Ни один психоаналитик как в Вене, так и во всем мире не мог сравнитьсяс Фрейдом по репутации и авторитету. Еще до войны он начал расширятьпсихоаналитическое движение, и вскоре его теории стали разрабатыватьсядругими, причем не всегда так, как предполагал он. Но пока его словооставалось законом. Фрейд не терпел инакомыслящих и правил единолично. Венские коллеги были ему обязаны еще больше, чем остальные, из-заденег, потому что время от времени у него появлялись пациенты с твердойвалютой, которых он передавал им. Среди нуждающихся был "маленький Ранк",приближенный, который знал свое место. Фрейд не раз хвалил его в письмахдругим единомышленникам: "незаменимый помощник", "всегда верный", ученик,"который неизменно честен". Ранк большую часть войны был редактором военнойгазеты, где в основном высмеивал британского премьер-министра ЛлойдаДжорджа. Годы войны закалили его, и взгляд за толстыми стеклами очков был нетак уж мягок. Тем не менее он оставался бедным, и теперь, вернувшись в Вену,он вошел в список любимых аналитиков Фрейда, которые иногда получали впациенты американца-другого. Венских пациентов хватало, но даже если Фрейд брал с них сотни крон вчас, обесценившаяся валюта стоила очень мало. Американцы платили настоящиеденьги - по десять долларов наличными. Движение нуждалось в средствах,особенно для финансирования книг и журналов, а Фрейд был единственнымчеловеком, способным добыть эти деньги. Обещанное богатство от Антона фонФройнда, венгерского благодетеля, уменьшилось до более скромной суммы,отчасти из-за инфляции, отчасти потому, что в начале 1920 года Фройндзаболел раком. Но это было лучше, чем ничего. В Вене росло новое поколение аналитиков, которые, как и ихпредшественники, считали Фрейда "отцом" и руководителем. Среди них былВильгельм Райх, один из самых своеобразных врачей столетия. В то время онбыл молодым и бедным студентом-медиком; не находящий покоя человек, которыйувидел в работах Фрейда подтверждение своей идеи о том, что мы постояннообманываем себя. "Человек бежит от самого себя!" - записал он в своемдневнике в июле 1920 года. Все ложь - даже самая лучшая, самая искренно желаемая правда. 22.30.Ветер снова воет - нет, это трамвай! Что сейчас происходит в Вене: людинапиваются, их тела дико переплетаются, везде, от нижнего этажа до крыши -хочу ли я этого тоже? Да или нет? Родившийся в 1897 году в зажиточной еврейской семье в Галиции, Райх былтак же навязчиво увлечен сексом, как когда-то Фрейд, но, возможно, получилего слишком много, в то время как проблемой Фрейда было обратное. Личнаяжизнь Райха была несчастливой. Еще в детстве он участвовал в настоящейэдиповой драме с настоящим сексом и настоящей смертью. Он подсматривал заматерью, которая занималась любовью с его учителем, и сам желал ее; послеэтого отец, чрезвычайно ревнивый человек, заставил сына предать ее, а матьпосле этого покончила с собой, выпив отбеливатель. Все еще обучаясь медицинепосле войны, он посетил Фрейда и был им очарован, обнаружив, что все егослова и действия "пронизаны легкой иронией", и стал практикующим аналитикомеще до того, как получил диплом врача. Вскоре его начали опекать. "Я по-настоящему живу, - сообщает он своемудневнику в январе 1921 года, - у меня два платежеспособных пациента, которыхмне прислал сам Фрейд!" До того как проявились его радикальные идеи о ролиоргазма, его считали прекрасным, хоть и нетрадиционным, приобретением длядвижения, "акулой в пруду с карпами", как он однажды выразился, но преданнымучителю человеком*. * В 1934 году движение исключило Райха. В конце концов, разочаровавшисьво Фрейде, он в 1939 году отправился в США, заработал там дурную славу какизобретатель "оргонного аккумулятора энергии", кубика, который якобыконцентрировал энергию из атмосферы и мог вылечить заболевания от обычнойпростуды и сексуальной импотенции до рака. Благодаря этим действиям оноказался в тюрьме, где и умер в 1967 году. "Общество вседозволенности"шестидесятых годов провозгласило его знаменосцем сексуальности. Так Райхстал символом чувственных аппетитов, за которые критиковали Фрейда, хотя тотникогда не поддавался им сам. Елена Дейч, первая "современная женщина"-аналитик, интересовавшаясяженской сексуальностью, тоже пользовалась покровительством основателядвижения. Урожденная Розенбах (род. 1884), она тоже приехала с еврейскоговостока, из Галиции, а в 1913 году получила диплом врача в Медицинскоминституте Вены, где один из экзаменаторов был против, чтобы женщины посещалиего лекции, и обращался к ней, если в этом возникала необходимость,"господин Розенбах". Елена и венский врач, за которого она вышла замуж,Феликс Дейч, вошли во внутренний круг Фрейда. Фрейд анализировал ее в 1918году, перед тем как сделать аналитиком, и она влюбилась в него, что,собственно, и ожидалось от пациенток. Важной чертой венского сообщества был его домашний характер. Фрейднашел для мужа Елены место в английской миссии в Вене, что означало доступ ккофе и маслу. Вскоре Феликс стал личным врачом Фрейда. Когда у Фрейдапоявились проблемы со вздорным учеником, Виктором Тауском, который вернулсяс войны с нарушенной психикой и умолял, чтобы его подвергли анализу, онотказался и передал Тауска Елене. Тауск, беспокойная, но заметная личность, исчезнувшая из историипсихоанализа, потому что его считали обузой, вскоре после этого, в июле 1919года, покончил с собой, одновременно застрелившись и повесившись. Одной изпричин, вероятно, было то, что Фрейд отверг его. Фрейд часто сталкивался снездоровой зависимостью. Его реакция на смерть Тауска была выражена в письмеСаломе, которая когда-то была любовницей Тауска. Фрейд выразился удручающеедко: "Признаюсь, я не скучаю по нему. Я давно считал его бесполезным и дажепотенциально опасным". Фрейд всегда заявлял, что нужно смотреть правде вглаза, но это не делает подобную откровенность менее жестокой. Герберт Зильберер стал еще одним аналитиком, порвавшим с Фрейдом -вероятно, потому, что стал на сторону осужденного Штекеля еще до войны.Когда в 1922 году он написал Фрейду с просьбой принять его, тот отказал. "Ябольше не стремлюсь к личному контакту с вами", - содержалось в письме. Безсомнения, Зильберер тоже был нестабильной личностью, потому что вскоре подругим причинам повесился весьма необычным образом - так, чтобы его лицоосвещала свеча и жена тут же увидела его, когда войдет. Но на заднем планеэтой трагедии ощущается присутствие Фрейда. Лица вокруг Фрейда, иногда дерущиеся друг с другом за егоблагосклонность, после войны уже не играли такой большой роли. У негооставалось для них меньше энергии, а вопрос о том, кто станет егопреемником, был решен в пользу младшей дочери Анны. Она должна была стать неорганизатором и издателем - эти роли брали на себя Ранк, Эйтингон и Джонс.Фрейду к тому времени, как ему исполнится шестьдесят пять (это произошло в1921 году), нужно было иметь рядом человека, который мог бы в настоящем ибудущем стать "хранителем огня", фундаменталистом, цензором. Эту роль спустямного лет приняла на себя Анна, в начале двадцатых еще застенчивая молодаяженщина. Рядом с ним могла бы быть жена, пока тоже не состарилась бы, но Мартаникогда не участвовала в его работе. Из всех детей лишь Анна интересоваласьпсихоанализом - счастливая случайность. А может, и не случайность, потомучто отец делал все возможное, чтобы разбудить ее интерес, подталкивая ее крешениям, которые лишали молодую женщину личной жизни, заменяя еепрофессиональной. Была ли вторая альтернатива лучше первой, неизвестно, ноочевидно, что Фрейду нужно было именно это. В письме Саломе в марте 1922 года, написанном, когда Анна уезжала изВены на одиннадцать дней, чтобы навестить родственников в Гамбурге иБерлине, он признается, как скучает по ней, и добавляет, что уже давножалеет ее из-за того, что она "все еще сидит дома с нами, стариками"; потомон сознается в своей сильной потребности: Если бы она действительно ушла, я бы чувствовал себя так же одиноко,как сейчас, и так же, как если бы мне пришлось бросить курить! Пока мы всевместе, этого не осознаешь, по крайней мере, мы этого не осознаем. Эти "конфликты неразрешимы", по выражению Фрейда, и поэтому "хорошо,что жизнь рано или поздно кончается". Это был намек на то, что до его смертиничего не изменится и контракт Анны не будет расторгнут, пока он жив. Фрейд старался показать людям, что беспокоится о ее благополучии. Онсообщал Сэму Фрейду в ту неделю, когда Анне исполнилось двадцать шесть (вдекабре 1921 года), что она - "само благословение", если не считать того,что ока "все еще дома", то есть не замужем. Возможно, он сочувствовал Анне,но тем не менее ничем не стремился ей помочь. Частью процесса был психоанализ Анны, который проводил сам отец. Онначался в октябре 1918 года, как раз перед окончанием войны, и продолжалсятри с половиной года. Это "кровосмесительное" занятие не сочеталось ссобственной версией идеальной терапии Фрейда хотя бы потому, что ихотношения в реальной жизни смешивались с отношениями во время анализа. Какмог сформироваться образ отца, если человек, сидящий у изголовья кушетки,уже был ее настоящим отцом? Будучи основателем теории, Фрейд, конечно, былволен поступать так, как ему вздумается, но он занимался этим тайно, и оченьнемногим было известно, что он анализирует собственную дочь. Они обаговорили об этом только в очень тесном кругу, и многие десятилетия этот фактне упоминался в опубликованных материалах, в том числе и в биографии Джонса. Этот анализ, а также второй, который начался в 1924 году, рассказалФрейду о "подавляемой генитальности" Анны и о том, как ей сложноосвободиться от него. Он написал об этом Саломе, которая стала не только егодругом, но и подругой Анны. У его дочери были фантазии о том, что ее бьют.Это предположение основано на статье, которую Фрейд написал в 1919 году, подназванием "Ребенка бьют", и на статье Анны (с которой началась еепрофессиональная деятельность в области психологии) "Фантазии и мечты обитье", написанной в 1922 году. Обе статьи описывают анонимных пациентов, ноесть данные, что Анна является одной из пациенток в статье Фрейда иединственной героиней своей работы, написанной за полгода до того, как онаначала исцелять других. Молодая женщина описывает фантазии о мастурбации своему отцу - звучитдовольно странно. Считали ли они, что это поможет ей преодолеть личныепроблемы? Чему бы анализ ни научил отца и дочь, это или не остановило еепревращение в аскета, или укрепило ее в этом решении. Небольшой список претендентов на руку Анны начинается с Эрнеста Джонса,который, вероятно, не слишком надеялся на успех. За ним последовал ГансЛямпль, довольно бедный бородатый врач, который был школьным товарищемМартина. Он фигурирует в истории о том, как в начале двадцатых годов Аннаидет на новогодний бал. Они зашли в кабинет отца, тот дал им монетку насчастье и снова погрузился в свои бумаги. Бал в рассказе не описывается -эта история посвящена Фрейду. Не сама Анна сделала вывод, что Лямпль ей не подходит, - ей помог вэтом отец. Вместо того, чтобы родители следили за тем, кто может совратитьих дочь, за ним следила сама дочь и передавала все отцу. Она писала Фрейду виюле 1921 года, что они с Гансом "часто вместе" в "дружеских отношениях", иэто дает ей "ежедневные возможности убедиться в том, что мы правильнооценили его в прошлом году, и порадоваться этому". Ганс мудро отступил иженился на голландской женщине-психиатре. Зигфрида Бернфельда, еще одного представителя нового поколенияаналитиков (позже он развенчает идею "покрывающих воспоминаний"), тожевключали в число претендентов. Этот человек постепенно завоевывализвестность, но с дочерью Фрейда не снискал успеха. Макс Эйтингон, членкомитета с 1919 года, о котором ходили слухи, что он русский шпион, был начетырнадцать лет старше Анны, и она, по очень немногим свидетельствам,испытывала к нему очень теплые чувства. Но ее потенциал любви к мужчине былуже исчерпан. Ее кузен Эдвард Бернейс, молодой американец, который как раз тогдаизобретал рекламу в современном понимании, тоже фигурирует в этом списке. В1920 году он путешествовал пешком по Европе. Утверждают, что они немногопрошли вместе с Анной по Западной Австрии. Возможно, весь список женихов -за исключением Джонса, у которого была своя стратегия, - существует лишь длятого, чтобы поддержать мнение о том, будто после 1918 года у Анны были хотькакие-то шансы выйти замуж. Все ее братья и сестры состояли в браке. Бывший лейтенант Мартин Фрейдв декабре 1919 года женился на дочери адвоката, и тесть нашел ему работу вбанке. Оливер, который женился и развелся во время войны, в 1923 годусовершил вторую попытку, женившись на учительнице из Берлина. УравновешенныйЭрнст, архитектор, тоже женился на девушке из Берлина в 1920 году и, похоже,жил в большей гармонии, чем оба брата*. Их отец считал развод в семье отвратительным событием, и о первом бракеОливера в генеалогии Фрейда ничего не говорится. Брак Мартина длился до 1938года, пока его измены не надоели жене Эсти и она не ушла от него. Их дочь,Софи, которая стала социологом, выражает предположение, что ее"целомудренный и аскетичный дед передал по наследству получение сексуальногоудовольствия своему старшему сыну"**. * Двое сыновей Эрнста Фрейда выросли знаменитыми людьми: Люциан сталхудожником, а Клеменс (его имя было переделано на английский лад, Клемент) -писателем и членом английского парламента. ** У Мартина был том работ отца в красивом переплете под названием"Vier Krankengeschichten", или "Четыре истории болезни", который начинался санализирования Фрейдом сумасшедшего судьи Шребера, но неожиданно превращалсяв альбом с пустыми страницами. Именно там Мартин прятал фотографии своихлюбовниц. Этот том сейчас принадлежит Софи Фрейд. Две сестры Анны вышли замуж еще до войны. У Матильды не было детей,потому что по соображениям здоровья ей пришлось прервать беременность еще вначале семейной жизни. Два сына Софи, Эрнст, родившийся в 1914 году, иХайнц, родившийся в 1918 году, стали первыми внуками Фрейда. При рожденииЭрнста Фрейд прислал Ференци открытку со словами: "Очень странно! Забытоечувство, уважение к чудесам сексуальности!" Хотя он относился к маленьким детям строго и осуждал, когда ихбаловали, для Хайнца, похоже, было сделано исключение. Он называет его то"маленьким чертенком", то "самым смышленым и милым ребенком, какого якогда-либо видел". Мать Хайнца, Софи, умерла в 1920 году. Послевоенныеэпидемии гриппа унесли миллионы людей во многих странах, и, возможно, онастала жертвой одного из вирулентных штаммов, "исчезла, - написал Фрейд, -как будто ее и не было". Ее смерть в январе 1920 года, как считали некоторые приближенныеФрейда, повлияла на книгу, которую он написал в мае и опубликовал в том жегоду. Она называлась "По ту сторону принципа удовольствия". Это названиебыло ироничным: за удовольствием скрывалась смерть. Одна из идей книги,рассматриваемая тщательно и логично, заключалась в том, что у нормальныхлюдей якобы можно наблюдать примитивное психологическое "желаниеповторения", желание того, чтобы одно и то же происходило снова и снова.Фрейд убедил себя, что это говорит о бессознательном желании восстановитьпрежнее положение вещей. Поскольку жизни предшествует ее отсутствие, цельорганизма, таким образом, заключается в том, чтобы достичь неживогосостояния. "Итак, - писал Эрнест Джонс, объясняя это в своей биографии, - главнойцелью жизни должна быть смерть", - а инстинкт жизни, или "Эрос", находится впостоянном и неразрешимом конфликте с инстинктом смерти. Эту идеюпоследователи Фрейда приняли плохо. В частной беседе Джеймс Стречи назвал ее"жалкой путаницей". Инстинкт смерти, возможно, был предложен Фрейдом из-за егоэмоционального состояния: его обычный пессимизм, возраст и реакция на войну- все сыграло свою роль. Даже в самые счастливые моменты он был готовописывать реальность так, как ее видел. "Лучше... чтобы правду говорилипсихологи, - писал он, - чем если бы это осталось циникам". Смерть Софи,которая сделала 1920 год самым печальным периодом, была последнейсоломинкой, хотя Фрейд отрицал всякую связь между своей теорией и этойтрагедией - едва ли он мог признаться в таком ненаучном поступке, - иутверждал, что инстинкт смерти уже был включен в черновой текст до того, какСофи умерла. Свежие данные свидетельствуют о том, что изменения в рукописьбыли внесены после ее смерти. Это было тяжелое время. Фрейд был полонмеланхолии. Книга о смерти - естественное следствие. Пациенты с фунтами и долларами были небольшим облегчением, дуновениемсвежего ветра из внешнего мира. Практика Фрейда осталась такой до конца егожизни. Многие пациенты были его "учениками", которые учились искусствуанализа посредством того, что Фрейд анализировал их самих. Были этоавстрийцы или иностранцы, в них профессор видел скорее уже не источник новыхидей, а достойных (иногда не совсем) мужчин и женщин, к которым он применялметоды, к тому времени считавшиеся (по его мнению) совершенными. Сразу же после войны он начал принимать людей, которые в прошлом несоответствовали бы его жестким требованиям. С одного дантиста из Нью-Йорка,которого передал ему Джонс, Фрейд брал только полцены - потому, что он был"только наполовину американец. На вторую - венгерский еврей". Этот дантист,как заметил Фрейд, не был особо умен, а фактически был "молодым ослом". Но"пять долларов - это семьсот пятьдесят крон!". До войны Волчий Человекплатил сорок крон в час и считал, что это дорого. Теперь за сорок кронневозможно было купить даже дешевую сигару. Панкеев снова появился у Фрейдапосле войны, но его деньги ничего не стоили, а земля попала в рукибольшевиков. Фрейд лечил его бесплатно. Англосаксы попадали к Фрейду со своими устоявшимися взглядами.Англичанам сама идея консультаций у бородатого профессора в Вене ссумасбродными теориями о сексе казалась восхитительно развращенной, ипоначалу к нему обращались только самые самостоятельно мыслящие иэксцентричные люди. Джеймс Стречи (его семья, в последнее время много обсуждавшаяся, быланесомненно необычной и удивительно одаренной - биограф Литтон Стречи был егостаршим братом) познакомился с работами Фрейда через Фредерика Майерса иОбщество психических исследований в 1912 году. Ему был интересенпсихоанализ, насколько он смог его понять, и, поговорив с Эрнестом Джонсом,он решил стать врачом и записался в лондонскую медицинскую школу прибольнице. Через три недели он бросил учебу, а в 1920 году решил направитьсясразу в Вену, чтобы учиться у основателя движения. Фрейд не возражал против аналитиков без медицинского образования и бралс него низкую цену, фунт в час вместо двух, договорившись с ним, что оностанется пациентом в течение года. Стречи не испугался профессора и егоплохо отапливаемого кабинета. Он писал брату Литтону в ноябре 1920 годагде-то после месяца анализа: Каждый день, кроме воскресенья, я провожу час на диване профессора (уже34 дня) - и "анализ" кажется мне самостоятельной скрытой жизнью. Чтокасается самого процесса, он еще менее понятен, чем раньше; как бы там нибыло, иногда это удивительно интересно, а иногда чрезвычайно неприятно - такчто могу сказать, что в этом что-то есть... В начале часа все смутно -темный намек здесь, тайна там, - но постепенно все сгущается, начинаешьчувствовать, как внутри тебя происходят страшные веши, и ты не можешьразобраться, что же это такое; потом он начинает помогать тебе; тынеожиданно ярко что-то видишь; потом другое; и наконец перед тобойосвещается весь путь; он задает тебе еще один вопрос, ты даешь последнийответ - и в момент полного озарения профессор поднимается, проходит покомнате к электрическому звонку и провожает тебя до двери. Иногда бывало не так интересно, когда "ты лежишь целый час, как будтона живот тебе положили тонну груза, и просто не можешь выдавить из себя нислова". Фрейд, который с трудом понимал тихую английскую речь Стречи, был кнему расположен, так как Джонс подчеркнул, что этот человек из семьилитераторов может стать полезным в качестве переводчика. Чтобы представитьработы Фрейда англоязычному миру, требовалось что-то лучшее, чем пересказыБрилла. Джонс лучше чувствовал это, чем Фрейд, который иногда вел себя так,словно считал, что все переводы похожи друг на друга и его работы говорятсами за себя на любом языке. Когда Фрейд решил доверить работы для переводапервым попавшимся американцам, которых он анализировал, Джонс ужаснулся ипрочитал ему лекцию по поводу того, как редко встречаются люди, умеющиеправильно писать по-английски, "конечно, в Америке еще реже, чем в Англии".Джеймс Стречи был выбран Джонсом, а со временем с этим согласился и Фрейд. Англоамериканская жена Стречи, Элике Саргант-Флоренс, на которой онженился незадолго до анализа, отправилась в Вену вместе с ним и послеприступа "сердцебиений" присоединилась к мужу на кушетке, правда, в другоевремя. С ним Фрейд встречался по утрам, с ней - днем. Госпожа Стречи(которая стала переводить книги совместно с мужем) решила, что Фрейд -простой человек, либерально настроенный, но ортодоксальный, склонный клегковерности. Эти уверенные суждения, иногда покровительственногохарактера, были очень свойственны супругам Стречи, которые вскореперезнакомились со всеми фрейдистами Вены и Берлина. Анна Фрейд былапровозглашена "сентименталисткой", Бернфельд - "безнадежным педагогом",Лямпль - "жестокосердым и эгоистичным зверем". Эрнест Джонс, которыйспособствовал их вхождению во внутренний круг, получил характеристику"маленького животного". Стречи без колебаний приписывали стереотипные характеристики своимиполушутливыми и едкими словечками целым нациям. Типичный венец был"чрезвычайно провинциальным". Немцы как народ - "очень, оченьбесхитростные", а в области культуры - "трижды идиоты". Вирджиния Вульф, ещеодна звезда группы "Блумсбери", пренебрежительно относилась как кпсихоанализу, так и к психоаналитикам, хотя прогрессивное издательство еемужа, "Хогарт пресс", вскоре начало публикацию работ Фрейда*. "Блумсбери"держались впереди, но у них было право "крутить носом". Английскаяинтеллигенция двадцатых годов не сомневалась в своей значимости. * Госпожа Вульф, прочитав редакторские гранки работы Фрейда "Навязчивыедействия и религиозные практики" - она вышла на английском в 1924 году, -уничтожающе написала другу об инциденте в брачную ночь с красными чернилами,которые муж пролил на простыни, "чтобы скрыть свою импотенцию передслужанкой, но сделал это не в том месте, что повлияло на мозг его жены - идо сих пор она проливает кларет на обеденный стол. Мы все можем говорить отаких вещах часами, а эти немцы думают, что это что-то доказывает - кроме ихсобственного идиотизма". У Фрейда был двоякий интерес к англоязычным странам: он стремилсязаработать их валюту и распространить там психоанализ, особенно в США.Великобританию он всегда очень любил, но понимал, что настоящий объект длязавоевания находится за океаном. Презрение и отвращение, которое он частовыражал по отношению к американской культуре, вероятно, усиливалось еще итем, что психоанализ легко там укоренился и его нужно поддерживать, несмотряна все его соображения по поводу нахальства и стремления американцев кнаживе. Кроме того, ему было неприятно, что он так нуждается в американскихденьгах. В октябре 1920 года он связался со своим племянником Эдом Бернейсом,предложив написать популярные статьи для ньюйоркского журнала, пользующегосянеплохой репутацией, и дав не очень привлекательное название для первойстатьи: "Не используйте психоанализ в полемике". Бернейс обратился в"Космополитан", и журнал предложил по тысяче долларов за статью, огромнуюсумму, если они будут написаны на тему "Психическое место жены в доме".Фрейд отказался. Под "популярными" он подразумевал статьи, предназначенныедля образованных неспециалистов. Приблизительно в это же время Сэм Фрейд в Манчестере, читая старыйномер "Панча" в приемной дантиста, с "удивлением и радостью" увиделстихотворение о Фрейде и Юнге. Он отослал его дяде, но тот не порадовался.Стихотворение было весьма глупым. Популярность, вздохнул Фрейд, это угрозасерьезным открытиям. Тем не менее в зыбучих песках общественного мнения психоанализ началзанимать все более прочное место. Фрейд тут же согласился с предложениемБернейса, поступившим несколько лет спустя, о том, чтобы он возглавил"международную психоаналитическую организацию" с "научным фондом", в которуюбудут поступать желающие и распространять идеи психоанализа. К сожалению,люди не заинтересовались научными фондами. Они ждали от психоанализадругого. "Чикаго трибьюн" в июне 1920 года предложила Фрейду двадцать пять тысячдолларов за психоанализ двух студентов, Леопольда и Леба, совершившихнашумевшее убийство четырнадцатилетнего мальчика, потому что, какутверждали, они считали себя "ницшеанскими сверхлюдьми". Но в то время он влюбом случае не мог принять это предложение из-за здоровья, и поэтому ему непришлось раздумывать, поддаваться ли искушению получить сумму денег, которыхбы ему хватило на долгую обеспеченную старость. В том же году голливудский продюсер Сэм Голдвин предложил ему целоесостояние (говорят, что эта цифра составила сто тысяч долларов), чтобы онучаствовал в создании фильма о "великих любовных историях мира", начиная сАнтония и Клеопатры. Несомненно, главным для студии являлось бы имя Фрейдана экране и в рекламе. В глазах публики, несмотря на все свои старания,Зигмунд Фрейд теперь оказался символом сексуальных откровений, слишкомнаучным, но смелым и современным. Он отклонил предложение Голдвина. На следующий, 1925 год немецкий режиссер Ганс Нойман попытался вовлечьего в съемки образовательного фильма о психоанализе. Фрейд совсем этим незаинтересовался и оставил переговоры Абрахаму, который в то время былпрезидентом международной ассоциации. Научно-популярный фильм "Тайна души"был тут же сделан и показан в кинотеатрах. В рекламе сообщалось, что он снят"под руководством" Фрейда, что было совершенно неверно и чрезвычайно егораздражало. Джонс попытался запретить показ фильма в Лондоне, нобезуспешно*. * Психоанализ привлекал кинематографистов из коммерческих соображений.Сценарий так и не снятого немецкого фильма того периода, "Сенсационныеоткровения о ночной жизни человеческой души", был основан нахореографической версии "Трех очерков о сексуальности" Фрейда, где должныбыли сниматься мальчик-звезда Джеки Куган в роли молодого Эдипа и "ТиллерГерлз" в качестве эротических танцовщиц. Поскольку в это время имя Фрейда приобрело огромную известность, онстал и популярнее, и в то же время уязвимее. Репутация сделала его"новостью", объектом всеобщего внимания. В сенсационной историиамериканского пациента и его любовницы (доктора Горация Фринка и госпожиАнжелики Бижур) он едва избежал газетной шумихи. Фринк, который в 1905 году закончил Корнеллский университет, началработать психиатром, увлекся гипнозом и быстро перешел к психоанализу, ставпервым секретарем Нью-йоркского психоаналитического общества в 1911 году. Они его жена, Дорис Бест, были проанализированы на следующий год коллегой,доктором Тадеушем X. Эймсом, и он собирался посетить Вену в 1915 году, чтобыанализ продолжил сам Фрейд. Война сделала это невозможным. Эрнест Джонс сначала решил, что он "честный парень, но оченьограниченный", но тот в 1918 году опубликовал весьма полезную книгу онавязчивом поведении, и когда после войны психоанализу в США понадобилсялидер, а особенно местный редактор международного журнала, популярностьФринка в нью-йоркском обществе - а также раздражавшая Фрейда привычка Бриллане отвечать на письма - сделала его серьезным кандидатом. В феврале 1921 года он наконец отправился в Европу, чтобы подвергнутьсяанализу. Это был высокий и забавный человек, который провел в Вене несколькомесяцев, оправдав надежды Фрейда. Его и избрали из всех кандидатов. Никогокак будто не беспокоил этот империализм со стороны Вены. Фрейду было лучшевидно. Одной из скрытых причин того, что он выбрал Фринка, возможно, былаего старая предрасположенность выбирать неевреев в качестве миссионеров дляанглосаксов. Фринк вроде бы имел небольшие психологические проблемы. За год или двадо того он страдал от "токсических головных болей" и частичной потерипамяти, а в Вене у него были проблемы со сном. Подробности этого анализаникогда не публиковались. Но он рассказал Фрейду о связи с замужнейженщиной, Анжеликой Бижур, которая началась еще до войны, когда женщинастала его пациенткой. Фрейд посоветовал ему признаться в своих чувствах кней, сказав ему (как он позже объяснил доктору Эймсу): Я думал, что каждое человеческое существо имеет полное право стремитьсяк сексуальному удовлетворению и нежной любви, если видит способ получить ихи не смог найти этого у своей жены. Когда он выразил неуверенность, мнепришлось стать на сторону его подавленных желаний и таким образом выступитьзащитником желания развестись и жениться на госпоже Б. Муж Анжелики, Абрахам, был богатым бизнесменом из ньюйоркской семьиевреев-ортодоксов. У Анжелики Бижур были собственные средства. Они частоссорились, как по поводу его неудачного исполнения супружеских обязанностей,так и из-за ее дружбы с Фринком, которая, как она утверждала, быласовершенно невинна. Когда летом 1921 года анализ Фринка у Фрейда (за которыйплатила она) подходил к концу, она приехала в Европу, чтобы увидеться с ним.По пути она остановилась в Париже, где в то время был ее муж. Она была с нимв постели в тот же день и еще несколько раз позже. Тадеуш Эймс, которыйтеперь был аналитиком Абрахама - а также президентом Ньюйоркскогопсихоаналитического общества, - знал все подробности. Анжелика, по некоторымданным, каждый из этих раз получила удовлетворительный оргазм. К тому же онаподарила мужу жемчужные запонки стоимостью в пять тысяч долларов. Затем госпожа Бижур отправилась в Вену, где присоединилась к Фринку,встретилась с Фрейдом и узнала от него, что Фринк действительно ее любит.Позже она говорила, что ее любовник, когда она приехала, страдал отдепрессии. Фрейд, по ее словам, "посоветовал мне развестись, как из-за моегонеполноценного существования, так и потому, что 'если я сейчас отвергнудоктора Ф[ринка], он может никогда не вернуться в нормальное состояние и,вероятно, станет гомосексуалистом, хотя и скрытым'". Она утверждала, чтовосприняла некоторые из этих идей как "сумасшедшие галлюцинации". Анжелика Бижур не представляется очень надежной свидетельницей, ноочевидно, что и она, и Фринк считали, будто специалист рекомендует им разводи брак. К этому времени Фрейд уже избрал Фринка своим американскимзнаменосцем, поэтому был заинтересован в его выздоровлении. Будущее Фринка вдвижении, напомнил он Эрнесту Джонсу, "зависит от полной перемены в еголичных делах, которую он собирается совершить, но в успехе которой еще естьсомнения". Фринк и госпожа Бижур взялись за изменение своей жизни. Они поехалипоездом в Париж, где Абрахам ждал жену на вокзале, подошли к нему с улыбкойи заявили, что хотят пожениться. Затем все трое вернулись в Нью-Йорк наразных кораблях, и Абрахам обратился к своим адвокатам - похоже, егонастроила на это семья. Он написал письмо Фрейду, которое так и не отправил,где спрашивал: "Великий Доктор, вы ученый или шарлатан?". Впервые об этих осложнениях Фрейд узнал из письма Тадеуша Эймса всентябре, который как врач врачу объяснил ему, что происходит, ипредостерег, что адвокаты Бижура готовы "при достаточной провокации"передать историю в газеты и "совершить нападение на доктора Фринка ипсихоанализ". Бижур был готов дать жене развод, но хотел, чтобы Фринкаисключили из нью-йоркского общества. Если его не исключат, писал Эймс, иистория получит огласку, "газеты проклянут всех аналитиков Америки". В Центральной Европе газеты и обманутые мужья вели себя по-другому.Фрейд написал вежливый, но возмущенный ответ, Обвиняя американское"лицемерие и притворную мораль", и предложил нереалистичный выход: пустьнью-йоркские аналитики поддерживают Фринка в любом случае. Он провел граньмежду советом паре, которого он не давал, и помощью в том, чтобы признатьреальное положение вещей, которую он оказал: "Для меня это была честная исерьезная любовь, противопоставленная расчету. На этом мой интересзаканчивался". Публика, признавал он, может и не уловить этой разницы. Фрейд занимался казуистикой. Его взгляды на сексуальное поведение быливсегда двусмысленными. Традиционная мораль и жизнь холостяка интересовалиего в молодости, потому что проблемы холостяцкой жизни были все еще свежи вего памяти. Ему не нравились ограничения, но он не осуждал их. Позже у негопоявилась точка зрения, что цивилизация требует отказа от инстинктов. Безсомнения, это отражает тот факт, что он сам от них отказался. Но в глубинедуши он симпатизировал тем, кто использовал свои сексуальные возможности. Желание Фрейда увидеть, как Гораций и его Анжелика сыграют свадьбу полюбви, чувствуется во всей этой истории. "Госпожа Б. - сокровище длясердца", - пишет он Фринку 12 сентября 1921 года. "Награда стоит борьбы...Госпожа Б. станет прекрасной, когда будет счастливой". Абрахама онпрезрительно называл "знаменитым мужем госпожи Б." (письмо Фрейда Джонсу от6 ноября 1921 года). Печальная история становится еще печальнее. Характер Фринка оказалсяболее неустойчивым, чем Фрейд думал. Его жена писала ему трогательныеписьма, грустные, но не злые, которые он с тревогой показал Фрейду. Тотрешил, что они "холодны и разумны" и после развода "она станет тем, чем былараньше". Фринк не был уверен, как лучше поступить, и просил Фрейдапродолжить анализ. В это время в отдаленных штатах проходили разводы. ДорисФринк с двумя детьми в Нью-Мексико сделала так, как ей посоветовали адвокатыгосподина Бижура. Возможно, к счастью для Фрейда, Абрахам на следующий годскончался от рака. Это событие "упростило положение дел [Фринка] и исключиловсе возможности скандала в добродетельной Америке" (письмо Фрейда Джонсу от11 мая 1922 года). Летом 1922 года Фрейд смягчился и позволил Фринку вернуться на анализ.Они с Анжеликой приехали в Берхтесгаден, где Фрейды проводили лето, и"иногда" Фринк получал час лечения. Фрейд не любил нарушать свой покой вовремя отпуска, но Фринк, избранный лидер движения в Америке и человек,заслуживающий того, чтобы быть счастливым, явно был особым случаем. Вписьмах Фрейда также улавливается мысль, что Фрейд надеется на некоторуючасть денег Анжелики, которые пригодились бы движению. Когда Фрейды вернулись в Вену, Фринк и госпожа Бижур вроде бы поехаливместе с ними. Затем пара отправилась в Париж, чтобы начать приготовления ксвадьбе. Фринк один вернулся в Вену, и с ним случилось нервное расстройство.Он вел себя агрессивно в гостинице, страдал от эмоциональных перепадов игаллюцинаций: ему казалось, что ванна - это могила. Фрейду пришлось найтичеловека, чтобы присматривать за ним. Когда приехала Анжелика, Фринк ударилее. Несмотря на все это, в декабре они поженились и отправились на медовыймесяц в Египет. Но Фринк очень изменился. Его избрали президентом ньюйоркского общества(члены которого практически не знали о происходящем) в январе 1923 года,когда он был все еще в свадебном путешествии. Вернувшись с рецензией накнигу, чернящей Брилла, он тут же создал проблемы. Бывшая миссис Фринкумерла в мае от пневмонии - ему не разрешили с ней повидаться, - и он началссориться с Анжеликой. К концу 1923 года он был слишком болен, чтобыработать, и не мог исполнять функции президента. На следующий год он дважды лечился в психиатрической клинике Фиппса приуниверситете Джонса Хопкинса в Балтиморе. Анжелика решила развестись с ним.Он перерезал себе артерию и почти до смерти истек кровью. В конце концов онпочти выздоровел и прожил еще двенадцать лет, скончавшись от сердечногозаболевания в 1936 году, в возрасте пятидесяти трех лет. В клинике Фиппса его лечил Адольф Мейер, известный психиатр, которыйэмигрировал в США из Швейцарии в 1890-х годах. Моралист цюриховскогообразца, который не
