Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Учение об обществе и государстве 9 глава




глава четвертая

Из слов, высказываемых без какой-либо связи, каждое означает или сущность, или качество, или ко-

личество, или отношение, или место, или время, или положение, или обладание, или действие, или страдание. Сущностью является, коротко говоря, на­пример, человек, лошадь. Количество — это, напри­мер, в два локтя, в три локтя. Качество — например, белое, сведущее в грамматике. Отношение — напри­мер, двойное, половинное, большое. Где — например, на площади, в Ликее. Когда — например, вчера, в про­шлом, году. Положение — например, лежит, сидит. Обладание — например, обут, вооружен. Действие — например, режет, жжет. Страдание — например, его режут, жгут. Каждое из перечисленных слов само по себе не обозначает никакого утверждения [или от­рицания], но утверждение [или отрицание] получа­ется вследствие связи этих слов друг с другом: ведь всякое утверждение [или отрицание], по-видимому, или истинно, или ложно; из слов же, высказываемых вне всякой связи, ни одно не является ни истиной, ни ложью, как, например, человек, белое, бежит, по­беждает. „).;

главапятая

Сущ! 1ОСТЫО, о которой бы паст (идет) речь главным образом, прежде всею и чаще нссго является та, кото­рая не скжн jiuctch i ih о каком подлежащем и не нахо­дится ни н каком подлежащем, как, например, отдель­ный человек или отдельная лошадь. А вторичными сущностями называются те, в которых, как видах, за­ключаются сущности, называемые [так], в первую оче­редь, как эти виды, так и обнимающие их роды; так, например, определенный человек заключается, как в виде, в человеке, а родом для [этого] вида является живое существо. Поэтому здесь мы и говорим о вто­ричных сущностях, например, это — человек и живое существо.

Из предыдущего ясно, что у того, что сказывается о подлежащем, должно сказываться о нем как имя, Так и понятие; так, например, человек сказывается как о подлежащем об определенном человеке — и о нем, конечно, сказывается имя [человека]; на са-

мом деле можно будет отдельного человека обозна­чить именем человека, а равным образом и понятие человека может быть высказано относительно от­дельного человека: ведь отдельный человек является вместе с тем и человеком. Таким образом, и имя, и понятие могут сказываться о подлежащем. Напро­тив, у того, что находится в подлежащем, в большин­стве случаев ни имя, ни понятие не сказываются о подлежащем; в некоторых же случаях имя вполне может [иногда] сказываться о подлежащем, но по от­ношению к понятию это невозможно. Так, «белое», находясь в теле как подлежащем, сказывается о под­лежащем (ведь тело называется белым), но понятие белого никогда не может сказываться о теле. А все остальное или сказывается о первичных сущностях кук о подлежащих, или же находится в них какв под­лежащих. л)то становится ясным, если брать индиви­дуальные случаи: животное, например, сказывается о человеке, поэтому оно будет сказываться и об от­дельном человеке: если бы оно не сказывалось ни об одном из отдельных людей, оно не могло б сказы­ваться и о человеке вообще. С другой стороны, цвет находится в теле; следовательно, и в отдельном теле, если бы он не находился ни в одном из отдельных тел, он не мог бы находиться и в теле вообще. Таким образом, все остальное или сказывается о первич­ных сущностях как о подлежащих, или же находится в них как в подлежащих. Поэтому, если бы не суще­ствовало первичных сущностей, не могло бы суще­ствовать и ничего другого.

Что касается вторичных сущностей, то вид явля­ется в большей степени сущностью, чем род он бли­же к первичной сущности. В самом деле, если кто-нибудь станет определять первичную сущность, [указывая], что она такое, он понятнее (точнее) и ближе определит ее, указав вид, чем указав род; так, определяя отдельного человека, он понятнее (точ­нее) определит его, указав человека, нежели [указав] живое существо; первое [определение] — более ха­рактерное для отдельного человека, второе — более общее; и, определяя отдельное дерево, мы точнее

 

определим его, указывая дерево, нежели растение. Далее, первичные сущности называются сущностя­ми по преимуществу, потому что для всего осталь­ного они являются подлежащими и все остальное сказывается о них или находится в них. Но подобно тому как первичные сущности относятся ко всему остальному, таким же образом и вид относится к роду; в самом деле, вид является подлежащим для рода; ведь роды ска пинаются о видах, но виды, со своей стороны, не находятся в таком же отношении к родам. Значит, еще и по этой причине вид являет­ся в большей степени сущностью, чем род. Если же взять самые виды, поскольку они не являются родами, то здесь один не является в большей степени сущ­ностью, чем другой: твое определение будет ни­сколько не ближе, если ты укажешь человека в при­менении к отдельному человеку, чем если ты ука­жешь лошадь в применении к отдельной лошади. Таким же точно образом и из первичных сущнос­тей одна вещь не является в большей степени сущ­ностью, чем другая. Отдельный человек является сущностью нисколько не в большей степени, чем от­дельный бЫК;

Нполне справедливо вслед за первичными сущно­стями h:i ноего прочет одни только роды и виды на­пиваются мторичпыми сущностями: только одни эти иыс'кизьжанин раскрывают первичную сущность. В самом деле, если кто-нибудь будет определять от­дельного человека, указывая, что он такое, он подхо­дящим образом определит его, указывая [его] вид или род, и притом сделает [его] понятнее, обозначая (ука­зывая) [его] человеком, нежели животным. Но в слу­чае какого-либо другого указания это будет здесь указание неподходящее (чуждое), например, если указывать «белое», или «бежит», или что бы то ни бы­ло подобное. Потому вполне справедливо из всего остального только роды и виды называются сущнос­тями. Далее, первичные сущности, служа подлежащи­ми для всего остального, называются сущностями в самом основном смысле. И как первичные сущнос­ти относятся ко всему прочему, так же относятся ко

всему остальному виды и роды первичных сущнос­тей: ведь о них сказывается все остальное. В самом деле, отдельного человека можно назвать граммати­ком; значит, так можно назвать и человека, и живое существо. И подобным же образом обстоит дело и во всех остальных случаях.

Общей чертой для всякой сущности является — не быть в подлежащем. В самом деле, первичная сущность не находится в подлежащем и не сказыва­ется о подлежащем. Относительно же вторых сущ­ностей ясно и само собой, что они не находятся в подлежащем, ведь человек сказывается об отдель­ном человеке как о подлежащем, но он не находит­ся в подлежащем: ибо человек не находится в от­дельном человеке. Таким же образом и живое суще­ство сказывается как о подлежащем об отдельном человеке, по имеете с тем живое существо не нахо­дится в отдельном человеке. А затем — у того, что находится в подлежащем, имя может, конечно, ска­зываться о подлежащем, но понятие — ни в коем случае. Напротив (между тем), у вторичных сущнос­тей сказывается о подлежащем и понятие, и имя: ведь понятие человека можно будет высказать по отношению к отдельному человеку, и понятие жи­вого существа — также. Поэтому сущность не при­надлежит к числу того, что находится в подлежа­щем. Мы не имеем здесь при этом специального свойства сущности, но и [видовое] отличие принад­лежит к числу того, что не находится в подлежащем. Ведь «живущее на суше» и «двуногое» сказываются как о подлежащем о человеке, но не находятся в подлежащем: двуногое или живущее на суше не на­ходятся в человеке. Равным образом и понятие (со­держание) видового отличия сказывается обо всем, о чем сказывается видовое отличие: например, если в применении к человеку говорится о «живущем на суше», то о нем не может быть высказано и понятие «живущего на суше». Ведь человек есть то, что живет на суше. И пусть вас не смущает то обстоятельство, что части сущностей находятся в целых как в подле­жащих, чтобы нам не пришлось утверждать, что эти

части не сущности: ведь о том, что находится в под­лежащем, говорилось не в смысле вещей, которые как части находятся в чем-нибудь.

У сущности и у [видовых] отличий та общая чер­та, что все получает по ним одинаковое (однознач­ное) наименование. Все заимствованные от них оп­ределения (сказуемые — categoriae) сказываются или об индивидуумах, или о видах. На основе пер­вичной сущности не дается никакое определение (сказуемое): она ведь не скапывается ни о каком подлежащем. Что же касается вторичных сущнос­тей, то вид сказывается об индивидууме, а род — и о виде, и об индивидууме. Подобным же образом и [видовые] отличия сказываются и о видах, и об ин­дивидуумах. С другой стороны, первичные сущнос­ти принимают определение через видовое понятие и через родовое понятие, а вид — через родовое. Ибо все, что говорится о сказуемом, может быть сказано и о подлежащем. Таким же точно образом и виды, и индивидуумы принимают определение через по­нятие [своего видового] различия. Между тем одно­значными (синонимичными) были у нас названы те предметы, у которых и имя общее, и понятие одно и то же. Поэтому все, получающее обозначение от [вторичных] сущностей и от (видовых] отличий, по­лучаст однозначные (синонимичные) наимено­вании.

Всякая сущность, по-видимому, означает некото­рую данную вещь. По отношению к первичным сущ­ностям бесспорно и истинно, что здесь имеется в ви­ду такая вещь. То, что этим путем указывается, есть [нечто] неделимое и единое по числу. Что же касается вторичных сущностей, то они тоже, казалось бы, со­ответственно характеру (форме) делаемого высказы­вания обозначают некоторую данную вещь, если, [на­пример], сказать (говорить) о человеке или о живом существе; однако же это не совсем верно: скорее та­ким путем обозначается некоторое качество; ведь подлежащее [здесь] не одно, как при первичных сущ­ностях, но человек и живое существо высказываются о многих [единичных предметах]. Только вторичные

сущности обозначают не просто отдельное качество, как это делает, [например], белое: ведь белое не озна­чает ничего другого, кроме качества. Между тем вид и род устанавливают качество в отношении к сущнос­ти: они обозначают (указывают на) некоторую каче­ственно определенную сущность. Род при этом дает более общее определение, чем вид: если назвать жи­вое существо, этим достигается больший охват, чем если назвать человека. У сущностей также имеется то свойство, что ничто не является им противополож­ным: в самом деле, что могло бы быть противополож­но первичной сущности, например отдельному чело­веку или отдельному животному? Ничего противопо­ложного [здесь] нет. Равным образом нет ничего противоположного и человеку [вообще] или живот­ному [ио()Г)|цс|. 11ри этом эдссь мы не имеем отличи-тслы них> пи>йгпи i ущ!кхти, iю то же самое встреча-егся и во многих других случаях, например при коли­чественных определениях. Величине в два локтя или в три локтя нет ничего противоположного, также и десяти и [вообще] ничему из подобных определе­ний; разве только если сказать, что многое противо­положно немногому (малочисленному) или большее малому. Во всяком случае, из числа определенных ко­личеств ни одно не противоположно ни одному [дру­гому].

К сущности, по-видимому, неприменимы [опре­деления] «больше» и «меньше». Я не хочу этим ска­зать, что одна сущность не может быть сущностью в большей или в меньшей мере, чем другая (выше уже сказано, что это так), но что каждая сущность в отношении к тому, что она есть, не бывает больше и меньше. Так, например, если эта вот сущность есть человек, то не будет человеком в большей и в меньшей мере ни сам он по отношению к себе, ни один по отношению к другому. Ведь один человек не является в большей мере человеком, чем другой, подобно тому как одно белое является в большей или меньшей мере белым, чем другое, и одно кра­сивое называется в большей или меньшей степени красивым, чем другое. [В подобных случаях] также

и одно и то же называется большим и меньшим по отношению к самому себе: так, например, тело, бу­дучи белым, называется в настоящий момент в большей мере белым, чем прежде, и, будучи теп-лым, -г- в большей и в меньшей мере теплым. Между тем сущность совсем не называется таковой в мень­шей и в большей мере: ведь и человек не называет-ся в настоящий момент человеком в большей мере, чем прежде, а точно так же и ничто из того, что от­носится к сущностям. Таким образом, к сущности неприменимы [определения] «больше» и «меньше». Главной особенностью сущности является, по-ви­димому, то, что, будучи тождественной и единой по числу, она может получать противоположные оп­ределения. По отношению к остальному — всюду, где мы не имеем сущностей, нельзя было бы указать (на) что-нибудь подобное, что, будучи единым по числу, способно принимать противоположные оп-ределения: так, цвет, единый и тождественный по числу, не может быть белым и черным; равным об­разом то же самое действие, единое по числу, не бу­дет плохим и хорошим. И то же самое имеет место во всех случаях, где мы не имеем дело с сущностя­ми. Между тем сущность, будучи единой и тождест­венной по числу, может принимать противополож­ные определения: так, например, отдельный чело­век, будучи единым и тождественным себе, иногда делается белым, иногда черным, а также теплым и холодным, дурным и хорошим. По отношению ко всему другому это не имеет места, разве только кто-нибудь укажет на речь и на [человеческое] мнение, утверждая, что они способны принимать противо­положные определения. В самом деле, одна и та же речь кажется истинной и ложной: например, если истинно утверждение, что кто-нибудь сидит, то, когда он встанет, это же самое утверждение будет ложным. То же самое и по отношению к мнению: ес­ли кто-нибудь правильно полагает, что такой-то че­ловек сидит, то, когда этот последний встанет, пер­вый, сохраняя о нем то же самое (прежнее) мнение, будет уже судить неправильно. Однако если и допу-

стить это, то здесь все-таки существует различие в способе, [которым здесь и там даются противопо­ложные определения]. У сущностей их свойства, меняясь сами, принимают противоположные оп­ределения. Ставши холодным из теплого, оно (та­кое свойство) изменилось (ибо получило другое качественное выражение), и также — став из бело­го черным и из дурного хорошим. Таким же точно образом и все остальное, подвергаясь изменению, допускает противоположные определения; между тем речь и мнение, будучи сами по себе во всех от­ношениях неподвижными, остаются совершенно без изменений, но вследствие движения в предмете для них получает силу противоположная оценка:: депопителыю, речь (утнсрждспис) остается все та же, (например) что кто-нибудь сидит, но в результа-ir ироиипе дшпо движении в предмете она оказыва­ете и иногда in тинной, иногда ложной. Так же обсто­ит дело и с мнением. 11о;этому допускать противопо­ложные определения в иамис имости от собственной перемены — это составляег отличительное свойст­во сущности, если учитывать способ, [при котором они имеют место]. Если же кто-нибудь признал бы также, что речь и мнение допускают противопо­ложные определения, то это [будет] неверно. Речи и мнению приписывается способность допускать противоположные определения не потому, что они сами допускают что-нибудь, но потому, что в чем-то другом переменилось состояние: в зависимости от того, имеет ли место или нет [указываемый] факт, через это называется истинной или ложной сама речь, а не в зависимости от того, что они сами допускают противоположные определения; в са­мом деле, ни речь, ни мнение непосредственно ни­сколько и ничем не приводятся в движение. Поэто­му, ввиду отсутствия в них какого-либо изменения, они не способны принимать противоположные определения. Между тем сущность признается спо­собной принимать такие определения, поскольку она эти определения принимает сама: она прини­мает болезнь и здоровье, белый и черный цвет;

принимая сама каждое из таких определений, она признается допускающей противоположные опре­деления. Потому отличительным свойством сущнос­ти является то обстоятельство, что, будучи той же са­мой и единой по числу, она допускает противопо­ложные определения через изменение ее самой. Теперь довольно о сущности.

«ПОЛИТИКА» Книга первая

I.

1. Поскольку, как мы видим, всякое государство представляет собой своего рода общение, всякое же общение организуется ради какого-либо блага (ведь всякая деятельность имеет в виду предполагаемое благо), то, очевидно, все общения стремятся к тому или иному благу, причем больше других и к высшему из всех благ стремится то общение, которое является наиболее важным из всех и обнимает собой все ос­тальные общения. Это общение и называется госу­дарством, или общением политическим.

2. Неправильно говорят те, которые полагают, будто понятия «государственный муж», «царь», «до­мохозяин», «господин» суть понятия тождественные. Ведь они считают, что эти понятия различаются в ко­личественном, а не в качественном отношении; ска­жем, господин — тот, кому подвластно небольшое число людей; домохозяин — тот, кому подвластно большее число людей; а кому подвластно еще боль­шее число — это государственный муж или царь; буд­то нет никакого различия между большой семьей и небольшим государством и будто отличие государ­ственного мужа от царя состоит в том, что царь пра­вит в силу лично ему присущей власти, а государст­венный муж отчасти властвует, отчасти подчиняется на основах соответствующей науки — политики. Это, однако, далеко от истины.

3. Излагаемое станет ясным при рассмотрении с помощью усвоенного нами ранее метода: как в других случаях, расчленяя сложное на его простые элементы (мельчайшие части целого) и рассматри­вая, из чего состоит государство, мы и относительно перечисленных понятий лучше увидим, чем они от­личаются одно от другого и возможно ли каждому из них дать научное объяснение. И здесь, как и по­всюду, наилучший способ теоретического построе­ния состоял бы в рассмотрении первичного образо­вания предметов.

4- Так, необходимость побуждает прежде всего I сочетаться попарно тех, кто не может существовать • друг без друга, — женщину и мужчину в целях про­должения iioTOMCTiiu; и сочетание это обусловлива­ется не «> и i.iк льпым решением, но зависит от есте­ственного (фгмлшин, свойственного и остальным жиимм сущсгпим и растениям, — оставит!» после се­бя другое подобное себе сущестно. (Точно так же в целях взаимного самосохранения необходимо объ­единяться попарно существу], в силу своей природы властвующему, и существу, в силу своей природы подвластному. Первое благодаря своим умственным свойствам способно к предвидению, и потому оно уже по природе своей существо властвующее и гос­подствующее; второе, так как оно способно лишь своими физическими силами исполнять получен­ные указания, является существом подвластным и рабствующим. Поэтому и господину, и рабу полезно одно и то же.

5- Но женщина и раб по природе своей два раз­личных существа: ведь творчество природы ни в чем не уподобляется жалкой работе кузнецов, изго­товляющих «дельфийский нож», напротив, в приро­де каждый предмет имеет свое назначение. Так, вся­кий инструмент будет наилучшим образом удовле­творять своему назначению, если он предназначен для исполнения одной работы, а не многих. У варва­ров женщина и раб занимают одно и то же положе­ние, и объясняется это тем, что у них отсутствует элемент, предназначенный по природе своей к вла-

14 Античность

сгвованию. У них бывает только одна форма обще­ния — общение раба и рабыни. Поэтому и говорит поэт: «Прилично властвовать над варварами гре­кам»; варвар и раб по природе своей понятия тожде­ственные.

6. Итак, из указанных двух форм общения полу­чается первый вид общения — семья. Правильно зву­чит стих Гесиода: «Дом прежде всего и супруга, и бык-землепашец» (у бедняков бык служит вместо раба). Соответственно общение, естественным пу­тем возникшее для удовлетворения повседневных надобностей, есть семья; про членов такой семьи Ха-ронд говорит, что они едят из одного ларя, а Эпиме-нид Критянин называет их «питающимися из одних яслей».

7. Общение, состоящее из нескольких семей и имеющее целью обслуживание не кратковремен­ных только потребностей, — селение. Вполне есте­ственно, что селение можно рассматривать как ко­лонию семьи; некоторые и называют членов одного и того же селения «молочными братьями», «сыновь­ями», «внуками». Греческие государства потому вна­чале и управлялись царями (а в настоящее время то же мы видим у негреческих племен), что они обра­зовались из элементов, признававших над собой царскую власть: ведь но всякой семье старший обле­чен полномочиями царя. И в колониях семей — се­лениях поддерживали в силу родственных отноше­ний между их членами тот же порядок. Об этом именно и упоминает Гомер, говоря: «Правит каж­дый женами и детьми», ведь они жили отдельными селениями, как, впрочем, и вообще жили люди в древнейшие времена. И о богах говорят, что они состоят под властью царя, потому что люди — отча­сти еще и теперь, а отчасти и в древнейшие време­на — управлялись царями, и так же как люди упо­добляют внешний вид богов своему виду, так точно они распространили это представление и на образ жизни богов.

8. Общество, состоящее из нескольких селений, есть вполне завершенное государство, достигшее,

можно сказать, в полной мере самодовлеющего со­стояния и возникшее ради потребностей жизни, но существующее ради достижения благой жизни. Отсюда следует, что всякое государство — продукт естественного возникновения, как и первичные об­щения: оно является завершением их, в завершении же сказывается природа. Ведь мы называем приро­дой каждого объекта — возьмем, например, природу человека, коня, семьи — то его состояние, какое по­лучается при завершении его развития. Сверх того, в осуществлении конечной цели и состоит высшее завершение, а самодовлеющее существование ока­зывается и завершением, и наивысшим существова­нием.

9. Из всего сказанного явствует, что государство принадлежит к тому, что существует по природе, и что чслонек но природе своей есть существо поли­тическое, а тот, кто в силу своей природы, а не вслед­ствие случайных обстоятельств живет вне государст­ва, — либо недоразвитое в нравственном смысле су­щество, либо сверхчеловек; его и Гомер поносит, говоря «без роду, без племени, вне законов, без оча­га»; такой человек по своей природе только и жаждет войны; сравнить его можно с изолированной пеш­кой на игральной доске.

10. Что человек есть существо общественное в большей степени, нежели пчелы и всякого рода стадные животные, ясно из следующего: природа, согласно нашему утверждению, ничего не делает на­прасно; между тем один только человек из всех жи­вых существ одарен речью. Голос выражает печаль и радость, поэтому он свойствен и остальным живым существам (поскольку их природные свойства раз­виты до такой степени, чтобы ощущать радость и пе­чаль и передавать эти ощущения друг другу). Но речь способна выражать и то, что полезно и что вредно, равно как и то, что справедливо и что несправед­ливо.

/ 1. Это свойство людей отличает их от осталь­ных живых существ: только человек способен к вос­приятию таких понятий, как добро и зло, справедли-

вость и несправедливость и т. п. А совокупность все­го этого и создает основу семьи и государства. Пер­вичным в природе является государство по сравне­нию с семьей и каждым из нас; ведь необходимо, чтобы целое предшествовало части. Уничтожь жи­вое существо в его целом, и у него не будет ни ног, ни рук, сохранится только наименование их, подоб­но тому как мы говорим «каменная рука»; ведь и рука, отделенная от тела, будет именно такой каменной рукой. Всякий предмет определяется совершаемым им действием и возможностью совершить это дей­ствие; раз эти свойства у предмета утрачены, нельзя уже говорить о нем как таковом: останется только его обозначение.

12. Итак, очевидно, государство существует по природе и по природе предшествует каждому чело­веку; поскольку последний, оказавшись в изолиро­ванном состоянии, не является существом самодов­леющим, то его отношение к государству такое же, как отношение любой части к своему целому. А тот, кто не способен вступить в общение или, считая себя существом самодовлеющим, не чувствует потреб­ности ни в чем, уже не составляет элемента государ­ства, становясь либо животным, либо божеством. Во пссх людей природа нес/шла стремление к госу­дарственному общению, и первый, кто это общение организовал, оказал человечеству величайшее бла­го. Человек, нашедший свое завершение, — совер-, шеннейшее из живых существ, и, наоборот, человек,: J живущий вне закона и права, — наихудший из всех, ибо несправедливость, владеющая оружием, тяже­лее всего; природа же дала человеку в руки ору­жие — умственную и нравственную силу, а ими впол­не можно пользоваться в обратную сторону. Поэто­му человек, лишенный добродетели, оказывается существом самым нечестивым и диким, низменным в своих половых и вкусовых позывах. Понятие справедливости связано с представлением о госу­дарстве, так как право, служащее мерилом справед­ливости, является регулирующей нормой полити­ческого общения.

Я

/. Уяснив, из каких элементов состоит государст­во, мы должны прежде всего сказать об организации семьи, ведь каждое государство слагается из отдель­ных семей. Семья, в свою очередь, состоит из эле­ментов, совокупность которых и составляет ее орга­низацию. В совершенной семье два элемента: рабы и свободные. Так как исследование каждого объекта должно начинать прежде всего с рассмотрения мель­чайших частей, его составляющих, а первоначаль­ными и мельчайшими частями семьи являются гос­подин и раб, муж и жена, отец и дети, то и следует рассмотреть каждый из этих трех элементов: что каждый из них представляет собой и каковым он должен быть.

J. (Отношения, существующие между тремя ука­занными парными элементами, можно охарактери­зовать] так: господское, брач) к >с (сожительство мужа и жены не имеет особого термина для своего обо­значения) и третье — отцовское (и это отношение не обозначается особым термином). Пусть их будет три, именно названные нами (существует еще один элемент семьи, который, по мнению одних, и есть ее организация, а по мнению других, составляет глав­нейшую часть ее; я имею в виду так называемое ис­кусство накопления; в чем оно состоит — мы разбе­рем дальше). Остановимся прежде всего на господи­не и рабе и посмотрим на их взаимоотношения с точки зрения практической пользы. Можем ли мы для уяснения этого отношения стать на более пра­вильную сравнительно с имеющимися теориями точку зрения?

3. Дело в том, что, по мнению одних, власть гос­подина над рабом есть своего рода наука, причем и эта власть, и организация семьи, и государство, и царская власть — одно и то же, как мы уже упомянули вначале. Наоборот, по мнению других, самая власть господина над рабом противоестественна; лишь по закону один — раб, другой — свободный, по природе же никакого различия нет. Поэтому и власть госпо-

дина над рабом, как основанная на насилии, неспра­ведлива.

4- Собственность есть часть дома, и приобрете­ние есть часть семейной организации: без предметов первой необходимости нельзя не только хорошо жить, но и вообще жить. Во всех ремеслах с опреде­ленно поставленной целью нужны бывают соответ­ствующие орудия, если работа должна быть доведена до конца, и из этих орудий одни являются неодушев­ленными, другие — одушевленными (например, для кормчего руль — неодушевленное орудие, рулевой — одушевленное), потому что в искусствах ремеслен­ник играет роль орудия. Так точно и для домохозяи­на собственность оказывается своего рода орудием для существования. И приобретение собственности требует массу орудий, причем раб — некая одушев­ленная собственность, как и вообще в искусствах всякий ремесленник как орудие стоит впереди дру­гих инструментов.

5. Если бы каждое орудие могло выполнять свой­ственную ему работу само, по данному ему приказа­нию или даже его предвосхищая, и уподоблялось бы статуям Дедала или треножникам Гефеста, о которых поэт говорит, что они «сами собой (aytomatoys) вхо­дили и собрание ботп»; если бы ткацкие челноки са­ми ткали, а плектры сами играли на кифаре, тогда и зодчие не нуждались бы и работниках, а господам не нужны были бы рабы. Орудия как таковые имеют своим назначением продуктивную деятельность (poietika), собственность же является орудием дея­тельности активной (praktikon); ведь, пользуясь ткац­ким челноком, мы получаем нечто иное, чем его при­менение; одежда же и ложе являются для нас только предметами пользования.

6. В силу специфического различия продуктив­ной и активной деятельности, конечно, соответствен­но различны и те орудия, которые потребны для той и для другой. Но жизнь — активная деятельность (praxis), а не продуктивная (poiesis); значит, и раб слу­жит тому, что относится к области деятельности ак­тивной. «Собственность» нужно понимать в том же

смысле, что и «часть». Часть же есть не только часть чего-либо другого, но она вообще немыслима без этого другого. Это вполне приложимо и к собствен­ности. Поэтому господин есть только господин раба, но не принадлежит ему, раб же не только раб госпо­дина, но и всецело принадлежит ему.

7. Из вышеизложенного ясно, что такое раб по своей природе и по своему назначению: кто по при­роде принадлежит не самому себе, а другому и при этом все-таки человек, тот по своей природе раб. Че­ловек же принадлежит другому в том случае, если он, оставаясь человеком, становится собственностью; последняя представляет собой орудие активное и от­дельно существующее. После этого нужно рассмот­реть, может ли или не может существовать по приро­де такой человек, т. с. раб, и лучше ли и справедливо ли Ныть кому-либо рабом или пег, но всякое рабство противно природе.

8. Нетрудно ответить ни эти вопросы и путем тео­ретических рассуждений, и на основании фактичес­ких данных. Ведь властвование и подчинение не только необходимы, но и полезны, и прямо от рожде­ния некоторые существа различаются [в том отноше­нии, что одни из них как бы предназначены] к подчи­нению, другие — к властвованию. Существует много разновидностей властвующих и подчиненных, одна­ко, чем выше стоят подчиненные, тем более совер­шенна сама власть над ними; Так, например, власть над человеком более совершенна, чем власть над жи­вотным. Ведь чем выше стоит мастер, тем совершен­нее исполняемая им работа; но где одна сторона вла­ствует, а другая подчиняется, там только и может идти речь о какой-либо их работе.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...