Классификация состязательных партийных систем

На рис. 5.3 дана классификация типов состязательных партийных систем и приведены примеры систем каждого типа. Мажоритарные и многопартийные системы отличаются друг от друга числом полити­ческих партий. Количество партий влияет на законодательный про­цесс и пути формирования правительств. В мажоритарных системах

Система коалиций большинства

Рис. 5.3. Классификация партийных систем по числу партий и степени межпартийного антагонизма.

либо просто доминируют две партии (как в Соединенных Штатах), либо существуют две главные партии и действуют электоральные за­коны, обычно обеспечивающие одной из них парламентское боль­шинство (как в Великобритании). В чисто многопартийных системах сочетание партий, структура избирательной поддержки и электораль­ные законы практически исключают завоевание одной партией боль­шинства в законодательном органе. Агрегация интересов в ходе после-выборного торга между партиями играет там решающую роль в опре^ делении направления политического курса. К числу многопартийных систем, где поддержка избирателями партийных коалиций на электо­ральном уровне оказывает существенное воздействие на формирова­ние правительств и определение политического курса, относятся, как уже упоминалось, Германия и Франция.

Степень антагонизма или поляризации партий влияет на уровень стабильности правительства. В консенсусных партийных системах партии, контролирующие большинство мест в законодательном орга­не, не слишком сильно различаются между собой с точки зрения политических курсов и в достаточной мере доверяют как друг другу, так и политической системе [13]. Данные характеристики типичны для партийных систем, подобных тем, которые изображены в верхней часта рис. 5.2, В такого рода системах может вестись напряженный торг

и идти оживленная политическая жизнь, но это редко угрожает сис­теме как таковой.

В конфликтных партийных системах в законодательном органе до­минируют партии, которые сильно расходятся между собой по прин­ципиальным вопросам либо враждебно настроены по отношению друг к Другу и к политической системе, как происходит, например, в Рос­сии. Если партийная система обладает определенного рода смешан­ными характеристиками, т.е. чертами и консенсусной, и конфликт­ной системы, мы классифицируем ее как консоциативую (со-обще-ственную), или примирительную. Аренд Лейпхарт использовал эти термины для описания партийных систем, в которых политические лидеры способны преодолеть глубокие различия между антагонисти­ческими группами избирателей [14].

Соединенные Штаты и Великобритания представляют собой со­временные образцы консенсусных мажоритарных систем, хотя и от­личаются по степени согласия. Они не являются в полном смысле слова двухпартийными. Помимо Лейбористской и Консервативной партий в Великобритании действуют Шотландская националистичес­кая партия, меньшая по размерам партия Уэльса, а также Либераль­но-демократическая партия. Однако парламентское большинство за­воевывает там, как правило, одна партия, и она же контролирует законодательную и исполнительную власть посредством дисциплини­рованного партийного голосования. В Соединенных Штатах периоди­чески возникают претендующие на роль третьей силы партии и кан­дидаты. (Последняя политическая партия такого рода была сформиро­вана преуспевающим бизнесменом Россом Перо, бросавшим вызов кандидатам от Республиканской и Демократической партий на пре­зидентских выборах 1992 и 1996 гг.) В связи с подвижками в програм­мах партийных кандидатов в президенты уровень согласия в стране меняется от выборов к выборам. Более того, рыхлая структура амери­канских партий, а также тот факт, что контроль над законодательным органом, с одной стороны, и исполнительной властью — с другой, часто принадлежит разным партиям, приводят к послевыборному тор­гу, подобно тому, как это происходит в консенсусных многопартий­ных системах. Показательными примерами консенсуаных многопар-тийньгх систем могут служить системы, сложившиеся в-Норвегии и Швеции. В каждой из этих стран действуют по четыре или пять партий — социалисты, аграрии либо центристы, либералы, консерваторы, мел­кие коммунистические движения. То или иное подмножество таких партий обычно бывает в состоянии — самостоятельно или в коали­ции — создать прочное правительство.

Наилучший пример мажоритарной конфликтной партийной сис­темы дает Австрия 1918-1934 гг. Антагонизм между социалистами и другими политическими силами принял там столь острые формы, что в середине 1930-х годов стал причиной кратковременной гражданс-

кой войны. Это столкновение привело к запрещению Социалистичес­кой партии, крушению демократического правительства и созданию авторитарной однопартийной системы. Австрийский опыт показывает также, как партийная система может меняться со временем. После Второй мировой войны лидеры двух крупнейших партий заключили тщательно продуманное коалиционное соглашение о распределении власти и взаимных сдержках и противовесах, ибо страна, восстанав­ливая свою экономику и добиваясь освобождения от оккупировавших ее восточные регионы советских войск, стремилась держать под кон­тролем возникавшие в ней конфликты. После двадцати лет правления консоциативной «Большой коалиции» партийный антагонизм сни­зился до такого уровня, когда стала допустима нормальная политика на принципах подчинения меньшинства большинству, хотя некото­рые элементы со-общественной системы сохранились. В последние годы партийная система Австрии приблизилась к консенсусной — време­нами с однопартийным, а временами с коалиционным большинством.

Франция, Италия и Веймарская Германия — прекрасные приме­ры конфликтных многопартийных систем с влиятельными коммунис­тическими партиями слева и консервативными или фашистскими дви­жениями справа. В таких условиях кабинеты приходилось формировать на основе центристских движений, которые сами расходились во мне­ниях по многим проблемам, что порождало нестабильность, плохое исполнение правительством своих функций и утрату доверия граждан к демократии. Эти факторы сыграли свою роль в ниспровержении де­мократии в Веймарской Германии, крушении Четвертой республики во Франции и правительственной нестабильности и отчуждении граж­дан от политики в* Италии.

Если говорить о событиях последнего времени, то тенденцию к воспроизводству подобного курса обнаружили недавно возникшие партийные системы стран Центральной и Восточной Европы. Напри­мер, на парламентских выборах 1995 г. в России в избирательных бюл­летенях фигурировали 43 партии — от коммунистов старого образца слева до националистических партий справа, и семь из них получили представительство в парламенте. Аналогичным образом, в 1997 г. в Польше в избирательной гонке приняли участи более дюжины партий, и шесть завоевали места в парламенте. Остается только надеяться, что это — следствие переходного периода, связанное со становлением новых партийных систем, а не предвестник нестабильности, терзаю­щей другие поляризованные партийные системы.

Смешанные консоциативные системы могут возникать в странах, где налицо серьезные конфликты и антагонизм на религиозной, эт­нической или социально-классовой почве. Co-общественные порядки способны открыть перед глубоко расколотой нацией путь к мирному демократическому развитию. Например, в Нидерландах руководство соперничающих движений, нашло основания для компромисса, обес-

лечившего взаимные гарантии для различных групп. В консоциатив-ных системах, действовавших после Второй мировой войны в Авст­рии и Ливане, противостоящие группы — социалисты и католики в Австрии, христиане и мусульмане в Ливане — выработали ряд согла­шений, создавших условия для формирования устойчивых правительств. Австрийское урегулирование базировалось на двухпартийной систе* ме, ливанское — на множестве небольших, персоналистских религи­озных партиях. Однако после 1975 г. под влиянием ближневосточного конфликта в Ливане произошел раскол, и страна была ввергнута в гражданскую войну.

Южная Африка прибегла к со-общественной практике в процессе перехода к демократии. Лидеры крупнейших политических партий бе­лого меньшинства и двух наиболее значительных сегментов черного большинства договорились (с огромным трудом) о порядке проведе­ния демократических выборов и формирования на их основе многопар-г тайного коалиционного правительства. Типично консоциативная черта «Временной конституции» переходного периода заключалась в том, что каждой партии, набравшей в ходе выборов более 5% голосов, гаранти­ровалось участие во власти и в правительстве, т.е. посты в кабинете. Как свидетельствует противоположный по своему характеру опыт Австрии и Ливана, консоциативные порядки (и сама способность договориться об их установлении) дают глубоко расколотым демократиям надежду, но отнюдь не гарантируют долговременный успех.

Из всего этого следует, что, хотя число партий влияет на уровень политической стабильности, более важную роль играет степень анта­гонизма между ними. Многопартийные системы с относительно уме­ренным антагонизмом между партиями, безусловно, способны со­хранять стабильность и эффективно функционировать. Но там, где партийные системы состоят из крайне антагонистически настроен­ных по отношению друг к другу элементов, постоянно присутствует угроза крушения и гражданской войны вне зависимости от числа партий. При возникновении кризиса готовность партийных лидеров к сотруд­ничеству и защите демократии может иметь решающее значение для ее сохранения. Не исключено, что в условиях многопартийности и представительства легче договориться о такого рода обязательствах [15]. Некоторые новые демократии Восточной Европы и Латинской Америки, особенно расколотые в языковом или этническом отноше­нии, сталкиваются с подобными проблемами.