Количество периодических изданий выросло с 64 наименований в 1800 г. до 230 в 1850 г.

В конце 50-х годов ежегодно печаталось около 2 тыс. книг. Появились крупные книгоиздатели (В.А. Плавильщиков, С.И. Селивановский, А.Ф. Смирдин и др.). В 30-е годы в России было более ста книжных лавок. При них действовали платные библиотеки. Традиции крестьянской книжности и письменности в первой половине XIX в. свидетельствуют о значительном распространении грамотности среди крестьян, особенно государственных.

Во второй половине 20-х — начале 30-х годов в России начинают возникать многочисленные тайные кружки. Их члены обсуждали политические и философские проблемы, пытались осмыслить события 14 декабря 1825 г., читали запрещенную литературу.

В Московском университете существовали кружки В. Г. Белинского, А. И. Герцена, Н. В. Станкевича и др. Кружки издавались и в провинции (Владимир, Нежин и др.). Большинство кружков было быстро разогнано полицией, некоторые их участники подверглись ссылке.

Постоянно усиливавшаяся цензура в первую очередь была обращена против периодических изданий, игравших большую роль в идейной борьбе. По цензурным соображениям были закрыты «Литературная газета» А.А. Дельвига (1830), журнал «Европеец» И.В. Киреевского (1832), «Московский телеграф» Н.А. Полевого (1834).

Торжество реакции в России и ряде стран Запада породило в среде образованных людей 40—50-х годов настроения пессимизма, неверия в возможность радикальных перемен. Эти настроения нашли наиболее яркое выражение в творчестве оригинального мыслителя России Петра Яковлевича Чаадаева (1794—1856), воспитанника Московского университета, гвардейского офицера, отличившегося мужеством в войне 1812 г., друга Пушкина и декабристов.

Размышления о судьбах Родины привели его к ошибочным выводам о безнадежности общественного прогресса в России. Причину этого он видел в ее отрыве от западноевропейской цивилизации. Отсталость России ставилась в вину самодержавию. Мысли о прошлом, настоящем и будущем России он развил в своих «Философских письмах», обращенных к читателю. В 1836 г. журнал «Телескоп» опубликовал одно из «Философских писем» Чаадаева.

В этих письмах Чаадаев стремился дать представление о всеобщем законе смены исторических эпох, отличное от просветительства, от учений официальной церкви, а также от славянофильства. Несмотря на пессимизм, связанный с неприятием самодержавно-крепостнической действительности, Чаадаев был убежден, что Россия в будущем сможет сыграть всемирно-историческую роль, если оживит свою веру в духе традиций западноевропейского христианства.

По личному указанию разгневанного царя журнал был закрыт, а Чаадаев был официально объявлен сумасшедшим, взят под надзор и лишен права печататься навсегда.

Выступление Чаадаева положило начало двум направлениям в развитии общественной мысли: славянофильству и западничеству. Споры славянофилов и западников о путях дальнейшего развития России начались в доме А.П. Еланской в Москве. Такие частные литературные салоны становятся в Москве, Петербурге своеобразными общественно-литературными центрами.

В отличие от более раннего времени, когда участников подобных салонов занимали главным образом вопросы литературы и искусства (салон А. Оленина, 3. Волконской), в 40-е годы на первый план выступают теперь проблемы общественной мысли.

Споры о путях развития России в 30—40-е годы велись не только в дворянских салонах, но и в среде студенчества, разночинной интеллигенции. Их философской основой были труды Шеллинга, Фихте, Гегеля. В 40-е годы формируются основные направления общественной мысли, исходившие из необходимости преобразований в России: славянофилы, западники и революционеры.

Славянофилы и западники выступали за отмену крепостного права, за смягчение форм самодержавия, однако между представителями этих двух направлений были и расхождения.

Славянофилы обосновывали особый, самобытный характер исторического развития России, противопоставляя его развитию стран Западной Европы. Они превозносили допетровскую Русь, русскую поземельную общину, восхваляли глубокую религиозность и приверженность к власти царя, будто бы присущую русскому народу. Эти черты должны были, по их мнению, обеспечить мирный переход к новым общественным формам. Славянофилы считали необходимым возродить земские соборы, но конституционный (западноевропейский) строй отвергали.

Славянофилы называли западниками всех тех, кто не разделял их самобытных взглядов, признавал общие черты развития России и Западной Европы, ставил в пример политическое устройство и культуру Англии и Франции, видел в них образец для своей страны.

Но западники не были едины. А. И. Герцен и В. Г. Белинский занимали среди них особую позицию. Они были далеки от господствующего в этом направлении стремления к либеральным реформам, не идеализировали, подобно своим друзьям, буржуазный путь развития. В их сознании уже в эти годы складывались основы их будущих революционно-демократических воззрений.

Среди славянофилов особенно примечательны были фигуры А.С. Хомякова, братьев И.В. и П.В. Киреевских, К.С. и И.С. Аксаковых, Ю.Ф. Самарина, А.М. Кошелева. В 1839 г. поэт Алексей Степанович Хомяков написал статью «О старом и новом», где впервые были отчетливо изложены взгляды славянофилов. Вскоре складывается кружок славянофилов, а ряд периодических изданий («Московитянин», «Русская беседа», «Москва», «Парус») постоянно публикуют их сочинения различных жанров.

Группа западников, помимо радикально настроенных Белинского, Герцена и Чаадаева, которая формирует третье направление, была представлена историками Т.Н. Грановским и К.Д. Кавериным, литераторами и публицистами В.П. Боткиным, П.В. Анненковым, А.Д. Галаховым, М.Н. Катковым, Е.Ф. Кориным, Б. Н. Чичериным и многими другими.

Со своими произведениями западники, как правило, выступали со страниц журналов «Отечественные записки» и «Современник», а позже — «Русский вестник» и «Атеней».

Среди западников было немало выдающихся и интересных людей. Это литературный критик, писатель и в будущем один из русских корреспондентов К. Маркса П.В. Анненков, критик и публицист И.И. Панаев, журналист и переводчик Е.Ф. Корш, врач и литератор Н.X. Кетчер, художник К. А. Горбунов, замечательный артист М.С. Щепкин. Все они были сторонниками европейского пути развития, но — что еще более важно — за мирный переход к парламентскому строю.

В этой атмосфере обострившейся общественной борьбы развивалась в 1842—1855 гг. русская литература.

Шли напряженные идеологические споры между славянофилами и западниками, происходило быстрое созревание революционной демократической мысли, питаемой идеями антропологического материализма и утопического социализма, а также диалектикой Гегеля. Эти идеи находят выражение в публицистике А.И. Герцена (1812—1870) и в критике В.Г. Белинского (1811—1848), в эстетике и философии петрашевцев. Значительна была роль прогрессивных журналов: в 1839—1846 г. «Отечественных записок», позднее — «Современника».

В 40-е годы усиливается социальный пафос литературы. Романтизм еще остается влиятельным направлением, способным откликнуться на потребности эпохи и совершать художественные открытия (повести В.Ф. Одоевского, 1803—1869, его «Русские ночи»,1844).

Влиятельной силой в эти годы стала романтическая поэзия, развитие которой шло по нескольким путям. В поздней философской лирике Баратынского складывалась романтическая концепция личности: индивидуальное сознание дерзало осмыслить всю глубину противоречий бытия и духа, не ища примирения с ними и не пытаясь от них уйти.

Универсальное осмысление этих противоречий характерно для лирики Тютчева. В 30—40-е годы его поэзия проникнута сознанием обособленности и раздвоенности человеческого «Я». Однако поэт находил возможность преодолевать индивидуализм. Пантеистические концепции «мировой души», «космоса» и «хаоса», «дневного» и «ночного» бытия стягивались у Тютчева к проблеме личности и служили романтическому ее решению.

Другим направлением развития романтизма являлось философское и эстетическое переосмысление традиций гражданской поэзии. Контуры его обозначились уже в лирике А.И. Полежаева (1804—1838), соединившей подчас бунтарский процесс и безысходно трагическое мироощущение, в позднем творчестве поэтов-декабристов, прежде всего А. И. Одоевского (1802—1839).

Наиболее принципиальное выражение получило это направление в лирике М. Ю. Лермонтова (1814 — 1841). В его ранних стихах (1828—1835) осуществлялся романтический апофеоз личности, формировались нежанровая структура лирического стихотворения и единый поэтический язык, экспрессивный и метафоричный, строился образ лирического героя, организующий всю поэтическую систему. Новая концепция личности порождала новые требования к ней и к миру. Рождался безграничный максимализм, который не раз приводил поэта к «мировой скорби», одновременно оборачиваясь жаждой абсолютной гармонии и полного преобразования существующего миропорядка. В нем — источник новой, романтической революционности и гражданственности. Сознание фатальной неосуществимости идеала и вместе с тем принципиальная невозможность отступиться от него — вот основы этой разновидности романтического протеста.

В зрелом творчестве Лермонтова развивались тенденции реалистической поэзии, начало которой было положено Пушкиным. Лермонтов начинает «отделять» от себя трагичные противоречия своей лирикой, превращая их в предмет объективного изображения. Эта тенденция получает высшее выражение в прозе — в романе «Герой нашего времени» (1840), где наиболее полно объективируется образ «лермонтовского» человека, родственный лирическому герою стихотворений.

Взгляды славянофилов и западников были разновидностью идеологии имущих классов, желавших частичных перемен в русской действительности путем проведения буржуазных реформ. Однако спор этих двух направлений — западников и славянофилов — плодотворно сказался на развитии русской общественной мысли, русской культуры.

Средоточием идеологической борьбы между ними оказалась проблема народности. Принципиальную позицию в этом вопросе занял выдающийся литературный критик и общественный деятель этого времени В. Г. Белинский, выдвинувший новые принципы критической оценки литературной деятельности, проникновения в художественный мир автора, понимания внутреннего единства его идей и образов, рассмотрения его творчества в отношении к общественной жизни и развитию культуры. Белинский обосновал реалистическое понимание сущности искусства, усматривая его в особом восприятии действительности — в специфической форме образного мышления.

Он отстаивал мысль о том, что если устная поэзия народа представляет собой «непосредственное выражение его миросозерцания», то профессиональная литература — это акт и продукт «народного самосознания». В каждой из них есть нечто свое, незаменимое, каждый обладает своей неповторимой ценностью⁵⁰.

Свою концепцию народности Белинский завершает диалектическим разрешением вопроса о соотношении национального и общечеловеческого в художественной культуре. Реакционным идеям национальной замкнутости и исключительности он противопоставил идею равноправия и братского единства народов, основанного на общности их коренных устремлений. Живя самобытной жизнью, создавая неповторимо своеобразную культуру, каждый народ вносит свой вклад в «общую сокровищницу» и тем самым участвует в художественном прогрессе всего человечества.

Само общечеловеческое не есть «некий логический абстракт» — оно есть лучшее в национальном⁵¹.

Диалектической концепции Белинского противостояла теория славянофилов, основанная на фетишизации идеалистически понятого «народного начала». Согласно этой теории, изложенной А. С. Хомяковым, проникновение в Россию европейского просвещения (и как следствие — развитие личностного отношения к миру) ослабило исконные связи художников с национальной стихией, оторвало их от самобытной почвы. В результате русский народ, некогда обнаруживший прекрасные задатки в музыке и поэзии, давший «великие обещания» в иконописи и церковном зодчестве, утратил «целость и здравие своей внутренней жизни» и тем самым обрек себя на «бессилие в науке, также как и в искусстве». Спасение может прийти только на пути «соединения со стародавнею русскою жизнью» и восстановления «невидимых связей с землей и народом»⁵².

Отсюда неизбежно следовал реакционный вывод (его разделяли А. Е. Студитский, А. С. Аксаков, Ю. Ф. Самарин), что интеллигенции не следует пытаться просвещать миллионы простых людей, будить их самосознание, направлять их духовное развитие. Напротив, она сама должна припасть к бессознательной мудрости не испорченного образованностью народа. При этом коренные стихии русского характера и национального духа славянофилы усматривали в религиозности, «доверии к власти», «здравом сознании» своего социального положения и соответствующей «покорности». У официальных истолкователей славянофильской доктрины (Шевырева, Попова, Дмитриева) идеализация наиболее слабых сторон крепостного крестьянства приобрела откровенно охранительный характер и служила доказательству «бесконечной преданности» народа царю и «врожденной любви» к барину.

«Натуральную школу» (реализм) они обвиняли в «либерализме» и политическом «ожесточении» (С. С. Уваров), в преувеличении, одностороннем изображении «темных сторон русской жизни» (Ю. Ф. Самарин), в случайности «обобщений» (К. С. Аксаков) и «окарикатуривании» поместного дворянства (М. А. Дмитриев), в «возбуждении ненависти» и «клевете на народ» (С. П. Шевырев). Особое негодование вызывали у них повести Григоровича, Герцена и Достоевского, поэзия Некрасова. Несмотря на все эти различия взглядов западников и славянофилов, велика их заслуга в развитии общей культуры России.

Славянофилы А. Хомяков, братья Аксаковы и Киреевские, Шевырев, Погодин и др. щедро проявили себя в области истории, литературы, философии, языковедения, в издательском деле. То же можно сказать и о западниках: Грановском, Соловьеве, Анненкове, Кавелине и др.

На объекте критики славянофилов — натуральной школе, видимо, стоит остановиться особо, тем более что в творческой практике писателей этой натуральной школы сказалось воздействие эстетики Белинского.

Прогрессивных писателей, творчески развивавшихся под влиянием литературных и общественных взглядов Белинского, критик назвал вначале «гоголевской школой», а затем «натуральной школой». Еще в 1830-е годы творчество Гоголя было очень высоко оценено Белинским, уже тогда видевшим в Гоголе главу русской литературы, писателя, который занял место, оставленное Пушкиным. В. Г. Белинский писал: «Пушкин и Гоголь — вот поэты, о которых нельзя сказать «Я уже читал», но которых чем больше читаешь, тем более приобретаешь, вот истинное капитальное сокровище нашей литературы»⁵³.

Друг Пушкина Гоголь оставил поистине «капитальное сокровище нашей литературы». Его произведения продолжают жить на сцене наших театров, на киноэкране. Его по-новому прочитывает каждое новое поколение.

Главный мотив по-новому читающихся сегодня «Выбранных мест из переписки с друзьями» Гоголя — это вера писателя, что Европа придет к нам не за покупкой пеньки, а за покупкой мудрости, которой нет больше на европейских рынках. Он считает, что даже крутые изломы истории служат историческому и нравственному воспитанию русских, пробуждению их дремавших до поры сил и возможностей. Такой взгляд на русских сегодня может служить духовным оружием в поиске путей преодоления наших трудностей. Гоголь призывал: «Душу и душу нужно знать теперь, а без того не сделать ничего. А узнавать душу может один только тот, что начал уже работать над собственной душой своей»⁵⁴.

В 40-е годы прозаические произведения В.И. Даля (1801— 1872), Д.В. Григоровича (1822—1899), И.А. Гончарова (1812— 1891), И.С. Тургенева (1818—1883), Ф.М. Достоевского (1821— 1881), А.Ф. Писемского (1821—1881), М.Е. Салтыкова-Щедрина (1826—1889), А.И. Герцена (1812—1870) при всем несходстве их творческих манер были объединены отрицанием крепостнических порядков, защитой прав и достоинства личности, интересом к окружающей человека общественной среде, впервые понятой как всецело объективная сила.

В новеллистических циклах, повестях и романах — «Бедные люди» (1846) Достоевского, «Кто виноват?» (1846—1847) Герцена, «Обыкновенная история» (1847) Гончарова, «Записки охотника» (1847—1852) Тургенева и др. — среда мыслилась как строй общественной жизни в целом. Среде противопоставлялась человеческая природа персонажей, в исконной сущности своей здоровая и непорочная. Этот акцент был наиболее силен в романе Герцена «Кто виноват?», где анализ личных драм приводил к философски обоснованной и политически заостренной форме социальной критики.

Боткин, Анненков и Дружинин составили так называемый «бесценный триумвират», который, несмотря на определенные расхождения между его членами, вошел в историю русской культуры как группа сторонников и обоснователей «чистого искусства»⁵⁵. С идеями, близкими триумвирату, выступили критик С. С. Дудышкин, поэты Я. П. Полонский, А.Н. Майков, А. А. Фет, И.С. Никитин, И.3. Суриков.

Представители «эстетической», или «артистической», как они себя называли, критики рассматривали искусство в качестве самоценности и самоцели. Соответственно эстетика у них становилась прежде всего теорией искусства, вознесенного над действительностью. Вопреки революционно-демократическим воззрениям, требовавшим от искусства познания, воспроизведения и объяснения жизни, сторонники «чистого искусства» отвергали в нем «житейское волнение».

Основной смысл эстетической программы Анненкова, Дружинина, Боткина — борьба против тенденциозности и дидактики, которую они находили у Белинского и Чернышевского. Боткин и Дудышкин справедливо критиковали Чернышевского за упрощенное толкование искусства как «суррогата действительности».

Деятели триумвирата учитывали особенности содержания и формы разных видов искусства, однако на первое место они все же выдвигали поэзию как наиболее тонкий и универсальный инструмент эмоциональной выразительности. Признание полноты и жизненности содержания искусства сочеталось у них с пониманием поэтического чувства и бессознательного постижения как высшего критерия и истока искусства.

А. А. Григорьев — поэт и литературный критик 50-х — начала 60-х годов, стоявший на позициях неславянофильского «почвенничества», пытался обосновать «третью линию» в эстетике, избегая «крайности» революционно-демократической программы критического реализма и противоположных ей устремлении эстетизма. Собственная положительная программа Григорьева причудливо сочетала элементы романтического идеализма с прославлением «здоровья почвенных начал» исконно русского крестьянства и купечества⁵⁶.

Во второй четверти XIX в. развитие русской литературы протекало в исключительно трудных условиях. Одним из принципов правительственной политики стало подавление передовой культуры. В силу этого приобрела заметное влияние реакционно-охранительная литература: нравоописательные романы Ф. В. Булгарина (1789—1859), вульгарно-романтическая драматургия и проза Н. В. Кукольника (1809—1868), авантюрный роман Н. И. Греча (1787—1867). Влияние консервативных идей сказалось в исторических романах М. Н. Загоскина (1789—1852). Получила распространение во многом эпигонская поэзия В. Г. Бенедиктова (1807—1873).

В последующие десятилетия на самую высокую ступень развития русского критического реализма поднялись писатели И. С. Тургенев, И. А. Гончаров, Н. А. Некрасов, А. И. Герцен, Ф. М. Достоевский, М. Е. Салтыков-Щедрин. Под влиянием творческих идей «натуральной школы» начинал свою деятельность А. Н. Островский. Даже Л. Н. Толстой, выступивший несколько позднее, в значительной мере исходил в своем творчестве из тех же передовых литературных традиций. Этих наиболее талантливых писателей окружала большая группа писателей менее одаренных, но передовых по своим взглядам.

Прогрессивная русская литература 1840-х годов отражала особенности нового периода развития русского общества.

Белинский провозгласил «социальность» своим девизом. «Социальность, социальность — или смерть! Вот девиз мой», — писал он В. П. Боткину в сентябре 1841 г.⁵⁷

Литература, противостоящая «гоголевской школе» (а значит, и эстетике Белинского), имела свои творческие традиции и свою творческую программу. В основном это была традиция этико-философского романтизма 1820—1830-х годов. В 1840-е годы эту традицию продолжала довольно большая группа поэтов-лириков. Среди них были представители старших поколений: Н.М. Языков, С.П. Шевырев, А.С. Хомяков, Ф.И. Тютчев⁵⁸ и молодые, начинающие поэты: А.А. Фет, А.Н. Майков, Н.Ф. Щербина, Я.П. Полонский, Л.А. Мей. Они проявляли себя по преимуществу или даже исключительно в области пейзажной, любовно-элегической и философской лирики, почти не обращаясь ни к эпосу, ни к драме, ни тем более к бытовой прозе. Они стремились так или иначе обойти вопросы социальной жизни, уходя от них в мир внутренних переживаний личности, осознавая их в свете «вечных» вопросов жизни и смерти, или отдавались романтическому восприятию природы.

Еще дальше поэтов-лириков в отрицании социальности в искусстве пошли сторонники и авторы теории «чистого искусства». В основе этой теории — представление о высоком и вечном искусстве, не связанном с обыденной «грязной» реальностью, с насущными вопросами времени.

В 50-е годы тютчевская поэзия вновь пришла к читателю благодаря Некрасову, который написал статью о Тютчеве включив в нее и стихи, некогда опубликованные Пушкиным. Широко известны слова, обращенные к Пушкину: «Тебя ж как первую любовь, России сердце не забудет...». С детства повторяем мы стихи Тютчева: «Зима недаром злится. Прошла ее пора...», «Еще в полях белеет снег, а воды уж весной шумят...». Знаменито также и тютчевское четверостишие:

 

Умом Россию не понять,

Аршином общим не измерить:

У ней особенная стать —

В Россию можно только верить.

 

Оно написано в 1866 г., в период разгула реакции после покушения Каракозова, но Тютчеву были чужды революционные идеи. Читатели любых убеждений не могут не восхищаться его лирикой, так же как и лирикой Кольцова.

На движение философско-эстетической мысли этого времени оказало заметное воздействие знакомство русских мыслителей с философским учением Гегеля. Гегелевские «Лекции по эстетике», первый том которых был издан в Германии в 1835 г., сразу же нашли внимательных читателей в России. Увлеченно изучают Гегеля Н. Станкевич, А. Герцен, М. Бакунин, В. Боткин. Осенью 1837 г. с гегелевскими «Лекциями по эстетике» знакомится Белинский.

В начале 1839 г. рецензент «Отечественных записок» писал о том, что система Гегеля «обратила на себя особенное внимание наших соотечественников, многие изучают ее с усердием, переводят его сочинения и стараются распространять его философические воззрения, которые... могут принести богатые плоды русской науке»⁵⁹.

Герцен, внимательно изучивший Гегеля по первоисточнику, пришел к выводу, что его философское учение представляет собой «алгебру революции», ибо освобождает человеческое сознание от всякого рода заблуждений и преданий, переживших себя. И в сфере научных исследований Гегель «поставил мышление на той высоте, что нет возможности после него сделать шаг, не оставив совершенно за собою идеализма»⁶⁰.

Сумев в начале 40-х годов осознать прогрессивность гегелевской методологии, а с другой стороны, идеалистичность и реакционность его философии истории, равно как и абстрактную умозрительность некоторых подходов к решению отдельных эстетических проблем, Белинский пришел к убеждению, что философия должна покинуть душную атмосферу ученых кабинетов и «возвратиться в жизнь». Начало этому единению теоретического знания с живой практикой, утверждал Белинский, уже положено «левой стороной послегегеленизма»⁶¹.

Мыслители глубоко самобытные, Герцен и Белинский упорно и страстно искали научного понимания объективных законов, управляющих обществом, человеческим сознанием, художественной деятельностью. Эта единая устремленность, так же как и диалектичность их философской мысли, позволила каждому принимать и развивать теоретические приобретения другого. При этом в 40-е годы для Герцена преимущественной сферой исканий были философия, история и методология естественно-научного познания мира; Белинский же в основном был занят проблемами эстетики и этики. Позднее, после смерти Белинского (в 50—60-е годы), вопросы теории культуры оказываются в центре внимания Герцена и его соратника и единомышленника Н. П. Огарева.

В апреле 1845 г. в Петербурге была издана небольшая книга — «Карманный словарь иностранных слов, вошедших в состав русского языка». Это был первый выпуск «Словаря», охватывающий термины от А до М. Белинский приветствовал появление книжной новинки. В своей рецензии он дал «Словарю» очень высокую оценку:

«Словарь превосходен», «составлен умно», «со знанием дела». Составителем этого издания был Михаил Васильевич Петрашевский, а издан «Словарь» был совместно с Майковым.

Петрашевский явился создателем тайного общества, которое должно было взять на себя организацию крестьянского восстания. Членом его был и Достоевский. Кружок М.В. Буташевича-Петрашевского, сформировавшийся к 1845 г., отражал своей деятельностью новый период развития русского общества. В отличие от декабристов, которые нередко видели воплощение идеала гражданской свободы в прошлом — в древнем республиканском самоуправлении, петрашевцы, подобно Герцену и Белинскому, искали свой идеал, «золотой век» социализма в будущем. Так вокруг журналов «Современник» и «Отечественные записки», которыми руководил В.Г. Белинский при участии А.И. Герцена и Н.А. Некрасова, формируется революционное направление в общественно-политической мысли.

Революционеры также считали, что Россия пойдет по европейскому пути, но в отличие от славянофилов и западников полагали, что революционные потрясения неизбежны. Призывая идти вслед за Европой, они в то же время критиковали современное им капиталистическое общество, проповедовали идеи утопического социализма.

Социалистические идеалы Петрашевского, как и идеалы Белинского, были еще очень неопределенны. Это были утопические идеалы. Но они отражали ненависть русских народных масс к социальному и политическому порабощению и их борьбу против имущественного неравенства. Петрашевский был убежден, что народ должен не только сбросить цепи рабства, но и овладеть прогрессивными формами культуры — усвоить «всю предшествующую образованность». Но он понимал всю трудность достижения этого идеала. «Социализм и Россия — вот две крайности, вот два понятия, которые друг на друга волком воют... — говорил он, — согласить эти две крайности должно быть нашей задачей»⁶².

В апреле 1849 г. в результате предательства кружок Петрашевского был разгромлен. В результате 63 человека было арестовано, 21 человек был приговорен к расстрелу, в том числе Петрашевский и Достоевский. За несколько секунд до казни расстрел был заменен каторгой.

Реакционные круги России испытывали глубокую тревогу и неуверенность в своих силах, и правительство Николая I начало применять крайние охранительные меры. Политическая слежка резко усилилась. Русские подданные были срочно возвращены из-за границы, а въезд в страну иностранцам запрещен. Весной 1848 г. был арестован и сослан М. Е. Салтыков-Щедрин за публикацию своих повестей.

Через год после разгрома петрашевцев арестовали Огарева и Сатина. Герцен избежал ареста ценой отказа вернуться на родину и лишения русского гражданства, Белинский — из-за тяжелой болезни и преждевременной смерти (7 июня 1848 г.) В университетах изучение философии и права окончательно заменили преподаванием богословия. Число студентов было сильно сокращено. Усилился цензурный гнет. В апреле 1848 г. создается «секретный комитет по делам печати» под председательством реакционера Д. Бутурлина, которому были даны полномочия по удушению передовой литературы и критики. Начался период «цензурного террора», продолжавшийся до весны 1856 г., когда, потерпев военное поражение под Севастополем, правительство Александра II (1855—1881) вынуждено было заговорить о реформах и ослабить в стране политический гнет⁶³.

Резкое усиление реакционного гнета отразилось не только на положении передовой литературы и журналистики. Оно затронуло даже славянофилов с их робкой критикой полицейско-бюрократического режима. В 1849 г. были арестованы Ю. Самарин и А. Аксаков. Славянофилам запретили носить бороды и старинного покроя одежды. В 1852 г. славянофилы выпустили третий том своего «Московского сборника», который вызвал резкое недовольство «бутурлинского комитета». Новый, четвертый том «Московского сборника», подготовленный на 1853 г., был запрещен правительством, а его активные участники арестованы. И если петрашевцев Николай I отправил на каторгу, то славянофилов он приказал «вразумить и отпустить».

В этот период «мрачного семилетия» (1848—1855) имена Белинского, Фейербаха, Гегеля вообще было запрещено упоминать в печати. Не увидели сцены в 50-х годах первые пьесы А.Н. Островского, М.Е. Салтыкова-Щедрина. Русская национальная опера, имевшая своим родоначальником М. И. Глинку, в официальном представлении не могла соперничать с итальянской оперой. Крупнейший русский живописец середины века А. А. Иванов работал за границей.

Непримиримый конфликт между потребностями духовной жизни страны и реакционной политикой самодержавного правительства ставил в тяжелое положение не только русскую культурологическую науку, но и всю русскую культуру.

В этих условиях обостренный интерес революционно-демократической культурологии к общественному долгу и назначению искусства полностью отвечал моральному подъему всей русской художественной культуры XIX в. Начиная с Пушкина и Гоголя, русские художники постоянно стремились воплотить в своих произведениях высокий социально-гуманистический нравственный идеал. Это коренная черта национального своеобразия искусства стала еще более очевидной во второй половине XIX в., когда русская литература, музыка, живопись приобрели мировую известность и начали оказывать все возрастающее влияние на художественное развитие Запада. Всемирно-историческое по широте поставленных проблем русское искусство XIX в. выявляло интимно-человеческий смысл этой проблематики, будь то роман Ф. М. Достоевского или Л. Н. Толстого, стихотворение Н. А. Некрасова или Ф. И. Тютчева, опера П. И. Чайковского или М. П. Мусоргского, картины И. Е. Репина или В. И. Сурикова. Но об этом пойдет речь в культуре второй половины XIX в.

В 30-е годы XIX в., в первой его половине, все более заметную роль в общественной жизни играл театр. Театры существовали во многих городах России. Но центрами театральной жизни были, конечно же, столичные театры: с 1824 г. — Малый и с 1825 г. — Большой театры в Москве, Александрийский в Петербурге (с 1832 г.).

В начале века на сцене шли русские отечественные и переводные пьесы. В популярных комедиях И.А. Крылова, А.А. Шаховского, Н.И. Хмельницкого, в трагедиях В.А. Озерова, П.А. Плавилыцикова играли талантливые актеры И. А. Дмитриевский, В.А. Каратыгин, П.С. Мочалов, Е.С. Семенова. Вместе со всеми зрителями им рукоплескал и великий Пушкин:

 

Там Озеров невольны дани

Народных слез, рукоплесканий

С младой Семеновой делил⁶⁴.

 

Утверждению романтизма на сцене русского театра во многом способствовала замечательная игра П.С. Мочалова. В произведениях Шиллера, Шекспира он создал замечательные образы сильных и волевых людей, борцов за правду и социальную справедливость.

Особенно хороша на петербургской сцене с 1803 по 1826 г. была трагическая актриса Екатерина Семенова (1786—1849).

В первую половину XIX в. большого расцвета достигла русская национальная музыка. С этим было во многом связано открытие в Москве в 1825 г. Большого театра. Так опера и московская балетная группа получили технически оснащенную сцену. К началу 1830-х годов в Москве и Петербурге работали высококвалифицированные балетные коллективы, ставились главным образом пестрые, пышные зрелища (французские балетмейстеры А. Блаш и А. Титюс). В балетных постановках неподражаема была талантливая русская актриса Истомина. И опять невольно память нас возвращает к Пушкину:

 

Блистательна, полувоздушна,

Смычку волшебному послушна,

Толпою нимф окружена,

Стоит Истомина; она,

Одной ногой касаясь пола,

Другою медленно кружит,

И вдруг прыжок, и вдруг летит,

Летит, как пух от уст Эола;

То стан совьет, то разовьет,

И быстрой ножкой ножку бьет.

 

С ростом романтических тенденций в начале XIX в. связано тяготение к сказочным («Леста, днепровская русалка» С. И. Давыдова, 1805) и народно-эпическим («Илья-богатырь» К.А. Кавоса на либретто Крылова, 1806) сюжетам в оперном творчестве.

Крупнейший представитель русского оперного романтизма в доглинкинский период — А.Н. Верстовский. В его сочинениях национально-легендарные и исторические сюжеты, мрачно-таинственный романтический колорит сочетаются с народно-бытовыми элементами. Из его опер наиболее популярна «Аскольдова могила» (по роману М. Н. Загоскина, 1835).

В камерной вокальной лирике романтические тенденции способствовали расширению эмоционального диапазона, обогащению выразительных средств. Творчеству А. Д. Жилина, Н. А. и Н. С. Титовых свойственны некоторые черты прекраснодушного сентиментализма.

Характерный для романтизма жанр баллады наиболее ярко представлен в творчестве Верстовского. Простотой, близостью к бытовым формам отличается вокальное творчество А.Е. Варламова и А.Л. Гурилева.

Народное творчество — это тот постоянный источник, из которого русские композиторы черпают темы и мотивы для своих произведений. Многие романсы, написанные в то время — «Соловей» Алябьева, «Красный сарафан» Варламова, «Матушка-голубушка» Гурилева — и теперь волнуют слушателей глубоким лиризмом и чарующей гармонией звуков.

Родоначальником национальной русской музыки считается Михаил Иванович Глинка (1804 — 1857). Великий композитор говорил: «Создает музыку народ, а мы, художники, только ее аранжируем». В его романсах, симфониях, операх «Иван Сусанин» и «Руслан и Людмила», написанной по одноименной поэме Пушкина, постоянно присутствуют народные мелодии.

Творчество М. И. Глинки открывает эпоху высокого классического расцвета русской музыки. Глубина и богатство реалистического постижения мира соединяются в его произведениях с идеальным совершенством формы, гармонической ясностью и законченностью художественного воплощения. Благодаря Глинке русская музыкальная школа стала одной из ведущих национальных школ европейской музыки. Глинка отразил разнообразные стороны отечественной действительности в различных музыкальных жанрах. Центральное место в его наследии занимают две оперы: «Иван Сусанин» (1836) и «Руслан и Людмила» (1842), отличающиеся яркой национальной типичностью образов, величием и монументальностью замысла. Глинка был также замечательным мастером симфонического жанра, его «Камаринская» (1848), «Испанские увертюры», «Арагонская Хота» (1845), «Ночь в Мадриде» (1851) и другие оркестровые сочинения явились основой русского национального симфонизма. На истории создания одной из опер Глинки «Иван Сусанин», видимо, стоит остановиться особо. Жуковский предложил Глинке взять в основу оперы правдивый эпизод русско-польской войны 1612 г. — подвиг Ивана Сусанина⁶⁵. Глинка вспомнил, что еще юношей читал «Думу» Рылеева об Иване Сусанине — одно из значительнейших произведений казненного поэта-декабриста, самое имя которого теперь стало запретным. Не прошло и года, как Глинка написал оперу и приступил к ее постановке на сцене. Но театральной дирекции показалось мало «верноподданнических речений», коими изобиловал розеновский текст (текст оперы

⇐ Предыдущая78910111213141516Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: