Учение об обществе и государстве 12 глава

5. И относительно размера земельной собствен­ности нужно еще подумать, не лучше ли определить его иначе, более точно. Он говорит, что размер ее должен быть таким, чтобы можно было жить благора­зумно, как если бы кто-нибудь сказал «жить в доволь-стве». 11о это определение слишком уж общее; да и, кроме того, можно жить скромно и все-таки испыты­вать недостаток. Поэтому лучше было бы определить так: жить благоразумно, но так, как это подобает сво­боднорожденному человеку; ведь если исключить од­но из этих условий, то в одном случае получится жизнь в роскоши, в другом — жизнь, полная тяжелых трудов. В самом деле, одни только указанные добро­детели и могут приниматься в соображение, когда рассматривается вопрос о пользовании собственнос­тью; скажем, нельзя относиться к собственности «уравновешенно» или «мужественно», пользоваться же ею благоразумно и с благородной щедростью можно. Соответственно таким и должно быть отно­шение к собственности.

6. Нелепо и то, что, уравнивая собственность, он не упорядочивает количество граждан, а, наоборот,

допускает возможность неограниченного деторож­дения, предполагая, что оно будет уравновешено и не увеличит количеств;! граждан, так как некоторое чис­ло граждан будут бездетными, раз это и теперь на­блюдается в государствах. Но:!десь не может быть полного сходства в государствах — тогда и теперь: теперь никто не испытывает нужды, так как собст­венность делится между любым количеством, а тогда, когда собственность не будет подлежать разделу, весь избыток населения, меньше ли его будет или больше, очевидно, не будет иметь ничего.

7. 1 1ожалуй, кто-нибудь подумает, что должно по­ ставить предел скорее для деторождения, нежели для собственности, так, чтобы не рождалось детей сверх кикого-либо определенного числа. Это число можно Аы пиредг/inTii, считаясь со всякого рода слу-, например с тем, что некоторые из ново­рожденных умрут или некоторые браки окажутся бездетными. Вели же оставить этот вопрос без вни­мания, что и бывает в большей части государств, то это неизбежно приведет к обеднению граждан, а бедность — источник возмущений и преступлений. Нот почему коринфянин Фидон, один из древней­ших законодателей, полагал, что количество семей­ных наделов всегда должно оставаться равным числу граждан, хотя бы первоначально все имели неравные по размеру наделы. В «Законах» же дело обстоит со­вершенно иначе, но о том, как, по нашему мнению, псе это должно быть устроено наилучшим образом, мы скажем впоследствии.

8. В «Законах» оставлен в стороне и вопрос о том, каким образом правящие будут отличаться от управ­ляемых. Сократ говорит: как в ткани основа делается из другой шерсти, чем вся нить, такое же отношение должно быть между правящими и управляемыми. Но если он допускает увеличение всякой собственно­сти вплоть до пятикратного размера, то почему не применить то же самое до известного предела и к зе­мельной собственности? Должно также обратить внимание и на раздробление того участка, на кото­ром возведены строения, как бы это раздробление не

причинило ущерба хозяйству (ведь он уделяет каждому два отдельно лежащих участка для строений, а жить на два дома — дело трудное).

9. Государственный строй в его целом является не демократией и не олигархией, но средним между ними — тем, что называется политией; полноправны при ней только те, кто носит тяжелое вооружение. Если законодатель устанавливает ее для государств как наиболее пригодный сравнительно с остальны­ми видами, то это утиержда же, пожалуй, правильно; но если он считает ее наилучшим после того вида, ко­торый описан им раньше, то тут он ошибается; пожа­луй, всякий станет более восхвалять лакедемонское государственное устройство или какое-нибудь иное с еще более сильно выраженным аристократическим характером.

10. Некоторые утверждают, что наилучшее госу­дарственное устройство должно представлять собой смешение всех государственных устройств; по мнению одних, это смешение состоит из олигархии, монар­хии и демократии, поэтому они восхваляют лакеде­монское устройство: ведь царская власть в Лакедемоне олицетворяет собой монархию, власть геронтов — олигархию, демократическое же начало проявляется во власти эсеров, так как последние избираются из народа; по мнению других, эфорпя представляет со­бой тиранию, демократическое же начало они усмат* ривают в сисситиях и в остальном повседневном обий ходе жизни. •}

11. В «Законах» же говорится, что наилучшее госу­дарственное устройство должно заключаться в со­единении демократии и тирании; но эти последние едва ли кто-либо станет вообще считать видами госу­дарственного устройства, а если считать их таковы­ми, то уж наихудшими из всех. Итак, правильнее суж­дение тех, кто смешивает несколько видов, потому что тот государственный строй, который состоит в соединении многих видов, действительно является лучшим. Далее, это государственное устройство, как оказывается, не содержит в себе никакого монархи­ческого начала, а лишь начало олигархическое и де-

мократичсское, причем оно скорее склоняется к оли­гархии. Это ясно видно из способа назначения долж­ностных лиц: то, что они назначаются по жребию из числа 11|к-д|»аритслын) избранных, роднит этот строй С обоими государственными устройствами, но то, что лини» облад.нощис большим имущественным цензом обязаны принимать участие в народном собрании, на­значать должностных лиц и вообще заниматься госу­дарственными делами, другие же устранены от этого, — все это подходит к олигархии, равно как и стремле­ние к тому, чтобы большая часть должностных лиц на­значалась из состоятельных людей, а самые главные должности замещались людьми с наивысшим имуще­ственным цсн:юм.

13, I lo-олигархически он устанавливает и способ недшлнгннн совета; в выборах участвуют непремен-, ио избирают только из людей первого имуще-iiom слоя, затем снопа таким же образом из второго, далее — ия третьего; однако в выборах не обязательно участвовать иссм людям третьего и чет­вертого слоя, а участие в выборах ил четвертого слоя с х*)н;1ательно лишь для людей первого и второго слоя. Матсм, говорит он, из выбранных таким способом должно быть назначено одинаковое число из каждо­го слоя. При таком порядке выборов большинство, очевидно, составят люди, принадлежащие к высшим имущественным слоям, и притом наилучшие, так как i icK(пх >рыс люди из народа не станут принимать уча­стии н иыПпрах, не будучи к ним привлекаемы прину­дительно.

/ J. Что такого рода государственное устройство не будет представлять собой соединения демократи­ческого и монархического начал, ясно из вышеска­занного и станет еще очевиднее из того, что будет сказано впоследствии, когда мы дойдем до исследо­вания подобного рода государственного устройства. Относительно же избрания должностных лиц нужно еще заметить, что, когда выборы происходят из на­меченных заранее кандидатов, создается опасное положение: если известное число лиц, даже и не­большое, захотят войти между собой в соглашение,

то выборы всегда будут совершаться так, как они того пожелают. Так обстоит дело с государственным стро­ем, описанным в «Законах».

IV.

, /. Имеются и другие проекты государственных ус-: тройств, предложенные, с одной стороны, частными лицами, с другой — философами и государственны­ми мужами. Нес эти проекты стоят ближе, нежели те два, к существующим государственным устройствам, лежащим в основе государственной жи.чпи. Никто не вводил таких новшеств, как общность детей и жен или женские сисситии; напротив, все эти проекты больше исходят из требований жизни. Некоторым представляется наиболее существенным внести пре­красный порядок в то, что относится к собственнос­ти, поскольку, говорят они, все обычно вступают в раздоры именно по поводу такого рода дел. Поэтому Фалей Халкедонский первый сделал на этот счет та­кое предложение: земельная собственность у граждан должна быть равной.

2. По его мнению, это нетрудно провести сразу по время образования государств; после их образова­ния.что труднее, хотя уравнять собственность следо­вало бы как можно скорее и вот каким образом: бога­тые должны давать приданое, но не получать его; бедные же приданого не дают, но получают его. Пла­тон, сочиняя «Законы», полагал, что должно допус­тить увеличение собственности до известного пре­дела, а именно: никому из граждан, как сказано ранее, не должно быть дозволено приобретать собствен­ность, превосходящую более чем в пять раз наимень­шую существующую собственность.

3. Вводящие такого рода законоположения не должны упускать из виду (а теперь это упускается из виду), что, устанавливая норму собственности, нуж­но также определить и норму для числа детей; ведь если число детей будет превосходить размеры соб­ственности, то закон [о равенстве наделов] неминуе­мо утратит свою силу; да и помимо того, плохо бу-

дет, что многие из богачей превратятся в бедняков, ведь маловероятно, чтобы такие люди не стреми­лись к изменению порядков.

4- Что уравнение собственности имеет значение для государственного общения — это, по-видимому, ясно сознавали и некоторые из древних законодате­лей. Так, например, Солон установил закон (да и у других,он имеется), по которому запрещается приобретение земли в каком угодно количестве. Равным образом законы воспрещают продажу соб­ственности; так, у локрийцев существует закон, за­прещающий продажу собственности, если человек не докажет, что с ним случилась яш гая беда. Есть так­же закон, касающийся сохранения исконных зе­мельных надело»; отмена такого закона на Левкаде примели к тому, что се государственный строй стал слишком демократическим: оказалось, что домо­гаться должностей можно и не имея определенного ценза.

5- Недопустим возможность осуществления иму­щественного равенства; в таком случае имущество окажется или чрезмерно большим, так что повлечет:»а собой роскошь, или, наоборот, чрезвычайно ма­лым, так что жизнь будет скудная. Отсюда ясно, что законодателю недостаточно еще уравнять собствен­ность; он должен стремиться к чему-то среднему. Но если бы даже кто-нибудь установил умеренную собственность для всех, пользы от этого не было бы никакой, потому что скорее уж следует уравнивать человеческие вожделения, а не собственность. А это­го возможно достигнуть лишь в том случае, когда граждане будут надлежащим образом воспитаны по­средством законов.

6. На это Фалей, быть может, сказал бы, что и он согласен с этим положением, так как, и по его мне­нию, равенство должно осуществляться в государст­вах в двояком отношении: в отношении имущест­венного владения и в отношении воспитания. Но сле­дует указать, в чем это воспитание будет заключаться; если же сказать, что воспитание для всех будет одно и то же, то от этого нет никакой пользы. Оно мо-

жег быть единым для всех, но таким, что, и получив его, граждане все-таки будут ненасытно стремить­ся к деньгам, или к почести, или к тому и другому вместе.

7. Кроме того, люди вступают в распри не только вследствие имущественного неравенства, но и вслед­ствие неравенства в получаемых почестях. Распри же в обоих этих случаях бывают противоположного ро­да: толпа затевает распри из-за имущественного не­равенства, а люди образованные — из-за почестей в том случае, если последние будуг для всех одинако­выми. Об этом и сказано: «Та ж и единая честь возда­ется и робким, и храбрым». Люди поступают неспра­ведливо по отношению друг к другу не только ради. предметов первой необходимости (противоядие это­му Фалей и усматривает в уравнении собственности, так что никому не придется прибегать к грабежу от холода либо бедности), но также и потому, что они хотят жить в радости и удовлетворять свои желания. Если они будут жаждать большего, чем то вызывается насущной необходимостью, то они станут обижать других именно в целях удовлетворения этого своего стремления, да и не только ради этого одного, но так­же и для того, чтобы жить в радости среди наслажде­ний, без горестей.

8. Какое лекарстно поможет против этих трех зол? У одних — обладание небольшой собственнос­тью и труд, у других — воздержность; что же касается третьих, то, если бы кто-нибудь пожелал найти ра­дость в самом себе, ему пришлось бы прибегнуть только к одному средству — философии, так как для достижения остальных средств потребно содейст­вие людей. Величайшие преступления совершаются из-за стремления к избытку, а не к предметам пер­вой необходимости; так, например, становятся ти­ранами не для того, чтобы избегнуть холода; поэто-му большие почести назначаются не тому, кто убьет вора, но тому, кто убьет тирана. Таким образом, предлагаемое Фалеем государственное устройство может обеспечить защиту только против мелких не-j справедливостей. -,

9. Сверх того, он желает устроить свое государст­во так, чтобы граждане в их взаимных отношениях жили прекрасно. Но ведь не должно упускать из виду и их отношения с соседями и со всеми чужими. Не­обходимо, следовательно, чтобы в государственном устройстве учитывалась военная мощь, а об этом он ничего не сказал, равно как и о материальных сред­ствах [государства]. Между тем нужно, чтобы этих последних было достаточно не только для внутрен­них потребностей государства, но также и на случай опасности извне. Поэтому материальные средства государства не должны быть такими, чтобы они воз­буждали алчность со стороны более сильных сосе­дей, у обладатели среден» не были н состоянии отра­зить иторгающихси врагов; с другой стороны, этих среден» иг должно быть настолько мало, чтобы нельм бмло выдержать дойму с i-осударствами, обла­дающими рапными но количеству и качеству средст­ва ми.

10. Он не представил на»тот счет никаких оп­ределенных указаний; между тем не следует упускать и:) «иду и того, в каком количестве обладание иму­ществом бывает полезно. Быть может, лучшим пре­делом был бы такой, при котором более сильные не находили бы выгоды в том, чтобы воевать ради при­обретения излишка, но теряли бы от войны столько, как если бы они не приобрели таких средств. Напри­мер, Евбул предложил Автофрадату, когда послед­ний собирался осадить Атарней, поразмыслить, в течение какого времени он сможет взять это ук­репление, и в соответствии с этим рассчитать свя­занные с осадой расходы и согласиться покинуть Атарней за меньшую сумму. Такое предложение по­будило Автофрадата после размышления отказать­ся от осады.

1 /. Итак, имущественное равенство представля­ется до некоторой степени полезным во взаимных отношениях граждан, устраняя между ними несогла­сия, но, вообще говоря, большого значения оно от­нюдь не имеет. Ведь люди одаренные станут, пожа­луй, негодовать на такое равенство, считая его недо-

стойным себя; поэтому они зачастую оказываются зачинщиками возмущений. К тому же человеческая порочность ненасытна: сначала людям достаточно двух оболов, а когда это станет привычным, им все­гда будет нужно больше, и так до бесконечности. Де­ло в том, что вожделения людей по природе беспре­дельны, а в удовлетворении этих вожделений и про­ходит жизнь большинства людей.

12. Основное во всем этом — i re столько уравнять собствен! юсгь, сколько устроить так, чтобы люди, от природы достойные, не желали иметь больше, а недо­стойные не имели такой возможности; это произой­дет в том случае, если этих последних поставят в низ­шее положение, но не станут обижать. К тому же Фалей неправильно устанавливал имущественное равенст­во: он уравнивал только земельную собственность, но ведь богатство заключается и в обладании рабами, стадами, деньгами, в разнообразных предметах так называемого движимого имущества. Итак, нужно стремиться установить во всем этом либо равенство, либо какую-либо среднюю меру, а не то все оставить, как есть.

13. Из законодательства Фалея ясно, что он име­ет в виду устройство небольшого государства, раз нес ремесленники станут государственными рабами и не будут добавкой к гражданскому населению. 11о если они будут государственными рабами, они должны быть заняты на общественных работах, и получится нечто подобное тому, что существует в Эпидамне или что намеревался ввести в свое время в Афинах Диофант. На основании всего вышеизло­женного всякий может судить, что в своем предпола­гаемом государственном устройстве Фалей сказал хорошо и что нехорошо. >

.3

V.

1. Гипподам, сын Еврифонта, уроженец Милета (он изобрел разделение полисов и спланировал Пи-рей; он и вообще в образе жизни, движимый честолю­бием, склонен был к чрезмерной эксцентричности,

так что, как некоторым казалось, он был очень занят своей густой шевелюрой и драгоценными украшени­ями, а также одеждой, простой и теплой не только в зимнее, но и в летнее время, и желал показать себя ученым знатоком всей природы вещей), первым из не занимавшихся государственной деятельностью лю­дей попробовал изложить кое-что о наилучшем госу­дарственном устройстве.

2. Он проектировал государство с населением в десять тысяч граждан, разделенное на три части: пер­вую образуют ремесленники, вторую — земледельцы, третью — защитники государства, владеющие ору­жием. Территория государства также делится на три части: священную, общественную и частную. Свя-щсч тая — та, с доходов которой должен отправляться упужжлашый религиозный культ, общественная — та, i доходои которой должны получать средства к сущестнонаниюнащитиики государства; третья нахо­дится в частном нладении земледельце». 11о его мыс­ли, и законы существуют только троякого вида, по­скольку судебные дела возникают но поводу трояко­го рода преступлений (оскорбление, повреждение, убийство).

3. Он предполагал учредить и одно верховное су­дилище, куда должны переноситься разбирательства по всем делам, решенным, по мнению тяжущихся, неправильно; в этом судилище должно состоять оп­ределенное число старцев, назначаемых путем из­брания. Судебные решения в судах должны, по его мнению, выноситься не путем подачи камешков: каждый судья получает дощечку, на которой следует записать наказание, если судья безусловно осуждает подсудимого, а если он его безусловно оправдывает, то дощечка оставляется пустой; в случае же частич­ного осуждения или оправдания пишется определе­ние. Современные законоположения он считает не­правильными: вынося либо обвинительный, либо оправдательный приговор, судьи вынуждены нару­шать данную ими присягу.

4- Сверх того, он устанавливает закон относи­тельно тех, кто придумывает что-либо полезное для

государства: они должны получать почести; и дети павших на войне должны воспитываться на казен­ный счет, коль скоро такого установления еще нет у других. Такого рода закон в настоящее время суще­ствует и в Афинах, и в других государствах. Все долж­ностные лица должны быть избираемы народом, т. е. теми тремя частями государства, о которых упомяну­то ранее. Избранные должностные лица обязаны иметь попечение о государственных делах, а также о делах, относящихся к чужестранцам и сиротам. Вот бблыпая и наиболее примечательная часть предпо­лагаемого Гипподамом устройства.

5- Прежде всего, каждого, пожалуй, поставит в ту­пик предлагаемое разделение гражданского населе­ния. В управлении государством принимают участие все: и ремесленники, и земледельцы, и воины. Между тем земледельцы не имеют права носить оружие, ре­месленники не имеют ни земли, ни оружия, так что они оказываются почти рабами имеющих право но­сить оружие. Для них невозможно, следовательно, об­ладать всеми почетными правами, ведь необходимо назначать и стратегов, и охранителей порядка, и, во­обще говоря, верхов! n>ix должностных лиц из тех, кто имеег право носить оружие. А не принимающие учас­тия и управлении государством могут ли дружествен­но суп ЮСИТ1.О1 к государственному строю?

6. Но, с другой стороны, люди, имеющие право носить оружие, должны быть и сильнее тех, кто при­надлежит к обеим другим частям. Это дело нелегкое в том случае, если носящие оружие немногочислен­ны. Если же они будут сильнее, то к чему остальным гражданам принимать участие в государственном управлении и иметь право голоса в назначении должностных лиц? Далее, чем полезны для государ­ства земледельцы? Ремесленники должны существо­вать, поскольку каждое государство в них нуждается, и они могут, как и в остальных государствах, жить на доходы от своего ремесла. Земледельцы же только в том случае могли бы на законном основании со­ставлять часть государства, если бы они доставляли пропитание тем, кто имеет право носить оружие;

между тем, по предположению Гипподама, земле дельцы владеют своими земельными участками на правах частной собственности и эти участки будут возделывать частным образом, для себя.

7. Сверх того, если защитники государства сами будут возделывать ту часть государственной терри­тории, с которой они будут получать средства к жиз­ни, то воины не будут отличаться от земледельцев, как того желает законодатель. Если же будут какие-нибудь другие люди, отличные от обрабатывающих землю для себя и от воинов, то в государстве полу­чится новая, четвертая часть населения, не прини­мающая участия ни в чем, чуждая гражданству. Если же устроить дело так, чтобы одни и те же люди воз­делывали и свои участки, и участки, составляющие сч>Гк i HcinmcTii государства, то, во-первых, не будет от обработки исмли отдельным человеком такого количества продуктов, которое было бы достаточно для двух семей, а во-вторых, почему бы этим отдель­ным лицам не получать себе пропитание и не до­ставлять его воинам непосредственно от своей зем­ли и от своих наделов? Во всем этом немало пута­ницы.

8. Не лучше обстоит дело и с законом о судебном разбирательстве. По этому закону требуется, чтобы в приговоре были подразделения, тогда как обвине­ние написано просто; таким образом, судья превра­щается в посредника. Такой порядок может быть осуществлен при третейском разбирательстве и да­же в том случае, когда третейских судей несколько, так как они могут прийти к взаимному соглашению относительно приговора. Но в судах такому порядку места нет; напротив, большинство законодателей принимает меры к тому, чтобы судьи не сообщали своего решения друг другу.

9- Далее, разве не будет сумбурным приговор в том случае, когда, по мнению судьи, подсудимый хотя и должен уплатить известную сумму, но не та­кую, какую взыскивает с него тяжущийся? Последний взыскивает с него двадцать мин, а один судья прису­дит его к уплате десяти мин (или судья постановит

большую сумму, хотя взыскивается меньшая), дру­гой — пяти мин, третий — четырех (а ведь судьи явно разделятся таким образом); или одни присудят к уп­лате всей суммы, а другие не присудят ничего. Как производить тогда подсчет голосов? Сверх того, ни­кто не принуждает судью к нарушению присяги, раз он безусловно оправдывает или осуждает, если толь­ко жалоба написана просто, по закону; вынесший оп­равдательный приговор не постановляет, что обви­няемый ничего не должен, но только то, что он не должен двадцать мин; только тот судья, который, не будучи убежден, что обвиняемый должен двадцать мин, все-таки выносит обвинительный приговор, на­рушает присягу.

10. Что касается предложения о необходимости оказывать какой-либо почет тем, кто придумал что-нибудь полезное для государства, то на этот счет не­безопасно вводить узаконение. Такого рода предло­жения лишь на вид очень красивы, а в действительно­сти могут повести к ложным доносам и даже, смотря по обстоятельствам, к потрясениям государственного строя. Впрочем, это соприкасается уже с другой зада­чей и требует самостоятельного обсуждения. Дело в том, что некоторые колеблются, вредно или полез­но для государства изменять отеческие законы, даже в том случае, если какой-нибудь новый закон оказы­вается лучше существующего. Потому нелегко сразу согласиться с указанным выше предложением, раз во­обще неполезно изменять существующий строй; мо­жет оказаться, что кто-нибудь, будто бы ради общего блага, внесет предложение об отмене законов или го­сударственного устройства.

11. Раз, однако, мы упомянули об этом предмете, правильнее будет еще немного распространиться о нем. Решение вопроса, как мы сказали, вызывает затруднение. Может показаться, что изменение луч­ше. И правда, оно полезно в других областях знания, например в медицине, когда она развивается вперед сравнительно с тем, какою она была у предков, также в гимнастике и вообще во всех искусствах и науках. Так как и политику следует относить к их числу, то,

очевидно, и в ней дело обстоит таким же образом. Сама действительность, можно сказать, служит под­тверждением этого положения: ведь старинные за­коны были чрезвычайно несложны и напоминали варварские законодательства.

12. В первобытные времена греки ходили воору­женные, покупали себе друг у друга жен. Сохраняю­щиеся кое-где старинные законоположения отлича­ются вообще большой наивностью. Таков, например, закон относительно убийств в Киме если обвинитель представит известное число свидетелей из среды сво­их родственников, подтверждающих факт убийства, то обвиняемый тем самым признается виновным в убийстве. Вообще же нес люди стремятся не к тому, что оешмцено преданием, ,\ к тому, что является бла­гом; и тлк как первые люди — были ли они рождены и:» исмли или спаслись < ч какого-нибудь бедствия — походили па обыкпоиенных людей, к тому же не ода­ренных развитыми мыслительными способностями, как это и говорится о людях, рожденных из земли, то было бы безрассудством оставаться при их поста­новлениях. Сверх того, было бы не лучше и писаные законы оставлять в неизменном виде: как в остальных искусствах, так и в государственном устроении не­возможно изложить письменно все со всей точнос­тью. Ведь законы неизбежно приходится излагать в общей форме, человеческие же действия единичны. Отсюда ясно, что некоторые законы иногда следует изменять.

13- Однако, с другой стороны, дело это, по-види­мому, требует большой осмотрительности. Если ис­правление закона является незначительным улучше­нием, а приобретаемая таким путем привычка с лег­ким сердцем изменять закон дурна, то ясно, что лучше простить те или иные погрешности как зако­нодателей, так и должностных лиц: не столько будет пользы от изменения закона, сколько вреда, если по­явится привычка не повиноваться существующему порядку.

14- Обманчив также пример, заимствованный из области искусств. Не одно и то же — изменить искус-

ство или изменить закон. Ведь закон бессилен нудить к повиновению вопреки существующим обычаям; это осуществляется лишь с течением вре­мени. Таким образом, легкомысленно менять суще­ствующие законы на другие, новые — значит ослаб­лять силу закона. Кроме того, если законы и подле­жат изменению, то еще вопрос, все ли законы и при всяком ли государственном строе. [Следует ли допу­стить, чтобы изменение закона позволено было] первому встречному или [тем или иным] определен­ным [лицам]? Это ведь далеко не одно и то же. Мы ос­тавим рассмотрение этого вопроса, отложив его до другого времени.

«О ПОЭЗИИ»

О поэзии, о самой поэзии и о видах ее, т. е. о том, какова сущность каждого из них и как надлежит со­ставлять вымыслы, если хотим, чтобы поэтические произведения были хороши; далее, из каких и сколь­ких частей состоят они; равно и о прочем подлежащее тому же иссж'донапию, — вся¹ о чем мы будем гово­рить, начатии, естественно, сперва с того, что в этом деле есть мерное, главное.

Эпопея, трагедия, далее, комедия, дифирамбичес­кая поэзия и большая часть авлетики и кифаристи-ки — все вообще состоят в подражании; различаются же между собою трояка или тем, что разными средст­вами подражают, или что разным предметам подра­жают, или что различно, неодинаковым образом, подражают. Как некоторые подражают многому крас­ками и образами, списывая с предметов (одни путем искусства, другие по навыку), а другие голосом, так бывает и в поименованных искусствах; все они про­изводят подражание рифмом, словом и гармонией, и притом или порознь каждым из этих средств, или соединяя их одно с другим. Так, гармонию и рифм только употребляют авлетика, кифаристика

и иные, пожалуй, искусства той же природы, как, на­пример, игра на свирели. Одним рифмом подражают плясуны: ибо и они посредством образных рифмов подражают характерам, страстям и действиям. Слово-подражание подражает только словом, простым либо метрическим; метры употребляет оно, или соединяя их между собою, или пользуясь одним каким-нибудь метром, как обыкновенно бывает доныне. Иначе мы не имели бы общего имени и для мимов Софрона и Ксенарха, и для сократических разговоров, и для под­ражаний триметром, элегическим стихом и т. п. Обыкновенно же — так только слагают название мет­ра со словом noieTv (творить) и говорят, например, eAeyonoi (творцы элегов), а иногда ёпопсн (творцы эпоса), называя так поэтов не в силу подражания, а голос/к >ш ю мо метру. Ибо хотя бы излагалось в метрах и что ппбуд!- нрамсГшос или музыкальное, все-таки мринмкли так начинать. Л ведь нет ничего общего, кроме метра, у Гомера с Эмпедоклом; потому одного справедливость требует называть поэтом, другого скорее философом, чем поэтом. Равным об­разом, даже если кто станет производить подража­ние, мешая всякие метры, подобно тому как Херемон сочинил своего «Кентавра» — рапсодию, в которой соединены всякие метры, и того следует называть по­этом. Итак, об этом так постановим. Есть, впрочем, роды поэзии, которые употребляют все поименован­ные средства: рифм, пение и метр; как, например, по­эзия дифирамбическая, комическая, трагедия, коме­дия; различаются они тем, что одни употребляют все средства сразу, другие поочередно. Итак, вот разли­чия искусств по средствам, которыми они произво­дят подражание.

⇐ Предыдущая23242526272829303132Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: