Глава XIV. 1956—1985 гг. — хрущевские «оттепели» и зарождение многоцветья в искусстве и культуре

«Поэтический бум» и деревенская проза. Уравниловка на производстве. «Заморозки» брежневского неосталинизма. Диссидентское движение. Культура эпохи «застоя». Русские — первые в космосе.

Что пройдет, то будет мило.

А. С. Пушкин

XX съезд КПСС (14—25 февраля 1956 г.) стал во многом переломным моментом в истории страны, хотя далеко не все связанные с ним надежды впоследствии оправдались. Съезд и особенно исторический доклад на нем Н. С. Хрущева «О культе личности и его последствиях» дали толчок процессу обновления общества, положили начало развенчанию мифов сталинизма, освобождению общественного сознания от догм и идеологических стереотипов. Период в жизни страны, связанный со съездом, получил название «оттепели» (по одноименному роману И. Эренбурга). Особенно этот период повлиял на молодое поколение, многие представители которого и позднее, в условиях брежневской реакции, остались верны убеждениям, формировавшимся в годы «оттепели».

Стержнем политической системы советского общества в рассматриваемый период, как прежде, являлась КПСС. Все основные решения в государстве принимались при участии и руководстве партии, в соответствии с «генеральной линией» ее политики.

КПСС делилась как бы на три уровня: рядовой состав, который практически не имел возможности влиять на выработку политики партии; партбюрократия, бывшая становым хребтом партии и реально осуществлявшая политику; верхушка партии, обладавшая абсолютной реальной властью и принимавшая решения.

В отношении рядового состава изменений в этот период произошло немало. Пытаясь опереться на силу, противостоящую партократии, Хрущев стимулировал в некоторой степени внутрипартийную демократию. Повысились значение партсобраний и ответственность перед ними выбранных делегатов.

В годы «оттепели» заметно повысился уровень жизни советского народа, причем в городе он был по-прежнему выше, чем в сельской местности. Повышались как зарплата (в среднем на 35%), так и общественные фонды потребления, впервые рядовые труженики стали получать отдельные квартиры. С 1956 г. продолжительность рабочего дня для рабочих в предвыходные и предпраздничные дни уменьшилась на 2 часа, установлен 6-часовой рабочий день для подростков в возрасте 16—18 лет. В 1956—1960 гг. закончили перевод всех рабочих и служащих на 7-часовой рабочий день. С 1957 г. повышена заработная плата низкооплачиваемым рабочим и служащим. В 1956 г. в 2 раза и более были повышены размеры пенсий подавляющему большинству пенсионеров. Принятое постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 31 июля 1957 г. «О развитии жилищного строительства СССР» положило начало широкому жилищному строительству.

1956—1964 гг. характеризовались ростом социальной активности. Прежде всего это коснулось самого массового движения — профсоюзного.

Общественная активность, всплеск которой начался с «оттепелью» и разоблачением культа личности, была особенно характерна для молодежи. В эти годы происходит массовый рост рядов комсомола, составивший за четыре года между XII (1954) и XIII (1956) съездом ВЛКСМ свыше 10 млн человек, общая численность этой организации достигла 18 млн¹.

В то же время конец «оттепели» ознаменовался первыми открытыми, хотя и весьма малочисленными и неорганизованными протестами против политической системы в СССР; В июне 1962 г. в Новочеркасске состоялась демонстрация трудящихся, требовавшая улучшения жизненного уровня. Демонстрация была разогнана с помощью войск².

Подлинной национальной трагедией явилось вооруженное подавление восстаний в Венгрии в 1956 г. и в ГДР в 1961 г., хотя антисоветские выступления более мелкого масштаба имели место и в других странах, прежде всего в Польше (1956 г. — волнения в Познани).

Вслед за «берлинским кризисом» (весна—лето 1961 г. и возведением вокруг Западного Берлина стены) последовал «карибский» или, как его называют в странах Запада, «ракетный кризис». Этот кризис поставил мир на грань мировой катастрофы, так как СССР и США, как никогда ранее, оказались у черты термоядерной войны. И лишь благодаря прямым переговорам 22—27 октября 1962 г. по трансатлантическому телефону между президентом США Дж. Кеннеди и лидером Советского Союза Н. Хрущевым удалось предотвратить ядерный катаклизм.

1965—1984 гг. были двадцатилетием наиболее стабильного развития советского общества (в историю эти годы вошли как «застойные»). В этот период при отсутствии внутри- и внешнеполитических катаклизмов были достигнуты наивысшие уровни в экономической, социальной и культурной областях при советско-бюрократической системе государственного устройства. В то же время именно в этот период начался всеобъемлющий кризис

Советского, государства и общества, что особенно проявилось уже после 1985 г.

В 1965—1985 гг. завершилось складывание основных институтов советской бюрократической системы. Одновременно все более отчетливо проявлялись ее неэффективность, порочность самих основ, на которых она была создана.

Согласно новой Конституции СССР, принятой в 1977 г.. Советы депутатов трудящихся стали называться Советами народных депутатов. Тем самым подчеркивалась социальная однородность советского общества, провозглашенная официальной идеологией. Однако в формально «народных» органах власти по-прежнему все определяли партийные и государственные чиновники.

Полная бюрократизация общества не означала, что невозможно было подняться по социальной лестнице вверх (пример М. С. Горбачева и Б. Н. Ельцина свидетельствует как раз об обратном), но подниматься можно было, только приняв правила номенклатурной борьбы и став примерным чиновником. Продвижение наверх в любой сфере возможно было лишь в том случае, если человек был активным членом КПСС. Это было основной причиной, почему в 1965—1985 гг. интенсивно росли ряды партии. В КПСС был весь бюрократический аппарат и значительная часть карьеристски настроенной бюрократизирующейся интеллигенции. К середине 80-х годов в КПСС насчитывалось около 19 млн членов и кандидатов. Исключение из партии автоматически влекло за собой снятие со всех руководящих постов.

В 60—80-е годы количество общественных организаций интенсивно увеличивалось. Одновременно нарастал процесс их бюрократизации. Кроме самых крупных и представительных, таких, как профессиональные союзы и ВЛКСМ, появилось много новых. Среди приобретших влияние в стране можно назвать Комитет советских женщин, Советский комитет защиты мира. Комитет молодежных организаций, Советский Красный Крест и многие другие. Но эти организации не были, по существу, общественными, они были бюджетными, ими руководили партийные органы, а руководящие посты в них занимали представители все той же партийно-государственной номенклатуры. Как профсоюзы, так и комсомол теряли последние элементы демократизма, шло интенсивное разбухание их управленческого аппарата. Членство в этих организациях постепенно становилось насильственным — любой работник промышленности или сельского хозяйства считался членом профсоюза (в 1985 г. — 137,7 млн человек, в 31 отраслевом профсоюзе), а почти каждый молодой человек — членом ВЛКСМ (общая численность в 1985 г. свыше 40 млн)³.

Эти и все другие организации были поставлены под полный контроль партийных органов, что привело к потере к ним интереса со стороны общественности, и прежде всего молодежи.

Примерно та же политика полного контроля проводилась и по отношению к церкви.

Облегчение в жизни церкви, происшедшее во время войны, длилось недолго. Советская власть испугалась начинавшегося религиозного возрождения. В среде молодежи появились верующие, образовывались студенческие кружки. В церковь приходили дети видных советских чиновников — коммунистов. При Н. С. Хрущеве началось новое гонение на церковь. Около 15000 храмов было закрыто после 1959 г., антирелигиозная пропаганда усилилась. Уже существовавшие законы, запрещающие обучать детей религии, стали теперь толковаться как запрещение детям приходить в церковь. Священник не должен был начинать службу, если в храме были дети. Если родители воспитывали детей в религиозном духе, детей могли у них отнимать и отдавать в приюты.

Уравниловка на производстве, соответствовавшая идеологической установке на сближение социальных групп, привела к падению престижа сложного, квалифицированного труда, ликвидировала стимулы роста квалификации и производительности.

Социальная активность трудящихся, рожденная в период «оттепели», проявляла себя, правда, все меньше и меньше и в «застойный период». Кроме того, сам партийно-государственный аппарат был заинтересован в «маяках» производства, чтобы показывать эффективность производительных сил в СССР. Но отдельные успехи и достижения так и оставались отдельными успехами, так как бюрократический механизм ни в коем случае не был заинтересован в их распространении.

Несмотря на все негативные явления в экономике, уровень жизни в СССР медленно повышался до середины 70-х годов, а затем более чем пятилетие не снижался. Росла заработная плата основных категорий трудящихся, увеличивались общественные фонды потребления, делались серьезные, правда недостаточные, финансовые инвестиции в медицину, образование, спорт, отдых. Снабжение населения продуктами питания и изделиями легкой промышленности достигло своего максимума.

Реальный жизненный уровень стал падать лишь с начала 80-х годов.

Как и в общественно-экономической, так и в сфере науки, образования, культуры время «оттепели» ознаменовалось определенным подъемом.

Большое внимание было уделено среднему и высшему образованию. В декабре 1958 г. был принят закон, согласно которому вместо семилетнего образования вводилось всеобщее обязательное восьмилетнее. Существенно увеличился выпуск специалистов из вузов. В 1958/59 учебном году советские вузы выпустили специалистов почти в 3 раза болыце, чем высшая школа США.

В 1959 г. 39% рабочих и 21% колхозников имели среднее и даже высшее образование, тогда как в 1939 г. среди лиц физического труда такое образование имели лишь 4,3%.

В августе 1974 г. сессия Верховного Совета РСФСР приняла постановление «О мерах по завершению перехода ко всеобщему среднему образованию в РСФСР». Определены три основных пути осуществления среднего образования — средние общеобразовательные школы, средние специальные учебные заведения, средние профессионально-технические училища. В августе 1974 г. Верховный Совет РСФСР принял Закон о народном образовании, направленный на совершенствование деятельности всех учебных заведений. В 1974 г. в средние учебные заведения было принято 92% выпускников 8-х классов общеобразовательных школ всех видов (на 18% больше, чем в 1970 г.).

За годы советской власти создана сеть внешкольных учреждений. В начале 1974 г. имелось 2350 дворцов и домов пионеров и школьников, 414 станций юных техников, 228 станций юных натуралистов, 90 экскурсионно-туристических станций, 98 парков системы Министерства просвещения.

В годы «застоя» (60—80-е годы) в школах учащихся ориентировали в основном на продолжение образования в вузах, в то время как обществу остро не хватало квалифицированных специалистов среднего звена. Попытками преодоления этой дисгармонии явилось увеличение технической и профессиональной ориентации школьников в средней школе, увеличение ПТУ и техникумов. Но в целом эта проблема не только не была решена, но даже обострилась к концу периода.

Кризисное состояние школьного образования вызвало попытку осуществить реформу школы (1983—1984), чтобы сориентировать ее на нужды экономики. Но неподготовленность, непонимание причин кризисных явлений как в экономике, так и в образовании привели к быстрому отказу от нее. Уже в 1985—1986 гг. реформа была свернута.

Вместе с тем появился целый ряд преподавателей, которые творчески подходили к школьному образованию. Среди них можно назвать В. Ф. Шаталова, Е. И. Ильина, Ш. А. Амонашвили и ряд других.

Аналогичные проблемы стояли и перед высшей школой. Несмотря на то что в стране постоянно росло количество вузов и университетов (число последних в 1985 г. достигло 69), промышленность и сельское хозяйство страны испытывали все возрастающую потребность в квалифицированных кадрах. Главными причинами этого были нерациональное использование выпускников вузов, понизившийся уровень их подготовки, связанный с оторванностью от практики, снижение престижа дипломированного специалиста.

Как и в сфере экономики, время «оттепели» (1956—1964) характеризовалось подъемом советской науки и культуры. За это время увеличилось число научных учреждений до 3,2 тыс. В 1958 г. в СССР были созданы или заложены основы таких современных отраслей производства, как атомное машиностроение, космическая техника, микробиологическая промышленность, лазерная техника, разработаны новые эффективные материалы и технологические процессы.

В июле 1956 г. в воздух поднялся первый советский реактивный самолет Ту-104, в 1957 г. был осуществлен запуск многоступенчатой межконтинентальной баллистической ракеты. Мы стали одной из самых образованных стран мира, обогнав по уровню грамотности и числу студентов высших учебных заведений ведущую страну мира — США. И то, что наша страна у первой в мире 4 октября 1957 г. запустила в космос спутник, было отнюдь не случайностью. Этот фактор вызвал буквально шок на Западе.

12 апреля 1961 г. российский летчик-космонавт Юрий Гагарин совершил первый в истории полет человека в космос. Он положил начало освоению околоземного пространства человеком с помощью искусственных спутников земли.

Произошла реорганизация Академии наук, из ведения которой были изъяты учреждения, разрабатывавшие прикладную тематику. Одновременно создавались институты и лаборатории проблемно-теоретического характера, особенно много в области физико-математических наук. В мае 1957 г. правительство СССР приняло решение о создании на востоке страны крупного научного центра — Сибирского отделения Академии наук СССР. Началось строительство в районе Новосибирска научного городка, вскоре ставшего крупнейшим в стране исследовательским центром. В 1957 г. в СССР был запущен самый мощный в мире ускоритель элементарных частиц — синхрофазотрон.

В 1956 г. в г. Дубне недалеко от Москвы был создан крупный международный исследовательский центр — объединенный Институт ядерных исследований. Всемирную известность получили работы советских физиков — академиков Л. Д. Ландау, М. А. Леонтовича, А. Д. Сахарова, И. Е. Тамма, Н. Н. Боголюбова и др. Началось производство отечественной вычислительной техники. Важное теоретическое и прикладное значение имели работы академиков Л. А. Арцимовича, М. В. Келдыша, М. А. Лаврентьева, нашедшие применение в области теории ядерного синтеза, теории поля, гидродинамики, аэродинамики и других областях науки. Надо сказать, что в фундаментальных областях науки, в первую очередь в области физики, химии, и конечно же, в космосе, наша страна не только не отставала, но и шла впереди многих западных стран. Постоянный научный прогресс происходил и в военных областях. Что же касается прикладных областей, особенно компьютеризации, то здесь мы безнадежно отставали от Запада.

Книгоиздание в начале 80-х годов приобрело не только массовый, но и многонациональный характер. Треть ежегодных изданий книг (по тиражу) составляла художественная литература. Книги издавались на 89 языках народов СССР и 56 языках народов зарубежных стран.

По сравнению с 1913 г. тираж книг и брошюр на русском языке увеличился в 2,5 раза, на армянском — в 23, на грузинском — в 29, на казахском — в 90 раз, на украинском — в 153, на узбекском — в 263 раза. Если перед первой мировой войной на 100 человек выпускалось 62 экземпляра книг, то теперь на одного человека приходилось 7 книг, а на семью — более четырех периодических изданий.

По данным ЮНЕСКО, СССР занимал в эти годы первое место в мире не только по количеству книг на человека, но и по количеству и тиражам переводных изданий. За годы советской власти у нас изданы произведения авторов более 100 государств, в их числе более 1200 писателей бывших социалистических стран, 522 писателя Франции, 325 — США, 316 — Англии, 132 — Италии, около 500 — стран Азии и Африки. Всего за годы советской власти в нашей стране вышло 4,5 тыс. изданий писателей Азии и Африки общим тиражом свыше 200 млн экземпляров. В Советском Союзе издавалось переводных книг в 9 раз больше, чем в Англии, в 4 раза больше, чем в США, в 6,5 раза больше, чем в Японии.

Приведем еще один пример. Если в 1976 г. у нас было издано 1587 названий переводной литературы, то в 1982 г. их было уже 2059.

В то же время, также по данным ЮНЕСКО, ежегодно более чем в 50 странах мира издается около 2500 названий книг авторов нашей страны. К этому можно добавить, что в 1983 г. у нас издавалось 7844 различные газеты на языках народов СССР, их разовый тираж 178 млн. У нас издавалось 108 молодежных и 24 детские газеты, 4859 журналов и изданий журнального типа — годовой тираж более 3 млрд экземпляров.

XX съезд КПСС 1956 г. внес изменения в духовную жизнь советского общества. В 1958 г. было принято постановление ЦК КПСС «О исправлении ошибок в оценке опер «Великая дружба», «Богдан Хмельницкий», «От всего сердца». Именно тогда берут начало тенденции, которые более чем на два десятилетия вперед определили основные течения литературы: деревенская проза (Овечкин, Дореш), военная проза (Симонов).

Постоянно увеличивались денежные средства на развитие культуры (так, они выросли с 55,9 млрд руб. в 1970 г. до 125,6 млрд в 1985 г.). Создаются новые творческие союзы: Союз работников кинематографии СССР, Союз писателей РСФСР, Союз художников РСФСР, начали издаваться новые журналы. И тем не менее не стоит идеализировать эти годы.

Можно вспомнить и хрущевские разносы творческой интеллигенции, описанные, в частности, Тендряковым (1 декабря 1962 г. состоялось печально известное посещение Н. С. Хрущевым выставки московских художников в Манеже, закончившееся разгромом Э. М. Билютиным руководителей творческой студии), и травлю Пастернака в 1958 г. и его романа «Доктор Живаго», опубликованного за рубежом, а также присуждение ему Нобелевской премии, за что Б. Л. Пастернак был исключен из Союза писателей, и т.п. Но важно видеть общую тенденцию, которую определяют не эти рецидивы сталинщины, а обстоятельства совсем иного плана.

В это время в литературе появляются тенденции, принципиально важные для ее развития. Возвращается в литературу, чаще всего посмертно, целый ряд величайших писателей: Бабель, Пильняк, Есенин, Куприн и Бунин, из XIX в. — Достоевский, из рубежа веков — Сологуб и многие, многие другие. Именно в это время из запасников 30-х годов был извлечен роман «Мастер и Маргарита» Булгакова, который продолжал производить тектонические сдвиги в эстетическом сознании.

Вместе с тем именно в сфере культуры особенно отчетливо проявились свойственные этому времени прямые рецидивы сталинизма. Партийные руководители по-прежнему вторгались своими указаниями в литературу, живопись, науку, пытаясь подчинить идеологическим штампам творческий процесс.

В 1957—1962 гг. проводились «встречи» руководителей партии и правительства с деятелями культуры и искусства, представителями советской интеллигенции, на которых звучали крайне резкие оценки таких антисталинских произведений, как романы «Не хлебом единым» В. Дудинцева, «Рычаги» А. Яшина, «Собственное мнение» Д. Гранина, «Семь дней недели» С. Кирсанова; фильм М. Хуциева «Застава Ильича» был назван очернительским, но начавшаяся борьба со сталинизмом продолжалась, и продолжалось заполнение «белых пятен» и знакомство с западной культурой.

Воспоминание-эссе И. Эренбурга «Годы, люди, жизнь» (1961) впервые для поколения шестидесятников «открыло» М. Цветаеву, М. Волошина, И. Бабеля, О. Мандельштама, М. Шагала, В. Кандинского, А. Таирова. Книга как бы подняла «железный занавес», показав необъятные горизонты взаимодействия художественно-интеллектуальных сил России и Европы: П. Пикассо, Ф. Леже, Э.-М. Ремарк, Э. Триоде, Д. Ривера, Ч. Чаплин, Ж. Кюри. Калейдоскоп имен и событий создавал неповторимую ауру, которая насыщала воздух эпохи особым социокультурным настоем, его жадно вдыхало новое время.

Шестидесятые создали новые связи между культурой и повседневностью, формируя иную политическую и нравственную культуру. Далеко за рамки обычной театральной деятельности вышли коллективы «Современника» и Театра на Таганке, ставшие центрами инакомыслия и подтекста эпохи. Их посещение уже воспринималось как политическое сопротивление надвигающемуся неосталинизму. Общественное сознание созревало именно там, готовясь к новой схватке. Уже были созданы романы «Новое назначение» А. Века, «Жизнь и судьба» В. Гроссмана, поэма «По праву памяти» А. Твардовского. Исповедью поколения 20—30-х гг. стали лагерные воспоминания Е. Гинзбург и Г. Серебряковой. Однако им предстоял долгий путь к массовому читателю. «Катакомбная» культура стала известной лишь с помощью «Самиздата». Концентратом борьбы с неосталинизмом этого времени стал журнал «Новый мир», руководимый А. Твардовским. В истории культуры советского периода это великое противостояние неосталинизму, особенно после снятия Хрущева, подняло культурно-духовные проблемы журнальной полемики до многоаспектной политической и идеологической борьбы эпохи.

В 60-х годах одним из следствий временной «оттепели» был «поэтический бум» в нашей художественной культуре. «Оттепель» наступила после долгого перерыва — появились сборники непечатаемых, крамольных Ахматовой, Пастернака, Цветаевой, Заболоцкого... За ними, вдохновленные ими, приходят молодые.

В литературу вошла группа молодых поэтов и писателей, чьи выступления, при всем различии художественного таланта, отличались активными творческими поисками: Е. А. Евтушенко (р. 1933), А. А. Вознесенский (р. 1933), Р. И. Рождественский (1932—1994), В. Д. Цыбин (р. 1932), В. П. Аксенов (р. 1932), Ю. П. Казаков (р. 1927). Активно работает поэт Эдуард Асанов.

Пьесы В. Розова, книги В. Аксенова и А. Гладилина, стихи Е. Евтушенко и А. Вознесенского, кинофильм М. Хуциева «Застава Ильича», сборник «Тарусские страницы» (1961) воспринимались как нравственно-политическая позиция «детей-шестидесятников», отторгнувших сталинщину и «человека-винтика».

В 60-е годы выросло целое поколение молодых кинорежиссеров, сценаристов, актеров. С. Бондарчук, И. Таланкин, Г. Чухрай, Б. Алов и В. Наумов, М. Хуциев в тесном единении с мастерами старших поколений — М. Калатозовым, Ю. Райзманом, М. Роммом, С. Герасимовым — создали немало значительных фильмов, ставших событием не только в советском, но и в мировом киноискусстве. «Баллада о солдате», «Судьба человека», «Летят журавли», «Девять дней одного года» — эти картины покорили сердца многих людей. Но общая ситуация была такова, что ничего, кроме разрешенного подцензурного, появиться не могло, таким образом, и сама смелость в печати проходила сквозь цензуру. Чтобы оставаться благополучным, приходилось ограничивать себя лишь «дозволенной» смелостью и тосковать по настоящей. Но даже «дозволенная» смелость, если она была чересчур правдивой, народной, вызывала неприятие. Пример с травлей Твардовского.

Ностальгическая нота с этого времени — самая искренняя и поэтически верная: сожаление о несделанном. Поэзия прихвачена общим похолоданием.

Поэтический бум питался восторженным ощущением от возможности сказать, которая открылась не только потому, что разрешили, но потому, что было осознано величие русской поэтической традиции XX в.

К началу 70-х годов поэтический бум исчерпал себя, хотя его инерция еще долго продолжала сказываться — в медленно падающей популярности его творцов.

«Громким» поэтам противопоставляются «тихие» (вводится даже термин «тихая лирика», под который попадают поэты самые разные: от Н. Рубцова до В. Соколова и Д. Самойлова). Тех, кого именуют «тихими», объединяет не характер поэтической культуры (он порой очень разный), но в первую очередь поэтическая судьба, в которой обязательно присутствует поздняя или запоздалая известность.

Эта поэзия не рвется к эстрадному микрофону. Так, 70-е годы стали временем запоздалых, а то и посмертных открытий: сначала вологодский поэт Николай Рубцов (1936—1981), потом воронежский Алексей Прасолов (1930—1972).

На протяжении 70-х годов многие поэтические имена независимо от желания самих поэтов сделались объектом критического манипулирования, выстраивались ряды и школы. «Органичным» поэтам (Рубцов и Прасолов открывают их ряд) противопоставляли «неорганичных», «книжных»: А. Тарковского, Д. Самойлова, Б. Ахмадулину, Ю. Мориц, А. Кушнера, хотя у каждого из названных своя «книжность», свое, порой очень резкое отношение к традиции и своя мера одаренности.

Период «послепоэтического бума», период во многом неопределенный, странный, не лучший для поэзии, но и не вовсе бесплодный, закончился. Остается ожидать, каким будет новое время в поэзии, отсчет которого уже начался — с узнавания тех, кто не пришелся ко двору, кого за предшествующие десятилетия не печатали, но кому не смогли запретить писать, быть поэтом. Мелочная и постоянная опека деятелей культуры со стороны государственного аппарата, и прежде всего Министерства культуры, приводила к снижению художественного уровня произведений. В то же время в этот период появился ряд кинофильмов, спектаклей, произведений литературы, песен, которые выделялись из основной массы посредственности. Среди писателей можно выделить В. Аксенова, А. Битова, Ф. Искандера, поэтов И. Бродского, Н. Коржавина, А. Галича, художников О. Целкова, М. Шемякина, режиссеров А. Тарковского, Ю. Любимова, А. Германа, Т. Абуладзе, С. Параджанова, братьев Михалковых и др.

Такие будоражившие нашу совесть произведения, как «Протокол одного заседания» А. Гельмана, «Сталевары» Г. Бокарева, «Камень чистой воды» Г. Панджикидзе, «Совесть» А. Якубова, «Гараж» Э. Рязанова, «Змеелов» Л. Карелина и ряд других еще в 70-е — начале 80-х годов предвосхитили борьбу нашего народа против очковтирательства, протекционизма, расхлябанности, вседозволенности, с которой начался революционный по своему духу процесс перестройки нашего общества.

Среди тех, кто обратился к теме о преступлениях против нашего народа, были Лидия Чуковская со своей пьесой «Софья Петровна», Юрий Бондарев — роман «Тишина», Юрий Трифонов — документальная книга «Отблеск костра».

Трифонову так и не удалось глубоко осмыслить и понять драму 37-го года. Трифонов не увидел связи между террором 18— 20-х годов и террором 37-го.

Как художник наиболее ярко Трифонов проявился в повестях «московского» цикла — в «Обмене», «Предварительных итогах», «Долгом прощании», в историческом романе «Нетерпение».

Драматичной оказалась в условиях застоя, когда реальная история была заменена «историей праздников», ритуалом заседаний, судьба такого течения 60—80-х годов, как «деревенская проза». В него входили серьезные писатели-реалисты: Е. Носов, В. Овечкин, Ф. Абрамов, ныне работающие В. Астафьев («Последний поклон»), В. Распутин («Живи и помни»), В. И. Белов («Привычное дело»).

В романах и повестях С. Залыгина, в числе первых обратившегося к этой теме, Б. Можаева, К. Воробьева, М. Алексеева, М. Скромного, В. Шукшина, И. Акулова показано, как начинался процесс раскрестьянивания, как стравливали между собой зажиточных трудолюбивых крестьян и беднейшие слои деревни, что вызывало новые потоки крови и ненависти. К чему это привело, красноречиво свидетельствуют повести Федора Абрамова, Владимира Крупина, Виталия Маслова, Виктора Потанина, Валентина Распутина.

Русская деревня всегда была сильна своей отзывчивостью и соборностью. Она сумела всем миром не только весело справлять свадьбы, но и дружно, с песней браться за важную работу. Но вот началось постепенное разрушение души: самых трудолюбивых крестьян лишали земли и лошадей. У народа отнимали ощущение хозяина. Эта ломка сознания, быта, хозяйственного уклада происходила нелегко.

Писатели-«деревенщики» с ужасом увидели исчезновение русской деревни, обесценивание народной культуры, «религии труда» на земле, трагедию очередного превращения народа в молчаливого анонима и социологическую марионетку. Эти произведения — сигнал тревоги и боли.

Валентин Пикуль — последовательно разрабатывал в своем творчестве тему исторического прошлого России. Свыше двадцати романов, охватывающих бытие государства с начала XVIII в. и до нашего времени, создано Пикулем за тридцать семь лет упорного литературного труда.

В 60-е годы по контрасту с «официальной», но вовсе не в отрыве от нее, начинает складываться «контркультура».

Как Окуджава пел песни по квартирам, но был уважаемым человеком в Союзе писателей, так часто было и с художниками. Многие (как раз те, кто «выжил», не сломался) могли числиться по секции графики, зарабатывать оформлением детских книг, но дома, в мастерских, творили живопись, о которой знали лишь избранные.

Альтернативная культура как нечто целостное и совсем автономное создается позже. Ситуация, о которой писал Вознесенский, что поэты уходят в дворники и в истопники, — это 70-е годы. Тогда появляется много людей, которые принципиально не хотят идти в общей упряжке, выбирают полную свободу от официальной культуры. Они не читают газет, не смотрят телевизор, но зато им доступны свежие видеофильмы и западные журналы, старые книги и современные рок-ансамбли; они формируют свое альтернативное культурное пространство, со временем сформировавшееся и выразившееся в инакомыслии, а затем и в диссидентстве.

К диссидентству относилось издание «самиздатовской» литературы, например журнала «Синтаксис» (редактор — поэт Е. Гинзбург, осужденный в 1960 г.), деятельность «антисоветчиков» первого поколения диссидентов — Б. Гананскова, В. Буковского, Э. Кузнецова и др.

Диссидентство имело ряд специфических черт. Во-первых, оно создало новую социокультурную и политическую ситуацию в открытом поединке с системой, а не только с ее крайностями. Во-вторых, диссидентство отказалось от идеализации культуры 20-х, близко подошло к их объемной оценке, преодолевая романтизм «шестидесятников»; в-третьих, диссидентство активно политизировало катакомбную культуру, придало ей статус «главной», «гонимой», сделало ее известной на Западе. В этом был и свой «минус»: Запад не знал и не знает до сих пор нашей культуры «в тени» официоза, которая оставалась негромкой, человечной, традиционно русской, лишенной политизированной шумихи и полускандальной славы. Для нее и по сей день русская культура и Россия — неразменная монета. К сожалению, диссидентская «пена» сыграла дурную роль в обновленческих процессах и в 80-х. Уроки культурного диссидентства 60-х показали, что одно отрицание вне национальной традиции и идеи не может быть позитивным, а способно активизировать люмпенско-маргинальные представления о культуре инакомыслия в целом. Культура диссидентства создала особый социальный тип «шестидесятников». Один из них, поэт Б. Окуджава писал о своем поколении, что оно баррикад не строило, бомб не бросало, оно выполнило свою задачу — разбудило общество, заставило его думать. За уходящей «оттепелью» начиналось время мучительных испытаний и проверок шестидесятников — совестью, долгом, чувством Родины, пониманием народных нужд. Не все это выдержали: наступал фарсовый и трагический последний акт тоталитарной драмы брежневского застоя. Помпезные празднования на высшем уровне, которые так любил Брежнев, сочетались с тайным усилением репрессий и борьбы с инакомыслием.

Развернувшееся в 70-е годы диссидентское движение имело две стороны: 1) выезд за рубеж части граждан (эмигранты) и 2) попытки индивидуальной борьбы против тоталитарного режима (диссиденты). Если эмиграция в целом завершалась успешно, то представители второго направления, как правило, попадали в тюрьмы, психбольницы и только в лучшем случае высылались за рубеж. Мощным толчком к повороту «верхов» вправо стали события 1968 г. в Чехословакии, которые внутри СССР обернулись «закручиванием гаек» в идеологии и культуре, преследованиями диссидентов, проработками и усилением догматических тенденций в общественных науках, изменением всей общественно-политической атмосферы в стране.

И как начало «оттепелей» было связано с искусством, так и их окончание связано с социокультурными реальностями: процесс над А. Синявским и Ю. Даниэлем (февраль 1966 г.) начал новую фазу неототалитаризма брежневского застоя.

С 10 по 14 февраля в Москве происходило действо, которому было суждено войти в историю под названием «процесс Синявского и Даниэля». Разбирался беспрецедентный в истории, литературе и юриспруденции случай — литературоведу Андрею Синявскому и переводчику Юлию Даниэлю, опубликовавшим за границей свои произведения, написанные в жанре «фантастического гротеска», в духе Гоголя и Салтыкова-Щедрина, было предъявлено обвинение по статье 70.1 УК РСФСР (антисоветская пропаганда и клевета на государственный строй). По меркам же нынешних времен эта проза не содержала резких нападок на существующий в СССР режим, в ней не было даже прямого реалистического отражения действительности. Вероятно, сработал принцип «не выноси сор из избы». А. Синявский и Ю. Даниэль были осуждены на 7 и 5 лет лагерей строгого режима.

Так было положено начало духовной реакции в стране. Интеллигенции, всему народу ясно давали понять, что идеи XX съезда уходят в прошлое. Из газет, журналов увольнялись прогрессивно мыслящие редакторы, журналисты. Ужесточилась цензура. Конец 60-х — начало 70-х годов ознаменовались травлей многих советских историков, чьи работы не вписывались в утвержденные каноны официальной идеологии, все более напоминавшей постулаты «Краткого курса». Литературные произведения, неугодные режиму, не публиковались, кинофильмы оставались на полках, не доходя до широкого зрителя.

Жесткому контролю Министерства культуры подвергалась театральная деятельность. В таких условиях многие творческие личности уходили в себя, в частную жизнь, другие эмигрировали. В разное время были лишены гражданства и оказались за границей будущие лауреаты Нобелевской премии поэт И. Бродский и писатель А. Солженицын, писатели В. Войнович, Г. Владимиров, В. Некрасов, режиссер Ю. Любимов, кинорежиссер А. Тарковский, художник О. Целков, музыкант М. Ростропович. С принудительного лечения в психиатрической клинике начался путь в эмиграцию известного художника М. Шемякина. Через тюрьмы, ссылки, психлечебницы прошли И. Чабай, генерал П. Григоренко, академик А. Сахаров и др. Преследованиям подвергались сотни деятелей культуры, науки, искусства, осмелившихся мыслить неугодным «системе» образом и так или иначе проявлявших свои взгляды.

Трагедия узнавания правды о репрессированной культуре оборачивалась драмой для тех, кто представлял тоталитарное «мы», кто был и жертвой, и проводником зла одновременно, разделяя с народом и страной ее крестный путь... Таким стало самоубийство А. Фадеева. Однако его осознанный приход к покаянию был скрыт партчиновниками: предсмертное письмо стало известно лишь через тридцать четыре года! В нем писатель говорит о невозможности дальше жить, о загубленном поколении талантливых людей, самоуверенно-невежественном руководстве партией культурой...

Началом переворота в сознании, новой ступенью инакомыслия стали рассказы А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича», «Матренин двор», «Случай на станции Кречетовка». Они явились не только дверью в «круги» сталинского лагерного ада: это был набат, обращенный к народной совести. Личности такого масштаба, как А. Солженицын, и такие публикации не могли никого оставить равнодушными. Они придавали смелости многим, ускоряли процессы самосознания личности, народа и еще раз убедительно свидетельствовали о том, что культура советского периода — это сложная диалектическая целостность, что она никогда не была единым монолитом. Противоречивость присуща и всей системе, и ее элементам. Живое, общечеловеческое в них причудливо соседст

⇐ Предыдущая21222324252627282930Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: