Учение об обществе и государстве 9 глава
глава четвертая Из слов, высказываемых без какой-либо связи, каждое означает или сущность, или качество, или ко- личество, или отношение, или место, или время, или положение, или обладание, или действие, или страдание. Сущностью является, коротко говоря, например, человек, лошадь. Количество — это, например, в два локтя, в три локтя. Качество — например, белое, сведущее в грамматике. Отношение — например, двойное, половинное, большое. Где — например, на площади, в Ликее. Когда — например, вчера, в прошлом, году. Положение — например, лежит, сидит. Обладание — например, обут, вооружен. Действие — например, режет, жжет. Страдание — например, его режут, жгут. Каждое из перечисленных слов само по себе не обозначает никакого утверждения [или отрицания], но утверждение [или отрицание] получается вследствие связи этих слов друг с другом: ведь всякое утверждение [или отрицание], по-видимому, или истинно, или ложно; из слов же, высказываемых вне всякой связи, ни одно не является ни истиной, ни ложью, как, например, человек, белое, бежит, побеждает. „).; главапятая Сущ! 1ОСТЫО, о которой бы паст (идет) речь главным образом, прежде всею и чаще нссго является та, которая не скжн jiuctch i ih о каком подлежащем и не находится ни н каком подлежащем, как, например, отдельный человек или отдельная лошадь. А вторичными сущностями называются те, в которых, как видах, заключаются сущности, называемые [так], в первую очередь, как эти виды, так и обнимающие их роды; так, например, определенный человек заключается, как в виде, в человеке, а родом для [этого] вида является живое существо. Поэтому здесь мы и говорим о вторичных сущностях, например, это — человек и живое существо.
Из предыдущего ясно, что у того, что сказывается о подлежащем, должно сказываться о нем как имя, Так и понятие; так, например, человек сказывается как о подлежащем об определенном человеке — и о нем, конечно, сказывается имя [человека]; на са- мом деле можно будет отдельного человека обозначить именем человека, а равным образом и понятие человека может быть высказано относительно отдельного человека: ведь отдельный человек является вместе с тем и человеком. Таким образом, и имя, и понятие могут сказываться о подлежащем. Напротив, у того, что находится в подлежащем, в большинстве случаев ни имя, ни понятие не сказываются о подлежащем; в некоторых же случаях имя вполне может [иногда] сказываться о подлежащем, но по отношению к понятию это невозможно. Так, «белое», находясь в теле как подлежащем, сказывается о подлежащем (ведь тело называется белым), но понятие белого никогда не может сказываться о теле. А все остальное или сказывается о первичных сущностях кук о подлежащих, или же находится в них какв подлежащих. л)то становится ясным, если брать индивидуальные случаи: животное, например, сказывается о человеке, поэтому оно будет сказываться и об отдельном человеке: если бы оно не сказывалось ни об одном из отдельных людей, оно не могло б сказываться и о человеке вообще. С другой стороны, цвет находится в теле; следовательно, и в отдельном теле, если бы он не находился ни в одном из отдельных тел, он не мог бы находиться и в теле вообще. Таким образом, все остальное или сказывается о первичных сущностях как о подлежащих, или же находится в них как в подлежащих. Поэтому, если бы не существовало первичных сущностей, не могло бы существовать и ничего другого. Что касается вторичных сущностей, то вид является в большей степени сущностью, чем род он ближе к первичной сущности. В самом деле, если кто-нибудь станет определять первичную сущность, [указывая], что она такое, он понятнее (точнее) и ближе определит ее, указав вид, чем указав род; так, определяя отдельного человека, он понятнее (точнее) определит его, указав человека, нежели [указав] живое существо; первое [определение] — более характерное для отдельного человека, второе — более общее; и, определяя отдельное дерево, мы точнее
определим его, указывая дерево, нежели растение. Далее, первичные сущности называются сущностями по преимуществу, потому что для всего остального они являются подлежащими и все остальное сказывается о них или находится в них. Но подобно тому как первичные сущности относятся ко всему остальному, таким же образом и вид относится к роду; в самом деле, вид является подлежащим для рода; ведь роды ска пинаются о видах, но виды, со своей стороны, не находятся в таком же отношении к родам. Значит, еще и по этой причине вид является в большей степени сущностью, чем род. Если же взять самые виды, поскольку они не являются родами, то здесь один не является в большей степени сущностью, чем другой: твое определение будет нисколько не ближе, если ты укажешь человека в применении к отдельному человеку, чем если ты укажешь лошадь в применении к отдельной лошади. Таким же точно образом и из первичных сущностей одна вещь не является в большей степени сущностью, чем другая. Отдельный человек является сущностью нисколько не в большей степени, чем отдельный бЫК; Нполне справедливо вслед за первичными сущностями h:i ноего прочет одни только роды и виды напиваются мторичпыми сущностями: только одни эти иыс'кизьжанин раскрывают первичную сущность. В самом деле, если кто-нибудь будет определять отдельного человека, указывая, что он такое, он подходящим образом определит его, указывая [его] вид или род, и притом сделает [его] понятнее, обозначая (указывая) [его] человеком, нежели животным. Но в случае какого-либо другого указания это будет здесь указание неподходящее (чуждое), например, если указывать «белое», или «бежит», или что бы то ни было подобное. Потому вполне справедливо из всего остального только роды и виды называются сущностями. Далее, первичные сущности, служа подлежащими для всего остального, называются сущностями в самом основном смысле. И как первичные сущности относятся ко всему прочему, так же относятся ко
всему остальному виды и роды первичных сущностей: ведь о них сказывается все остальное. В самом деле, отдельного человека можно назвать грамматиком; значит, так можно назвать и человека, и живое существо. И подобным же образом обстоит дело и во всех остальных случаях. Общей чертой для всякой сущности является — не быть в подлежащем. В самом деле, первичная сущность не находится в подлежащем и не сказывается о подлежащем. Относительно же вторых сущностей ясно и само собой, что они не находятся в подлежащем, ведь человек сказывается об отдельном человеке как о подлежащем, но он не находится в подлежащем: ибо человек не находится в отдельном человеке. Таким же образом и живое существо сказывается как о подлежащем об отдельном человеке, по имеете с тем живое существо не находится в отдельном человеке. А затем — у того, что находится в подлежащем, имя может, конечно, сказываться о подлежащем, но понятие — ни в коем случае. Напротив (между тем), у вторичных сущностей сказывается о подлежащем и понятие, и имя: ведь понятие человека можно будет высказать по отношению к отдельному человеку, и понятие живого существа — также. Поэтому сущность не принадлежит к числу того, что находится в подлежащем. Мы не имеем здесь при этом специального свойства сущности, но и [видовое] отличие принадлежит к числу того, что не находится в подлежащем. Ведь «живущее на суше» и «двуногое» сказываются как о подлежащем о человеке, но не находятся в подлежащем: двуногое или живущее на суше не находятся в человеке. Равным образом и понятие (содержание) видового отличия сказывается обо всем, о чем сказывается видовое отличие: например, если в применении к человеку говорится о «живущем на суше», то о нем не может быть высказано и понятие «живущего на суше». Ведь человек есть то, что живет на суше. И пусть вас не смущает то обстоятельство, что части сущностей находятся в целых как в подлежащих, чтобы нам не пришлось утверждать, что эти
части не сущности: ведь о том, что находится в подлежащем, говорилось не в смысле вещей, которые как части находятся в чем-нибудь. У сущности и у [видовых] отличий та общая черта, что все получает по ним одинаковое (однозначное) наименование. Все заимствованные от них определения (сказуемые — categoriae) сказываются или об индивидуумах, или о видах. На основе первичной сущности не дается никакое определение (сказуемое): она ведь не скапывается ни о каком подлежащем. Что же касается вторичных сущностей, то вид сказывается об индивидууме, а род — и о виде, и об индивидууме. Подобным же образом и [видовые] отличия сказываются и о видах, и об индивидуумах. С другой стороны, первичные сущности принимают определение через видовое понятие и через родовое понятие, а вид — через родовое. Ибо все, что говорится о сказуемом, может быть сказано и о подлежащем. Таким же точно образом и виды, и индивидуумы принимают определение через понятие [своего видового] различия. Между тем однозначными (синонимичными) были у нас названы те предметы, у которых и имя общее, и понятие одно и то же. Поэтому все, получающее обозначение от [вторичных] сущностей и от (видовых] отличий, получаст однозначные (синонимичные) наименовании. Всякая сущность, по-видимому, означает некоторую данную вещь. По отношению к первичным сущностям бесспорно и истинно, что здесь имеется в виду такая вещь. То, что этим путем указывается, есть [нечто] неделимое и единое по числу. Что же касается вторичных сущностей, то они тоже, казалось бы, соответственно характеру (форме) делаемого высказывания обозначают некоторую данную вещь, если, [например], сказать (говорить) о человеке или о живом существе; однако же это не совсем верно: скорее таким путем обозначается некоторое качество; ведь подлежащее [здесь] не одно, как при первичных сущностях, но человек и живое существо высказываются о многих [единичных предметах]. Только вторичные сущности обозначают не просто отдельное качество, как это делает, [например], белое: ведь белое не означает ничего другого, кроме качества. Между тем вид и род устанавливают качество в отношении к сущности: они обозначают (указывают на) некоторую качественно определенную сущность. Род при этом дает более общее определение, чем вид: если назвать живое существо, этим достигается больший охват, чем если назвать человека. У сущностей также имеется то свойство, что ничто не является им противоположным: в самом деле, что могло бы быть противоположно первичной сущности, например отдельному человеку или отдельному животному? Ничего противоположного [здесь] нет. Равным образом нет ничего противоположного и человеку [вообще] или животному [ио()Г)|цс|. 11ри этом эдссь мы не имеем отличи-тслы них> пи>йгпи i ущ!кхти, iю то же самое встреча-егся и во многих других случаях, например при количественных определениях. Величине в два локтя или в три локтя нет ничего противоположного, также и десяти и [вообще] ничему из подобных определений; разве только если сказать, что многое противоположно немногому (малочисленному) или большее малому. Во всяком случае, из числа определенных количеств ни одно не противоположно ни одному [другому].
К сущности, по-видимому, неприменимы [определения] «больше» и «меньше». Я не хочу этим сказать, что одна сущность не может быть сущностью в большей или в меньшей мере, чем другая (выше уже сказано, что это так), но что каждая сущность в отношении к тому, что она есть, не бывает больше и меньше. Так, например, если эта вот сущность есть человек, то не будет человеком в большей и в меньшей мере ни сам он по отношению к себе, ни один по отношению к другому. Ведь один человек не является в большей мере человеком, чем другой, подобно тому как одно белое является в большей или меньшей мере белым, чем другое, и одно красивое называется в большей или меньшей степени красивым, чем другое. [В подобных случаях] также и одно и то же называется большим и меньшим по отношению к самому себе: так, например, тело, будучи белым, называется в настоящий момент в большей мере белым, чем прежде, и, будучи теп-лым, -г- в большей и в меньшей мере теплым. Между тем сущность совсем не называется таковой в меньшей и в большей мере: ведь и человек не называет-ся в настоящий момент человеком в большей мере, чем прежде, а точно так же и ничто из того, что относится к сущностям. Таким образом, к сущности неприменимы [определения] «больше» и «меньше». Главной особенностью сущности является, по-видимому, то, что, будучи тождественной и единой по числу, она может получать противоположные определения. По отношению к остальному — всюду, где мы не имеем сущностей, нельзя было бы указать (на) что-нибудь подобное, что, будучи единым по числу, способно принимать противоположные оп-ределения: так, цвет, единый и тождественный по числу, не может быть белым и черным; равным образом то же самое действие, единое по числу, не будет плохим и хорошим. И то же самое имеет место во всех случаях, где мы не имеем дело с сущностями. Между тем сущность, будучи единой и тождественной по числу, может принимать противоположные определения: так, например, отдельный человек, будучи единым и тождественным себе, иногда делается белым, иногда черным, а также теплым и холодным, дурным и хорошим. По отношению ко всему другому это не имеет места, разве только кто-нибудь укажет на речь и на [человеческое] мнение, утверждая, что они способны принимать противоположные определения. В самом деле, одна и та же речь кажется истинной и ложной: например, если истинно утверждение, что кто-нибудь сидит, то, когда он встанет, это же самое утверждение будет ложным. То же самое и по отношению к мнению: если кто-нибудь правильно полагает, что такой-то человек сидит, то, когда этот последний встанет, первый, сохраняя о нем то же самое (прежнее) мнение, будет уже судить неправильно. Однако если и допу- стить это, то здесь все-таки существует различие в способе, [которым здесь и там даются противоположные определения]. У сущностей их свойства, меняясь сами, принимают противоположные определения. Ставши холодным из теплого, оно (такое свойство) изменилось (ибо получило другое качественное выражение), и также — став из белого черным и из дурного хорошим. Таким же точно образом и все остальное, подвергаясь изменению, допускает противоположные определения; между тем речь и мнение, будучи сами по себе во всех отношениях неподвижными, остаются совершенно без изменений, но вследствие движения в предмете для них получает силу противоположная оценка:: депопителыю, речь (утнсрждспис) остается все та же, (например) что кто-нибудь сидит, но в результа-ir ироиипе дшпо движении в предмете она оказываете и иногда in тинной, иногда ложной. Так же обстоит дело и с мнением. 11о;этому допускать противоположные определения в иамис имости от собственной перемены — это составляег отличительное свойство сущности, если учитывать способ, [при котором они имеют место]. Если же кто-нибудь признал бы также, что речь и мнение допускают противоположные определения, то это [будет] неверно. Речи и мнению приписывается способность допускать противоположные определения не потому, что они сами допускают что-нибудь, но потому, что в чем-то другом переменилось состояние: в зависимости от того, имеет ли место или нет [указываемый] факт, через это называется истинной или ложной сама речь, а не в зависимости от того, что они сами допускают противоположные определения; в самом деле, ни речь, ни мнение непосредственно нисколько и ничем не приводятся в движение. Поэтому, ввиду отсутствия в них какого-либо изменения, они не способны принимать противоположные определения. Между тем сущность признается способной принимать такие определения, поскольку она эти определения принимает сама: она принимает болезнь и здоровье, белый и черный цвет; принимая сама каждое из таких определений, она признается допускающей противоположные определения. Потому отличительным свойством сущности является то обстоятельство, что, будучи той же самой и единой по числу, она допускает противоположные определения через изменение ее самой. Теперь довольно о сущности. «ПОЛИТИКА» Книга первая I. 1. Поскольку, как мы видим, всякое государство представляет собой своего рода общение, всякое же общение организуется ради какого-либо блага (ведь всякая деятельность имеет в виду предполагаемое благо), то, очевидно, все общения стремятся к тому или иному благу, причем больше других и к высшему из всех благ стремится то общение, которое является наиболее важным из всех и обнимает собой все остальные общения. Это общение и называется государством, или общением политическим. 2. Неправильно говорят те, которые полагают, будто понятия «государственный муж», «царь», «домохозяин», «господин» суть понятия тождественные. Ведь они считают, что эти понятия различаются в количественном, а не в качественном отношении; скажем, господин — тот, кому подвластно небольшое число людей; домохозяин — тот, кому подвластно большее число людей; а кому подвластно еще большее число — это государственный муж или царь; будто нет никакого различия между большой семьей и небольшим государством и будто отличие государственного мужа от царя состоит в том, что царь правит в силу лично ему присущей власти, а государственный муж отчасти властвует, отчасти подчиняется на основах соответствующей науки — политики. Это, однако, далеко от истины. 3. Излагаемое станет ясным при рассмотрении с помощью усвоенного нами ранее метода: как в других случаях, расчленяя сложное на его простые элементы (мельчайшие части целого) и рассматривая, из чего состоит государство, мы и относительно перечисленных понятий лучше увидим, чем они отличаются одно от другого и возможно ли каждому из них дать научное объяснение. И здесь, как и повсюду, наилучший способ теоретического построения состоял бы в рассмотрении первичного образования предметов. 4- Так, необходимость побуждает прежде всего I сочетаться попарно тех, кто не может существовать • друг без друга, — женщину и мужчину в целях продолжения iioTOMCTiiu; и сочетание это обусловливается не «> и i.iк льпым решением, но зависит от естественного (фгмлшин, свойственного и остальным жиимм сущсгпим и растениям, — оставит!» после себя другое подобное себе сущестно. (Точно так же в целях взаимного самосохранения необходимо объединяться попарно существу], в силу своей природы властвующему, и существу, в силу своей природы подвластному. Первое благодаря своим умственным свойствам способно к предвидению, и потому оно уже по природе своей существо властвующее и господствующее; второе, так как оно способно лишь своими физическими силами исполнять полученные указания, является существом подвластным и рабствующим. Поэтому и господину, и рабу полезно одно и то же. 5- Но женщина и раб по природе своей два различных существа: ведь творчество природы ни в чем не уподобляется жалкой работе кузнецов, изготовляющих «дельфийский нож», напротив, в природе каждый предмет имеет свое назначение. Так, всякий инструмент будет наилучшим образом удовлетворять своему назначению, если он предназначен для исполнения одной работы, а не многих. У варваров женщина и раб занимают одно и то же положение, и объясняется это тем, что у них отсутствует элемент, предназначенный по природе своей к вла- 14 Античность сгвованию. У них бывает только одна форма общения — общение раба и рабыни. Поэтому и говорит поэт: «Прилично властвовать над варварами грекам»; варвар и раб по природе своей понятия тождественные. 6. Итак, из указанных двух форм общения получается первый вид общения — семья. Правильно звучит стих Гесиода: «Дом прежде всего и супруга, и бык-землепашец» (у бедняков бык служит вместо раба). Соответственно общение, естественным путем возникшее для удовлетворения повседневных надобностей, есть семья; про членов такой семьи Ха-ронд говорит, что они едят из одного ларя, а Эпиме-нид Критянин называет их «питающимися из одних яслей». 7. Общение, состоящее из нескольких семей и имеющее целью обслуживание не кратковременных только потребностей, — селение. Вполне естественно, что селение можно рассматривать как колонию семьи; некоторые и называют членов одного и того же селения «молочными братьями», «сыновьями», «внуками». Греческие государства потому вначале и управлялись царями (а в настоящее время то же мы видим у негреческих племен), что они образовались из элементов, признававших над собой царскую власть: ведь но всякой семье старший облечен полномочиями царя. И в колониях семей — селениях поддерживали в силу родственных отношений между их членами тот же порядок. Об этом именно и упоминает Гомер, говоря: «Правит каждый женами и детьми», ведь они жили отдельными селениями, как, впрочем, и вообще жили люди в древнейшие времена. И о богах говорят, что они состоят под властью царя, потому что люди — отчасти еще и теперь, а отчасти и в древнейшие времена — управлялись царями, и так же как люди уподобляют внешний вид богов своему виду, так точно они распространили это представление и на образ жизни богов. 8. Общество, состоящее из нескольких селений, есть вполне завершенное государство, достигшее, можно сказать, в полной мере самодовлеющего состояния и возникшее ради потребностей жизни, но существующее ради достижения благой жизни. Отсюда следует, что всякое государство — продукт естественного возникновения, как и первичные общения: оно является завершением их, в завершении же сказывается природа. Ведь мы называем природой каждого объекта — возьмем, например, природу человека, коня, семьи — то его состояние, какое получается при завершении его развития. Сверх того, в осуществлении конечной цели и состоит высшее завершение, а самодовлеющее существование оказывается и завершением, и наивысшим существованием. 9. Из всего сказанного явствует, что государство принадлежит к тому, что существует по природе, и что чслонек но природе своей есть существо политическое, а тот, кто в силу своей природы, а не вследствие случайных обстоятельств живет вне государства, — либо недоразвитое в нравственном смысле существо, либо сверхчеловек; его и Гомер поносит, говоря «без роду, без племени, вне законов, без очага»; такой человек по своей природе только и жаждет войны; сравнить его можно с изолированной пешкой на игральной доске. 10. Что человек есть существо общественное в большей степени, нежели пчелы и всякого рода стадные животные, ясно из следующего: природа, согласно нашему утверждению, ничего не делает напрасно; между тем один только человек из всех живых существ одарен речью. Голос выражает печаль и радость, поэтому он свойствен и остальным живым существам (поскольку их природные свойства развиты до такой степени, чтобы ощущать радость и печаль и передавать эти ощущения друг другу). Но речь способна выражать и то, что полезно и что вредно, равно как и то, что справедливо и что несправедливо. / 1. Это свойство людей отличает их от остальных живых существ: только человек способен к восприятию таких понятий, как добро и зло, справедли- вость и несправедливость и т. п. А совокупность всего этого и создает основу семьи и государства. Первичным в природе является государство по сравнению с семьей и каждым из нас; ведь необходимо, чтобы целое предшествовало части. Уничтожь живое существо в его целом, и у него не будет ни ног, ни рук, сохранится только наименование их, подобно тому как мы говорим «каменная рука»; ведь и рука, отделенная от тела, будет именно такой каменной рукой. Всякий предмет определяется совершаемым им действием и возможностью совершить это действие; раз эти свойства у предмета утрачены, нельзя уже говорить о нем как таковом: останется только его обозначение. 12. Итак, очевидно, государство существует по природе и по природе предшествует каждому человеку; поскольку последний, оказавшись в изолированном состоянии, не является существом самодовлеющим, то его отношение к государству такое же, как отношение любой части к своему целому. А тот, кто не способен вступить в общение или, считая себя существом самодовлеющим, не чувствует потребности ни в чем, уже не составляет элемента государства, становясь либо животным, либо божеством. Во пссх людей природа нес/шла стремление к государственному общению, и первый, кто это общение организовал, оказал человечеству величайшее благо. Человек, нашедший свое завершение, — совер-, шеннейшее из живых существ, и, наоборот, человек,: J живущий вне закона и права, — наихудший из всех, ибо несправедливость, владеющая оружием, тяжелее всего; природа же дала человеку в руки оружие — умственную и нравственную силу, а ими вполне можно пользоваться в обратную сторону. Поэтому человек, лишенный добродетели, оказывается существом самым нечестивым и диким, низменным в своих половых и вкусовых позывах. Понятие справедливости связано с представлением о государстве, так как право, служащее мерилом справедливости, является регулирующей нормой политического общения. Я /. Уяснив, из каких элементов состоит государство, мы должны прежде всего сказать об организации семьи, ведь каждое государство слагается из отдельных семей. Семья, в свою очередь, состоит из элементов, совокупность которых и составляет ее организацию. В совершенной семье два элемента: рабы и свободные. Так как исследование каждого объекта должно начинать прежде всего с рассмотрения мельчайших частей, его составляющих, а первоначальными и мельчайшими частями семьи являются господин и раб, муж и жена, отец и дети, то и следует рассмотреть каждый из этих трех элементов: что каждый из них представляет собой и каковым он должен быть. J. (Отношения, существующие между тремя указанными парными элементами, можно охарактеризовать] так: господское, брач) к >с (сожительство мужа и жены не имеет особого термина для своего обозначения) и третье — отцовское (и это отношение не обозначается особым термином). Пусть их будет три, именно названные нами (существует еще один элемент семьи, который, по мнению одних, и есть ее организация, а по мнению других, составляет главнейшую часть ее; я имею в виду так называемое искусство накопления; в чем оно состоит — мы разберем дальше). Остановимся прежде всего на господине и рабе и посмотрим на их взаимоотношения с точки зрения практической пользы. Можем ли мы для уяснения этого отношения стать на более правильную сравнительно с имеющимися теориями точку зрения? 3. Дело в том, что, по мнению одних, власть господина над рабом есть своего рода наука, причем и эта власть, и организация семьи, и государство, и царская власть — одно и то же, как мы уже упомянули вначале. Наоборот, по мнению других, самая власть господина над рабом противоестественна; лишь по закону один — раб, другой — свободный, по природе же никакого различия нет. Поэтому и власть госпо- дина над рабом, как основанная на насилии, несправедлива. 4- Собственность есть часть дома, и приобретение есть часть семейной организации: без предметов первой необходимости нельзя не только хорошо жить, но и вообще жить. Во всех ремеслах с определенно поставленной целью нужны бывают соответствующие орудия, если работа должна быть доведена до конца, и из этих орудий одни являются неодушевленными, другие — одушевленными (например, для кормчего руль — неодушевленное орудие, рулевой — одушевленное), потому что в искусствах ремесленник играет роль орудия. Так точно и для домохозяина собственность оказывается своего рода орудием для существования. И приобретение собственности требует массу орудий, причем раб — некая одушевленная собственность, как и вообще в искусствах всякий ремесленник как орудие стоит впереди других инструментов. 5. Если бы каждое орудие могло выполнять свойственную ему работу само, по данному ему приказанию или даже его предвосхищая, и уподоблялось бы статуям Дедала или треножникам Гефеста, о которых поэт говорит, что они «сами собой (aytomatoys) входили и собрание ботп»; если бы ткацкие челноки сами ткали, а плектры сами играли на кифаре, тогда и зодчие не нуждались бы и работниках, а господам не нужны были бы рабы. Орудия как таковые имеют своим назначением продуктивную деятельность (poietika), собственность же является орудием деятельности активной (praktikon); ведь, пользуясь ткацким челноком, мы получаем нечто иное, чем его применение; одежда же и ложе являются для нас только предметами пользования. 6. В силу специфического различия продуктивной и активной деятельности, конечно, соответственно различны и те орудия, которые потребны для той и для другой. Но жизнь — активная деятельность (praxis), а не продуктивная (poiesis); значит, и раб служит тому, что относится к области деятельности активной. «Собственность» нужно понимать в том же смысле, что и «часть». Часть же есть не только часть чего-либо другого, но она вообще немыслима без этого другого. Это вполне приложимо и к собственности. Поэтому господин есть только господин раба, но не принадлежит ему, раб же не только раб господина, но и всецело принадлежит ему. 7. Из вышеизложенного ясно, что такое раб по своей природе и по своему назначению: кто по природе принадлежит не самому себе, а другому и при этом все-таки человек, тот по своей природе раб. Человек же принадлежит другому в том случае, если он, оставаясь человеком, становится собственностью; последняя представляет собой орудие активное и отдельно существующее. После этого нужно рассмотреть, может ли или не может существовать по природе такой человек, т. с. раб, и лучше ли и справедливо ли Ныть кому-либо рабом или пег, но всякое рабство противно природе. 8. Нетрудно ответить ни эти вопросы и путем теоретических рассуждений, и на основании фактических данных. Ведь властвование и подчинение не только необходимы, но и полезны, и прямо от рождения некоторые существа различаются [в том отношении, что одни из них как бы предназначены] к подчинению, другие — к властвованию. Существует много разновидностей властвующих и подчиненных, однако, чем выше стоят подчиненные, тем более совершенна сама власть над ними; Так, например, власть над человеком более совершенна, чем власть над животным. Ведь чем выше стоит мастер, тем совершеннее исполняемая им работа; но где одна сторона властвует, а другая подчиняется, там только и может идти речь о какой-либо их работе.
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|