом случае нужно исходить из того, насколько доступны были рукописи, содержащие византийские правовые тексты, тем, от кого зависело принятие конкретных решений).